- 5 - (1/1)

Я оживала, если это можно так назвать, или переживала свое личное Возрождение. Или даже нет, скорее Античность. Мариус сделал меня подобной этим забавным богам и богиням с Олимпа, которые были слишком людьми, чтобы быть настоящими богами. Мне впервые нравилось время и люди вокруг. А что до потери солнца… Что ж, я ранее не имела привычки загорать, так что никакой потери не ощущала. Только Мариус порой печалился, что прервал естественный ход вещей, и мой рассвет превратился в застывший закат. - Что вообще может считаться неестественным из того, что происходит в природе? – обычно пожимала плечами я. – По мне, так мы являемся ее частью. Или, смотря шире, частью Непостижимого Замысла. То, что солнце нам вредно, на самом деле не доказывает ничего. А у кого-то вон непереносимость меда или трав, и он от них задыхается. Так что, такого человека также следует считать чем-то чужеродным природе и миру?- Амадео, выверты твоей мысли…- Знаю-знаю, аморальны. - Слишком очевидны, чтобы быть истинными. Непостижимый Замысел на то и Непостижимый, что обычной человеческой логикой его нельзя понять, - с улыбкой говорил Мариус.- Давай, начинай давить своими прожитыми веками, - притворно ворчала я. Но он не давил. В палаццо был устроен большой праздник в честь моего ?выздоровления?, а позже мы с Мариусом нанесли визит Бьянке. - Амадео, глазам поверить не могу, - Бьянка без стеснения гладила и ощупывала меня. – Это на самом деле так. Признаться, я считала вести о твоем полном исцелении преувеличением и даже собиралась поругать твоего господина, что он вселяет в мое сердце напрасную надежду. Но ты действительно в порядке, даже краше прежнего стал, если подобное вообще возможно, - она рассмеялась. - Что ж, ты сама видишь, я не преувеличивал, - Мариус покачал головой. - Я так досадовала, что ты не пускал меня ухаживать за ним, но Рикардо передал, что Амадео нужен полный покой, чтобы твое лекарство помогло, - щебетала Бьянка. - Старинный рецепт, - серьезно подтвердил Мариус, и мне, как это часто бывало в тот период, стало весело. Мы будто играли в шпионов. У вас продается славянский шкаф? Штирлиц, а вас я попрошу остаться… Один нескончаемый карнавал. Я училась заново сближаться с людьми, не возбуждая подозрений и не проявляя новую природу. - Очень-очень старинный, - стараясь не смеяться, проговорила я следом за Мариусом. – Я подумал даже на досуге заняться смешением лекарств и прочих полезных вещей. Может быть, придумать новый рецепт пудры или помады. - Отличное увлечение, куда лучше твоего прежнего, - кивнула Бьянка.- О, с этой мрачной стороной жизни все решено и покончено, - торжественно подтвердила я. Наивная! Но предугадать собственную судьбу не дано даже вампирам. На волне небывалого человеколюбия я ?тайно? возобновила дружбу с Альбино и Рикардо. Они также отметили, что я изменилась, но намеренно не затрагивали тему этих перемен, привыкнув, что в доме Мариуса полно странностей. Я согласилась снова пройти с ними по тавернам, на сей раз не чуралась борделей и сомнительных компаний, а после таких походов со смехом отчитывалась Мариусу об успехах в маскировке и легком гипнозе. Конечно, меня сопровождало головокружение от успехов. И, как водится, я его совсем не замечала. Меж тем Мариус не прекращал своих регулярных вылазок из Венеции неизвестно, куда. Не то, чтобы это меня всерьез тревожило (отчего бы почти семейному вампиру не проветриться?), вот только возвращался он какой-то нерадостный.- Она такая подозрительная, что раскусила тебя, и теперь что-то требует? Или это он? – как-то небрежно бросила я после того, как встретила Мариуса после отлучки с особенным усердием. - О чем ты, дитя? – удивился Мариус.