- 4 - (1/1)

В нашу гавань заходили корабли, большие корабли из океана. В таверне веселились моряки, ой-ли, и пили на поминках атамана. А у меня вот уже второй раз их не случилось. Не моряков, поминок. Я говорила, что Ренессанс – коварное время, особенно если ты проживаешь на одной жилплощали с вампиром? Ну, вот так оно вышло. За что боролись, на то и напоролись. Я декларировала, что жизнь моя окажется короткой и ужасной, и поганка Фортуна решила, что теперь ей все можно и пошла вразнос. Дело вышло из-за любви. Граф Гарлик, тот самый, с которым мы так душевно выпили, сначала заделался моим частым собутыльником, а потом, собака, и вовсе признался в пылкой страсти, питаемой оным графом к вашему покорному слуге (или служанке).- Это нехорошо, братан, - пыталась я увещевать наглого норманна. – Даже с точки зрения пропорций. Ты вон какой бычара. Нет, я не хочу так рисковать. - Я все равно тебя увезу, - всякий раз говорил гордый подданный английской короны. – Ты все равно будешь моим.- Поверь, пара лет того не стоит. Если меня выкинут после использования, я предпочитаю, чтобы это было в стране с мягким климатом, а не на промозглом острове, - отбивалась я. - Как ты смеешь ставить под сомнение мое слово чести? – взвивался граф. – Я клянусь, что буду всегда…- Бла-бла-бла, знаю я такое ?всегда?, - цинично ржала я в ответ. – Пройдет несколько лет, гламур юности спадет, заболею я, тьфу-тьфу, оспой или еще чем, - и прощай, любовь. - Ты наглый, развратный, подлый мальчишка! – граф ревел, как раненый медведь.- Да, такой я и есть. Поэтому я тебе не нужен. Вон, иди лучше Бьянку покори, - советовала я. Бьянка подрабатывала шпионкой для нескольких влиятельных особ сразу, ей такой клиент пошел бы в зачет.- Мне нужен только ты, - твердил свое Гарлик.- А мне ты не будешь нужен, даже если останешься последним человеком на земле. Хотя, конечно, ты не останешься, - смеялась я. – Ничего личного, просто ты обычный человек, к тому же англичанин. Знаешь, как один мой соотечественник назвал вашу милую страну? Остров кошмаров. Да я лучше тут сдохну.Ну, вот и накаркала. Гарлик как-то напился без меня, а потом подстерег и разыграл из себя Хосе, а меня решил пропихнуть на роль Кармен. Я отбивалась, как могла, словила в процессе порез на лицо, да все без толку. Пропорции, гребаные пропорции. Английский кабан пропорол меня, и только когда я упала, понял, что сотворил. Принялся рыдать, скотина, параллельно обвиняя меня же во всех своих грехах.- Это ты, ты… Ты заставил меня себя обожать. Из-за тебя я сошел с ума в этом проклятом сыром городе, - верещал Гарлик.- Сырой город? Кто бы говорил, - прохрипела я. – Жалко, что ты не сдох из-за меня, вот это было бы дело.- Ты маленький колдун, - графа несло.- Маленький, - я не спорила, было слишком больно и страшно. – Когда большой колдун про все узнает, тебе не жить, мразь.Но тут я ошиблась. Пусть Мариус, в самом деле, был в отъезде (периодически он куда-то отлучался и никогда не рассказывал, зачем), Рикардо и Альбино зашупили зарвавшегося лайма на следующее утро. Но мне уже было не до Гарлика. Я, знаете ли, была очень занята. Я валялась в спальне Мариуса, куда меня доставили все те же Альбино с Рикардо, и умирала. Утешить меня перед смертью пришла Бьянка. Она сидела у кровати и заливалась слезами, умоляя меня то попить, то посмотреть на нее, то медленно продышаться. А я сгорала в огне горячки, удивляясь, как я вообще еще держусь. Эдак, пожалуй, я даже с Мариусом успею проститься… Может, признаюсь напоследок, что никакой я не Амадео, все о себе отлично помню, да только угодила в чужой век, отсюда все мои беды. То-то он удивится. А напоследок удивить хрен знает сколько прожившего вампира – это вам не мелочь. - Ты, красавица, не сетуй, - попыталась я утешить Бьянку, в очередной раз выплывая из марева лихорадки. – Никто ведь не знает, кто куда потом попадет. Может, я снова очнусь в чужом городе, и чайки будут кричать на незнакомом языке. - Амадео, бедный мальчик, ты бредишь, - Бьянка погладила мой лоб дрожащей рукой. - Заметь, мне это говорили задолго до сего прискорбного происшествия, - прохрипела я.