Глава 2 (1/1)

ПредпочтенияЕсть два типа людей: одним нравится подчиняться, другим нравится подчинять. Только два, это он точно знает. Все разговоры о равноправии – это как проповедь вегетарианства для пожирающего добычу льва. Идеи насчет смены роли – лишь попытка углубиться в свою, увидеть себя чужими глазами, постичь свою природу, но не изменить. Семейный терапевт, которого они посещают несколько лет подряд, просто чтобы быть уверенными – все идет так, как надо, и у них все действительно хорошо – как-то раз предлагает им сыграть в ?списки желаний?. Несколько сессий они сравнивают свои списки, в которых перечисляют рождественские подарки, идеальные места для отдыха, будущие профессии детей, любимые блюда, свои хобби, и тому подобное. Пока, наконец, не добираются до сути дела. Терапевт предлагает им оставить списки конфиденциальными и не сравнивать, но, смеясь, его жена говорит: - О, нет. Вот самое интересное я не пропущу.Они меняются списками, и какое-то время хохочут, зачитывая вслух то, что написано. ?Вы хотите это обсудить??Конечно, они хотят. Она хочет. Ему немного… черт, ему все равно. Она знает его так давно, что в списках не нуждается (хотя он умеет удивлять, что уж там, например, ?дрель с алмазными наконечниками? на Рождество, и она, такая: ?Ты серьезно??).- Наручники, да, - беспечно говорит она. – Кляпы, нет, определенно нет. Ошейник, нет, это унизительно, черт возьми. Связывание, гм. Скорее всего, но нужны гарантии, что ты сможешь меня развязать, у тебя иногда руки не из того места. Секс втроем? Ну, возможно, если третьим будет мужчина… Ах, нет, тут продолжение, ?секс втроем с еще одной девушкой?. Мы это уже обсуждали, кажется? Не помню. Но. Н-нет, пожалуй, откажусь.Она обсуждают это, приводя разумные и не очень аргументы, и, в конце концов, приходят к выводу, что он грязное животное, но за это она его и любит. Потом они обсуждают ее список, и он, скажем так… менее порнографичен и более физиологичен. Но на первом месте, конечно же: Я хочу, чтобы мы чаще виделись. Чтобы ты чаще к нам возвращался. С сессии они уходят окрыленные: все высказано, продумано и проговорено, это ли не свидетельство поистине крепчайших супружеских уз.Люди, созданные для подчинения, говорят и выглядят по-другому, у них особенный взгляд. Ты выцепляешь его в толпе, если достаточно умен и натренирован, ты ловишь его на вечеринках, ну и, разумеется, если ты отправляешься в закрытый клуб, ты распознаешь этот взгляд с полпинка, даже если его обладательница в ста метрах от тебя пьет свой дорогущий коктейль и делает вид, что пришла просто потанцевать.Актерство циничная профессия, но и полезная: учит читать человека по движениям, жестам. Но увидеть тот самый взгляд дано совсем не каждому, тут нужны годы тренировок, и не просто упражнений в постели или актерских приемов. Он наблюдает со стороны, устроившись в углу темного зала, и свет танцевальной зоны помогает ему: выхватывает чьи-то лица, он листает их, словно каталог. Нет, слишком взрослая, слишком требовательная. Нет, слишком молода, глуповата, избалована. Нет, она пришла сюда просто чтобы найти секс на вечер. Нет, это вообще переодетый парнишка (кого они пытаются обмануть? Или же приманить? Кто знает…Люди в толпе открыты, как книги, даже когда хитрят).Его жена разрешает ему бывать здесь, более того – она настолько милая, понимающая, добрая и разумная, что ему позволено искать здесь пару для игры. Но, конечно, никакого секса. Только игра. Преследование, захват, доминирование. Затем они расходятся, и больше никогда не встречаются, а если и встречаются, он не помнит. Девушка? Возможно, запомнит. Но люди из Темы не то, чтобы обладают длинной и цепкой памятью. Они ищут удовлетворения, а не пару. Он может с таким же успехом закрыть лицо повязкой, маской, или ничего не закрывать – он здесь один из множества, а множество это всегда ничто, никто.Итак, господин Никто в поисках женщины Никто. В конце концов, они обмениваются вторым взглядом. Кивок, короткий полупоклон, длинный коридор с красными лампами, уводящий в крыло для игр. Ошейник, поводок, повязка на глаза, если она не возражает. Короткий список ?да? и ?нет?, он говорит:- У меня не так много запросов. И я не люблю игрушки. Затем она позволяет ему играть. В этот вечер, наблюдая за женщинами в толпе, он находи взглядом одну, и сразу выбирает ее. Она выглядит довольно уверенной в себе, и их взгляды встречаются почти сразу. Она высокого роста, он видит высокие шпильки, длинные ноги идеальной формы. Ее светлые волосы обрезаны до подбородка, уложены в каре, овальное лицо практически безупречно. У нее светлые глаза, большие и невинные, обрамленные густо накрашенными ресницами. Когда она идет по коридору, не оборачиваясь, уверенная в том, что он последует – он изучает ее гладкую спину в дерзком вырезе короткого черного платья. Гладкие мускулы под белой кожей, но… Немного не так, думает он внезапно, и эта мысль так странна, так не по-здешнему неправильна, что он невольно останавливается. Женщина слышит это, чувствует его замешательство. Она оборачивается, и линия ее подбородка, ее розовая помада, ее тонкий и короткий носик – все кажется ему каким-то разрушительно неправильным. Не так. Не такая. Не так.