Часть 4 (1/1)

У моря было жарко, жарче намного, нежели в номере, и солнце пекло кожу, выжигая на ней свое золото, текущее по обнаженным телам. На ковриках уже лежали люди, в основном, загорающие женщины, в основном, глубоко за тридцатник. Казалось, что в принципе можно было заговорить, предложить их мамам зятя, но не было и единого желания, потому, что Раду уже по колено стоял в плещущейся воде, тихие волны ударялись о его ноги, разбрызгиваясь по коже и ткани плавок, обтягивающей до какого-то совершенного неприличия. Арсений с разбега прыгнул в воду, брызнув каплями по телу, красиво, несмотря на возмущенное ?Ээээ??. Хотелось быть вместе, брызгаться, словно играющие дети, впервые увидевшими море, не насладившиеся этим теплом, чтобы потом эти воспоминания отпечатались в памяти, чистые от других, не обращающих внимания, забивших на это все.Единственные знакомые лица они встретили, когда стало уже почти неприятно валяться на песке, принимая солнечную ласку, держась, чтобы эти взгляды не переросли во что-то еще более пошлое, заставляющее весь пляж, полный семей с шумными детьми, оглянуться на уже не способных не трахаться на любой минимально горизонтальной плоскости мужиков.Где-то вдали Наташа, курящая сигарету, тонкую и женскую, одну на двоих с мужиком, поющим в ее ухо песни о том, какая она красивая, горячая и что он готов стать самым счастливым турком, если лишь она останется здесь с ним. Она делала вид, что она тает от каждого слова на ломаном английском, но, наверное, млела от долгожданных затяжек поверх вермута в ее руке. Она смотрела на грани нежности и ненависти, отвечая ему и делая вид, что не понимает, ласково, громко отправляя его на толстый негритянский хуй. На румынском, и турок явно не понимал и слова из того, что она ему щебетала, продолжая рассказывать ей о его невероятной любви к красывый руский дэщщка.—?Для начала, я же тебе говорил,?— шепнул Раду, все так же лениво загорая под уже заходящим солнцем. —?И во-вторых, это прямо какой-то талант.—?В смысле? Я уже думал, что стоит спросить у нее, сразу, напрямик.—?Ну так иди и спроси,?— Арсений шагнул вперед от толчка сзади. Наташа к тому моменту уже успела, докурив, выбросить бычок и изящно-легко выскочить из объятий мужика, будто бы тот и не держал ее за талию, будто бы она была какой-то настолько же невесомой, как облако. Будто бы от Наташи не несло пьянью, смесью совершенно разного алкоголя.—?О, привет,?— кажется, скоро их встречи будут начинаться с того, что она будет душить их объятиями на шее. —?Думала, вы будете спать до завтрашнего утра, мы, наверное, немного мешали.—?Самую каплю, но это неважно,?— спокойно, без сарказма и издевки сказал Раду. Все же, это было лучше скандалов под боком, которые беспокоили его в самолете. —?Я спросить хотел.Во взгляде ее туманно-ультрамариновых, пьяных и одновременно заспанных, глаз плыл вопрос.—?Молдова? —?она проморгалась, ожидая пояснений, потому что голову ей совсем уже повело, мысли уплывали, требуют битов и басов, требуют кого-то, кого можно обнять, крепко целуя. —?В смысле, из Молдовы?В ответ Наташа прыскает визглявым несдержанным смехом, поправляя топ, весь покрытый рисунком в виде листов конопли, смотрит почти ясно.—?Не, русская, а, че, не похоже? —?ответ в совершенно свойственной манере, и Арсений почти рад, что не решил с утра еще поспорить на ее национальность, потому что сейчас проиграл бы абсолютно все.—?А по нам похоже?—?Ну так вы ж румыны,?— она спокойно пожала плечами, правда, этот вид держался на ее лице не слишком долго, сменившись дурной улыбкой, которую она уже не могла не держать?— из-за накатывающих мыслей.—?Вообще-то не совсем,?— Раду наконец вклинился в этот разговор, вызвав легкое недоумение на по-пьяному румяном лице.—?Это типа как?—?Это типа молдаване. Думали, что землячка.Она все же решила задержать где-нибудь вопрос о том, а есть ли какая-то разница, какое-то тонкое разграничение, но какой-то внутренний самоконтроль все же удержал ее. И желание сообщить, что она понимает все то, о чем они переговариваются между собой, Наташа оставила при себе. Ей просто не дали: на обгорелое плечо улеглась рука совершенно незнакомой девушки, с которой они удалились, почти истерически ржа, словно упитые валерьянкой мартовские кошки. Сначала противно, но теперь этот звук уже меньше и меньше раздражал.