Глава 30 (1/1)

Как игривый котенок, солнечное отражение скакало из окошка в окошко, порой ослепляя меня яркими вспышками. Оно увязалось за мной ещё у самого памятника Свободы, выпрыгнув из витрины недавно открывшегося магазина, и я была уверена, что вместе нам суждено дойти, по меньшей мере, до Гертрудес. Покинуть меня раньше, заскочив в укрытый тенью переулок, оно просто не могло, не имело права – я ведь так сияла в ответ!Июньский день был прекрасен. Прекрасен настолько, что нет да нет, а в голову закрадывалось забавное подозрение – уж не на открытке ли я? Солнце, сочно зеленые деревья, счастливые люди, вымытые машины… город словно обновился с приходом лета. Идти по его светлым улицам было так же приятно, как брести по морю августовским деньком. Свежий ветерок нежно касался волос, раздувал складки платья, и солнце не покидало меня ни на секунду.Рассмеявшись своему счастью, я быстро перебежала дорогу и свернула на тихую, разомлевшую от тепла улочку. Дома эпохи югендстиля дремали, залитые светом, и каждый мой шаг отдавался громким эхом. Не было ни машин, ни людей – летняя идиллия Риги. Спасибо Верочке за то, что вытащила меня из четырех стен! Не представляю, как я собиралась весь день просидеть за подготовкой к экзаменам.Несмотря на то, что часы на церкви Св. Гертруды показывали всего-то полдвенадцатого, у меня за плечами была целая гора впечатлений от встречи с Верой и Русланом, а ноги слегка ныли, свидетельствуя о прогулке по Старой Риге. Мы замечательно провели время, так, как я и не мечтала, и в ушах до сих пор отдавался эхом наш звонкий смех на все кафе. А про то, сколько хлеба было скормлено уткам в канале у Оперы, и вовсе нельзя было вспомнить без улыбки: кажется, мы скупили всю булочную. Впрочем, прожорливым уткам даже этого было мало, и пришлось нам с Верой расставаться с припасенными для себя булочками. Руслан утверждал, что, пока мы возились, из-под мостика выплыл бобер и утащил с собой горбушку, но я так и не поняла, шутил он или говорил правду. В любом случае, толстая горбушка, с которой не могла справиться ни одна утка, в самом деле куда-то исчезла.И теперь, распрощавшись с друзьями в Вермонтском саду, я шла к театру Дайлес, желая ознакомиться с репертуаром на июнь. Впереди оставался только один экзамен, и я вполне могла позволить себе развлечение в виде выхода в свет. Оно казалось тем более желанным, что сопровождать меня должен был самый прекрасный мужчина на свете.Погрузившись в сладкие грезы, я и не заметила, как влетела в группу немецких туристов. Трижды отдавив кому-то ногу, сбив со старичка панамку и затопив немцев извинениями за неловкость на латышском, я всё же сумела вырваться без особых потерь. Даже платье не измялось. Чрезвычайно довольная этим обстоятельством, я продолжила свой путь, впредь глядя вперед несколько более внимательно. И в скором времени внимательность принесла плоды: из соседнего переулка вынырнуло двое мужчин среднего возраста в типичной туристкой одежде, включающей в себя шорты, просторную рубашку и кроссовки с надетыми под них гольфами. В качестве довеска к их иностранной внешности, чтобы уж никаких сомнений не оставалось, у одного на животе висел фотоаппарат, а второй держал в руках карту. Шли они торопливо, но неуверенно, и постоянно о чем-то громко спорили. Наверное, отстали от своей группы, решила я. Это предположение ещё больше укрепилось, когда мужчина с картой прислонился спиной к припаркованному фургону и принялся сверяться с местностью, считывая названия улиц на табличках. Владелец фотоаппарата остановился рядом, недовольно притоптывая ногой. Заметив меня, единственного человека на этой улице, не считая их самих, он слегка оживился, и, стоило мне поравняться с ними, спросил, широко улыбаясь:- Deutsch? English?- English, - ответила я, рассмеявшись.Лицо немца просияло:- Мы заблудились. Город больше, чем мы ожидали, да и хорошеньких девушек, на которых приятно смотреть, тоже… - он подмигнул мне.Я снова рассмеялась этому незамысловатому комплименту.- Мы ищем памятник Свободы.- О, это очень просто, - уверила их я, - Идите все время прямо, тогда…Немец замахал руками, прерывая меня:- Лучше на карте, если вам не будет трудно, мы уже спрашивали направление, но только заблудились ещё больше.- Как пожелаете, - ответила я, недоумевая, как можно заблудиться, если идти всё время прямо.Подойдя к туристу с картой, я взяла ее в руки и всмотрелась, пытаясь определить наше месторасположение.- Вот, - сказала я, указывая пальцем, - Мы здесь. Тут памятник Свободы. Если вы пойдете этим путем, то…Сзади что-то хлопнуло. Обернувшись, я увидела, что у фургона открыта дверь, а уже в следующую секунду меня схватили за плечи и толкнули вовнутрь. Закричав, я рванулась, попыталась упереться руками в дверной проем, но оказалась недостаточно сильна, чтобы справиться с двумя мужчинами. Сама не поняв как, я оказалась на полу, прижатая навалившимся на меня туристом. Холодный и вязкий ужас затопил сознание – нет, только не это…- Отпустите! На помощь! – извиваясь и пытаясь лягаться, закричала я, - На помощь!