Часть 5 (1/1)

Раду еще долго провожал девушку взглядом, тоскливым, полным внутренней затаенной печали. Что-то знакомое и неприятное читалось в этих отношениях, которых, наверное, больше и не было. Которые прекратились в тот момент, когда трезвая Лера сидела с ним за одним столом, рассказывая о жизни, сняв маску вечно пьяной и веселой принцессы вечеринок. Тогда, наверное, сложно было даже подумать, что Катя тоже не хочет отпускать эти отношения. Теперь, когда она сбегала от правды, было ясно: ведь он сам когда-то сбегал.— Так делают только трусы, — вздох, все еще тихий, не желающий лишнего внимания, и, кивая, Арсений снова придвинулся, целуя, сладко и отчаянно. Прикосновение быстрое, почти незаметное, но его хватает, будто эти губы как подорожник, будто они умеют снимать боль, и после них не хочется думать совсем ни о чем.Они ушли в тот момент, когда стало достаточно поздно, когда солнце уже ярко светило, и вокруг были толпы народа, плескающегося, смеющегося, редких одиночек, желающих друг друга лишь для продолжения вечера. Пара, показавшаяся знакомой, та семья из самолета, они тоже здесь были, и женщина, шипя оскорбления, силилась убить своего супруга, пока от них сбегала юная девчонка с расстегнутым верхом бикини и модельной внешностью. Как будто такое в новинку для курорта.Дни проходили быстро — утро начиналось ближе к вечеру, с едой в номере и редкими разговорами ни о чем. Они может быть, были бы и рады болтать не переставая, но сейчас хватало просто того, что они рядом, и можно коснуться друг друга. Эти прикосновения уже не каждый раз переходили в секс на первой попавшейся поверхности, оставались лишь проявлением тепла, которого каждому их них до сих пор недоставало. Ночи пролетали еще быстрее — чаще за разговорами и воспоминаниями, попытками вплести друг друга в историю тех лет, которые они совсем не виделись. С замиранием сердца Раду рассказывал о детях, в голосе чувствовалась какая-то невозможная тоска, эта болезнь без них, и это были те моменты, в которые приходило понимание, как же на самом деле мало прошло времени с того момента, как Арсений выкрал его из этой депрессии. Тяжесть на душе так быстро не пройдет. Эти отношения лишь отвлекали, заглушали переживания, не давали минуты вспомнить о том, что было оставлено где-то там, далеко, ради Арсения.Но, чем ближе был последний день у моря, лишь вдвоем, тем тяжелее становилось в душе, этот осадок, напоминающий о последствиях, собирался, формируя комок. Теплые поцелуи, остающиеся на губах, никогда не могли его уменьшить. Лишь заставить забыть о нем.— Или помнишь тот вечер? У нас было много времени, и мы пошли в парк, втроем, — Раду кивнул. Еще самое начало их с Анной отношений, когда он вечно искал укромное местечко, чтобы не только писать ей сообщение с десятками дурацких смайликов-скобочек, но и звонить. Конечно же, он помнил. — Я тогда вообще-то жалел, что ты с нами на тот аттракцион не пошел.— И не заблевал тебе штаны? Я не любитель подобных развлечений, мы это еще в Диснейленде выяснили, не?— Ну все равно, веселее было бы.— У нас будет время повторить, — но тут Раду осекся, едва договорив фразу. — Мы даже летим разными рейсами.— Стоп, что? — на ошарашенное лицо Арсения было непривычно смотреть. — Вообще-то, у тебя в гараже моя машина, и мы сразу купили обратные билеты. Не знаю, попадем ли мы в парк аттракционов в Бухаресте, — взгляд черных глаз явно намекал, что нет и двум взрослым мужикам кататься на каком-нибудь чертовом колесе не пристало, — но мы не разлетимся друг от друга, — он мог договорить ?По крайней мере, не сейчас?, но все же не стал, оба и так понимали.Именно поэтому им было наплевать, что вез их до аэропорта, наверное, все тот же бомбила, взяв астрономическую сумму, на которую тоже было как-то параллельно. Именно поэтому, сидя в зале ожидания и хрустя купленными в ларьке рядом глазированными орешками, они хотели растянуть этот момент, в который их не разделило расстояние. Раду едва держал дурной смех, когда Арсений пытался, подбросив орешек, попасть себе им в раскрытый рот — господи, твою ж мать, ну как ребенок. Будто бы и не было этого десятка с хвостиком лет, будто бы они все еще беззаботные парни, просто немного постаревшие на лицо. Хотя, на смеющегося с ударившегося об подбородок арахиса Арсения сложно было сказать — скорее, он именно повзрослел. Это все Раду, это он постарел.