Часть 5 (1/2)

Бабушка Мерлина всегда называла его безбожником. Он всегда по-настоящему верил только в случайности - потому что Вселенная была чрезвычайно хаотичной штукой и все религии, концепции судьбы, удачи и прочие вещи подобного толка были придуманы, по его мнению, людьми в отчаянной попытке найти какой-то смысл в её неумолимой бессмысленности.Но если обратиться к этим людским придумкам и взять в оборот понятие удачи — то можно сказать, что Мерлин был весьма удачливым человеком. Было очень много обстоятельств, из-за которых он мог бы так и не появится на свет. И был достаточно таких, из-за которых, появившись, он уже мог перестать существовать.Ему повезло, что его дед, родившийся в Италии спустя два года после окончания Первой Мировой, сбежал из родной страны во Францию, едва ему исполнилось восемнадцать — от диктатуры Муссолини и навстречу войне. Повезло, что спустя два года он, целый и невредимый, оказался в Дюнкерке. Что он выжил в той проигранной немцам битве за город и был одним из эвакуированных на Британские острова. Повезло, что после этого дед, продолживший принимать участие в боевых действиях, выжил.Ему повезло, что его бабушка оказалось одной из двух членов её семьи, кто пережил Вторую Мировую — из семи. И что деда каким-то чудесным образом занесло в ту шотландскую глушь, и что он устроился механиком на ферму, которой теперь управляла бабушка.Это всё можно называть везением, хотя на самом деле, это, конечно, череда случайностей.Но, если продолжать — то ему повезло, что дед был достаточно смел и безумен, чтобы влюбиться в эту женщину, уже тогда, в двадцать с небольшим, вселяющую чувство уважения напополам с ужасом, приправленное недоумением — потому что как двадцатилетняя особа может быть такой суровой? В те времена для женщины это было просто неприлично.Но его бабушка была красива и умна. А его дед был очень смел.У них было двое дочерей. Старшая из них была матерью Мерлина.Ему повезло, что его мать узнала о том, что беременна, на позднем сроке — и вернулась в родительский дом, из которого ушла в восемнадцать лет, потому что не было никакой возможности сделать аборт. Повезло, что её родители не прогнали её с порога — хотя бабушка могла бы в два счета. Повезло, что спустя полгода после его рождения она исчезла, оставив сына, которому так и не дала имени, со своими родителями.Ему везло ещё бесконечное количество раз. За шестнадцать лет службы он поймал всего пару пуль и оказался в заложниках только однажды. Он остался жив — и при всех частях тела — в тот день, оказавшийся последним днём его службы, когда их патруль из четырёх человек оказался окружен парой дюжиной противников посреди пустыни.Так что — да. По субъективному мнению Мерлина, он был удачливым человеком.Ему всегда было нелегко найти понимание тех, кто оказывался рядом с ним в реальном мире.Суждения людей о нём чаще — почти всегда — были ошибочны. В нем часто видели кого-то, кем он не является — и ожидали от него действий, которые бы соответствовали этим ошибочным суждениям.В школе думали, что внук фермеров, сын легкомысленной мисс, которая испарилась в неизвестном направлении когда ему и не исполнилось и года, будет типичным хулиганом. Ещё одной головной болью для учителей. И он был головной болью для учителей. Но совсем не в том смысле, которого они опасались.

Дети, которые были старше или просто больше его, из глупости или из наивности думали, что раз он умный и в очках, и не обращает никакого внимания на издёвки — он боится и не может дать отпор. Он мог.

Потому что то, что все думали, что раз он умный, то все дни напролёт проводит, скрючившись над книжками — тоже было ошибочным суждением. Большую часть своего свободного времени он проводил с дедом - помогал ему чинить что-то, что требует починки, или просто слушал, как он рассказывает о том, как что работает — связано ли это с работой на ферме или нет. Также его можно было обнаружить помогающим мыть лошадей или брить овец, или таскать сено или воду, или — и это было его любимое, когда он был мальчишкой — новорожденных ягнят. Можно было найти его сидящим вместе с бабушкой за столом на кухне — она заполняла бухгалтерские книги, он считал для неё цифры — но не так уж часто, ведение бухгалтерии не было ежедневной или еженедельной необходимостью. Ещё пару раз в неделю он садился на велосипед и ехал к тёте, ответственностью которой, как он понял только когда вырос, было заставлять его чувствовать себя обыкновенным ребёнком.

К концу старшей школы ему начали выражать непонятное сочувствие о том, что он, с его способностями, обречен остаться и помогать управлять фермой — в то время, когда у него уже было письмо о получении стипендии, о котором не знал никто, кроме тёти.Но шутка в том, что даже если бы он остался на ферме — он не был бы так несчастен, как представляли себе все усиленно сочувствующие. Он не был бы несчастен вообще.Он не понимал суждений людей. А люди, в большинстве своём, не могли понять его.

