Глава 5. Выход из шкафа (1/1)

—?Что ты сделал?!Истеричный вопль сорвался с губ прежде, чем Байрон успел понять, что не хочет слышать ответа на свой вопрос. Он зажал уши трясущимися ладонями и зажмурился так крепко, что перед глазами запрыгали разноцветные искорки. Не надо. Пусть он промолчит. Пусть ему все послышалось. Это просто не может быть правдой. Этого не должно было случиться. Никогда.Молодой мужчина с растерянным выражением блестящих черных глаз быстро подошел к американцу и, крепко сжав его запястья, насильно отнял руки от лица.?— Дин, в чем дело? Я думал, ты будешь рад…Байрону было страшно взглянуть на него. Но последние прозвучавшие слова привели парня в ярость и заставили хотя бы на время забыть о всепоглощающем страхе.?— Я думал,?— холодно передразнил бойфренда Один,?— подобные решения слишком серьезны, чтобы принимать их в одиночку.Парень вырвался из рук?— уже бывшего? —?друга и с силой оттолкнул его от себя. Американца буквально трясло от гнева. До сегодняшнего вечера он и не подозревал, что знает столько ругательств на русском и что способен так орать. Однако смысла в его яростных криках и обвинениях было немного: Тимур искренне не понимал, что натворил. Не мог понять. Он ведь не знал, что Байрон скрывал их отношения вовсе не от мира, а от одного человека, чье мнение для него важнее, чем все остальные вместе взятые. Странно, но этот факт только сильнее распалял безумие американца.Наконец, он замолчал. Слова не закончились, но к горлу подступил горький комок, мешая не что говорить, а даже дышать. Один закашлялся, и так и не получившие необходимой порции кислорода легкие неприятно сжались. Боль захлестнула его целиком: пронзила сердце, сжала ледяной рукой желудок, ударила в грудь, вскружила голову, свела судорогой ноги и руки до самых кончиков онемевших пальцев.Тимур вернулся домой позже обычного в приподнятом настроении (кажется, русские в таком случае говорят: ?сияя, словно начищенный самовар?) и с порога, без лишних предисловий, заявил, что совершил каминг-аут. Это его выбор и все было бы совсем не страшно, если бы он не назвал во всеуслышание имя своего бойфренда и не сделал ему предложения.Что теперь будет? Что будет, когда он обо всем узнает?Ярости как не бывало, а вместе с ней?— и сил держаться на ногах. Байрон с полными отчаяния стоном сполз вниз по стене, упал на колени и обхватил голову руками.?— Он… ни-никогда… м-м-меня… не простит… —?едва слышно, сквозь подступающие рыдания произнес он.Лицо обожгло что-то горячее, с горьким привкусом соли. Один не сразу понял, что плачет. Приглушенный голос Тимура доносился невнятно, словно был не в силах пробиться сквозь окутавшую его пелену мучительного ужаса перед неизвестностью. Нет, наоборот,?— известностью, в которую ему так не хотелось верить.?— Мы такие, какие есть. Почему бы не сказать об этом? Мы же любим друг друга, разве нет?Слезы еще не высохли, а Байрон уже смеялся в ответ.?Я не люблю тебя.??Никогда не любил.??Я люблю его.??И он никогда не примет меня таким, какой я есть. Так что какой во всем этом смысл??Смех оборвался так же резко, как и начался. Окончательно сбитый с толку Тимур опустился на пол рядом с бойфрендом, осторожно положив руки на его вздрагивающие плечи.?— Да что с тобой такое?Тот опустил голову и не реагировал. Мужчина взял парня за подбородок, провел кончиками пальцев по невысоким скулам. Решив на деле доказать ему свою любовь и не ожидая сопротивления, приблизился к губам Одина, но остановился в каким-то миллиметре от его лица, поймав пустой, ничего не выражающий взгляд темно-серых глаз.?— Я могу что-нибудь сделать? —?внезапно оробев, спросил мужчина.?— Ты уже все сделал,?— равнодушный тон любимого голоса задел сильнее, чем разъяренные крики.?— Уходи, Тимур.?— Дин…?— Убирайся!Глубокий вздох и?— по второму кругу: полный злости крик, истерика, исступленные слезы, смех сумасшедшего. С той лишь разницей, что теперь Один был единственным свидетелем своей отнюдь не минутной слабости. Но ему, конечно, не было никакого дела до того, слышит ли его кто-то или нет. Байрон думал, что еще немного, и он лишится рассудка, ведь последние два года все к тому и шло. Он больше не мог сдерживаться. Не после того, что случилось сегодня. Скелет, который американец столько лет бережно хранил вдали от чужих глаз, вдруг, без разрешения, с оглушительным грохотом вывалился из шкафа и вот-вот уничтожит все самое дорогое, что было у Одина в его жалкой, ничтожной жизни.