Все же он преодолевает свое смущение, делает ей знак рукой, и она, отвернувшись, ускоряет шаг. Когда он заходит в ?комнату отдыха?, она стоит посреди нее, опустив руки вдоль тела. Он видит золотые браслеты, говорит:- Сними это. Можешь?Она молча стягивает их с тонких запястий.- Разуйся.Она вышагивает из туфель и становится на десять сантиметров короче. Он подходит и смотрит сверху вниз в ее огромные зеленые глазища. От ее волос приятно пахнет, каким-то особенным парфюмом – роза, земляника, нечто сладкое, влажное, но не противное. - Не шевелись.Он тянет вниз молнию на платье, и платье распадается, соскальзывает вниз.- Как только чувствуешь дискомфорт, мы останавливаемся, - негромко говорит он. – Ты дашь мне знать, что происходит? Я буду внимателен. Я обещаю. Ты меня поняла?- Да. - Хорошо. Он выбирает ошейник из лежащих на столе, берет тонкий, выглядит он скорее как модное украшение. Но ему не хочется ее спугнуть настоящим собачьим ошейником, да и страх – не то чувство, которое способствует хорошей игре. Может быть, ему хотелось бы внушать им больше страха, задеть настоящее, пробудить глубинное - но кто знает, куда приводят такие желания. Ему говорили о людях, которые, приходя в такие места за удовольствием, уходят с горечью, распаленные, несчастные, ищут настоящей боли или унижения и, в конце концов… все это плохо кончается. - Как тебя можно называть?Она говорит ему имя, скорее всего, придуманное лишь для таких вечеров. Он говорит ей, как к нему обращаться, и отдает ей ошейник. Садится в кресло, закинув ногу на ногу. Он немного возбужден, но лишь до такой степени, чтобы не прекращать игру. Приказывает ей взять ошейник в зубы и подползти к нему. Платье падает к ее ногам, и она двигается грациозно, легко, ей не впервой выполнять такие приказы, и это тоже его немного разочаровывает. Но и заставляет отдавать приказы все жестче и жестче. Она ползет к нему, перебирая длинными руками, аккуратно переставляя по полу точеные колени, воплощение изящества, порочности и красоты, которая отдает себя на поругание пороку, но ведь это именно то, чего ему хочется, правда?Он и сам не знает. Он играет с девушками много лет, никогда не заходя дальше простых и понятных приказов, любуется ими, оценивает, сравнивает, но всегда остается простор для воображения, некое пустое пространство внутри него, которое он волен заполнить собственными фантазиями или своей реальностью.И до сегодняшнего вечера его реальность вытесняет игру, потому что, когда он отпускает партнершу, он уже достаточно возбужден, чтобы доехать до дома и взять то, чего хочется. Секс после игры - секс с его женой - всегда невозможно яркий, ослепительный, жаркий, как солнечный ветер.Иногда он рассказывает ей о том, как играл, и она заводится, но сама она не из тех, кто в восторге от команд и приказов. Ее подчинение имеет иное свойство, это подчиненность души, открытость во всем. И он понимает и принимает эти условия.До сегодняшнего вечера. Сегодня ему приходит в голову, что, будь на то его воля, он заставил бы девушку снять с себя эти кружевные трусики, развернул бы к себе спиной, пригнул бы ее голову к ковру, так, чтобы ее лицо (не то лицо, которое он хочет видеть вообще) было вдавлено в пол – и закончил бы игру совсем иной сценой. Он болезненно возбужден к той минуте, когда светловолосая, с короткими прядями прямых волос, голова касается его колена.- Не поднимай лица, - говорит он тихо. Его тошнит и от собственного голоса, и от приказа. Он ненавидит эту простую и искреннюю мысль, которая пронзает до самых позвонков: сегодня в список его желаний добавлено еще кое-что. Светлые волосы. Высокий рост. Длинные ноги. Короткая стрижка. Маленькая грудь. Теперь они идут первыми пунктами, и это выводит его из себя, выбивает из равновесия, расшатывает всю тщательно выстроенную, годами отработанную, систему его удовольствий. И это мучительно. И это невозможно. Унизительно. Этим вечером он впервые приказывает девушке принести ему короткий кожаный ремень и наносит ей несколько, пусть символических, но вполне чувствительных ударов. Она взвизгивает и течет, и ее крики переходят в стоны, и она не отшатывается, более того, она просит еще и еще. И он останавливается. Он в ужасе. Он пытается выбить из нее то, что ненавистно ему в себе самом.