Но он никогда не расстраивался по этому поводу. Потому что с самого рождения рядом с ним была его семья - люди, которые не пытались понять его. Они просто его принимали.В армии всё оказалось куда проще. В армии были правила. Иерархия. Регламенты. Если он и испытывал некоторое сожаление от того, что ему пришлось уйти из университета, то к концу первого года оно полностью прошло. В конце второго года службы он подал заявку на испытания для вступление в SAS – и с первого раза прошел отбор. В армии у него начало получаться формировать товарищеские отношения с людьми — просто потому, что здесь была немного другая система ценностей, и она была общей для всех. Он понимал, что все шестнадцать лет службы он был не совсем собой. Но он никогда не жалел об этом.Тем хуже было после.Он вернулся в реальный мир ещё менее приспособленным к жизни в обычном обществе. К счастью, к тому моменту общество уже встало на путь принятия людских различий. На путь принятия права человека быть другим. Это делало ситуацию немного легче — но только чуть-чуть.Первые полгода он работал охранником в магазине смехотворно-дорогого антиквариата. Иногда он, сидя на высоком стуле в углу помещения за чтением очередной книги — художественной или связанной с темой информационных технологий, чувствовал себя таким же антиквариатом как все эти начищенные серванты, комодики на львиных лапках и стулья со спинками обитыми вельветом цвета венозной крови.Он снимал комнатку на Эджвер-роуд у семьи из Пакистана — его спальня была на первом этаже, они жили на втором и третьем. Вообще-то, это был тот же дом, который принадлежит ему сейчас целиком. Его соседи по дому, пара продавцов из круглосуточных магазинчиков поблизости, Али из сирийского кафе да пожилая пара, для которых он раз в неделю покупал продукты и время от времени помогал с бунтующей техникой, были всем кругом его общения.

Его старики умерли ещё два года назад. Он не мог заставить себя позвонить тёте по причине, которой не знал.Ничего не вызывало в нём хоть сколько-то ярких эмоций. Он жил по расписанию, потому что такая жизнь была для него привычна.

Единственным, что действительно поражало его, были технологии. То, до какого уровня они развились. Мысль о том, что теперь он может писать программы и строить алгоритмы, о которых раньше можно было рассуждать лишь в теории щекотали его разум почти что буквально. Он купил себе ноутбук — и начал учиться заново.Именно его быстрое и жадное возвращение к своей почти забытой страсти, к знанию и пониманию, к четкой, понятной логике алгоритмов показали ему, что он не в порядке. Он ощутил колоссальную разницу между чувством и нечувствованием.Мерлин не знал, как ему в голову взбрело позвонить именно Харту. Наверное, всё из-за того, каким он его помнил — сначала совершенно диким, быстрым и полным ярости, и потом, когда их выставили из клуба - с губами, испачканными кровью и растянутыми в удовлетворённой, сытой улыбке. В нём была жизнь, несмотря на то, что ярость его была всего лишь отчаянной попыткой заглушить глубокую скорбь по кому-то.Он до сих пор не понимал, почему Харт вообще согласился с ним встретиться. И почему оставался на его стороне по сей день. Может быть, всё банально и дело просто в том, что Мерлин единственный человек, который может превзойти Харта в количестве выпитого виски и остаться почти неприлично трезвым.Они оказались в постели после первой же встречи. И потом ещё раз. И ещё. Вообще-то, у Мерлина было твёрдое намерение покончить с несерьёзными связями на пару ночей, но Харту было очень, очень тяжело сопротивляться. И, откровенно говоря, Мерлин банально истосковался по человеческой близости. Гарри, несмотря на то, что он ясно давал понять, что всё это — всего лишь секс и ничего сверх этого, тем не менее оказался способен дать Мерлину ту близость, которая была ему нужна. Гарри был хорошим другом — хотя усиленно пытался создавать впечатление полнейшей задницы. Он всегда был крайне прямолинеен — из-за своего характера ли, или из-за того, что знал, что Мерлину так проще, и с поразительной лёгкостью принимал все странности Мерлина. Бывало, конечно, что смеялся, как ополоумевший и утверждал, что он, Мерлин, как минимум с Марса. Но не то, чтобы это было обидно. Совсем нет.Однажды Харт спросил, чем Мерлин занимается — помимо работы, не требующей применения интеллекта, редких встреч и секса с ним и сидения в доме, который он делит с кучкой пакистанцев. Гарри к тому моменту уже понимал, что такой человек, как Мерлин, не может проводить свои дни так — не используя свой мозг большую часть времени. В таком случае он бы уже съехал с катушек.

- В основном навёрстываю упущенное за шестнадцать лет. Когда я уходил из университета в армию, мир был куда более скучным, - отвечает Мерлин.Гарри, накинувший на шею галстук, отвлекается от своего отражения с зеркале и, сощурившись, смотрит на Мерлина — внимательный, расчетливый взгляд, от которого тут же становится не по себе.- Где ты учился?- Кембридж.