Хлопнула входная дверь, и в опустевшую квартиру ворвался сквозняк. Он прокатился по полу ледяной волной и укусил босые ноги американца, заставив того умолкнуть и содрогнуться. Парень не знал, сколько времени просидел вот так, на полу, дрожа от предчувствия чего-то очень, очень плохого. Он не ощущал ничего, кроме холода, который вернулся из недолгой отлучки и вновь заключил Байрона в свои объятия. Даже боли не было: она, наверное, придет чуть позже, когда спадет оцепенение. Парень хотел потерять сознание, не думать и не помнить, но желанное забытье все не приходило. За окном злобно завывал ветер, а на стекло оседали первые снежинки: зима медленно вступала в свои права. Самое время. Внутри Одина словно раскинулась арктическая пустыня. В сгустившемся вокруг ночном мраке страх вернулся и, как хищный паук, принялся плести вокруг него свои липкие сети. Сердце стучало тяжело и ужасно громко, то и дело сбиваясь с ритма. Что-то надвигается. Что-то страшное и необратимое.Надо уснуть. Может, утром окажется, что это всего лишь сон? Актер не помнил, как добрался до ванной комнаты, вытащил из зеркального шкафчика домашнюю аптечку и принялся расшвыривать вокруг себя разноцветные коробочки, лихорадочно ища нужное лекарство. Буквы расплывались перед глазами. Каким-то чудом Один нашел снотворное и, приняв сразу три таблетки, шатаясь и держась за стены, двинулся в сторону спальни. Он не боялся передозировки?— куда страшнее было бы проснуться и понять, что ему все это не приснилось.?Пожалуйста, пусть это будет сон. Пусть это будет сон. Пусть это будет… ?Он открыл глаза, почувствовав, как чьи-то теплые пальцы коснулись его губ. Щекотно. Нос уловил знакомый запах дорогого парфюма раньше, чем взгляд сфокусировался на лице нависшего над ним Охлобыстина. Один растерянно улыбнулся, не до конца понимая, что происходит. Это, собственно, было не так важно, главное?— он здесь. Улыбка не исчезла, даже когда парень наконец осознал, что ему это только снится. Словно желая подтвердить его догадку, Иван наклонился ближе, поцеловал его в шею, чуть ниже и левее кадыка, и прошептал на ухо:?— Я скучал по тебе, Дин.Байрон с готовностью выгнулся навстречу мягким губам, исследующим его тело жадно, словно в первый раз, хотя старший друг знал наперечет все самые чувствительные места. Раньше Одину часто снились такие сны. Они не имели сюжета и были практически неотличимы друг от друга, но американец не жаловался на их однообразие, наслаждаясь той стороной отношений с Охлобыстиным, о которой уже давно перестал мечтать наяву. По утрам для него стало доброй традицией закидывать постельное белье в стирку и принимать холодный душ, хотя ледяная вода очень скоро перестала приносить облегчение, а еще было мучительно стыдно смотреть старшему другу в глаза, мысленно воспроизводя детали их ночного свидания, но он был уже не в силах отказаться от этих снов, словно наркоман от наркотика. Байрон стал спать намного спокойнее, когда разделил свою постель с Тимуром и честно попытался забыть о наваждении, порой не давая мужчине покоя всю ночь напролет. Видимо, тот, ненастоящий Охлобыстин именно это и имел в виду, говоря, что соскучился.Однако сейчас что-то изменилось. Ласковый шепот превратился в рассерженное шипение, а поцелуи оставляли на коже кровоточащие следы: друг зачем-то пустил в ход зубы. Один попытался отстраниться, но тут же вскрикнул от боли: запястья и лодыжки были перетянуты кожаными ремнями так сильно, что по рукам и ногам струилась кровь.?— Что ты делаешь?Улыбка Ивана превратилась в хищный оскал, а в следующую секунду он ударил Байрона по лицу. И еще раз. И еще. Щеки пылали, из глаз лились слезы. Сильные руки сомкнулись на шее парня, губы прижались к его губам и принялись терзать их укусами.?— Заткнись!Горячее дыхание, словно в насмешку, пахло приятно, свежестью. Байрон почувствовал металлический привкус во рту и, повернув голову, сплюнул алый сгусток крови. При виде окрасившейся красным простыни его сердце приготовилось выпрыгнуть из груди. То самое страшное и необратимое произойдет прямо сейчас. Он знает. И очень злится.