Сидевший на мне мужчина сжал мои руки и что-то прорычал, но я не разобрала ни слова, все силы свои кинув на попытку освободиться. В машине стало очень темно – это закрылась дверь, единственная моя надежда быть услышанной.- Нет, - холодея от страха, простонала я, - Отпустите…Рядом на корточки опустился мужчина с фотоаппаратом. В ладони у него был зажат одноразовый шприц. Я забилась, пытаясь сбросить с себя второго, но он лишь сильнее прижал меня к полу, до боли выкручивая мои руки. Его напарник задрал рукав моей курточки и быстрым, профессиональным движением вколол мне что-то в вену.Понимая, что ничего хорошего в шприце быть не могло, я забилась пуще прежнего, крича и брыкаясь. Но очень скоро мои движения стали скованными и вялыми, а мускулы словно свинцом налились. Двинуться было тяжело, ноги дрожали и немели. Картинка перед глазами помутнела, и силуэты мужчин расплылись в два темных пятна. Я уронила голову на пол, отчаянно пытаясь собраться с силами и сохранить сознание, и чувствуя, что теряю ориентацию в мире. Кажется, тот, что сидел на мне, встал, и теперь я могла попытаться вскочить… убежать… Но всё плыло, воздух стал вязким… моя голова…Мир потонул в густом тумане.***К тому времени, как картинка перед моими глазами перестала меняться каждые несколько секунд, я решила, что сошла с ума. Или, наоборот, прозрела. А, возможно, меня заключили в волшебный калейдоскоп, где звуки были материальны, весили целую тонну и источали странные ароматы, а цвета сменялись как на киноленте – я не успевала их запоминать. Да, волшебный калейдоскоп был самым логичным вариантом, ибо только магия могла научить меня пить небо и ловить воздух рукой. Зеленые закаты сменялись на поляны, усыпанные тысячами фиолетовых роз, а следом бурлящим потоком стекали звуки. Целые оперные арии, похожие на синих удавов, которых сопровождали хороводы поварешек с профилем принца Чарльза.

И всё вращалось, вращалось, вращалось без конца и без края…Поэтому, когда затемненная комната вытеснила из моей кружащейся головы прочие образы и вспышки света, я была уверена в том, что это лишь короткая передышка. Скоро мир снова понесется кувырком на этой странной карусели, и я покорно последую за ним. Но время шло, медленное и мучительно пустое, и картинка не менялась. Да и мои разорванные на куски мысли мало-помалу начинали возвращаться к привычному ритму…Пошевелив пальцами, я пришла к выводу, что они у меня есть, но где-то очень далеко. Это слегка успокоило меня – я никак не могла вспомнить, взаправду ли я видела, как они убегают от меня через какое-то странное поле. А вот от попытки сесть мне стоило отказаться. Едва я приподняла голову, как дикая волна тошноты нахлынула на меня, и желудок мучительно затрепыхался. Я замерла, надеясь, что если не буду двигаться, то тошнота пройдет.Чтобы как-то скоротать время, я принялась осматриваться. Глаза болели и слезились, но одно было ясно – я здесь никогда не была. И это понимание пробудило в памяти целый ряд болезненных воспоминаний: туристы, микроавтобус, моя борьба, крики, шприц… Судорога холодного ужаса пронзила тело. Вскочив на четвереньки, я схватила первое, что попалось под руки – какой-то пустой контейнер – и скрючилась над ним, возвращая содержимое своего желудка. Меня рвало долго и мучительно, до холодного пота и полного обессиливания. Но это хоть как-то отвлекло меня от мыслей о своем бедственном положении.Когда рвать было уже просто нечем, я захлопнула крышку контейнера и отпихнула его ногой как можно дальше от себя. И только тогда до моего изможденного галлюцинациями мозга дошло, что руки у меня закованы. Перед глазами все плыло, но, кажется, это были самые настоящие наручники. Зачем-то подергав их, я устало положила руки на колени и прислонилась головой к какому-то ящику. Их там было много.Меня похитили. В том, что это была работа DADT, я и не сомневалась: кому я вообще нужна, кроме этих спецслужб? Выходит, они нас все же обдурили. А, может, я сама виновата – не стоило договариваться о встрече по телефону, не стоило… Но к чему теперь грызть себя? Факт остается фактом – я пленница. И у меня нет ни малейшего понятия о том, где я нахожусь, и что со мной собираются делать. Наверное, стоит приготовиться к худшему варианту развития событий: дважды они уже пытались меня убить.Легко сказать – приготовиться… От этой мысли меня снова затошнило, а руки затряслись так, что цепь зазвенела. Может, попытаться бежать, пока никто не пришел? Комната такая маленькая и темная, забитая всяким хламом… вряд ли тут стали бы устанавливать суперсовременную шпионскую технику. Но куда бежать? И как сделать это со связанными руками?