- О той даме или о том кавалере, к кому ты уезжаешь. Дело житейское, я все понимаю, - я вздохнула. Я не ревновала, вот прямо ни капли.Я просто хотела убить ту суку, которая его расстраивала, неважно, какого она была пола, расы и прочее. Но мне не хватало информации. Я даже не знала, где эта тварь живет, не говоря о том, кто она. - Я проведываю Тех, Кого Надо Оберегать. К счастью для нас, они пребывают в покое, - соизволил однажды ответить Мариус. - Вот как? И кого нам надо оберегать? – живо заинтересовалась я.- Тише, Амадео, ты еще такой юный. Ты не можешь получить все знания, а я не имею права все тебе открыть. Твой разум еще хрупкий, и чужак легко может вторгнуться и узнать то, чему должно пребывать в тайне.У, терпеть не могу, когда Мариус наводит тень на плетень. Однако, он сказал ?чужак??- Чужак? – протянула я. – К нам могут вторгнуться чужаки? Их много?- Не думал же ты, что мы на свете такие одни? – улыбнулся Мариус. – Тех, кто младше и слабее, я держу на расстоянии и не допускаю на свою территорию. Но другие, старшие… Иногда я воображаю, что они могут добраться до этого города и нарушить наш покой. Ради забавы или потеряв себя в охоте. Я вздрогнула. Свихнувшиеся древние вампиры с силами Мариуса – это даже представить было страшно. - Те, Кого Надо Оберегать ни в коем случае не должны быть ими раскрыты, - спокойно продолжил Мариус. – Поэтому, Амадео, древним тайнам для тебя еще не подошел черед.Но мне уже было не до древних тайн. Куда больше меня захватила мысль о десанте старых вампов в Венецию. Что-то похожее мелькало в памяти… Что-то, давным-давно виденное в кино. Маленькая вампирша, кажется, которую сожгли сильные собратья; вампирские расправы с неугодными. Мы ведь вышли от людей и прилежно несли в себе все человеческие пороки, преумножая лишь размах. Это была очень неуютная мысль, и я поспешила отогнать ее от себя. Мариус, в любом случае, и есть старый и сильный вампир. Он меня защитит. Верно? Ну, а еще можно убежать или спрятаться, если вдруг вспыхнет заваруха.Но эти демоны, старые вампиры, могут меня почувствовать и залезть в мысли. Засада! Надо тренироваться в мысленной защите. Но как? Усиленно о чем-то думать, когда некто пытается проникнуть в мою голову.Отличный план. А если я не буду знать, что меня взламывают? Если нападение произойдет в людном месте, когда я буду беззаботно болтать с Рикардо или Бьянкой, а параллельно думать о своем? Надо меньше думать и уводить свои мысли от скользких тем. То есть голову придется чем-то занимать. Больше ассоциаций – больше отвлечения на них, больше шансов сбить гипотетических ищеек со следа. С одобрения Мариуса я принялась налегать на языки, литературу и историю. Я протискивалась сквозь зубодробительные тексты Средневековья и древности, читая их вслух и пытаясь если не понять, то хотя бы заучить отрывки наизусть. Я слушала местных поэтов и музыкантов, тренькала на лютне якобы для Бьянки, а на самом деле заставляла себя мешать старые и новые мелодии. Я принялась рисовать наброски, украшая старательно зарисованные венецианские здания и улицы элементами ?из сновидений?, превращая камеры в зеркала, людей в сказочных персонажей, транспорт и технику будущего в волшебные артефакты. Не знаю, Кого там Надо Оберегать, по мнению Мариуса. По моему мнению, мне точно следует поберечь свой бедный рассудок. Потому как никто не даст гарантии, что его выпотрошат гуманно и любезно оставят мне после использования.Одно хорошо. Мне с моим ?диким? происхождением было позволительно ?отставать? в общем культурном развитии. Так что рисование у меня застопорилось на подражании средневековым иллюстрациям и русским лубкам. В палаццо Мариуса и гостеприимный дом Бьянки стали просачиваться мини-комиксы. Нетерпеливые мальчишки, равно как и холеные гости Бьянки, едва ли не с руками отрывали мою серию ?