- 6 - (1/1)

?В плену вас не мучают и не убивают, а обращаются с вами хорошо?, - вот, что настоящий бред, кроме того, который нес мой ?спаситель?. Он называл себя Сантино и, слушая его проповеди, я пожалела, что для меня все не окончилось на поляне или даже раньше, на корабле. Он был абсолютным психом. Он рассуждал о преданности богу и призывал на меня крыс. Он говорил о смирении, пока меня обсыпали прахом с догоревшего костра. Я молчала. Я представляла, как мы с Мариусом сидим в его спальне, в безопасности и покое. Где-то за стеной наигрывает приятная музыка. - Суетные, глупые мысли. Он не может быть настолько силен, - заметил мой враг. – Но ты крепче, чем я рассчитывал. Кто ты? Кто твой создатель? Как Мариус, одинокий волк, который никого не допускал на свою территорию, мог принять чужого птенца? Все же, он твой господин – Мариус, убийца молодых обращенных?Так вот, как он зачищал территорию, мимоходом отметила я. - Говори со мной, ведь я тебя спас. Отныне ты принадлежишь мне, - сказал Сантино. – Или лучше вернуть тебя в огонь? Огонь. Мариус, объятый пламенем. Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра, если оно для меня наступит. Огонь, адское пламя, темное пламя, что же, цыганка, каков твой ответ? Выбери меня или сгори! Но птицы, пойманные в клетку, могут ли они еще летать? Дети, подвергнутые насилию, могут ли они еще любить? Нет, расскажи мне о Флоренции… Во Флоренции говорят, что Земля круглая, и что есть другой континент в этом мире. Новые идеи вот-вот все сметут. Библия убьет церковь, а человек убьет бога. Это убьет то, это убьет то*. А я убью тебя.Я молчала.- Он останется с нами? – разглагольствования моего нового ?хозяина? о том, как он служит своему богу, прервала вошедшая к нам женщина-вампир. У нее были длинные белые волосы и удивительно красивое лицо, не сочетавшееся с лохмотьями, покрывавшими ее тело. - Да, - ответил Сантино. – Если язычник уцелел, он приведет его к нам.- Суетные мысли, - женщина покачала головой. – Этот птенец совсем несмысленный младенец. - О нет, он понимает, о чем мы говорим, но ведет себя как непослушный ребенок, - возразил мужчина.О да, я понимаю их, свихнувшихся религиозных свиней. Не хочу, но понимаю.- Он силен, - с взбесившей меня гордостью сказал Сантино. - Те, Кого Надо Оберегать, кто они, дитя? – внезапно спросила женщина.- Оставь, - махнул рукой Сантино. – Думаешь, Мариус что-то ему рассказал? Старая легенда, за которой мы гонялись столько лет… Даже если Те, Кого Надо Оберегать и существовали, теперь они исчезли. Ибо их хранителя Мариуса больше нет, пусть это лживое дитя и утверждает обратное, - он с прищуром взглянул на меня.Мариус-Мариус-Мариус, ты только взгляни на них моими глазами. Считайте, как хотите, мерзавцы. Есть или нет, дождик или снег. Знаете, какие на свете есть края? Там Новый год два раза в год, вот, а вы тут кости старому вампиру перемываете. Зачем вам вечность, если вы проводите ее в столь жалком виде?- Мы живем не ради тщеславия и зеркал, как твой прежний господин. И ты этому тоже научишься, – мягко проговорила женщина.- Алессандра, драгоценные тайны Мариуса ушли вместе с ним, - обратился к женщине Сантино. – На все божья воля. Пасть времени пожирает все.И кто-то (я даже догадываюсь, кто) ей в том активно помогает.- Бедное дитя, - Алессандра покачала головой. – Зачем страдать во имя гордыни, а не во имя бога?Встречу Его – непременно спрошу, ха-ха. Глядя, как вы плавитесь в лаве раскаленной крови, проклятые упыри. - Я буду с тобой, - пообещала Алессандра. – Твое преображение только начинается.Угрозы. Как банально. Но боюсь я совсем не вас и ваших фантазий о злом боге, а голода. Лютого вампирского голода, уже терзавшего мое нутро. Они знали об этом. Здесь, в этом подвале, они посадили меня в клетку на цепь и наблюдали, как я схожу с ума от голода. По Сантино бегали его чертовы крысы, не приближаясь ко мне. Ни одна мелкая тварюшка не пробегала мимо меня. После первой ночи я надеялась, что умру.После второй начала кричать и умолять, чтобы они меня прикончили.После третьей призналась, что я для них бесполезна, поскольку то, что Мариус уцелел, я сама и выдумала.После четвертой я была готова признать себя адептом любого культа и расписаться кровью, где угодно, только бы мне ее дали.