Уцепившись в картонную коробку, я попыталась подняться на ноги. Они тряслись и немели, то ли от того, что я долго не двигала ими, то ли от страха. Не удержавшись, я потянула коробку на себя и упала на спину, пребольно ударившись локтем о железный пол. Коробка громыхнула чем-то, но не раскрылась.Зато бесшумно раскрылась дверь, которую я вначале и не заметила, и в комнату вступил высокий человек, чью фигуру мое зрение смазывало в некое подобие ожившей статуи:- Очнулась, - удовлетворенно сказала ?статуя? по-английски и закрыла дверь, - А я уж начал волноваться, что мои парни вкололи тебе слегка больше, чем требовалось.Как бы напугана я не была, но это ?очнулась?, сказанное таким повседневным тоном, заставило меня дрожать уже от злости. Отпихнув в сторону коробку, я села на колени и быстрее, чем успела взглянуть на своего похитителя, выпалила:- Вы накачали меня наркотиками!Язык слушался на удивление неплохо, разве что голос звучал хрипло и подрагивал.Похититель хмыкнул:- Улики из последнего рейда на кухню в Тайване. У нас их так много, что можно уже выдавать ими зарплату. Кстати, как тебе? Стоит своих денег?Меня передернуло от гнева. Как он может?!- Отпустите меня!Мой похититель не ответил, вместо этого прошел немного вперед и, пинком пододвинув какой-то ящик на середину комнаты, уселся на него, расставив ноги.Я нервно вцепилась руками в платье и повторила, стараясь изо всех сил, чтобы голос не дрожал:- Что вам от меня нужно? Зачем вы похитили меня…Дурнота подступила к горлу, и пришлось замолчать, борясь с очередным приступом тошноты. Он показался мне бесконечно долгим, но похититель за это время не произнес ни слова.- Как долго они будут действовать? – спросила я тихо, когда мне полегчало настолько, что я могла говорить. Даже зрение слегка прояснилось.- Понятия не имею, - пожал плечами похититель, - День, может два… А что, уже зависимость?В своем взгляде я попыталась выразить всю ненависть и презрение, которое испытывала к нему. Он весь был мне мерзок: начиная от поношенных кроссовок и кончая грубым лицом, соломенным волосам с проседью и двумя морщинам на лбу. А самой мерзкой была его улыбка – издевательская и невероятно пошлая, которую я до этого видела лишь у преступников в фильмах. Она затмевала все остальные черты лица и казалась центром его существа.- В любом случае, торопиться нам некуда, не так ли? – приняв мой взгляд с задевающим безразличием, заметил мужчина.- Отпустите меня. Вы не имеете права держать меня здесь. Я не совершила никакого преступления, - с трудом подбирая слова, заговорила я, - Расстегните эти наручники и…Он грубо расхохотался, показывая в улыбке большие плоские зубы, словно я только что остроумно пошутила:- Проклятье,крошка, ты забавная! Прям как твоя мамаша.Его слова словно взорвались в моей голове. Белая вспышка ослепила и оглушила, и я не узнала свой голос, когда онемевшие губы сумели выговорить:- Моя… моя мама?- Твоя-твоя мама, - насмешливо передразнил меня он, - Может, желаешь поговорить о ней?Мои руки тряслись, и мне пришлось зажать их между колен, чтобы не отвлекаться. От переизбытка эмоций я забыла все слова, и только и могла, что дышать – часто и тяжело. Похитителя это явно забавляло.- Ну так что… по-прежнему хочешь уйти? Или тебе все же интересно, как там твоя мамочка? Цела ли? Жива ли? Не забыла ли свою доченьку? – насмешливо спрашивал он, постукивая ногой по полу, - А может… ты и про папочку хочешь услышать?- Хочу, - тихо сказала я, глядя в пол. Неважно, какой жалкой я ему кажусь, и что он обо мне подумает. Я хочу, я должна всё узнать! Я шла к этому год!- Отлично, - скривил в ухмылке обветренные губы мужчина, - Котелок у тебя маленько варит.Он закинул ногу на ногу и приосанился. На его квадратном лице с раздвоенным подбородком было написано невероятное предвкушение, он словно наслаждался тем, что собирался делать или говорить:- Как думаешь, с чего мне начать? – не прекращая издевательски скалиться, принялся разглагольствовать этот мерзавец, - С февраля прошлого года? Со вчерашнего утра? Или, может, вернуться на четыре года назад? Есть предпочтения, крошка? Я не против поболтать, по работе языком мне редко приходится трепать, так что такой случай я не упущу.Есть, подумала я мрачно, просто заткнись и верни мне родителей. Я ради них душу продала, а он… Мне захотелось вскочить и, накинув цепь от наручников ему на горло, задушить его, лишь бы не видеть этих насмешливых серых глаз и мерзкую улыбочку. Но, конечно, я этого не сделала, зато в голову мне пришла мысль, заставившая меня внутренне сиять от радости. Комната словно осветилась, и даже головокружение куда-то исчезло: святые небеса, я ведь могу в любой момент призвать Себастьяна! Как я могла про него забыть? Он ведь моя правая рука, моя тень! Это было таким облегчением, что я, кажется, физически ощутила, как что-то упало с сердца.- Начните с DADT, - с легким вызовом ответила я. Теперь, когда перед глазами стоял образ Себастьяна, я могла себе позволить и не такое.