Наташу они теперь встречали почти везде. Стоило только Арсению выволочь Раду в ресторан ради того, чтобы позавтракать, так тут же с громкой болтовней вдали маячила рыжеватая голова и еще одна, Катина, рядом, слушающая, не затыкающая. Стоило оказаться на пляже, так почти сразу они оказывались где-нибудь вдали, что до ушей доносилось лишь ?А я сегодня без трусиков??— ?Ты последние две недели уже без трусиков, плавки не снимаешь? и этот смех. Распутный, откровенный, но не пошлый, скорее открытый, показной, будто указывающий на Наташу огромной подсвеченной стрелкой. Посмотрите, мол, я люблю ее, мне насрать, что думают остальные, и я буду наслаждаться ей, пока не стану конченой алкоголичкой и сдохну.Вечера были наполнены музыкой из-за стены, поцелуями и нетерпением, валяющимися на полу грязными от песка плавками, и уже почти было счастливо на душе, что у них такие шикарные соседи, которые не прибегают, требуя трахаться тише.Вечеринки, ночные дискотеки, какие-то местные развлечения?— Арсений хотел пойти, но потом оглядывался на лениво валяющегося Раду и пил поцелуи, перерастающие в закинутые на плечи ноги, соприкосновение голой кожи. Они просто не могли остановиться, как школьники, только узнавшие, что можно трахаться просто в свое удовольствие и забив совершенно на все. Осознавшие, что всем здесь похуй, что все вокруг точно такие же, Раду уже сам тянулся к губам Арсения где-нибудь на пляже, соленый, но вкусный, такой, что нужно было жесть какое самообладание, чтобы потом дотерпеть до номера, где можно скинуть эту скудную одежду.В один вечер песни про жопы, секс, клубы и пьянки стихли, а потом в дверь постучались. Наташа, которая еще вчера отбивалась от все того же турецкого мужика, потягивая кальян с Катей. Арсений еще спал сном затраханного младенца, и Раду открыл ей, и в ее виде было что-то совершенно другое, нежели обычно.—?Вино откроете? —?с немного печальным видом она протянула бутылку какой-то местной дряни, в пробку как всегда вкручен штопор-нож.—?Открою, но, может быть, войдешь? Странно постоянно болтать через порог,?— с извинением на лице Наташа переступила порог, трезво, абсолютно незамутненно глядя перед собой. Открытая бутылка стояла на столе, и девушка потянулась к ней, чтобы отпить, садясь.—?Ты поговорить хотел?—?Да нет, не знаю. Наверное, не знаю.—?Эта фраза просто убила бы Хани. Ну, того турка, который уже третью неделю меня окучивает. Ну не буду я с ним спать. Я тут вообще приехала трамвая ждать,?— Раду тихо рассмеялся от этой ее фразы, мягко, а она сдавленно хихикнула, почти застенчиво, в ответ. На ней не было ни цацек, ни макияжа, обычно все равно неяркого, кроме ярко-бордовой помады. Теперь ее губы были накрашены какой-то спокойно-бежевой помадой. —?Я улетаю домой, совсем скоро. Через несколько часов.—?Поэтому так рано и проснулась? Думал, встаешь уже почти ночью.—?Я так и вставала, мы не спали почти до рассвета. Да, поэтому проснулась. Хочу напиться. Боюсь самолетов. И улетать тоже боюсь, не так. Не хочу улетать. Катюху проводить хотела, поцеловать в аэропорту, чтобы помнила, но не выйдет. Она выпила столько, что проснется, когда я уже улечу. А потом сама улетит.В голосе Наташи была тоска, концентрированная после долгого веселья, открытая, болезненная.—?Вы не можете полететь вместе?—?Мы живем слишком далеко, понимаешь. Она улетит к своему парню. Я тоже, он молдаванин, из-за него язык я и выучила. Не думаю, что у нас получится что-то, а она со своим замуж выйдет, вот, в ноябре,?— Наташка взяла бутылку, делая большой глоток. Она была почти красивой без макияжа, синяки под глазами портили весь вид. —?Нам лучше так будет, она к нему учиться уедет, и мы больше не встретимся.Она была готова заплакать здесь, прямо так, но ее прервал звонок ее криво исклеенного стразами телефона. Раду уже ждал от нее чего угодно, но из динамиков на звонке звучал его собственный голос, пока ей звонил какой-то Юрочка.Не успев дослушать припев и даже не начав подпевать, Наташа выключила звук, чтобы больше не обращать внимание на этот звонок, явно не желая говорить с кем-то еще.—?Будущий бывший. Ничего не чувствую к нему, говорить вообще не хочу, не о чем, постоянные вопросы, где я и с кем, а дай трубку, а это точно подруга, а не просто кто-то с улицы…—?Наверное, привязался.—?