Приключения прекрасной и страдающей Ангелины?. На страницах истории молодую боярышню Ангелину отдавали в жены суровому и страшному воеводе со шрамом, который в душе был отличным парнем, дрессировал медведей, играл на балалайке и лично растил в огороде репу и целебные травы. За что и поплатился. Завистливый литовский князь затаил злобу на чересчур разностороннего подданного и решил захапать себе его хоромы, медведей, балалайки и, конечно, красавицу Ангелину. Но после побоища в тереме супруга Ангелине удалось ускользнуть. Воевода пропал без вести, числился убитым. А князь злостно продолжил искать Ангелину, так что молодая женщина бежала на Русь, да попала в плен к злым татаровьям, от которых ее спасли новгородские разбойники-ушкуйники, предводитель которых оказался другом детства Ангелины… Жаль, у меня самой не оказалось такого вот ?друга детства?, пусть и разбойника. Знаете, чем больше я обживалась в этом времени, тем дальше уходила от веры в мистическое ?воздаяние? за свои грехи. По крайней мере, в земном воплощении. Может, в каком-то измерении для каждого котел и припасен, не проверяла. Но на земле творилась та еще кутерьма. Взять хотя бы меня для наглядного примера, поскольку хоть одну прежнюю жизнь (кроме ее окончания) я более-менее помнила. И закономерно не находила ничего такого, за что меня якобы ?полагалось? бить, красть, продавать, снова красть и мучить не один десяток лет. Опять же, глядя на жизнь учеников Мариуса (пусть я считала некоторые их поступки глупыми, безнравственными – то есть, положа руку на сердце, всего лишь неприемлемыми лично для себя, но не для местного менталитета), никто из них не совершил ничего настолько дурного или опасного для человеческого рода в целом, чтобы их за это сжечь. При этом под свои деяния наши обидчики подводили непременную морально-религиозную основу. Мол, мы жили с Мариусом, развратником и еретиком, значит, также являлись все поголовно развратниками и еретиками, а я так вообще ?поголовнее? прочих.Так себе аргумент. С высоты своих прошлых знаний (ха-ха) я могла быть уверена: эти ?поборники веры и нравственности? такие же, нет, даже худшие еретики, поскольку Мариус никогда не прикрывался ничьим именем, чтобы оправдать свои действия. Вообще, если ты сам и есть темная тварь, которую исповедуемая тобою же религия требует уничтожить, донельзя глупо считать себя борцом за эту самую религию или действовать от имени Того, Кого адепты этой самой религии призывают. Это не вера. Это шизофрения. Беда в том, что, в отличие от телесных болезней, от ментальных не застрахованы даже темные твари, и не каждый вампир способен существовать достаточно долго в здравом уме. На Мариуса напали худшие враги – фанатики. С фанатиками невозможно договориться, подкупить или заключить сделку. Они железобетонно уверены, что воюют за правое дело, на которое только они сами имеют приоритет. Все остальные виновны без права на оправдание и пересмотр приговора. В ту роковую ночь Мариус в спешке вытряхнул меня из гроба и приказал бежать из палаццо.- Куда? К Бьянке? – глупо спросила я, не вполне отойдя от дневного сна.- Нет. Подальше отсюда. Используй все свои способности, дитя. Беги, - отрывисто проговорил Мариус. На его красивом лице отражалось неприкрытое беспокойство. Где-то кричали люди и уже пахло паленым. Нападавших была целая компания, и все они являлись сильными вампирами. Исход схватки был практически предрешен. Я попыталась исполнить приказ Мариуса и сбежать, но меня задержали. Последнее, что я запомнила о нем, это как он отбивался от нескольких убийц, объятый пламенем пожара. Меня скрутили, отволокли на корабль и бросили в клетку. Я кричала, кусалась, сыпала проклятиями, - словом, вела себя как любой другой, угодивший в подобную переделку бедолага. Я ничего не могла сделать для себя или для мальчиков, попавших в плен. Тем, кто погиб в палаццо, считала я, еще повезло. По крайней мере, для них все относительно быстро закончилось, как, я надеялась, и для Мариуса.