- По рукам, - хлопнув в ладоши, сказал похититель, - И, заметь, я даже не спрашиваю, откуда ты знаешь про секретный отдел ФБР.Он подался вперед, уперевшись локтями в колени, и принял слегка более серьезный вид:- Представь себе фурункул. Правда, мерзко? Болит, нарывает, мешает… Гной и вонь. Отвратительно, - он скривился,- Кто станет такое терпеть? Кому приятно видеть у себя на теле нечто настолько гадкое? Но сам человек не в силах с ним справиться. Заражение, инфекция и прочие мудреные слова из медицинского справочника. Люди идут к хирургу за решением. И хирург помогает им – он уничтожает фурункул. Заметь, малышка, уничтожает, а не делает примочку.Он наклонился ещё ближе, так, что я могла почувствовать его запах:- DADT – это хирург. Та дрянь, что зовется Арадной – фурункул.- Мы в двадцать первом веке, - до боли впиваясь в ладони ногтями, чтобы погасить злобу, сказала я, - Мы ничего не уничтожаем. У нас есть суды, и если вы хотите справедливости, то Арадну нужно судить, а не устраивать бойню!- Ты на это надеялась, когда мистер Михаэлис звонил в департамент общественного порядка? – с неподдельным интересом спросил похититель.- Да.Он мерзко ухмыльнулся:- Гнойники на теле человечества не подлежат суду, малышка. Если хочешь избавиться от них раз и навсегда – уничтожь всю заразу. Иначе нельзя.Я вспыхнула от гнева:- Что б ваша DADT провалилась туда же, куда и Арадна! Вы варвары! Мои родители…- О, - расхохотался он оглушительно, - Твои родители – это отдельная тема! Но подожди, до них ещё доберемся. Сначала небольшой сюрприз – я не из DADT!Это в самом деле оказалось сюрпризом. За мной что, следила ещё одна организация? В какую паутину я вообще угодила?- Не из DADT? – изумленно повторила я, - Но тогда…- Я приглашенный специалист, малышка, - одарив меня очередным оскалом, сказал он, - Когда белые воротнички терпят поражение за поражением, начальству приходится искать тех, кто не боится немного испачкать руки.Мне подумалось, что он, наверное, абсолютно бесстрашен в этом плане.- Если бы дело Арадны и дальше вели мои предшественники, такие выродки, как Хердерлин и твои мамочка с папочкой, и дальше гуляли бы безнаказанными, а гигабайты данных по делу превращались бы в мегабайты. У меня все наоборот.Он подмигнул мне и выпрямился, хрустнув позвонками:- Четыре года назад мне позвонил один друг - я был ему должен – и предложил заняться кое-чем поинтереснее моей старой работенки. Он предупредил, что дело – одна сплошная навозная яма, но, как ты уже поняла, я не боюсь слегка испачкаться. Так что я согласился, не раздумывая. Боже, - покачал он головой в нарочитом изумлении, - я и подумать не мог, что дело окажется такой навозной ямой. Уж не знаю, чем там занималась эта крутая организация, но, когда я туда пришел, за двадцать лет расследования у них не накопилось и шкафа мало-мальски важных материалов. Всё, что они предпринимали против Арадны – просто пальба наугад. Впрочем, не стану тянуть кота за хвост, вижу, ты и так начинаешь зевать…Это было чистой воды вымыслом, я ловила все его слова с таким жадным вниманием, что, казалось, ещё чуть-чуть – и я загляну ему в рот. Но, наверное, он сам не желал распространяться на какие-то личные или секретные темы.- … Февраль 2012 года. За спиной – бессонные ночи и километры донесений, языки сворачиваются в трубочку после вербовки, парни воют от усталости. Но у нас, наконец, есть имена, - он улыбнулся почти счастливо, видимо, заново переживая тот ?волнительный? момент, - Вот тогда-то, крошка, мы и нанесли наш первый настоящий удар. Догадываешься, кто под него попал?- Мои родители!- О нет, - расхохотался он со злым удовольствием, - Их накрыла вторая волна. Ну-ка, ну-ка, вспоминай, уверен, ты знаешь.Ах, точно… Как же я могла забыть. Мои родители не были первыми. Они пропали, уже будучи предупрежденными о подозрительных исчезновениях.- Намир! – воскликнула я, вспомнив имя, названное Децимусом.- Поганый араб, - хмыкнул похититель, - Животное. Я с удовольствием наблюдал за тем, как его кромсают на кусочки.- Зачем?! – не выдержала я, - Зачем вы его убили?!- Не волнуйся, предварительно мы из него вытянули все, что нам было нужно.- Это не может быть оправдано ни одной спецслужбой мира! Вы не вольны убивать, когда пожелаете!- Малышка, этот сукин сын убил наркотиками людей раза в три больше, чем сделал это я со всеми своими драками и перестрелками,- дикая ухмылка исказила его рот, - Мы просто хирурги.- Вы звери! – забыв о страхе, крикнула я. Мне вновь захотелось ударить его, прямо в этот мерзкий, глумливый рот.Но он лишь ухмыльнулся ещё шире:- О нет, малышка, звери не мы… Твои родители – вот, кто звери.Доза презрения, которую я вложила в свой взгляд, могла убить лошадь, но он почему-то выжил.- Правда? – спросила я, - В таком случае вы, наверное, нашли общий язык.