Через шесть ночей, когда я превратилась в рычащее и скулящее нечто, мне привели жертву, и я в один миг разорвала ей горло, осушив до дна. О, миг насыщения! Спустя мгновение я поняла, что это был Рикардо. Мой друг. Я убила и сожрала своего друга. Я завыла и принялась биться о стены подвала. Они решили свести меня с ума, и им это удастся. Может удасться.После истерики я растянулась на полу и провалилась в сон. Когда я очнулась, мертвый Рикардо по-прежнему лежал рядом. Значит, разлагающийся труп вскоре внесет свой колорит в укрощение строптивого Амадео. Я захохотала. Интересно, как много потребуется времени, чтобы я звучала не хуже Беллы Лестрейндж? Еще через три ночи мне принесли совсем маленького ребенка. Негодяи, я видела подобное! Я знаю, как это работает! Мое тело опережало рассудок семимильными шагами. Кто-то смеялся надо мной, но мне уже было все равно. Мариус мертв, а мне суждено сойти с ума и провести вечность в каменном мешке.- Думаю, ребята, вам несказанно повезло, - доверительно призналась я парочке основательно провонявших камеру трупов. Но все-таки, ребенок… Как они могли бросить сюда ребенка! Где мой малыш, мой мальчик, куда он ушел? Беллочка, у тебя белочка, очнись. У тебя будет не сын, а дочь, и то только тогда, когда грязнокровка почернеет… Сантино на кого-то кричит и говорит, что меня не должны были держать тут в его отсутствие так долго. Я смеюсь. ?Добрых следователей? не существует, это только роли, глупые роли из дешевых – на пенни – драм. Мы, психи, смеемся не потому, что не понимаем вас. Мы слишком ясно все видим, и оттого ужимки якобы нормальных смешны. Мариус умер, Амадео вот тоже, но я-то жива! Я по-прежнему жива, валяюсь среди разлагающихся трупов в лохмотьях, вою и смеюсь. Нет, меня нет, нет меня, я в домике, в далеком-предалеком домике за морем. Яблочко катается по блюдечку, и я все вижу, все знаю, да только что мне с того толку… Смерть увлекает в свою пляску всех, почему я решила, что скроюсь от нее… от него. Внимание! Его величество, Смерть, дер Тод! Ангелы называют это дружбой, демоны – напастью, люди зовут это любовью. Да, я тоже любил… Мариус, ты бы отлично сыграл дер Тода, прямо как тот блондин. ?Элизабет, я люблю тебя?. ?Нет, я слишком молода, чтобы умирать?. И пленил он навеки душу мою, ведь я тоже Роберт Пентегью – прожила я так много кошачьих дней. Когда же умрет моя Молли Грей?- Пойдем ко мне, - зовет он, и дверь открывается. Я закрываю глаза и обнимаю его. Мариус, ты пришел за мной! Я так хочу взглянуть в глаза твои и снова говорить слова любви, счастье мое, радость моя…- Бедное дитя, - меня обнимал совсем не Мариус, а женщина с белыми волосами, прекрасная, как ангел, которых либо не существует, либо им попросту нет дела до нас, а это ровно то же, как если их нет. В практическом смысле, я считаю. Не то что жирафы! Вот они точно существуют.- Послушай, далеко на озере Чад изысканный бродит жираф, - я решила осчастливить женщину этим точным, уверенным знанием. - Надо отвести его на охоту, - проговорил мужчина. Я закрыла глаза.?Тебе надо охотится, есть и быть сильным?, - сказал воображаемый Мариус. Да, мой возлюбленный господин, ты прав, как и всегда.Два голоса бухтели о Детях ночи и их смешных правилах. А я решила составить правила для себя. Кодекс Саши.Правило один. Не смеяться.Правило два. Даже рожи не корчить.Правило три. Нельзя допускать, чтобы кто-то про меня узнал. Особенно древний, особенно чтобы в голову не влез. Поэтому нельзя смеяться и корчить им рожи.Правило четыре. Если ?хозяева? так настаивают, то ворожею убей.Правило пять. Кто тут ворожея, решает Саша. Но нельзя допустить, чтобы о ней узнали. Поэтому см. три первых пункта.Ну, элементарно же? - Мы не входим в церкви, иначе господь поразит нас молнией, - пробухтел мужской голос. Меня тянет рассмеяться, но… Первое правило! Я стискиваю зубы и молчу. Я киваю, потому что я умный мальчик, хотя и девочка. Я делаю все правильно, хожу на охоту и не хожу в церковь. И не смеюсь. Мои одежды темнее ночи, а клыки острее ножей. Я всегда соглашаюсь с мужчиной и женщиной, которые рядом со мной, и никогда не корчу им рожи. Женщина спит со мной в одной келье под землей, мне это не нравится, но намекнуть, что я не по девочкам, как-то неловко. И смешно. А смеяться нельзя. Вот я и не смеюсь. Настало мерзкое время, время ворожей. Они околдовали меня, в голове плещутся их гимны и звучат барабаны.