Гарри чуть приподнимает брови.- Подробнее?- Математика. Информатика.Харт усмехается и кивает, возвращаясь к завязыванию галстука.Спустя пару дней он звонит Мерлину и говорит, что, возможно, может предоставить ему ?песочницу? если Мерлин возьмётся попробовать написать для него программу, которая полностью автоматизирует диспетчерскую работу на железной дороге.- У меня недостаточно знаний для подобного, - говорит Мерлин.- Конечно, - соглашается Харт. - И недостаточно ресурсов, чтобы получить подобные знания самым быстрым способом.- И что же у тебя на уме?- Я уже сказал.- Просто вот так? - Скептически хмыкает Мерлин. Да, Гарри достаточно безумный, но в понимании Мерлина это уже за гранью.- Ну, ты можешь оставить мне программу, которую напишешь.- Если я её напишу.- О, ты напишешь, - со смешком уверяет его Харт. - Я не буду тебя уговаривать.- Конечно, ты не будешь.- Ох, иди в ад, - фыркает Гарри. - Позвони, если найдёшь в себе немного здравого смысла.Мерлин улыбается. Он привязался к этому несносному типу.- Обязательно, - обещает он.Он перезванивает через неделю. А через две — начинает проводить в офисе с оборудованием, которое предоставил ему Гарри, все свои выходные. Спустя пару месяцев он наконец начинает чувствовать себя живым.Постепенно ему удалось выбраться из своей раковины. Он начал общаться с некоторыми из бывших сослуживцев, которые после ухода из армии поселились в Лондоне. Наконец заставил себя позвонить тёте и рассказать историю о том как он чуть не умер и вернулся в ряды гражданских. Она назвала его лопухом и велела приезжать, как только он наберётся духу.?Не заставляй меня ждать слишком долго?, -говорила она, - ?а то, чего доброго, опоздаешь?.Он велел ей не говорить подобных глупостей. Но отправился в Шотландию на следующей же неделе, потому что эти её слова не выходили у него из головы.У него были попытки начинать отношения — все как одна провальные. Причина была всё той же — от него постоянно ожидали того, что он будет не собой, а кем-то другим. И очень сердились, когда он не мог выполнить этого трюка.Только теперь,когда он получил наконец возможность увидеть, что бывает по-другому, ему в голову закрадывается мысль, что, возможно, он просто методично умудрялся выбирать не лучших людей.Эггси был таким же, как его семья. Беловолосый мальчишка, выросший в арабской семье и чувствующий себя так, будто он принадлежит месту, в котором он вырос и своим родителям, не по происхождению, но по крови, он не делал попыток понять его. Не интерпретировал его через призму своих суждений, потому что знал, что это довольно глупое и бесполезное занятие.Он просто принимал.Поэтому с Эггси было легко с самого начала. Он нравился Мерлину с самого момента их знакомства — но тогда это была симпатия другого толка — У Анвина была семья, у Мерлина в тот момент были очередные разваливающиеся отношения и он даже не думал искать в парне что-то сверх приятного собеседника.Что изменилось? Эггси остался таким же, но стал неуловимо другим — в нём осталась эта его сила невероятной любви, его лёгкая искренность, чистая радость — Эггси был самой жизнью, в лучшем её воплощении. Мерлин не был уверен в том, что когда-то ещё встречал настолько живых людей. Но ещё в нём появилась неуловимая, но уверенная грация, которой раньше не было. Свобода быть тем, кто ты есть и свобода отдаваться своим желаниям. Возможно, это уже заслуга Гарри. Он обладал даром вытягивать из людей подобное — то, чего они сами бояться или стесняются, находя неправильным - на всеобщее обозрение. Он умел учить наслаждаться жизнью. Он и с Мерлином проделал что-то похожее.В общем, Эггси стал очень, очень занятным персонажем.

Проняло даже Гарри. Мерлин знал — по этим взглядам, которые Харт бросал на парня, пока тот не видел. Мерлин был не был так уж силён в ?чтении? людей — но он не был слепым. И он знал Гарри достаточно долго, чтобы быть уверенным, что его друг влип в Гэри Анвина по самую макушку, и, возможно, сам ещё не осознавал всех масштабов своих чувств и того, что он умудрился поставить ловушку сам для себя.Тем более удивительным было, что Гарри, с абсурдной совершенно простотой и непосредственностью, сообщил Мерлину, что он не против, если у него с Эггси завяжутся отношения. Что он, более того, настаивал бы на этом.

Предложение было возмутительным.Аргументы — до пугающего здравыми. В общем, классический Гарри.Первая попытка поговорить об этом с Эггси… мягко говоря неловкой.Тем большей загадкой для Мерлина было то, почему он так глупо ведёт себя сейчас, когда сидит и хмуро смотрит на экран телефона, не решаясь позвонить Эггси, который сам прямым текстом просил его об этом.И Мерлин, вообще-то, обещал позвонить.Он поднимает взгляд к потолку и качает головой в приступе негодования, направленного на самого себя. И решает, что ему лучше пойти погулять с собаками, чтобы проветрить голову. На улице накрапывает дождь и он, вообще-то, выводил собак в парк пару часов назад — и если с тем, чтобы надеть ошейник на Курта, проблем не возникает, Дани уворачивается от него. Увернувшись в третий раз и отбежав вне зоны досягаемости Мерлина, она садится, и, склонив голову на бок, смотрит на него этим своим специальным взглядом, который будто призван сообщать её хозяину, что его поведение бессмысленно.И что она, к тому же, очень не любит слякоть, в отличии от Курта, которого хлебом не корми — дай поваляться в луже.Мерлин вздыхает.- Ты права, - говорит он.Ответом ему служит короткий лай.Мерлин снимает ошейник с Курта, треплет Дани за ухом и идёт звонить Эггси.***Эггси не сразу обращает внимание на трель телефонного звонка, слишком поглощенный непростым процессом составления своего расписания на следующий месяц. Опомнившись, он не сразу находит телефон — он погребён под слоем листков, разложенных на столе. Когда Эггси наконец добывает телефон, тот уже не звонит.Он смотрит на дисплей, расплывается в улыбке и перезванивает. Мерлин отвечает тут же.- Привет, - говорит Эггси. - Прости, я не мог найти телефон под завалами будущих знаний моих детей.- Здравствуй, Эггси, - отвечает Мерлин и Эггси слышит его улыбку. Ему нравится, что улыбку мужчины так легко услышать. - Вот как. Я тебя не отвлек?- Отвлек. И это хорошо. Я должен был отвлечься ещё час назад, теперь моя шея и плечо меня убивают.На том конце повисает тишина. Неуверенная тишина. Эггси возводит взгляд к потолку. Нерешительность этого человека одновременно очаровательна и нелепа.- Что у тебя на уме?- У меня на уме было пригласить тебя прогуляться — но потом я посмотрел в окно.Эггси не нужно смотреть в окно — дверь, ведущая из кухни на задний двор, открыта и он слышит дождь — успокаивающий шорох капель, звук, который он так редко слышал в Африке и который вот уже год снова был частью его жизни.- Приезжай, - просто предлагает Анвин.- Я не помешаю?- О нет. Компания будет весьма кстати. Но я должен предупредить, что ты можешь стать свидетелем того, как я спорю с листами бумаги.- Что ж, по крайней мере, я точно не заскучаю.Эггси смеётся, откидываясь на спинку стула и трёт уставшие глаза.- Тогда я тебя жду. Не звони. Дверь будет открыта.- Хорошо. Увидимся.- Ага, - соглашается Эггси, у которого от улыбки начинают болеть щёки. - Увидимся.К счастью, Мерлин оказывается способен мужественно отключится первым. Эггси бы точно не смог.