Он не обиделся, даже не разозлился:- На удивление нет, крошка. Твои родители оказались крайне несговорчивыми людьми. Не слышь я, как твой папаша благодарил своих слушателей после концерта, я бы подумал, что он глух и нем. Чертовски обидно, мы угрохали на него столько средств и денег…- Почему вы вообще выбрали их? – я оборвала его, не в силах совладать с желанием узнать о родителях как можно больше всего. Жалобы меня не трогали, - Почему именно они, в Арадне были десятки людей важнее их!- Да, крошка, были и важнее. Но проклятый араб назвал нам только эти два имени. Знаешь, он, видать, чертовски их недолюбливал, раз раскололся уже после первого пальца.Я не успела осудить Намира за предательство даже в мыслях. Слово ?пальцы?, брошенное им так небрежно, как сигаретный окурок, прожгло в моем сердце какую-то дыру, куда утекли остатки моей храбрости. Мне вновь стало дурно. Господи милосердный, они пытают людей… они пытают людей и говорят об этом с такой легкостью, словно это что-то само собой разумеющееся, вроде чистки зубов или умывания по утрам! Что они сотворили с моими родителями за этот год?!- Этот дикарь нам многое напел про твоих мамочку с папочкой… Даже любезнейшим образом сообщил, где и когда у них назначена передача нового товара. Но, к нашему большому сожалению, он, видимо, больше ни с кем не ссорился, и мы не сумели выбить из него ни на букву больше. Как думаешь, чем они ему так насолили?Не дождавшись от меня ответа, он продолжил:- Но подумаешь – не все такие принципиальные. Шотландцы пели, как канарейки. Это им Арадна может говорить ?спасибо? за тот веселенький февраль. Он для них стал черным месяцем. В течение одной недели лишились около десяти важных шишек. Некоторых, правда, получили обратно, но, - он громогласно расхохотался, - они были как куклы из набора ?сделай сам?.Меня нервно заколотило, и я до боли напрягла руки, чтобы не рассмешить его ещё больше. Он пугал меня. Безумно пугал.- Правда, - тут он резко помрачнел, и я предпочла отодвинуться, - Для нас этот февраль тоже не стал подарочком.Он встал и отошел к двери, разминая затекшие ноги.- Малышка, - сказал он хмуро, - Мне разные люди встречались. Я среди отморозков и другого паршивого скота провел большую часть своей жизни, думал, меня уже ничем не удивить, но такое…Он обернулся – и я поняла, что слегка переборщила с оценкой силы своего презрения. Того чувства, что испытывал он, хватило бы для убийства маленького города. Всё его существо сейчас жило и дышало этим ощущением.- Ты говорила – мы звери? Нет, крошка, твой папаша зверь. Знаешь, в чем слабость всех, абсолютно всех людей на земле? Догадываешься, на какую точку лучше всего надавить, если хочешь чего-нибудь добиться от человека? – он склонился надо мною, обливая меня презрением, словно во мне скопилось все, что вызывало в нем отвращение, - Смекаешь? Нет? А я скажу – это привязанность. Все мы к чему-то привязаны. Большинство к семье, детям, друзьям, некоторые к собакам и кошкам, другие к побрякушкам и башлям, а я встречал и таких, кто готов был глотку перегрызть за поломанную авторучку или плюшевого медведя. Так вот, крошка, твой отец – зверь. Он ни к чему не привязан.Подарив мне жестокую ухмылку, он отошел и принялся перечислять, загибая пальцы:- Мы обрабатываем жену у него на глазах – он даже не моргает, не пытается отвернуться, я уж не говорю о попытке помочь. А это самая популярная реакция на моей памяти. Мы обрабатываем его такими методами, которые меня ни разу не подводили, да что там, парни в два раза больше его рыдали, как младенцы, после моего ?курса лечения? от несговорчивости – а он только кричит, и то через раз.- Проклятье!- с внезапной яростью пнув коробку, на которой до этого сидел, вскричал он, - Да этот урод хуже зверя - звери своих детей любят!Очень внезапно он снова оказался рядом, и на этот раз не стал довольствоваться игрой в гляделки. Цепко схватив меня за подбородок, он вздернул мое лицо вверх, так, чтобы мне совсем не осталось выбора, куда смотреть – только на него. В его серые и безжалостные глаза. И, как назло, когда мне совсем некуда было от него деться, всё моё существо отчаянно мечтало отвернуться и не выслушивать его слова, заткнуть уши и, возможно, даже голосить во всю мощь легких. Я не хочу, не надо, не надо…- Звери любят своих детенышей. А он смотрит на то, как ты тонешь, так, словно это показ ?Титаника? по CBS. Словно он и не твой папаша. Да он нелюдь, крошка, - болезненно впиваясь в мое лицо грубыми пальцами, цедил он слова, - Отдай я тебя Ганнибалу Лектору, он бы даже похлопал в конце представления!Гримаса еле сдерживаемого омерзения исказила черты его лица; он с силой оттолкнул меня:- Но не за это я его ненавижу, этого сукиного сына без чувств и эмоций… Он не сказал ни слова за этот год. На него ничто не действует, эта дьявольская организация ему дороже семьи, он ей поклоняется! А твоя мать, эта тупая овца, им зомбирована. Он сказал ей: ?Молчи, Ани? и, чтоб меня черти взяли – она молчит до сих пор!