Да так, что не сотрешь, давно хочу. С одной стороны. А с другой?— как все надо, чтобы как у людей,?— но она замечала, что мужчина смотрит на нее с вопросом, а потому осеклась, резко соскочив с темы. —?И, да, я в курсе, кто вы. В смысле, еще сразу и изначально. Не говорила, да, хоть отдохнете. Я же вижу, что вы сюда отдохнуть приехали.—?Тут все приехали отдохнуть,?— добавил Раду, все еще удивленно глядя на нее.—?Ну, думаю, и так ясно, в каком смысле. Даже спрашивать не буду, почему без семьи. Мне абсолютно все равно. Я такая же, могла с парнем поехать, но спустила все деньги, чтобы побыть с любимым человеком хотя бы немного,?— Наташа пожала плечами. Так просто и совершенно без лишних сложностей, будто она видит, как мужчина посылает к чертям жену и детей, чтобы остаться наедине с другим, ей и правда было почти плевать. Она, договорив, просто отхлебнула еще вина, прямо из горла, оставалось совсем немного, и, заметив это, она снова приложилась к горлышку, чтобы допить. —?Я не похожа на тех, кто продаст эту информацию прессе, да и мне оно не надо, карьеру рушить.—?Наверное, мне стоит сказать спасибо?—?Необязательно, за что? За то, что я адекватнее камушка? Вообще, мне уже пора, мне уже давно пора на самом деле, но я хотела бы попросить, пока есть такая возможность,?— неизвестно откуда у нее в руках появилась ручка, теплая?— явно из кармана шорт, будто она знала, будто бы планировала. С ней станется…—?Расписаться, так понял?—?Ну типа того. Где-нибудь, где на мне еще не успела оставить что-нибудь милое на память Милена с шестого этажа,?— и правда, по плечу девушки текли, извиваясь замысловато, змеи, украшенные диковинными цветами, спускаясь на всю руку, где одна из них держала на хвосте череп, и?— с другой стороны?— через левую грудь на талию. Видимо, этот рисунок неплохо заменял ей все эти украшения.И, задумчиво, выбирая место, он оставил автограф, размашисто, привычно быстро где-то под ключицей, ближе к груди, так, чтобы это не было заметно под любой более-менее приличной одеждой. Она слегка поморщилась, взглянув на красноватую кожу.—?Сильно царапает, совсем забыла,?— бросила она, уже поднимаясь из-за стола, резко, буквально вспорхнув и взяв бутылку, снова возвращаясь к старому образу, привычному. —?Спасибо. Отдохните за меня, я не наотдыхалась,?— крикнула она, скользнув из номера.—?Что это было? —?сонный Арсений едва приоткрыл глаза, смотря в потолок.—?Наша соседка. Пришла, поговорила, напилась и убежала. Она улетает сегодня.—?Мог и не пересказывать, я слышал. В основном ее, шумная.—?Согласен. Но не думаю, что нам будет ее не хватать.Уже через несколько часов, она, нацепив белую рубашку поверх кислотно-оранжевого топа и навешав на себя украшений, контрастирующих с нарисованными хной змеями, вызывала такси спокойным и ровным голосом, невозмутимо, будто бы это не она была самым ярким пятном этого отеля, этого города, этой Турции. Раду видел ее из окна, как она садится в машину, уезжая, и по идее, не должно было казаться, будто вокруг стало тише и пустее. Но ему показалось так на минуту, через которую он вернулся к кровати, переодеваясь. Все же, был уже вечер, и в принципе неплохо было бы пойти на пляж. Арсений уже, переодевшись, завалился на кровать в пляжных шортах, немного сонный, хотя времени проснуться у него было достаточно, лениво?— дело явно в том, что это отдых, нет лишних мыслей, нет никаких проблем из жизни, которая, казалось, приостановилась, дав им возможность побыть вдвоем.—?Знаешь, было бы прикольно поцеловаться под звездами,?— уже на пляже, лежа под горячими лучами, высказал мысль Арсений, собираясь продолжить, но даже не успел. Из-за Раду, потому что он просто взял и сделал это?— поцеловал, медленно, не жарко, но тепло и приятно. —?Но это не под звездами,?— выдохнул он, удивленно глядя перед собой.—?Солнце?— это вообще-то звезда. И остальных звезд за его светом просто не видно.—?Я думал, ты романтик.—?А романтик не должен знать элементарных вещей?—?Должен. Но поцелуешь меня теперь уже реально под звездами.—?Конечно.Только после они осознали, что открыто целовались на пляже, полном людей, что за это время к ним не подбежали инквизиторы, не сожгли, крича, что бог их ненавидит. Потом поняли, что хотят еще, но все же решили подождать звездного неба, а потому пока лучше перевернуться, пока не придется мазать обгоревшие спины друг другу сметаной.