На корабле меня посадили на цепь и первым делом побили. Милый прогрессивный Ренессанс, да-да, улучшение нравов. - Суки-твари-бляди, - шипела я на своем родном. Славянскими языками похитители не владели, но по интонации было ясно, что я не в восторге от происходящего. Рядом, за прутьями клетки, слышались рыдания и крики мальчишек. - За что? – надрывался какой-то сломанный голос.- Богохульники! Еретики! – взвыли наши обидчики.- От еретиков слышу, - перешла на итальянский я, за что получила сапогом по зубам. Будь я до сей поры человеком, пришлось бы попрощаться с идеальным прикусом, а то и с нижней челюстью целиком. А так – всего лишь больно. Ладно, очень больно. Но каково было тогда людям! Я попыталась отвлечь вампиров от избиения детей, приподнялась на локтях и четко проговорила, разумеется, на русском:- Волшебный кроликРисует мелом нолик,На скрипке играет,По маме скучает.Этис атис аниматис,Этис атис аматис!За ?атис аниматис? прилетело особенно сильно, так что один из клыков отчетливо хрупнул. - Амадео, не надо! Они убьют тебя! – воскликнул Рикардо.- Да ну, то есть, если я перестану, они извинятся и отпустят всех домой? – прошепелявила я. - Прекратите свои нечестивые молитвы, - произнес откуда-то сверху холодный, так и тянет добавить, леденящий душу голос. – Вы все умрете, слуги язычника Мариуса. Вы все умрете за свои грехи.Мальчики зарыдали пуще (кто еще мог, разумеется). - Ах, почему бы вам не показать нам пример и не умереть за свои собственные грехи? Например, за страдания, которые вы доставляете бедным детям? – прошипела я. И была услышана. Удар ногой по голове способен положить конец любой дискуссии, насколько бы высокой и теологически направленной она ни была.Не знаю, сколько я провалялась без сознания в грязи. Когда я пришла в себя, то услышала, бой барабанов и неестественно громкий, проникающий под самый череп ?День гнева? в исполнении наших врагов. Бедные дети пытались молиться о спасении, но их слабые голоса вскоре смолкли под беспощадными барабанами. Надежды не осталось. Мне нечем было их утешить, ведь эти твари справились даже с Мариусом. Я закрыла глаза и попыталась представить его во всем прежнем великолепии. Чертов ?День гнева? на повторе мешал сосредоточиться, но я была упорной. Я представляла Мариуса в постели, Мариуса в бассейне в роскошной купальне палаццо, Мариуса в полете среди облаков… Мариуса в ночь нашей первой встречи, под маской, среди господ, пришедших купить себе живых игрушек. Я провела языком по зубам. Клыки оперативно отросли. Не хотелось бы давать последнее представление не в полном составе зубов.Я поднялась на ноги и крепко схватилась за прутья клетки. Мариус говорил, что сильные вампиры могут проникать в мысли. Не исключено, что, на самом деле, нет никаких барабанов и непрерывного пения гимна. Просто какая-то старая злобная сука решила взорвать мой мозг. Но вовремя не сгнившая падаль, вероятно, забыла или вовсе не приняла в расчет, что эта связь может работать в обратную сторону. Пусть я не Борхерт, я другой – не он перерожден был под луной… Я представила Мариуса, скрывающегося в темноте. Ну, помогай мне Аид! Богохульник и еретик, сказали вы? Все, что закажет почтенная публика. Адский театрик моего воображения открывает занавес.