Сжав кулаки, он буравил стенку взглядом, и я мечтала об одном – пусть он не оглядывается, пусть не смотрит на меня и не видит, как я счастлива, что они ещё живы. И теперь уже совсем не страшно, без разницы, что бы он там ни рассказывал о папе. Что мешает ему лгать? Откуда мне знать, какие цели он преследует, может он только и хочет посеять во мне отчаяние. Однажды я уже доверилась преступнику, и он попытался убить меня. Во второй раз я той же ошибки не допущу.Чтобы отвлечь его внимание, а заодно и узнать ещё что-нибудь о родителях, я отпустила голову и спросила как можно более печальным тоном:- Но если вы от них до сих пор ничего не добились, зачем вы удерживаете их?- Твой папаша был крепко дружен с Хердерлином и знал куда больше, чем любой другой член Арадны.- Но вы уничтожили Арадну! Что ещё вам нужно?Звук, с которым отброшенная коробка ударилась о стенку, заставил меня вздрогнуть:- Уничтожили?! – рявкнул похититель, - Как бы не так! Мы не арестовали и половину тех, кто был нам нужен, не получили и четверти того, что рассчитывали найти! Всё, что нам дала операция на Инари – это кучка тупоголовых молокососов, да спятивший Хёрдерлин! Думаешь, много проку было от его бессвязной болтовни про глубины Ада? А прочие идиоты в основном повторяли то, что мы вытащили из шотландцев.- Но там не только люди были! Я видела там папки, бумаги, компьютеры…Тень упала с его лица, и он вновь просиял, словно я сделала ему изысканный комплимент:- А вот тут-то и начинается новейшая история, крошка, - на удивление мягко сказал он, словно и не было только что вспышки дикого гнева, - Компьютеры там были – а данных не было. Кто-то запустил мощный вирус, уничтоживший все базы данных Арадны, все файлы, все документы, все программы. Единственное, что выяснили наши компьютерщики – его заслал кто-то со стороны. Но след был разрушен безвозвратно.Он почесал подбородок и, подняв коробку, вновь уселся на прежнем месте:- Когда же мы пришли с арестом к паре шишек, выяснилось, что они бежали. Но как, черт побери? Как они узнали? Никто не убедит меня в том, что Хёрдерлин каждый день звонил им, чтобы отчитаться, что-то вроде: ?Хэй, ребятки, всё в полном ажуре, спим без задних ног?. Они были предупреждены! Но кем, если в тот день с Инари никто не бежал? Мы накрыли всех. Может, у тебя есть предположения, кто бы это мог быть?- Тот же, кто и заслал вирус? – неуверенно отозвалась я.Он ухмыльнулся:- Бинго! Арадна имела подушку безопасности – какого-то отморозка, который в случае ЧП должен был быстренько замести все следы. А если к этому ещё добавить то, что мы выяснили у коллег твоих родителей, то у меня вырисовывается вполне ясный портрет этого таинственного ангела-хранителя Арадны. Во-первых, он близко знаком с Хёрдерлином, во-вторых, имеет широкие связи в преступном мире, в-третьих, достаточно богат и влиятелен, чтобы покрывать разные темные делишки Арадны… и он не обязательно музыкант, кстати. Такой человек вполне мог бы отправить все тайны Арадны на дно черного ящика.- Да? А как он вообще мог узнать о том, что происходило на Инариярви, если его там не было? – ощущая, что деятельность моего мозга вновь начинает набирать обороты, возразила я. Но все же внутри что-то заскреблось – это звучало знакомо. И рождало определенное беспокойство.Похититель добродушно рассмеялся:- Крошка, в мире технологий нет ничего невозможного.- Вы же сами сказали, что Хердерлин сошел с ума! Разве мог он с кем-то связаться в таком состоянии?- Хердерлин был там не один.- И вы, имея в запасе столько пыток, не смогли узнать у тех парней всё, что вам было нужно? – я постаралась запустить в голос пару граммов презрения, пусть потом это могло дорого мне стоить, - Я начинаю понимать, отчего Арадна так долго дурачила DADT.- Скажи, крошка, ты знаешь, как выключить компьютер? – спросил он, странно улыбаясь. Он, казалось, смеялся, но я чувствовала, что изнутри у него рвется бешеная злоба, руки были сжаты в замок так, словно их свела судорога.- Да, - ответила я, опасливо отодвигаясь в сторонку. Мне казалось, он в любую секунду может наброситься на меня с кулаками.- Как?- Пуск, завершить работу, - спустя несколько секунд сказала я. Воспроизвести в памяти рабочий стол стоило мне значительных трудов. И я всё ещё не догадывалась, к чему он клонит.- Умничка, - похвалил меня похититель, - А какие шестеренки и провода отвечают за выключение компьютера ты знаешь? Какие импульсы идут от одной микросхемы к другой?Он явно ждал ответа, и мне пришлось помотать головой из стороны в сторону:- Нет, не знаю.- Значит, ты выключаешь компьютер, не понимая, что делаешь. Вот и эти дуболомы не понимают. Им сказали нажать на кнопку – и они нажали. А за что эта кнопка отвечает, они и думать не желают. Потому нам и нужны твои родители, малышка. Нам нужны их мозги, их знания. Что можно вытащить из пустой скорлупы?Он раздраженно скривился.- Но они вам ничего не говорят, - ощущая гордость за стойкость родителей, утвердительно сказала я.