Охлобыстин быстрыми движениями сорвал с него одежду и не глядя швырнул растерзанные клочья ткани на пол. Затем, криво усмехнувшись, резким толчком перевернул на живот и, схватив за волосы, вдавил лицом в подушку. Один сопротивлялся, но в ответ на каждую попытку вырваться мужчина бил его и прижимался все сильнее, словно хотел раздавить. Цепкие пальцы вонзались парню в предплечья, оставляя характерные отметины. Байрон попробовал закричать, но вместо крика из его горла вырвались лишь странные звуки, что-то среднее между поскуливанием и всхлипами.Все происходило очень медленно, а боль?— от ударов и та, что разрывала его изнутри,?— была слишком яркой и реалистичной для ненастоящей. Но так не могло быть. Это сон. Это всего лишь сон.Один проснулся с диким криком и с удивлением понял, что лежит не на кровати, а на полу. Должно быть, упал во сне. Очень болела спина, руки и ноги затекли от неудобной позы. Байрон поднял голову: небо только начинало светлеть. Обессилевший после ночного кошмара, он не захотел возвращаться в постель, а стянул на пол подушку и одеяло и закрыл глаза, думая, что у него еще есть немного времени до звонка будильника. И моментально вскочил, вспомнив о вчерашнем вечере.Где-то в другой комнате телефон издал негромкий шум, заставив Байрона вздрогнуть от неожиданности и подтверждая его страхи. Это ведь не будильник, да?Одно входящее сообщение и одиннадцать цифр до боли знакомого номера.Один искал телефон очень долго, не помня, где оставил его вчера, но когда наконец нашёл, не решался прикоснуться к нему ещё дольше.Одно входящее сообщение, одиннадцать цифр до боли знакомого номера и несколько тысяч догадок о его содержании, теснящихся в голове американца.?Парень, скажи мне, что это неправда.?Нет, все намного хуже. Ощущение, будто в груди?— сквозная рана. Пуля прошла навылет, задев легкие. Кружилась и болела голова. Где-то на краю сознания билась мысль, что ему все это кажется, что никакой раны нет, что легкие в порядке, но Один, не слушая доводов рассудка, хватал ртом воздух и задыхался.Одно входящее сообщение с пометкой ?прочитано?, одиннадцать цифр, шесть слов, точка и ссылка на новостную ленту Яндекса.?Каминг-аут молодого казахского режиссера??Тимур А. признался в гомосексуальности и назвал имя своего бойфренда??Звезда сериала ?Интерны“?— гей??Под громкими заголовками пестрели неизвестно откуда взявшиеся фотографии с их совместного отпуска, проведенного за границей, в стране, где им было не нужно скрывать свои отношения. Двух парней, мирно пьющих кофе в прибрежном кафе и что-то оживлено обсуждающих, еще можно было принять за друзей. Но тех же двух парней, что идут по пляжу, держась за руки и счастливо улыбаясь,?— уже нет.Нет. Нет, нет, нет, нет, нет… Нет!Страх парализовал его на несколько минут. Подрагивающие губы беззвучно повторяли как заведенные: ?Этого не может быть. Этого не должно было случиться.? Руки тряслись так сильно, что Байрону потребовалось три попытки, чтобы попасть пальцем на иконку ?Сообщения?.?Это правда.?Удалить.Написать просто ?да? или ?нет?? Неопределенный ответ помог бы выиграть время. Что за бред, зачем? Ему все равно не спастись.?Это правда.?Удалить.Что еще он мог сказать??Прости меня.?Сохранить как черновик.Извинения не помогут.Все вокруг рушилось на глазах. Телефон жалобно пискнул и отключился, не выдержав ожесточенной бомбардировки звонками, SMS-ками, сообщениями в WhatsApp и на Facebook, твитами и комментариями к твитам от родных, друзей, коллег, знакомых и поклонников.Holy shit.*Байрон не нашел ничего лучше, кроме как залезть обратно в кровать, отвернуться к стене и с головой спрятаться под одеялом. Спать не хотелось. Хотелось умереть.Один собирался на работу механически, как во сне, и несколько раз возвращался, забыв то телефон, то ключи от машины, то документы. За рулем американец был как никогда рассеян, думал о своем, пытаясь представить себе реакцию Охлобыстина, но, едва не врезавшись в ограждение, заставил себя сосредоточиться на дороге. Будь что будет. Все равно уже ничего не исправить.И все же, когда он наконец добрался до съемочной площадки, опоздав на час, ноги дрожали и упорно отказывались нести его в павильон. Глубоко вздохнув и сжав ладони в кулаки, Байрон шаг за шагом преодолевал расстояние и собственные страхи. Одни при виде американца приветливо улыбались, будто ничего не произошло, другие отводили взгляд и делали вид, что не замечают парня.?— Подожди, Дин,?