Это он сейчас хотел просто окликнуть Арсения, потому что с самого утра его никто не целовал. И он не был бы собой если бы этого не сделал. И, видимо, этот голод, желание слились на этом почти свершившемся прикосновении, но губы даже не соприкоснулись. Нежданно, разочарующе.— Есть идея лучше, пошли, — обычно такое рождалось не в его голове, самые безумные идеи придумывал Арсений, заставляя краснеть, но сейчас — то сейчас, и это совершенно другой случай.Они зажимались в каком-то туалете уже через пару минут, и язык Раду скользил по зубам Арсения, мокро, пошло и настолько непристойно, что в какой-то момент странно было верить в то, что это вообще происходит на самом деле, ну не мог ведь Раду всего за пару недель перестать шептать на ухо ?не надо, я не хочу? и теперь сам так хотеть, что в голове ехало и уши закладывало. Не могло быть, чтобы он, Раду, сейчас и правда превращал Арсения в желе в кабинке туалета, дроча и кусая губы. Реальность не вязалась с мыслями, и от одного понимания, что это явно не плод фантазии, уже можно было кончить.Перелет был все таким же спокойным, с той поправкой, что на этот раз мужчин не окружали самые шумные люди в самолете. Можно было наконец спокойно заснуть под инструментально-расслабляющую музыку. Раду спать не хотел, точнее, само сонное состояние его сильно напрягало, но это были последние дни, которые они с Арсением рядом. Пришла его очередь наблюдать за умиротворением на лице, упавшими на него прядями волос, небрежно растрепанными и спокойными. Да, то, что произошло между ними в аэропорту сложно было назвать лучшим сексом в жизни обоих, да даже сексом было сложно назвать, но вид был именно такой: после самого охуенного перепиха. Даже сейчас, казалось, они выглядели как пара. Неправильная, но уже настоящая, и Раду было откровенно насрать, как скоро и как надолго им после придется расстаться.Забрав машину со стоянки, он привез Арсения домой, такого же сонного, развалившегося лениво на заднем сидении и требующего сделать радио погромче. Вообще, музыка с момента их встречи так и не изменилась: все те же летние хиты, с абсолютно одинаковым ритмом и словами совсем ни о чем, но только с той разницей, что Раду они нравились, казались достаточно веселыми и приятными, чтобы и правда сделать погромче и открыть окна, чтобы ветер трепал волосы. Он уже скучал по еженощным дискотекам у отеля, по Лере, вытащившей их на подобное действо однажды, по морю и его ласково-соленой воде… По всему.Хорошее имеет свойство заканчиваться быстрее, чем ты думаешь.Они завалились на кровать в спальне, только вернувшись и бросив сумки со скомканными вещами на пол. Половины из того, что в них лежало, наверное, даже и не доставалось ни разу: не было времени и желания.— Теперь повторим такую поездку еще через десяток лет? — в голосе читалась тоска.— Наверное, нет, — Раду и правда хотел дать Арсению хоть немного успокоения. — Просто те годы мы даже не думали друг о друге. В смысле, иначе, чем просто как о хороших приятелях.— Наверное, это было и правильно.— Хер знает. Тогда я бы не забил на отношения с Аней.— А сейчас почему?— Вот вообще понятия не имею. Ты один думал обо мне, когда я в Орхей к ней ехал.Наверное, стоило бы сейчас сказать, что не только думал, но еще и ударился в вечеринки и алкоголь, чтобы не думать и душа не болела, но, глядя на проблески благодарности во всей мимике Раду, Арсений просто не думал омрачать его мысли. Пусть все будет так, как вышло.На следующий день в этом доме, едва успевшем стать уютным, пропахшим теплом и ароматом Арсения, стало больше места. Надеясь, что соседям просто плевать, зная это, они поцеловались на прощание, а потом Арсений нажал на газ, и его машина исчезла вдали. Раду провожал его, сидя на открытой террасе за столиком, за которым они так и не успели вместе позавтракать.