- Нет, и даже сброшенная тебе на голову люстра не переубедила их. Вот чёртовы упрямцы, не так ли?- Может, они просто не знают, что это за ангел-хранитель?Его обветренные и потрескавшиеся губы раздвинулись в змеиной улыбочке, мне было даже странно видеть ее на таком грубом лице бывалого вояки. Засунув руку в задний карман джинсов, он вытащил оттуда пару смятых фотокарточек и швырнули их мне, как подаяние:- О, уверяю тебя, куколка, они всё прекрасно знают. Видишь, я даже облегчил им задачу до самого ?не могу?: уже отобрал и отсеял десяток мерзких типчиков, им нужно просто ткнуть пальцем. Не надорвутся. Я…Он говорил и дальше, но я даже не пыталась вслушаться. Мой взгляд неотрывно, как магнит, притягивала измятая фотография у моих колен. С неё на меня, сверкая зелеными глазами, радостно смотрел Децимус Бёртон, Аноним собственной персоной, тот, кого мой похититель так безуспешно искал.***Теперь стало понятно, отчего описание показалось мне таким знакомым. Тяжело было не узнать в описываемом человеке веселого, харизматичного Децимуса. Оправданием мне могла служить лишь моя заторможенность после наркотического дурмана, да постоянный страх неизвестности и... этого человека.?Ох, Децимус?, - подумала я с тихим отчаянием, - ?Ну как же ты так??.А он только задорно улыбался и, наверное, даже и не догадывался о том, что, несмотря на все его ухищрения, окровавленные руки DADT дотянулись и до него. Сердце сжалось при одной только мысли о том, что его в любой момент могут лишить долгожданной свободы от Арадны, загнав в пыточную камеру DADT. Внезапно я осознала – я не могу этого допустить. Он хороший человек, и в его глазах я не видела злобы. А если мои родители готовы пожертвовать своими жизнями ради него, то, наверное, в нем есть больше, чем я сумела разглядеть. Не от того ли его так невзлюбил Себастьян?С напускным равнодушием я вытянула чуть подрагивающую руку и, откинув фотографию Децимуса, перебрала прочие. На них были изображены абсолютно незнакомые мне мужчины и женщины всех рас и национальностей.- Вы что же, всё время с собой их носите? – не поднимая взгляда, спросила я и придвинула к себе фотографию усталой блондинки, якобы заинтересовавшись ею.Похититель хмыкнул:- До чего довели, подонки…- И среди них точно есть этот человек?- Не строй из себя овцу.Я вновь сложила руки на коленях, сигнализируя тем самым, что рассматривать фото более не намерена. Сгребя карточки в кучу, похититель убрал их в карман; портрет Децимуса улыбнулся мне на прощанье.- Ну а я вам зачем? – задала я, наконец, весьма волновавший меня вопрос. В самом деле, можно понять, почему в плену держат моих родителей – они для DADT словно пещера сорока разбойников, или зачем разыскивают Анонима, но я-то тут причем? Уж не думают ли они, что родители делились со мной информацией?Конечно, у меня было одно предположение, основывающееся на люстре и аквалангисте, но оно было слишком пугающим, чтобы озвучить его.Похититель цокнул языком:- Ты спрашиваешь слишком рано. Для начала, почему бы тебе не узнать, что мы следили за тобой с середины апреля?И он торжествующе впился в мое лицо взглядом, даже не пытаясь скрыть, как сильно он желает видеть мой ужас. Его словно тянуло ко мне, пальцы даже подрагивали от нетерпения. ?Животное?, - с омерзением подумала я, но, вовремя спохватившись, скорчила соответствующую мину, изобразив гнев и возмущение:- Как так?!Это был верный тон: расхохотавшись самым пошлым смехом, он принялся рассказывать мне уже знакомую историю о прослушивающем оборудовании и видеокамерах. Видимо, это в самом деле доставляло ему удовольствие: описания моего дома, наших с Себастьяном диалогов и прочие красочные подробности сыпались из его глумливого рта, как песок. Мне оставалось лишь охать и восклицать, когда он делал паузы, чтобы отдышаться.По окончанию речи – я почувствовала это, так как запас грязных шуточек в наш с Себастьяном адрес стал иссякать, - я вскричала:- И зачем вам всё это? К чему вы столько тратили на меня, к чему все эти ухищрения? - Твои родители, крошка, - в его снисходительном взгляде можно было прочесть всё, что он думает о моих интеллектуальных способностях, - Я бы и пальцем о палец не ударил, если бы не они. Возможно, мы были недостаточно убедительны. Записи с видеокамер их не трогают, может, всё дело в нехватке реализма?Он фамильярно потрепал меня по щеке, от этого прикосновения меня вновь едва не вывернуло наизнанку.- Видишь ли, малышка, в основном мы обламываем коготки о твоего папашу. Мамочка же ведет себя слегка более… ?нормально?. Вот ее аквалангист взволновал, а люстра так и вовсе чуть не убила, - он расхохотался над этим каламбуром, - Но она полностью ?задавлена? твоим отцом, пусть мы и держим их раздельно.