- Если бы только твой господин был здесь, - девушка снова заплакала.- И что бы он сделал? Составил тебе компанию по части литья слез? – близость смерть не убавляла во мне скепсиса. Мариус, поди, столько ?возлюбленных? пережил, что одним больше, одним меньше – это принципиально ничего не меняет. Ладно, зато я не умру на улице, а вот так, респектабельно, в удобной кровати, и даже пресловутый стакан воды будет, кому поднести. Под влиянием лихорадки я преисполнилась умиления и принялась нести совсем уж откровенную чушь.Я ?призналась? Бьянке, какая она хорошая и как я ее люблю. Вот, все собиралась отмолить ее грешную душу, да мне помешали. Я приказала позвать Альбино и Рикардо и сказала им, что очень сожалею, что была неласкова и отталкивала всех от себя. Я попросила передать мои слова остальным соученикам, а по церквям раздать мои скудные сбережения и молиться за душу бедного Амадео. Цепляясь за руки друзей, я взяла с них слово, что похоронную мессу по мне отслужит аж целый епископ, чтобы акции моей души в Чистилище несколько повысились. Эх, жаль, с веком мне не повезло: родился бы уже и творил Моцарт, потребовала бы заказать ?Реквием? именно у него. Ну да и так неплохо вышло. Все обитатели палаццо Мариуса рыдали по мне. В ближайших церквях вовсю за меня молились. Наиболее талантливые ученики Мариуса спешно рисовали мои портреты: кто в виде печального ангела, кто в виде умирающего Адониса. Я достигла максимума в том положении, в котором очутилась, и готовилась не только отойти в мир иной, но и обрести бессмертие, войдя в анналы искусствоведения. ?Больше картин, ребята, и про статую в полный рост не забудьте?, - надсадно хрипела я. Но тут вернулся Мариус и обломал мне всю смерть и последующую историческую известность. Он сделал меня вампиром. Не сразу, конечно. Сначала вообще ничто не предвещало.Мариус начал вполне традиционно. Попросил удалиться всех плакальщиков и мою милую сиделку и принялся сам вслух сожалеть, что моя юная жизнь угасает, толком не успев разгореться. Большую часть его монолога я ловила глюки, рассматривая хрустальный город с золотыми улицами или переносясь на берег моря и пытаясь сесть в единственную болтавшуюся у пирса лодку.- Снятся людям иногда голубые города, - мурлыкала я в бреду, пытаясь отвязать суденышко, - у которых названия нет.- Что ты видишь, Амадео? – прервал поток сожалений Мариус.- Яхта, парус, в этом мире только мы одни, - я решила ему польстить. – Ялта, август, и мы с тобою влюблены.- Прости, я тебя опять не понимаю, - горько прошептал Мариус, и я устыдилась, поняв, что снова забыла итальянский и шпарю на родном и великом. - Там, где море сливается с горизонтом, над водой парит прекрасный город. Его стены из хрусталя, а улицы вымощены золотом. Но он меня не принимает, и нету крыльев, чтобы долететь. - Я могу помочь тебе, - Мариус склонился ко мне. – Это так легко, дитя. Выпить последний роковой глоток.- Ищешь легких путей, - я вздохнула. – А что потом? У тебя на руках останется очередной труп и кучка воспоминаний, которые поблекнут и испарятся. - Я буду помнить тебя всегда, - сказал вампир. Были бы у меня силы, я бы, наверное, рассмеялась.- Тогда прикажи тщательно хранить мои портреты. Я попросил твоих учеников меня нарисовать. Надеюсь, кроме таких, как ты, существуют и призраки. Я бы специально явился посмотреть, где мои портреты будут висеть. Мадрид, Париж, Краков, Дрезден… В Дрездене, пожалуй, не надо. Не будем рисковать единственным доступным мне кусочком вечности. В отличие от тебя, я не смогу это контролировать, - мне все-таки удалось сложить губы в усмешку.