Его вернул в реальность звонок. Он все еще не удалил этот номер, до последнего дожидаясь звонка, но только теперь забыл. Анна.—?Я приеду,?— коротко, только по делу, без приветствий и выяснения, как дела. —?Но только для того, чтобы после тебя не видеть. Я подаю на развод. Жди, скоро буду.Он и не узнает, какой тяжестью, каким усилием ей все еще давался этот голос, спокойный и ровный. Куда-то сползло презрение, едкость из голоса, все это стало напускным и неестественным еще тогда, когда она вышла к нему, готовому на все, в Оргееве, с этим букетом, который она вышла собирать по частям ночью, когда уже никто не увидит. Будто бы ей легко было вычеркнуть из жизни того, что стал ее неотъемлемой частью? Будто бы то, что она уехала ради него в Румынию?— это тоже ничего не значит? Была с ним всегда, терпела его гастроли и постоянную занятость, выносила его детей, согласилась на третьего, чтобы был долгожданный наследник?— это разве каждая сможет?Нет.Она, снова увидев Раду тогда, еще яснее понимала: он нужен ей. И она?— ему. Тоже. Наверное. Тогда она чувствовала это, и сейчас это чувство усиливалось. Черт, но, стоило только подумать о том, что, может, и не стоит разводиться, перед глазами появлялась ясная картина, вполне реальная. Если ее муж спокойно трахал в их доме другого мужика, то можно ли его простить? Она колебалась: все эти дни угрюмая Настя все реже общалась, все больше просила разрешения позвонить отцу, каждый раз получая отказ. Надежда, что, может быть, не бросит попыток, из желания восстановить былое общение хотя бы с детьми. Вернется.Анна была одновременно неглупой, и наивной, понимая, что Раду не вернется после того, как она даже не смотрела на него, и одновременно еще держа в груди желание увидеть его машину в этом дворе спального района. Не вернется, делай все сама.—?Настюш, одевайся и собирай младших,?— в один вечер, когда уже синели сумерки, женщина наконец собралась с силами.Первое, что она хотела спросить, когда увидела Раду: ?Кто Вы, мужчина, что сделали с моим мужем и можно мне быть с Вами??. Как минимум, потому, что отдых пошел его внешности только на пользу: он слишком изменился, даже помолодел, морщины как будто разгладились, а в глаза вернулся блеск. Она помнила его таким, она выходила именно за такого него, но последний раз она видела его слишком разбитым и постаревшим в одночасье, чтобы что-то могло за такое короткое время его преобразить.Не выдержав долгой разлуки, Настя первая побежала в объятия, и только потом навстречу рванули Ева с Давидом, лишь потому, что мальчишка чуть не запутался в ногах, а сестре пришлось его ловить, пока тот не ушибся.Раду был просто невероятно счастлив этому воссоединению, обнимая детей, буквально зацеловывая их, смеющуюся от щекочащей щетины Настю, она просто не могла оторваться от отца, отчетливее всех она осознавала, что это такое?— соскучиться. Она буквально не отлипала от него во время обеда, стараясь сделать фотку на память, понимая, слыша разговор мамы и понимая, что, возможно, это фото останется последним воспоминанием, но молча, не нарушая этой идиллии, стараясь хотя бы самой от этого отвлечься?— в глазах Анны была тоска, которую легко можно было понять, которую не увидел бы только слепой.—?И тебе настолько нравится с ним? —?когда дети буквально сами спровадились в пыльную детскую, Анна наконец решила завести разговор.—?В смысле? —?на самом деле, Раду, конечно, понимал, о чем она и мог спокойно ответить ?да?, но не хотел. Вряд ли после этого ему оставили бы возможность видеть детей.—?Я все еще помню, что вы спали.—?Это была ошибка,?— больно было врать, но эта ложь была ложь ради детей, этих улыбок и возможности хоть иногда видеть их.—?Ошибки так не трахают. Я была права, когда ушла от тебя.—?Это было… —?Раду и сам не знал, как он вообще может оправдаться, особенно, зная о том, что это не было ?всего один раз?, как он хотел сказать ей.—?Случайность? Один раз? Желание чего-то нового? Почему я даже с этими аргументами должна поверить тебе и простить? Ты ждал, что я теперь брошусь к тебе на шею?