- Говорят, материнская любовь не чета отцовской… как-то так, кажется. Я подумал и решил проверить это. Вдруг не заливают и твоя мамаша, наконец, расколется? Она ведь так соскучилась, так устала… Да и я тоже чертовски устал возиться с этим делом. Оно у меня уже в печенках. Никто другой на этом гребаном континенте не заслуживает ящик шампанского и повышения по случаю успешного завершения расследования так, как я. Скажи, ну разве я многого прошу? – он добродушно, словно входил в роль старого знакомого, пожал плечами, - Просто небольшой фуршет после того, как твои родители и прочие уроды отправятся отсиживать задницы в тюрьме.- В самом деле, - холодно произнесла я и, решив, что теперь будет ?не рано?, вернулась к своему вопросу. Впрочем, это была только формальность, ответ я уже получила. Тяжело было не разглядеть его в этих алчных до боли и страданий глазах, в мерзком, нетерпеливом лице садиста, наяву мечтающего о том, как меня будут ?рвать на кусочки?.- Так как же я вам помогу? Вы примените пытки? Кинете меня собакам?По его лицу пробежала волна, разбуженная сладким предвкушением. Не знаю, чего во мне было больше – ужаса, или омерзения. Вдоль по позвоночнику растекся холод, и мне показалось, я вновь теряю сознание и погружаюсь в бредовые видения, но на этот раз ужасные, жестокие, видения-кошмары…- Когда двое монстров сходятся, чтобы заиметь ребенка, как ты думаешь, какова вероятность того, что родится принцесса? – обветренные губы растянулись в ухмылке, а взгляд нагло и открыто скользнул по моему телу, словно оценивая, - У тебя симпатичное личико и фигурка, крошка, я прекрасно понимаю, почему мистер Михаэлис заботится о тебе с таким усердием. Даже больше, чем следовало бы.Он подцепил мой подбородок пальцем – ещё одно мерзкое прикосновение, но я не посмела отвернуться – и произнес почти ласково:- Но ты ребенок монстров. И сама ты для меня не больше, чем просто монстр.***Вдоволь насладившись моей реакцией – я, наверное, побелела до оттенка свежевыпавшего снега, - похититель отпустил мое лицо и поднялся на ноги:- На твоем месте я не начинал бы беспокоиться слишком рано. У меня на тебя большие планы, крошка, и я уж постараюсь сберечь тебя для них. К тому же я более чем уверен, что ты окажешься разумнее своих родителей и не доставишь нам хлопот.Он фамильярно подмигнул мне:- Остались ещё вопросы?Вопросов у меня была тысяча, они вертелись в мозгу, как маленькие бешеные зверьки, но желание плюнуть в его глумливое лицо заслоняло собою всё. Я смотрела на него, думая о том, что в любой момент могу вызвать Себастьяна и приказать… приказать ему убрать отсюда этого человека… заставить его замолчать… Он причинил слишком много зла, я могу… могу избавить мир… себя… остановить его.В самом деле могу.Он ухмыльнулся. Словно догадался, о чем я думаю, прочел мои полные гнева мысли. ?Ну давай, действуй!? - говорил его взгляд, - ?Кинься на меня, закричи, попытайся задушить меня этими наручниками! Покажи мне, насколько ты на них похожа! Разве я не прав, что ты монстр??.Это отрезвило меня. Если я призову Себастьяна сейчас, то могу потерять свой единственный шанс вернуть родителей. Этот человек нужен мне, наверное, так же, как я нужна ему.- Вопросов нет, - бросила я холодно и отвернулась.- Вот и прекрасно, крошка, моя говорилка как раз истощилась. Пойду промочу горло.Он открыл дверь пластиковой карточкой – и как я не заметила, что там есть целая панель с кнопками – и вышел. Ни прощаний, ни даже последней насмешки, что было бы весьма ожидаемо с его стороны.Отодвинувшись ближе к коробкам, я обхватила себя руками и хотела уже начать анализ сложившейся ситуации и тех сведений, которыми он так любезно поделился со мной в этом припадке откровенности, как дверь снова отъехала в сторону.- Мне тут намекнули, что тебе нужно пить много воды, - сказал похититель, ставя на коробку полулитровую бутылку минералки, - Прошу, наслаждайся.- А вам не намекнули, что мне и кушать тоже надо? – хмуро спросила я. В самом деле, я ощущала нешуточный голод. Наверняка была без сознания около двенадцати часов.Похититель взглянул на наручные часы:- Думаю, если ты потерпишь пару часиков, то от голода не умрешь, - сказал он с неопределенной ухмылкой, - Поешь, когда прибудем на базу.- И когда мы на нее прибудем?- ?Вопросов нет?, крошка, - напомнил он мне, - Просто пей минералку.Уже будучи за порогом, он удержал дверь рукой:- Думаю, всё у нас будет ладненько, - весело сказал он, - У меня хорошее предчувствие насчет тебя. Очень хорошее.И, подмигнув, исчез в сумраке коридора. Дверь закрылась с легким шипением.Борясь с очередным приступом дурноты, я поднялась на ноги и, шатаясь, дошла до коробки. Рухнув на нее, я взяла в руки минералку, но пить не стала – приложила к горячему и потному лбу:- Мы скоро встретимся…Мысль обжигала, и в глубине души зарождалось чувство – пока ещё туманное и слабенькое, но крепнущее с каждой минутой. Это была уверенность. То, ради чего я жила этот год, ради чего душу отдала, начинало свершаться:- Да, - ответила я пустой комнате, - У меня тоже хорошее предчувствие.