- О чем ты, Амадео? – Мариус нахмурился.- Ха-ха, - безжизненно проскрипела я. – Можешь не притворяться напоследок, мастер. Твою тайну я буквально унесу в могилу в самом скором времени, которое ты, кстати, грозишься еще больше сократить. - Ты понял, кто я, - ну, хотя бы это был не вопрос.- С самого начала, - я не могла не поддаться соблазну и отказать себе напоследок в маленьком удовольствии. Вот теперь он точно меня запомнит. - Ты демон в обличии ангела, Амадео, - его зрачки расширились.- Знаю, мне уже так врали. Ты мне тоже врешь. Демоны не заканчивают так плачевно, как я. Демоны не видят небесных городов. Они видят пламя, наверное. Ты видишь что-нибудь днями, когда спишь так глубоко, что это наверняка похоже на смерть? Утоли мое любопытство напоследок. - Я давно не вижу снов, - Мариус вздохнул. - Если бы я мог, я бы тебе их подарил. Теперь мне жаль, что я не был прилежен в рисовании. Я хотя бы нарисовал для тебя то, что видел во сне, - грудь сдавливало, дышать становилось все труднее, а в раненом боку будто огонь полыхал. - Дитя, эти небесные чертоги не для меня, - заметил Мариус.- Да при чем тут они? – я удивилась. – Нет, мастер, я бы нарисовал тебе, откуда я пришел, и какие образы принес оттуда. Вот бы ты поломал голову. А потом, - я закашлялась. Горло скребло, будто наждаком, и Мариус не услышал продолжение ?ты бы увидел это наяву?. Что ж, не все шутки удаются.- Пожалуйста, верни Бьянку и позови священника, - выдавила я. – Ты больше ничего не можешь сделать, а мне страшно. Иногда я думаю, что нет ни ангелов, ни демонов, а только не пойми что… Городов из хрусталя тоже нет. Это агония гаснущего сознания. Я хочу верить, но вот именно сейчас не получается. Я позорно всхлипнула, еле сдерживаясь, чтобы не вцепиться в Мариуса и не начать умолять: ?Скажи, что это не ошибка. Там что-то есть, и у меня будет еще много шансов?. А что, если нет? Если произошедшее со мной – только сбой, и все окончится именно здесь? И больше никаких городов, морей, знакомств и приключений. Тогда я до обидного быстро все промотала, без особого шика и размаха. Глупо, как глупо было бояться заболеть и совсем не учитывать того, что тебя могут запросто убить. Я закрыла глаза. - Амадео…Нет, я никогда не пойму мужчин, даже (особенно) вампиров! Лежит себе человек, ему плохо, он помирает, а этот вот… По щекам скатились слезы. - Мне страшно, - повторила я, сжав в кулаках простыню. Я не буду цепляться за Мариуса. - Почему они не приняли тебя в свои небесные чертоги? – прошелестел Мариус. Трындец, он всерьез принял мой рассказ о глюках. Как говорится, со дна постучали. Нет, нельзя категорично заявлять ему напоследок: ?Потому что это бред?. Мало ли, что там у вампиров принято считать о посмертии. А если он расстроится? Отзовет мою просьбу о портретах? Моя бледная рожа не станет пылиться в запасниках музеев и сиять на выставках. Я не переживу такого краха… Ах, блин, да я и не переживу, я же умираю. Оказалось, что это долго и крайне неприятно. И что-то булькает внутри. Как мерзко.- Почему они возложили это на меня? – донесся до меня голос Мариуса. Это он сейчас о чем? Сам меня притащил в свой дом, а теперь норовит свалить решение на высшие силы. Я икнула. - Посмотри на меня.Но у меня больше не было сил на эти игры в последнее прощание.- Амадео! – в голосе Мариуса послышалось… Отчаяние? Полно, это же вампир. Он не просто каждую ночь видит чью-то смерть – он сам является ее непосредственной причиной. А потом мои раны вспыхнули нестерпимой болью, и на них что-то пролилось. Что-то, что, казалось, вытягивало жар. У меня снова получилось вдохнуть и выдохнуть. Только сильно кружилась голова, и я не могла разобрать, что говорит мне Мариус. Затем он меня поднял и положил в ванну с водой. Приятно, но зачем? Меня вытащили обратно и закутали в простынь, потом понесли. Это немного напомнило мне ночь моего прибытия. Мариус отнес меня в свои личные покои, не эти, верхние, которые были его ?