- Тьма. Я слышу, как течет вода*, - тихо, как бы несмело начала я за Мину, изгибаясь в своей клетке и потираясь о прутья. – Много душ смешается с блеском волн. Голос звучит, он шепчет, говорит со мной.- Я чахну по тебе, - ответила я самой себе в своем воображении голосом Мариуса. Воображаемому мертвому Мариусу придется сегодня примерить роль Дракулы. Я всхлипнула, но продолжила. – Я жду. Молод и красив, ты навсегда останешься молод и красив.Я представила голоса их дуэта и заменила их на два наших голоса:- Должно ли закончиться наше счастье, как весь христианский мир?- Он обречен, - ответила я голосом Мариуса в своей голове. Барабаны стали умолкать.- Это не должно стать нашей судьбой! – отчаянно вывела я от себя.- Мы вступим в новую сферу, где человек будет освобожден от Бога, - ?утешила? я себя голосом Мариуса. Бинго! Гимн запнулся. Так, больше решимости в голос Мариуса, больше надрыва в мой. – Исцеление души, добро и зло не имеют значения в моем мире. Приди в мое царство!- Больше жизни, и ты возродишься из холода могилы, - с уверенностью загипнотизированного человека ответила я фантому памяти. – Нет нужды в могиле, не будешь в царстве мертвых пребывать. Псалмы поберегите, оплакивайте вы другого.- Ведь милость, о которой ты молишь, тяжела и больше жизни.Я рухнула без сил на грязный пол клетки. Более не было слышно ни гимна, ни барабанов. Перед клеткой высились три фигуры в темных капюшонах. - Богохульник жив? – прошелестело из-под одного капюшона.- Разве ты не его создание и не глух к тщетным призывам своего создателя? – сказала вторая.- Не называй богохульника создателем, - поправила первая фигура.Я молчала. - Твой хозяин жив? Отвечай, мальчишка, иначе я размозжу этому грешнику голову, - третья фигура подняла над головой вскрикнувшего мальчика.Я молчала. - Отвечай! – приказала третья фигура.Я молчала. Знала, что увижу дальше, но молчала. А потом, когда череп хрупнул и показался мозг, меня стошнило. После убийства второго мальчика они поняли, что я не заговорю, и удалились.- Мастер жив? – нерешительно спросил кто-то. – Он спасет нас.Нет. И еще раз нет. Но теперь я молчала.Я молчала, когда нас тащили с корабля на озаренную пламенем огромного костра поляну. Когда нас окружил сонм фигур в черных балахонах с бледными лицами и зачитал ?приговор?. Когда мальчиков по одному стали поднимать, ломать и бросать в огонь, я молчала. Я молчала, когда они кричали, тщетно взывая ко мне, Мариусу и Небу. Я молчала, когда подошли ко мне и также схватили меня, издевательски спросив, готов ли ?маленький Ганимед? разделить участь остальных ?грешников?.… Боль тех давних годин в нашем сердце живет и поныне, в каждой нашей семье плачут малые дети Хатыни…Я молчала, когда меня подбросили вверх, когда снова поймали и поднесли в огню. Последним усилием я представила Мариуса, зовущего меня из темноты. Он сам обугливался, но тянул ко мне руки. Я молчала, когда моя одежда и волосы вспыхнули. Это больно, так больно, нестерпимо больно, но ведь я уже умирала. Это так больно-больно-больно, но потом, в конце, боль проходит. Даже когда ты падаешь в море боле, когда боль – это все, что есть вокруг и внутри тебя, даже когда кажется, что эта боль останется с тобой вечно, когда-то она проходит. Потому что нервные окончания не вечны, в отличие от души. Впрочем, второе утверждение вы можете не считать аксиомой.Я молчала, когда он подошел и вытащил меня из огня, сорвал горящую одежду и сбил пламя. - Ты будешь служить Богу? Ты исправишься? – спросил меня черноволосый вампир.Я молчала.- В огонь, в огонь! Пусть еретик сгорит! – бесновались его помощники.- Нет, в нем я вижу…Что можно увидеть в обгоревшем куске мяса, бывшим некогда человеческим существом? Меня снова подхватили и куда-то потащили. Я молчала.