Проходит время (я давно сбилась со счета, который нынче год или хотя бы век), и для меня снова зажигают костер и нарекают Арманом. Но я не смеюсь, не кричу, однако и не молчу. Я пою гимн вместе с фигурами в черном, потому что я умный мальчик, хотя и где-то далеко (очень далеко идут грибные дожди) я девочка. Мужчина объявляет, что я готов к тому, чтобы продолжить свое служение, и потому он посылает меня в Париж вместе с Алессандрой. Логика у них всегда хромала, это я помню.Но, позвольте, вторая Александра?! Должна остаться только одна Александра! Я встаю на колени и с благодарностью принимаю посвящение и миссию. Нести кодекс. Убивать отступников. Напоминать о страхе божьем.Да, я готова.- Я готов, - говорю я за мальчика Амадео, которого никогда не было, но никто из собравшихся об этом не подозревает, потому что он умный мальчик (Мариус не соврет), а девочка Саша так вообще молодец. У нее, в отличие от ворон в траурных балахонах, с логикой все o’k. …Я убила Алессандру по дороге на Париж. Ее кровь укрепила и исцелила шрамы от костра, а тело вампирши я аккуратно разрезала на куски и оставила каждый на разных могилах заброшенного кладбища. Следующей ночью я полюбовалась на следы небольших костерков, оставивших темный пепел. Вампиры Рима назвали меня Арманом, и ничто не заставит меня саму назваться этим именем. Именем пленника, бессильного сумасшедшего раба. Я воровала деньги. Много денег. И много крови. Я избегала встреч с любыми ?братьями?. Я сирота, мой мастер убит, мне никто не брат. Меня полтора столетия носило по Европе, и где я только не был, и кем я не обедал, точнее, не ужинал. Я нигде не задерживалась и держалась подальше от Италии, особенно от Рима и Венеции. Я отрастила длинные волосы и обрела привычку изображать девочку-бродяжку. Пока однажды до меня не дошло, что на дворе восемнадцатый век, вот-вот былое великолепие Старого Света начнет отщелкивать мадам Гильотина, а я так и не доехала до Парижа. А ведь кто-то когда-то меня туда посылал. (Кажется, по дороге произошел несчастный случай с женщиной? Ну, так ?сама-дура-виновата?, поперлась в эдакую даль без должной свиты.) Я снова натырила кучу денег. Привела в порядок волосы, лицо и тело. Ванны-лосьоны-духи-притирания, дорогое белье и платье, как у Анжелики, только пышнее и вообще богаче. И настоящее. Потому как, в отличие от Анжелики, я живу в восемнадцатом веке, и зовут меня теперь Аманда. Я выдавала себя за аристократку, потому что – а чем я хуже людей? Век Просвещения – это еще век интриги, авантюристов и самозванцев всех мастей. Я гастролировала по городам, торгуя ?тайными знаниями египетских и вавилонских жрецов?, гадала на картах, прозревала будущее в хрустальном шаре и вызывала духов. И духи являлись, чтоб они были здоровы, ой, то есть мертвы! По моему пристальному взгляду загорались свечи (Мариус мог поджигать факелы, но куда мне пока до великих). Из Парижа я наблюдала за охотой на фальшивую внучку Петра, которая вошла в историю под именем княжны Таракановой, и вздыхала, что Италия для меня – запретная зона. Ах, Алехан-Балафрэ, нам бы нашлось, о чем перетереть…Я ни о чем не сожалела и не вспоминала. А потом неожиданно обрела компаньона. Он был отчаянно молод, хвастлив, тщеславен и мнил себя умнее прочих. Он играл на скрипке, танцевал, пел, а также отменно мошенничал. Истинное дитя своего века, вдобавок с клыками, что добавляло понимания в наш союз. Я соврала ему не только о возрасте, но и о текущем поле, взяв торжественную клятву не тянуть лапы под мое платье. Мы компаньоны, союзники, а не пошлые любовники. Тем паче, что он больше тяготел к развитым, гармонически сложенным юношам в расцвете сил, а я представлялась хрупкой девушкой, обращенной в раннем отрочестве. - Кто тебя обратил? – выпытывал мой компаньон.- Тот, из-за кого я плакала, - вздыхала я.- Тебя тоже бросили? – поразился союзник. Я выразительно молчала. Потом как-то добавила:- На самом деле, я планировала сбежать. Но он успел первым. Ненавижу оставаться в проигрыше, - я заставила себя улыбнуться. - Ты все еще его любишь? – спросил он.