официальными? комнатами, а совсем личные, куда никому, включая меня, хода не было. - Не бойся, мой ангел, это не закончится так, - он ласково провел пальцем по вновь невредимой щеке. Я прижалась к нему. У меня ничего не болело, ничто не беспокоило, даже то, что Мариус пил мою кровь. Снова навалились галлюцинации, яркие, будто кинофильм. Вот кого-то привозят в монастырь. Это мальчик, он пишет иконы. Пишет-пишет-пишет, готовится в монахи, но его забирает отец. Где-то идет сражение. Пацаненок неплохо стреляет из лука… Мужик, ты ошизел, тащить ребенка на войну? Или у тебя много запасных? Монахи просят не бросать паренька в бой, и я полностью на их стороне. Отец мальчика возражает, мол, нечего хоронить его сына монастыре. Ну, разумеется, валяться незахороненным на поле боя куда прикольнее, птицам и зверям будет пир… Мальчик прячет замотанную в тряпки икону в густых ветвях дерева. Потом она кому-нибудь явится, и это назовут чудом. А мальчика захватят в плен, позабавятся и продадут. И так не один раз. Какой, все-таки, гнусный тут у них век! Тот, кто мог назвать времена, когда подобное – норма и комильфо, великолепными, был либо больным, либо идиотом, либо больным идиотом. Великолепная работорговля. Великолепные войны без конца. Великолепные убийства. Высокие отношения, мать-перемать… Меня, кажется, сейчас стошнит. - Иди ко мне, - голос Мариуса заставил меня вынырнуть из плохого кино видений. Идти я, понятное дело, не могла.- Давай, Амадео, - настаивал Мариус. Я поползла к нему без малейшей мысли, зачем я вообще это делаю и почему до сих пор жива. – Кусай. Сильнее, - продолжил Мариус. – Тяни на себя…Я поняла, что происходит, уже на втором круге. Но останавливаться было поздно. И страшно. Он вывел меня на охоту той же ночью. А после нее повторил все то, что делал во внутренних покоях, чтобы уж наверняка. Мариус не хотел мной рисковать, так что я растрогалась, размякла и сказала, что я его люблю. Это ужасно аморально, но я действительно любила Мариуса и была благодарна ему столь же сильно, как любила. Я готова была быть для него ?его Амадео? столько, сколько ему захочется, и так, как ему захочется. Он спас меня из западни, уготованной каждому от роду, и это помимо того, что ранее он выкупил меня у работорговцев. Все то, что я в себе сдерживала, прорвалось неудержимым водопадом.Я его любила. Теперь, когда мы перестали быть разными биологическими видами, когда вампирское очарование не придавливало меня, когда я не одергивала себя ежечасно, это казалось прекрасным. Я не зубоскалила над ним или над собой. Я больше не хотела сбежать, поскольку была уверена, что Мариус позаботится о нас. Я была готова учиться всему, что он был намерен мне преподать. Мариус учил меня тонкостям охоты и заметанию следов, передав концепцию убийства исключительно негодяев. Благо негодяев в Венеции и ее окрестностях водилось навалом, как и в любом другом месте и времени. Мариус отдалил меня от Рикардо, Альбино и прочих мальчиков. Хотя слух о моем чудесном выздоровлении предварил мое появление на своих двоих, он объяснил, что новый образ жизни и новая суть проявят себя, а я пока слишком открыт и несдержан. - Тебе надо пожалеть их, Амадео, - сказал Мариус о моих несостоявшихся друзьях. – Даже если их разум отторгает идею о существовании таких, как мы, инстинкт, тело будет понимать, что что-то изменилось. Не причиняй им больше страданий, чем это выпадает на краткий человеческий век. Я согласно кивала. Разве это было не то, чего я хотела – отдалиться от ребят и жить своей жизнью. А тут эта жизнь вдобавок стала такой удивительной! Мариус умел много из того, что было мне недоступно. Его сила была просто поразительной. Он читал намерения, желания и страхи людей без труда. Он мог двигаться с большой скоростью, взобраться на крышу любого дома и даже взлететь. Его зрение было куда острее моего, как и слух. Мариус говорил, что с веками сила возрастает, а он застал времена Древнего Рима. Я невольно рассмеялась, когда об этом зашла речь.