Он поднимается из-за стола чтобы отпереть входную дверь, и, напевая себе под нос что-то из Элтона Джона, возвращается к прерванному занятию.Cпустя примерно сорок минут и ещё одну заполненную неделю в календаре Эггси слышит, как открывается входная дверь. Он встаёт, потягивается и идёт к выходу из кухни. Дальше дверного проёма он не продвигается, столкнувшись, однако, вовсе не с Мерлином, а, к своему великому удивлению, с букетом цветов. Очень приятное, но крайне неожиданное происшествие.Он в изумлении поднимает взгляд на Мерлина, чьи колдовские зелёные глаза маячат позади влажных тёмно-фиолетовых бутонов с выражением неуверенным и даже немного опасливым.-Ты… принёс мне цветы? - За каким-то чертом уточняет Эггси, будто ответ на этот вопрос может оказаться отрицательным.Мерлин заключает, что, похоже, в конце концов это всё же была плохая идея.- Похоже на то. Это лишнее?- Нет, - торопится ответить Эггси. - Нет. Я… Пойду и найду для них что-нибудь.С этим он разворачивается на пятках и уходит обратно в кухню, чувствуя, как пылают его щёки. Мерлин, пару секунд сконфуженно посмотрев парню вслед, направляется за ним. Он застаёт Эггси копающимся в одном из нижних ящиков кухонной тумбы — погрузившимся в её недра чуть ли не на половину. И как бы хорош не был открывающийся Мерлину вид — воспитание не даёт ему не уточнить:- Я могу помочь?Судя по глухому звуку, Эггси ударяется головой обо что-то внутри предмета мебели. После короткого сдавленного ругательства из тумбы появляется протянутая рука с эмалированным бидоном, какие его бабушка использовала для молока ещё когда Мерлин был мальчишкой.- Это должно подойти.- Понял.Мерлин кладёт цветы рядом с раковиной и начинает наполнять емкость водой.- Ты планируешь выбираться обратно? - Интересуется он у Эггси, который, похоже, неплохо чувствует себя внутри кухонной мебели.- Мхм, - утвердительно мычит Эггси. Спустя пару секунд он, потирая затылок, выбирается из своего убежища — взлохмаченный и алеющий скулами.Мерлин улыбается зрелищу — и, поставив цветы в бидон, интересуется:- Оставить здесь?- Нет! - Тут же отвечает — чуть ли не рявкает Эггси. - Нет, - повторяет он уже мягче. - Поставь на столик в гостиной. Так я буду сидеть за кухонным столом и видеть их.Мерлин делает как сказано. Когда он поворачивается от журнального столика, Эггси уже стоит в дверном проёме, ведущем в обеденную зону. Мерлин подходит ближе и останавливается в полушаге от парня. Тот улыбается шире и берёт его за руку.- Никто никогда не дарил мне цветов. Спасибо, - говорит он и подаётся ближе, чтобы оставить на губах Мерлина поцелуй — лёгкий и целомудренный, но от того не менее приятный.Эггси думает, что то, что какой-то букет цветов от этого мужчины может настолько выбить его из равновесия — действительно тревожный симптом.