—?Я не говорил этого,?— в голосе была горечь, во взгляде Анны?— тоже. Расставаться с человеком, на которого потратила столько сил, эмоций, переживаний, времени в конце концов?— это чертовски больная штука. —?Я не требую, чтобы ты все забыла. Ты сделала свой выбор, я тоже.—?Ты теперь с ним? С Севой?—?Я этого не говорил,?— повторил Раду, серьезно, и его голос даже не дрожал предательски.—?Тогда с кем?—?Ни с кем. Прости, но я сам не смогу вернуться к тебе. Не прощу себя, если будем рядом.—?Понимаю,?— женщина закусила губу, держа задушенные столько времени слезы и не заметив, как Раду обнял ее, почти на уровне рефлекса, успокаивая. —?У тебя новые духи?Он за малым не ухнул, забыв, насколько весь дом пропах ароматом Арсения. Это был бы крупнейший из провалов, просто феерический, если бы она заметила. И он, кажется, наступил.—?Вроде того, пока просто попробовал. Нравятся?—?Тебе идут. Не привыкла к такому запаху на тебе.—?Я еще тоже.—?Пытаешься начать новую жизнь?—?Пока не знаю.После ничего уже не было таким же, как прежде, последовала череда формальностей, милых посиделок у нотариуса, дележки имущества и бесконечной бумажной волокиты, после которой, казалось, в мешках под глазами обоих можно будет переносить по тонне картошки в каждом. Это выматывало, но, казалось, Анне это было почти приятно. Сейчас, увидев Раду, она снова вспоминала, почему хотела уйти. Ему это просто было в тягость, откровенно и искренне. Потом наслоились еще и попытки продать этот дом, ведь Анна зареклась возвращаться в Румынию кроме как на море, а Раду… У него были совсем другие планы, половину своей суммы он планировал оставить себе. Бесконечный геморрой из подписей, кабинетов и поисков нормального риелтора.—?И я тебя больше не увижу? —?в один из вечеров наконец решилась на этот вопрос Настя, заглядывая в отцовы черные глаза с искренней надеждой.—?Не беспокойся, все будет нормально, солнышко,?— голос был совершенно уставший, выжатый до основания. —?Конечно увидимся еще, не беспокойся, солнышко,?— наверное, этого она и ждала для успокоения, но теперь было еще больше вопросов, которые она пыталась не задать, чтобы не напороться на разочарование ?Ты больше не любишь маму?? ?Ты бросишь нас???— вот что почти сорвалось с ее губ, пока в комнату не вбежала Ева с руками ?кулечком?—?Пошли смотреть, я такую бабочку поймала, большую и волосатую, во дворе летала,?— и устоять перед этой просьбой девочка просто не смогла.Как только было покончено с продажей дома, Анна уехала, забрав с собой и детей. Все же, хоть что-то было хорошего: суд не запрещал им видеться, и, сжав губы, Анна была не против одних выходных в пару недель.—?Только ради детей, Раду,?— выдохнула она. —?Только ради них. Не хочу лишать их отца.—?Спасибо,?— и это была последняя фраза, сказанная бывшими супругами, перед тем, как она уехала.Он не провожал ее взглядом, тоскливо и задумчиво: так, как вышло, наверное, все же лучше. Его тяготил лишь тот факт, что встречи будут такими предательски редкими.Дождавшись, пока тяжесть с души после этой короткой встречи спадет, он сел за руль, уже точно зная, куда отправится. В багажнике лежала еще неразобранная сумка с вещами и на заднем сидении?— документы.Молдова встретила его рассветом, теплым, красивым, что не оставалось выбора, кроме как сделать фото?— может, когда-то появится желание выложить. Он спешил, спешил к утру, забежав в первый попавшийся магазин, как только оказался в Кишиневе, чтобы купить мелки.Арсений проснулся от сообщения ?Выгляни в окно?, и он ожидал вообще всего, что угодно, даже очередной бывшей, решившей напомнить о том, что она все еще его любит. Но точно не надписи: ?С добрым утром?, выведенной мелками на асфальте. О, блять, боже мой. Он едва натянул на себя что-то более-менее привычное, явно понимая, что эта надпись?— для него, так же, заспанный и растрепанный в такую-то рань, выскочил, осматриваясь. Парковку у дома сложно было разглядеть из окна, но теперь она была почти перед его глазами, как и сонный Раду, стоявший до того вне видимости.—?Ты приехал, чтобы сказать мне ?