- Амадео? – Мариус удивленно приподнял бровь. – Что тебя так развеселило?- Древнеримские вампиры. Говорят, они откусывали своим жертвам носы, - я вычитала это в какой-то беллетристике своего времени, а тут судьба так причудливо изогнулась. – Когда-то это поразило мое воображение больше, чем сама возможность существования таких, как мы, мастер. Я думал, ну зачем они это делали, какой в этом прок? - Конечно, зачем бы им, – Мариус ничуть не рассердился, напротив, улыбнулся. – Признаться, иногда твои реакции ставят меня в тупик. Кто рассказал тебе подобную чушь?- Не помню… А солнце нас правда сжигает или только лишает возможности двигаться?- Сжигает, - он мигом посерьезнел. – Никогда не позволяй солнцу застать себя врасплох, Амадео. Со временем ты начнешь чувствовать приближение рассвета. Я с легкостью задавала сотни вопросов и получала сотни ответов. Каждая ночь была праздником новых возможностей. Я лишилась всех прежних страхов и пока не успела обзавестись новыми, хотя Мариус предостерегал от беспечности и опасности чрезмерного увлечения новыми силами. Он даже взял меня с собой в полет, и это было волнующе. В отличие от Мариуса, мне до первой смерти приходилось летать (на самолете, конечно), но это было не то. Трепет, восторг, холод ветра, ощущение отрыва от земли, - все это было усилено во много раз. После полета с Мариусом даже зрелище, как сжигают труп Савонаролы, и красота иль Дуомо во Флоренции меня не потрясли. Хотя до того я никогда не бывала во Флоренции и мечтала побывать. Но полет. Полет над землей вообще без каких-либо приспособлений! Это был полный разрыв шаблона. Я тупо таращилась на горящий костер и отмечала, что вид и запах мне неприятны, а толпа вызывает опасение. Не потому, что мы вампиры, а потому что само время и то, что люди тут с легкостью творят по поводу и без, вызывали чуть ли не озноб до моего обращения. - Хорошо хоть он уже мертвый, - только и пробормотала я. – Пойдем отсюда, пожалуйста. Знаешь, порой я понять не могу, зачем им все вот это? – отойдя подальше, я указала на беснующуюся у костра толпу. – Почему нельзя просто убить противника, взвешенно или войдя в раж? Зачем эти спектакли? Почему у них это не вызывает отвращения? Почему они такие твари?- Кто – они?- Ну, люди… Некоторые из людей.- Кто же, в таком случае, мы? – усмехнулся Мариус.- Ой, давай не будем мешать теплое с мягким, - возмутилась я. – Мы так существуем. Точка. - Они тоже так живут. Хотя из века в век цивилизация развивается, и нравы меняются, - мягко сказал Мариус.- Если бы он был жив, их бы это остановило.- Разумеется, - Мариус кивнул. – Я рад, что в тебе не умерло сочувствие. Несмотря на то, что творил этот человек…- Страдания обидчика не исправят ничего из того, что он совершил. Никогда. И боль он ощутит только свою собственную. Никакая сумма чужой боли никому на голову не падает. Люди всегда пытаются придать страданию, своему или чужому, смысл. Но это бессмысленно. Банальная физиология. - Я хотел сегодня преподать тебе урок о самонадеянности, чтобы ты испугался, - сказал Мариус.- Но вышло скорее об осторожности, - я прижалась к нему, и он обнял меня. – Я буду осторожен, обещаю, сколько бы ни прожил, и как бы ни возросли мои силы. Я сделаю все, чтобы не попасть к ним в руки. Но летать – это было волшебно. Спасибо тебе, мастер, что ты мне это показываешь, и за все, что ты для меня делаешь. - Амадео, глядя на тебя, трудно обращаться с тобой не как с ребенком. Но ты не ребенок. Ты удивительный дух в теле ребенка со своими сформировавшимися взглядами и целями, - Мариус меня поцеловал. Он почти понял. Почти. Это будоражило кровь, как и поцелуи.