- Поэтому ты спрятался в мебели? - Уточняет Мерлин с тёплой улыбкой и доброй иронией во взгляде.- Я решил, что когда тебе тридцать и ты краснеешь до кончиков ушей, как школьник после первого поцелуя, последний, кто должен это видеть — тип, на которого ты имеешь определённые виды.- Что, если этот тип находит подобную реакцию очаровательной в её искренности?Эггси фыркает и легко толкает Мерлина в плечо, после чего разворачивается и идёт на кухню, чувствуя свои пылающие щёки. Боже, даже Харту никогда не удавалось заставлять его краснеть так.- Я приготовлю чай. Еды нет — только печенье и бананы. Я планировал заняться сборкой ужина из всего, что найдётся в холодильнике через пару часов.Мерлин позволяет Эггси включить чайник — и после этого, положив ладони ему на бёдра, мягко оттесняет в сторону обеденного стола, сейчас почти полностью покрытого исписанными листами бумаги разного формата.- Я справлюсь с чаем. Иди занимайся.- Ммм, - улыбается Эгсси. Вот это — эти большие, теплые руки на бёдрах ему нравятся уже куда больше — и не заставляют так отчаянно краснеть. - Как скажешь. С молоком, без сахара.Он подавляет в себе желание податься чуть назад и обтереться задницей о бедра Мерлина — он пока не знает зоны комфорта мужчины и не хочет переходить границы. Вместо этого он поворачивается чтобы оставить на его губах ещё один быстрый поцелуй, подмигивает ему с самым хулиганским видом и возвращается к своей бумажной битве во имя детского образования.Мерлин действительно справляется с тем, чтобы сделать им чай - он аккуратно ставит кружку Эггси на небольшой пятачок свободного места на столе, и садится за стол напротив Эггси со своей чашкой. Эггси поднимает глаза на мужчину и видит, как тот подозрительно принюхивается к своей кружке.- О, - вспоминает Эггси. - Это растительное молоко. Я забыл тебя предупредить, что другого нет. Это ничего?- Всё в порядке, - отвечает Мерлин и отпивает из чашки. Эггси внимательно наблюдает за реакцией. - Что? - Спрашивает Мерлин.- Похоже, тебе всё равно, что пить, - со смешком отмечает Эггси, подзуживая.- Это непривычно, но вполне съедобно. Мне приходилось обходиться худшим.- Что-то из армейского прошлого?Мерлин кивает с такой улыбкой, с какой вспоминают славные былые деньки, об уходе которых не жалеют.- Да. Кофе из сухих пайков — совершенно непередаваемый по вкусу напиток.- Как песок? - Со смешком предполагает Эггси.

- Горький песок.Эггси показательно морщит нос.- Не отвлекайся, - велит ему Мерлин, и, закинув ногу на ногу, откидывается на спинку стула, устроив кружку на самом краю стола.Эггси картинно закатывает глаза, но берётся за ручку.- Мне осталось переписать уже написанное на следующие недели и всё проверить. Можешь пока собрать все листы с упоминаниями имён детей в три стопочки… чтобы не скучать.- Как скажешь, - серьёзно кивает Мерлин.Каждый углубляется в своё занятие. Когда Эггси наконец заканчивает, то двигает к Мерлину своё творение на листе А3 и забирает себе три стопки собранных Мерлином листов. Они проверяют, не пропустил ли Эггси чего-то. Эггси ничего не пропустил. Он становился чертовски хорош в этом всём.Когда они заканчивают и Эггси встаёт, сладко потягиваясь, то замечает странный взгляд, которым на него смотрит Мерлин.- Что? - Хмурит брови Эггси.Мерлин смотрит на расписание, в котором свободны только пятница и воскресенье.

- Всё не так плохо, как ты думаешь, - поняв причину направленного на него взгляда, беспечно заявляет Эггси. Всё действительно не так плохо, как кажется на первый взгляд. Особенно если привыкнуть. А уж если учесть, что в ближайших учебный год у каждого из детей есть занятия на всю субботу — всё вообще представляется куда более радужным. - Посидим на улице? Похоже, дождь кончился.Мерлин кивает и направляется следом на Эггси. Парень с удовлетворённым вздохом усаживается на садовый качелях и хлопает ладонью по месту рядом с собой. Как только Мерлин садится рядом, он приваливается к его плечу — и довольно улыбается, когда рука мужчины ложится на его плечи, притягивая ближе.

- Как ты работаешь с таким расписанием? - Интересуется Мерлин после пары минут тишины.- Было не слишком сложно, когда нужно было жонглировать двумя детьми. Сейчас немного сложнее. Но нерешаемых трудностей пока не возникало — у этих троих целая команда взрослых на подхвате. Всегда есть кому их забрать или отвезти, если что. Мне повезло, - с улыбкой говорит Эггси. - Даже Гарри забирал Муни или Габриэля с занятий пару раз, представляешь?- Нет, - честно отвечает Мерлин.- Если что — я тебе этого не рассказывал.- Не рассказывал чего?Эггси тихо хихикает, подавшись чуть ближе касается губами шеи мужчины и остаётся сидеть так, с головой на его плече, влажно и чуть щекотно дыша ему в шею. Ладонь Мерлина неспешно скользит по его плечу — тяжелым, и в то же время мягким прикосновением, от основания шеи, по плечу, вниз почти до самого локтя, и вверх по той же траектории. Это просто, без эротического подтекста, но каким-то образом - всё равно интимно, уютно и безопасно. Если бы не тот поцелуй у Мерлина дома, Эггси бы вообще начал думать, что мужчина совершенно не заинтересован в нём в этом плане. Но сейчас он отвлеченно думает, что даже если и так — он был бы не против. Эггси позволяет себе просто расслабиться и сидеть, привалившись к теплому боку мужчины, витая в своих смутных мыслях, толком ни о чем и не думая и думая обо всем сразу.

- Мерлин?- Ммм?- Расскажи мне, что ты за человек.- С радостью. Если ты предоставишь пару более четких запросов.- Вот так вот просто?- Да, - с тихим смешком подтверждает мужчина. - Что тебе рассказать?- У тебя есть братья и сестры?- У меня есть тётя и двоюродный брат. Мы трое — всё, что осталось от семьи.Эггси поднимает голову с плеча мужчины, чтобы посмотреть на него. Это не то, что он ожидал услышать — несмотря на то, что принимая во внимание возраст Мерлина, ничего удивительного в этом нет.- Мне жаль. Мне не стоит спрашивать о родителях?Мерлин качает головой.- У меня не было родителей в том смысле, который ты скорее всего подразумеваешь. И ты можешь спрашивать о чем угодно.Эггси удивлен тому, до чего странно такое слышать.