доброе утро?? —?первым вопросом, недоуменным.—?Я приехал, чтобы говорить тебе это каждое утро.—?Никогда не поверил бы, что буду так счастлив подобной фразе, сказанной мужчиной.—?Теперь поверь.Наконец, взгляд начал проясняться, было яснее видно, насколько же не выспался Раду, да и это было ясно, ведь он ехал всю ночь.—?Пошли ко мне.—?Могу поспать?—?Можешь что хочешь.—?Спасибо.Он проснулся лишь к вечеру, разлепив глаза и пытаясь осознать, где он и что произошло. Слишком давно ноги его не было в этой квартире, неприлично и неправильно. Здесь было как-то… Слишком по-холостяцки? Неплохая квартира, с отличным ремонтом, но с легким налетом беспорядка и?— поразительно на контрасте?— кажущаяся почти необжитой.—?Знаешь, мы развелись,?— это было сказано почти спокойно, с еле различимой горечью в голосе. Арсений долго пытался понять это, пытаясь проморгаться. —?А еще я дом продал.—?Зачем?—?Не смогу там жить. Просто не смогу. И не поделили бы.—?И куда теперь?—?Понятия не имею.—?Значит, ко мне.—?И ты не против?—?Только за,?— впервые после расставания, за фразой последовал поцелуй, истосковавшийся, но теплый, ласковый.—?Спасибо.Фото рассвета Раду выложил только под следующее утро, потому что просто не мог заснуть все это время. И, пусть это была глубокая ночь, почти сразу мелькнул комментарий. Некто с нечитаемым именем на латинице, ?СПАСИБО!? и ссылка. Что же, любопытство?— не порок, а последствия в виде борьбы с вирусами. Только вот, вместо ссылки на порно с азиатскими школьницами, предложений увеличить все, что еще не увеличено и подробностей смерти еще живых знаменитостей по ссылке было просто фото.Даже долго смотреть не надо было, чтобы увидеть девушку на первом плане, Нат… Лера улыбалась во все свои 32, отставив в сторону руку. Все так же, как и в Турции, она была увешана бижутерией всякого пошиба, с той лишь разницей, что на фото была точно не Турция. Она явно благодарила за автограф, еще раз, теперь уже набитый на ее коже и явно заметный благодаря тому, как свободная рубашка, накинутая поверх миниатюрного спортивного топа, ничего не срывала от посторонних глаз. Взгляд совсем не тянуло к ее телу, но зато он выхватил тяжело различимый профиль Кати на заднем плане.Закрыв это фото, Раду почти сразу поставил лайк, не задумываясь.—?Катюх, смотри,?— Лера подскочила в кресле, перевалившись через стол и показывая экран телефона подруге. Она была поражена настолько, что кальянный дым вырвался из ее рта не красивыми ровными колечками, как она любила, а сероватым облаком.Та почти подавилась мятным лимонадом, не потому, что разделяла восторг, а просто от неожиданности, а потом перехватила трубку кальяна, сделав затяжку.—?Поверить не могу, как и в то, что ты сейчас со мной,?— девушка сияла, искренне и откровенно, а потом, повернувшись к бармену и владельцу заведения в одном лице, в отсутствие других посетителей игравшему на большом экране в приставку. —?У меня сегодня большое счастье, Сереж, сделаешь нам чего-нибудь эдакого,?— а потом поймала взгляд Кати. —?Только чтобы одно ?эдакое? было безалкогольным.—?Только ради тебя,?— вздохнул он,?— как я вас до сих пор не выгнал отсюда, мы же час как закрылись…Она бы сострила, сказав что-то эдакое, но вот желания не было, так что…—?А завтра мы пойдем смотреть мой город,?— вот о чем сейчас думала Лера, задумчиво улыбаясь, блаженно, после кальяна и алкоголя.—?Поедем. И у нас будет слишком много времени, чтобы увидеть все.В Кишиневе утро началось в обед и в одной кровати, лишь потому, что других не было, а на диване оказалось невозможно спать. Рука Арсения лежала на Раду, а нога Раду?— на спине Арсения, и оба улыбались даже через сон, счастливые лишь одному факту, что они рядом и это надолго.—?Знаешь, я, наверное, люблю тебя,?— и, если это не было мечтой Арсения, услышать эту фразу первой за весь день, начать ей утро, то что в этом мире?—?Спасибо,?— все, что он смог прошептать в ответ, прежде чем коснуться еще сонных губ своими. —?Я тоже люблю тебя. Давно, наверное, всегда.—?Я знаю,?— и, будто бы это было для них самым обыденным утром, мужчины заснули.