— Демчог перехватил его у гримерных. —?Это правда?Повисла долгая пауза. Вадим крепко держал его за плечо, не давая вырваться, и буквально сверлил тревожным взглядом.?— Да,?— тихо сказал Байрон.?— Я догадывался,?— спокойно произнес Вадим.Серые глаза парня в панике бегали по лицу друга.?— И что ты об этом думаешь??— То, что думаю я, для тебя не имеет значения,?— мрачно усмехнулся Демчог. —?Важнее, что думает он.Тяжело вздохнув, мужчина с явно неохотой отпустил его плечо и кивнул в сторону гримерки, отвечая на вопрос Одина, который тот все не решался задать:?— Где-то там был. Мне жаль тебя, парень. Правда, жаль.Он увидел Ивана в противоположной конце извилистого коридора. Тот шел на съемочную площадку, но, заметив друга, замер, как вкопанный, забыв обо всем на свете. Не сводя глаз с лица Охлобыстина, Байрон сделал шаг к нему, как вдруг вокруг него образовалась толпа. Им не было дела до Одина, каждый спешил по своим делам?— гримеры, художники по костюмам, операторы, массовка, ассистенты,?— но каким-то непонятным образом их пути пересеклись именно здесь, в этом узком и извилистом помещении, а растерявшийся парень оказался в самой гуще разномастной толпы. Встав на носки, он взглянул поверх голов, увидел, что старший друг все так же стоит и смотрит на него, и принялся осторожно пробираться вперед. Ему хотелось бежать то к нему, то от него?— желания сменялись со скоростью света, и американец не успевал как следует обдумать ни одну из приходивших ему в голову мыслей. Уже в противоположном конце коридора он споткнулся о чей-то гипс и чуть не упал мужчине под ноги. Выпрямившись, поймал все тот же пристальный, немигающий взгляд и почувствовал, как внутри все съежилось от страха.?— Скажи мне, что это неправда.Лицо мужчины было непроницаемым, но хриплый от волнения голос выдавал его с головой. Теперь к паническому ужасу прибавилось чувство вины. Старший друг верил ему до самого конца. Американец с пугающей ясностью понял, что написать было бы гораздо проще, чем произнести те же самые слова вслух, глядя Ивану в глаза.Прошла секунда, две, три. Байрон молчал и лишь умоляюще смотрел на мужчину. Наконец, написанное на его лице неверие сменилось отвращением, глаза потемнели от гнева, а и без того тонкие губы сжались, став почти невидимыми. Он развернулся на каблуках и ушел, не проронив больше ни слова.?— Прости,?— еле слышно прошептал ему в спину Один и тут же почувствовал, как в груди открылась новая рана, больше и больнее прежней. Сердце стучало все медленнее, запинаясь, и каждый удар мог быть последним. Но обморок не пришел и сейчас. Парень едва удержался от желания лечь прямо на пол и закрыть лицо руками. Вот и все.Следующие несколько дней для американца были страшнее, чем любой из его ночных кошмаров. И вновь в главной роли был Охлобыстин. Наяву он не кричал на него, не избивал, не привязывал к кровати и не насиловал. Нет. Он просто делал вид, что Одина не существует. Игнорировал его присутствие, а на съемочной площадке смотрел не на парня, но сквозь него, словно он был не более чем призраком. Казалось, что доктор Быков разговаривает сам с собой, а вовсе не со своим коллегой. Ему ведь тоже непросто. Байрон наивно думал, что лучше бы Иван наорал на него или даже ударил, но не игнорировал вот так, будто их не связывала почти трехлетняя дружба. Может, тогда им обоим стало бы легче?Американец держался из последних сил. Каждый вечер он приходил домой, бросал на пол сумку и сам опускался следом. Словно побитая собака, он забивался в самый темный угол комнаты и сидел там часами, обняв себя за плечи, то ли чтобы согреться, то ли боясь рассыпаться на куски. Ран в груди становилось все больше с каждым днем, с каждым взглядом и словом Охлобыстина, которыми он обращался не к нему. Он успел привыкнуть к холоду и внутренней пустоте настолько, что уже считал их неотъемлемой частью себя. Промозглый зимний ветер сквозил в том месте, где еще недавно билось живое сердце.Байрон перестал спать по ночам. Парень не знал, чего боялся больше,?— новых кошмаров или прежнего Охлобыстина. По инерции ложился в неразобранную постель и смотрел пустым взглядом в потолок в ожидании первых рассветных лучей, звонка будильника, горячего душа и кружки крепкого черного кофе?— только это и напоминало ему, что он еще жив, что жизнь продолжается и что с этим надо что-то делать.