- И ты ответишь? - Недоверчиво спрашивает Эггси.- Скорее всего да.Эггси посылает ему скептический взгляд, испытывая искушение сразу задать какой-нибудь бесцеремонный вопрос — просто из вредности. Но он не делает этого, а продолжает начатую тему.- Кто тебя вырастил?- Бабушка и дед. И тётя, в некоторой степени. Она всегда была для меня скорее сестрой, по понятным причинам.- А что случилось с родителями?- Отец неизвестен. Мать скрылась в неизвестном направлении когда я был младенцем. Никогда её не видел. Хиппи.Эггси чуть приподнимает брови.- Кажется, у тебя нет сожалений по этому поводу.- С чего бы им быть? Вряд ли она была бы лучшим родителем чем те, которых я в итоге имел.- Справедливо, - заключает Эггси. - В каком городе ты жил?- В городе я начал жить только когда поступил в университет. Восемнадцать лет до этого я провел на ферме недалеко от Сейнт Сайруса. Это скорее деревня, а не город.- Стой. На ферме? - Несмотря на то, что отлично всё слышал, переспрашивает Эггси, изумленно уставившись на мужчину.- Да, - кинув на парня ироничный взгляд, подтверждает Мерлин. - У бабушки была ферма. Дедушка устроился к ней на работу. С этого всё началось.- Хм. Мне кажется, я чувствую стоящую внимания историю за парой этих не слишком содержательных предложений, - предполагает Эггси и смотрит на Мерлина с хитрецой во взгляде.- Хочешь историю?- Да, пожалуйста, - просияв, кивает Эггси — и в этот момент кажется Мерлину не сошедшим ещё с небес на землю мальчишкой. То, что в человеке с таким количеством забот, как у Эггси, каким-то образом осталась эта непосредственность и инфантильность, это предвкушение волшебства, завораживает Мерлина не меньше этих невероятных зелено-голубых глаз.

- Хорошо. История начинается в тысяча девятьсот двадцатом в Италии, в небольшой городе недалеко от Рима, где в семье из семи человек рождается мой дед…И Мерлин рассказывает — о всём пути его деда прочь из Италии, через всю Францию, через Ла-Манш — в Великобританию, и потом, почти через весь остров от Дувра, где он первый раз ступил на землю страны, ещё не зная, что она станет его домом и домом его детей — в крохотную деревню на берегу Северного моря. К воротам фермы, которая стояла перед ним - мальчишкой, последние семь лет видевшем одну лишь разрушительную войну, раздирающую мир на части — и казалась островом спокойствия и мира, парящим где-то в невременье. Казалось, что тут вообще не было войны — и это было правдой. Но лишь наполовину.Мерлин рассказывает о бабушке — единственной дочери в семье, которая могла запросто утереть нос всем окрестным мальчишкам благодаря тому, что вечно играла с братьями в их игры, в которые они всегда охотно её принимали. С которой её мать, которая всегда хотела дочь, а не ещё одного мальчишку, но в платье, пыталась, но так и не смогла совладать — и любила её всё равно, не смотря на взрывной характер и возмутительную привычку наряжаться в одежду братьев. У которой война забрала отца и трёх старших братьев — одного за другим, и мать, которая просто не смогла пережить потери и ушла через три недели после того, как пришла весть о смерти старшего сына, последнего, кто оставался в живых, оставив девятнадцатилетнюю бабушку одну — с огромной фермой и младшим братом-десятилеткой.В каком-то смысле, ферма и была таким местом, где войны никогда не существовало. С тех пор, как из всей семьи осталось двое человек, говорить о войне здесь было запрещено.- И они встретились, полюбили друг друга и всё было хорошо? - С наивной надеждой предполагает Эггси.- В итоге — да, - соглашается Мерлин. - Но не так быстро.

Эггси улыбается, кивает и выжидающе смотрит на Мерлина.Новость об окончании войны застала деда в Эдинбурге. В Сейнт Сайрус он попал случайно — его сослуживец, с которым они прошли всю Англию от самого Дувра, жил там. Так как деду было всё равно, куда ехать — он поехал со своим другом. Он прожил в доме его семьи неделю, и, не желая больше пользоваться гостеприимством людей, пусть те и были совсем не против, спросил у них, где он мог бы найти работу и ночлег.Так он и оказался у ворот той самой фермы.Стуча в дверь дома, он никак не ожидал, что хозяйкой всего вокруг окажется невысокая девушка с медными волосами и щеками, усыпанными веснушками, которая открыла ему дверь.- Добрый день. Я хотел бы поговорить с мисс Локхарт, - говорит он.- Вы уже с ней говорите, - уголок губ девушки дергается в быстрой маленькой улыбке прежде чем она принимает деловой вид, который, в сочетании с парой соломинок, запутавшихся в её волосах, выглядит довольно нелепо. Но нелепость это не грубая, а милая. Он решает, что даже если мисс и привирает, он не против поговорить с ней подольше.- В городе сказали, вы, возможно, сможете помочь мне с работой и ночлегом.Мисс окидывает его одним быстрым взглядом.- Нет, это вы можете помочь мне с работой. И если поможете хорошо — возможно, обеспечите себе ночлег.С этими словами она отходит от дверного проёма, жестом предлагая ему зайти внутрь.