- Кого? – спросила я.А потом мы смеялись и шли выпить кого-нибудь в укромном месте, и он признавался, что если бы по-настоящему влюбился в женщину, то только в такую, как я. Мне было смешно, но я не смеялась (и не корчила рожи). У меня ведь и без него где-то имелся враг. Надо было, разнообразия ради, обзавестись и другом, а этот молодой вампир мог стать моим другом. Надо только было над ним не смеяться.Компаньон ухитрился отхватить себе театр, и это неожиданно оказалось прибыльнее, чем мои гадания и спиритические сеансы (хотя я их до конца не оставила, чтобы не терять сноровку). Он писал музыку к спектаклям (прелестную) и сочинял стихи (смешные, но я помнила первое правило). На афишах появилось его имя – Лестат де Лионкур. Он с циничной улыбкой признался, что его гордый обедневший отец-аристократ еще жив, и старика бы хватил удар, если бы тот увидел имя сыночка на бульварном листке.Одна афиша отправилась в Овернь, и вскоре Лестат стал наполовину сиротой. Его мать-кукушка, сгоряча обращенная сыном, где-то бродила, погрязнув в нескончаемой охоте.- Послушай, красавчик, - сказала я Лестату, - главное в нашем деле не зацикливаться. Зациклился, погряз в ритуалах – считай, что умер, причем уже по-настоящему. - Твой мастер так тебя учил? – спросил Лестат с горящими глазами.- Учил науке страсти нежной и изящной словесности, - в ответ я стрельнула глазами. - Серьезно?- Серьезно, учил, – иногда все-таки можно было немного посмеяться. – Ты тоже можешь меня научить. Хотя бы танцам. В отличие от тебя, я воспитывалась в строгости в монастыре, там осуждали все светское и новое. - А мне отец не дал закончить образование… Помню, так на него злился, что забрал меня из монастыря, - признался Лестат. – Я ведь всерьез собирался выйти в аббаты, да-да, крошка, я не шучу.- Подумать только, мы бы могли встретиться в исповедальне, - а я как раз пошутила, но с серьезной миной. – Мсье аббат, я пришла исповедаться в своих грехах. Если у вас в руках Библия, то лучше положите ее на полочку, чтобы не уронить. - Ты маленький демонёнок в юбке, - расхохотался во все горло Лестат и поцеловал меня. Круг замкнулся. - Ну нет, - я отпихнула разыгравшегося мужчину от себя. – Так мы не договаривались. - Твоя кровь так соблазнительно струится по жилам, - мурлыкнул Лестат.- Она струится только для меня. Потому что я принадлежу только себе, - серьезно сказала я. - Аманда? – Лестат удивился.- Я больше никогда не стану ничьей игрушкой, - яростно сказала я. – Никто не завладеет моими чувствами или мыслями. - Но, Аманда, моя милая, ты же просто создана для любви! Эти губы, эти руки, - Лестат снова ко мне потянулся.- Я могу быть тебе другом, Лестат, но не возлюбленной. Не надо, не порть все, что намечается между нами, - попросила его я. – Мы можем прожить вместе долго и счастливо, если не влюбимся друг в друга. Потому что любовь – это слабость, а слабость – это начало конца.- Он обидел тебя, твой создатель, я понял, - грустно сказал Лестат. – Хорошо, мой друг, пусть будет по-твоему. - Обидел? – я тихо рассмеялась. – Если бы… Бэнг-бэнг, - я наставила на него палец, как пистолет, - я застрелил тебя. Бэнг-бэнг, ты упала на землю. Бэнг-бэнг, этот ужасный звук. Бэнг-бэнг, я всегда тебя убивал.Передо мной, как наяву, всплыло лицо Сантино. Он точно меня убьет, если мы еще встретимся.- Он страшный, жестокий, сумасшедший вампир, - жарко зашептала я, прильнув к Лестату. – Он украл меня и держал под землей в железной клетке. Он призывал крыс. Он убил моего смертного брата и отца. Его зовут Сантино. Если ты встретишь его – беги. Он охотится на молодых вампиров, не имеющих покровителя. - Я запомню это имя, - протянул Лестат. – Чтобы самому убить при встрече за то, что сделал с тобой и твоей семьей. Если тебе не нужен возлюбленный, Аманда, позволь мне быть твоим братом. Во мне течет кровь старого вампира, которому я отомстил за то, что он обманул и бросил меня. Я могу защитить тебя от любого обидчика. Скажи, мы можем стать семьей?И я сказала ему ?да?. Семья – звучит как-то более основательно, чем пара любовников. Вскоре мы покинули Париж, как и Старый Свет. Нас манила американская земля и ее жемчужина – Новый Орлеан.