- Можете оставить вещи здесь. Пойдёмте за мной. Что вы знаете о лошадях?- Немного, - неуверенно отвечает он.- Что ж. Начнёте с основ, - она бросает на него хитрый взгляд. Через пять минут, когда они заходят в длинное деревянное здание весьма потрепанного, но каким-то образом всё равно аккуратного вида, она сдаёт его на поруки двум мальчишкам, которым, по виду, едва ли больше пятнадцати, собирается уходить.- Как вас зовут?- Вы это уже знаете. Мисс Локхарт. Пока что этого достаточно. Вас?- Луи.- Что ж, Луи. Увидимся за ужином.С этими словами загадочная и до нелепости важная мисс Локхарт удаляется из конюшни, махнув рукой.До самого вечера Луи занимается тем, что убирает стойла, носит зерно, сено и воду для животных и слушает разговоры вокруг. К концу дня он не без удивления приходит к выводу, что медноволосая мисс действительно является той, кто управляет хозяйством, и так и не узнаёт её имени — потому что все вокруг называют её ?хозяйка? или просто ?мисс?.Ужинают, к его удивлению, все вместе — в столовой Большого Дома. После ужина, когда все начинают расходиться, девушка подходит к нему — без соломы в волосах, но с росчерком муки на скуле.- Я бы предложила вам переночевать в амбаре — но по ночам ещё слишком холодно. Можете лечь в пастушьем домике — немного места там есть. Реймонд вас устроит, - говорит она жесток указывая в сторону мужчины под два метра ростом.- Я могу лечь с животными. Это не проблема.Она хмыкает, отчего-то не убеждённая.- Реймонд за вами присмотрит, Луи.Он понимает, что она имеет в виду. Подтекст этой фразы оскорбителен сверх всякой меры.- Вы думаете, я вор? Семья из города, Кэмпбеллы, знают меня…Она его перебивает.- Я не знаю вас, Луи. Не кипятитесь. У вас немного вариантов — пойти с Реймондом, переночевать в амбаре или вернуться к этим вашим Кэмпбеллам.С этими словами она прощается и уходит наверх.Реймонд в итоге оказывается молчаливым, но славным парнем, который говорит, что не стоит злиться на хозяйку за её поведение. Она бывает резковата, но только из-за того что она несёт ответственность за большое количество душ, работающих на ферме.Луи, на самом деле, не так уж и злится. Нет, Луи в ужасе и в восторге. Он влюблён.- Мне нравится твоя бабушка, - заключает Эггси.- Она многим нравилась. Несмотря на невыносимый порой характер. Ты не устал слушать?- О нет, - отрицательно мотает головой Анвин. - Пожалуйста, продолжай, - улыбается он.- Дед был тихим, но целеустремлённым. Из тех, кто делал, а не говорил.У бабушки было много поклонников, но она никого не принимала всерьёз — говорила, что все были только на то и горазды, что болтать о себе, сидя на стуле.После недели, которую он провел, занимаясь только уборкой в стойлах у животных, дед не выдержал — и вечером после ужина спросил, не найдётся ли для него другой работы.- А чем вам не нравится нынешняя? - Удивленно подняла брови хозяйка.- Всякая работа неплоха. Но я неплохой плотник. И ещё лучший механик. А у вас амбар и конюшня наполовину прогнили, а в сарае стоит техника, медленно превращающаяся в мусор, которой просто нужно немного внимания.- И откуда вы всё это знаете? - Сощурившись, уточняет мисс.- Механику трудно не заметить трактор, торчащий из покосившегося сарая.- Может, вы его уже и отремонтировали?- Может быть, - скромно соглашается Луи. И никак не ожидает того, что происходит следом — мисс хватает его за руку и тянет за собой к выходу из дома — и в сторону сарая.- Покажите мне, - требует он, когда они достигают точки назначения.Луи заводит машину. На лице девушки на несколько секунд появляется такое выражение, что кажется, что она сейчас заплачет — но исчезает так быстро, что Луи заключает, что ему показалось — на улице уже густые сумерки.- Хорошо. Вы почините всё это. Но я буду вам помогать.Следующие пару месяцев большую часть дней они проводят бок о бок — по самые плечи в мазуте и пыли. К удивлению Луи, девушка оказывается крайне упрямой в постижении незнакомой науки — жадной до знаний и трудолюбивой. В отношении всего, что не относится к их общему занятию она, однако, была куда менее разговорчива.Но она не была против того, чтобы говорил Луи — а ему было о чем рассказать. Он рассказывал о детстве Италии, о городах, в которых останавливался в своём пути через Францию, о людях, которых встречал на пути. Он никогда не говорил о войне.Однажды — они чистили трактор от приставшей к нему за годы неиспользования ржавчины — заговорила она.- Отец купил его. Был так горд своим приобретением, что едва ли не светился, как лампочка. Первая ферма в округе с трактором, - она фыркает, качает головой и небрежным жестом смахивает прядь волос, выбившуюся из косы и упавшую на лицо. - Сломался прямо перед тем, как отец ушел на войну.Луи уже знает, что её отец вместе с тремя старшими братьями не вернулись — на ферме об этом не говорили, но вот в городе любили посудачить о мисс Локхарт. Даже слишком. И часто, почему-то, не в лучшем ключе.- По крайней мере, дух папочки не будет преследовать меня за то, что я оставила его любимую игрушку ржаветь в сарае, - неожиданно усмехается она, и вся печаль тут же улетучивается с её лица и из её взгляда.- Всегда пожалуйста, - отвешивает шутливый поклон Луи.Мисс Локхарт смеётся и кидает в него тряпкой, пропитанной пахучей смесью.Их первый поцелуй случается на крыше Большого Дома - ?волшебное происшествие? по словам деда Мерлина и ?кошмарная слащавость? по мнению его бабушки.

Луи весь день напролёт чинил крышу, приняв решение не отвлекаться на ужин и просто перекусить чем-нибудь позже, когда закончит. От его занятия его отвлекает мягкая вспышка света, которую он замечает боковым зрением. Он поворачивает голову и видит мисс Локхарт — она ловко взбирается наверх и усаживается на плоский конёк крыши, устроив рядом с собой фонарь, что-то, завернутое в полотенце и бутылку молока.- Сделайте перерыв, Луи. Хлопнетесь в обморок от голода или оступитесь в темноте — а мне потом вас лечить.- Ничего подобного не произойдёт, - с улыбкой уверяет Луи, и, обернувшись чтобы добраться до места рядом с девушкой, оступается и нескоро секунд машет руками, восстанавливая равновесие. Зрелище весьма потешное — судя по веселому смешку хозяйки.- Оно и видно, - весело фыркает он и двигает к нему сверток.В свертке оказывается свежий ещё чуть теплый хлеб с мясом. Луи знает, что девушка каждый день помогает на кухне замешивать тесто — отсюда и мука то на руках, то на щеке, то в волосах. А ещё Луи теперь знает её имя — Флоренс. Это её имя — и название одного из самых красивых городов страны, в которой он родился. Она не любит своё имя — считает его нелепым. Слишком претенциозным для их провинциальных мест. Она просит не называть её полным именем, но Луи упорно игнорирует эту просьбу.- Спасибо, Флоренс, - улыбается он ей, отпив из бутылки.- Я зря тебя кормлю, - цыкнув языком, качает она головой.С едой оказывается покончено быстро — он не вспоминал о голоде, занятый починкой крыши. Они устраиваются рядом друг с другом и молча смотрят в небо. Луи как-то рассказывал Флоренс, что над Италией и Францией по ночам появляются совсем другие звёзды — не те, что здесь.

- Ты не скучаешь по дому? - Спрашивает Флоренс.- Я дома, - пожимая плечами, отвечает Луи. Он живет на ферме чуть меньше полугода — и он ещё никогда не чувствовал себя настолько на своём месте.Но Флоренс — упрямая, подозрительная мисс Локхарт, маленькая хозяйка Большого Дома, конечно, не верит ему — смотрит, с ироничной улыбкой и изогнутой бровью — но с мягкой надеждой во взгляде.Следующий за парой секунд молчания и зрительного контакта поцелуй — порыв, совершенно необдуманный, который бы привел Луи в ужас — если бы он с удивлением не осознал, что их поцелуй длится вот уже пять секунд и милая Флоренс всё ещё не скинула его с крыши.Это было ещё не всё — но это было начало.***Эггси с улыбкой обнимает Мерлина.- Это очаровательно, - бормочет он мужчине в шею. - Ты хороший рассказчик.- Полагаю, это у меня от деда. Он был тихим, но при этом, каким-то образом, и страшно словоохотливым от случая к случаю.- Тогда, полагаю, да, - соглашается Эггси. Он нехотя отстраняется от Мерлина и поднимается на ноги, тут же потягиваясь. - Нам нужно озаботиться ужином.Мерлин с сомнением смотрит на Эггси. Когда он заглядывал в холодильник в поисках молока, помимо собственно молока там было немногое.- Что? - Улыбается Эггси.- Твой холодильник довольно… просторный.- О. Не переживай. У нас есть яйца, молоко, мука, масло и бекон. Пойдём. Я буду вершить магию.- Я могу чем-то помочь? - Интересуется Мерлин, когда они заходят на кухню.- Думаю, ты можешь продолжить свой рассказ.- Что ещё тебе рассказать?- Ты был послушным ребёнком? Твои бабушка и дедушка были хорошими родителями? Я не захожу слишком далеко со своими вопросами?Мерлин наблюдает за тем, как Эггси достаёт все перечисленные им ингредиенты и составляет их в кучку возле плиты. Как достаёт нужную посуду. Как начинает разбивать яйца в плошку, откладывая скорлупу в сторону — отработанные годами движения — парень даже не смотрит на то, что делают его руки — вместо этого он смотрит на Мерлина.- Что? - С веселым смешком интересуется он. - Я всегда был ответственным за завтраки. А это почти что завтрак, только на ужин.- Иногда то, что тебе не нужно задавать вопрос, чтобы получить ответ, действительно тревожит.- Прости, - пожимает плечами Эггси — ни капельки раскаяния в голосе — и выжидающе смотрит на Мерлина — точь-в-точь взгляд маленькой Дану, когда та будучи щенком выпрашивала еду со стола.Мерлин тепло улыбается, надеясь, что уж того, что он только что сравнил Эггси со своей собакой, тот не сможет понять по одному только взгляду.- Наверное, я был послушным. Проблема в том, что от меня никогда не требовали послушания. Я даже не могу сказать, что нас целенаправленно воспитывали — на это просто не было времени. Ферма была огромной. И меня, и мою тётю, и, наверное, мою мать просто довольно рано учили тому, что у каждого поступка есть последствия — хорошие или плохие.- То есть вы росли, как трава? - Хмурится Эггси, начиная взбивать массу из молока и яиц, то и дело подсыпая туда муки.- Не совсем. Никто не забывал о нашем существовании. С нами проводили время, но мы знали, что кроме заботы о нас у взрослых есть полно своих забот. И что мы всегда могли постараться помочь по мере сил, если вдруг захотелось поболтать о пустяках, не касающихся дела.