Едва стемнело, и где-то вдали, у самого отеля заиграла громкая музыка, слышная всей округе, яркие огоньки, переливаясь, были видны даже отсюда, но хотелось просто остаться здесь, у воды, где не было почти никого, лишь такие же излишне романтичные пары, обнимающиеся.—?Слишком много народа,?— тихий шепот на ухо, намекающий, но все еще ласковый, приятный.—?Давай от них убежим? Кажется, Наташа говорила, что есть тут место, где можно уединиться.—?Да,?— и от одной мысли голубые глаза потемнели.Раду уже забыл, в какую сторону было то место, Арсений не запоминал, не слушал, но они просто буквально бежали туда, куда им подсказывала интуиция, и было особенно приятно из этой ситуации то, что тянуло их в одну и ту же сторону, где, оказавшись там, где песок сменяется землей и почти не слышна музыка, они просто не могли вспомнить, кто первым кого поцеловал. Хотелось, и ощущение прохлады неожиданно пьянило, с шорохом воды, криками чаек вдали. Звезды было видно плохо из-за яркого освещения в городе, но это было совершенно без разницы, это был просто повод не заметить, в какой момент они оба оказались на песке, вцепившись друг в друга, неотрывно, насмерть.Если бы Раду кто-то сказал раньше, что он будет целовать Арсения на берегу моря, льнуть к его загорелой шее, понимая, что этого совершенно мало, то он, скорее всего, просто бы врезал этому глупому шутнику. Сейчас его в ситуации устраивало все, приходило какое-то желание остановить время, забыть о том, что когда-то закончится и наслаждаться возможностью. Они оба были довольны.Даже тем, что поначалу чувствовать в себе чужой член?— это не то, чтобы, конечно, больно, но достаточно неприятно. Но, черт, это ощущение смазывало осознание, кто его трахает, и больше никому во всем мире, наверное, Арсений не дал бы сделать с собой подобное. Трахнуть его под звездами, оставляя новые засосы поверх уже исчезнувших старых. Он уже был готов к подобному, разве что без звезд над головами, с Раду, но теперь, наконец-то, они оба понимали, что они одни, им не помешают, не оторвут друг от друга. Это было пиздец, это было охуенно, пиздец как охуенно?— лучшее в жизнях, наверное, каждого из них.Звезды перед глазами Арсения двоились, его вело, расплавляло только от одного осознания соприкосновения тел, того, что это Раду, такой его, и теперь, кажется, он просто не сможет его отпустить, даже если все силы мира будут пытаться их разделить. Лицо, загораживающее луну, плыло перед глазами, в этой дымке возбуждения оно казалось каким-то нереальным, как нереальным казалось и то, что это происходит сейчас. Это, наверное, думал Арсений, просто какая-то бредовая мечта, и он проснется в своей пустой квартире в грязных трусах, потому что так не бывает, так не может быть. Для него все происходило так быстро и стремительно, будто в фантазии, которой не суждено быть реальной. Он слышал собственные стоны, похожие больше на задушенный рев, но боли в них не было, было лишь желание, вытяжка страсти, и он не замечал, сам, что двигался навстречу, запрокидывая ноги на чужую спину, чтобы быть еще ближе. Он слышал стоны. Слишком рядом, близко, в самое ухо. Это было слишком, это было тем, о чем и мечтать было страшно. Большим, что он сам мог дать и большим, что, он думал, ему мог бы дать Раду. Большим, чем весь этот мир.Арсений инстинктивно подался вперед, повиснув на шее, заваливая мужчину на себя и задыхаясь, так, что от несдержанных стонов, переходящих в крик, после которого он наверняка сможет лишь шептать. Целуя, искусывая красные губы и не давая вырваться из этой хватки. Не оставляя желания вырываться. Раду, лежа сверху, слившись телами, тяжелыми и влажными, все еще тяжело выдыхал куда-то рядом с ухом в шею, и, наверное, по этому ощущению Арсений после будет слишком сильно скучать, сильно привыкнув и к жесткой щетине, царапающей чувствительную горячечную кожу, и рваным выдохам. Бля, кто бы только мог подумать, что их отношения зайдут настолько далеко.—?Можешь ущипнуть меня? Я себя не чувствую, будто во сне. Или обдолбался,?— шепот из-за все же сорванного голоса, томный, сбитый, жгучий еще, не успевший остыть.—?Прости.—?Не за что. Мне просто важно понять, что это ты и ты не глюк.—?О, блядь, боже мой,?— но, как бы оно ни было, Раду все же нащупал в темноте, все еще едва освещаемой издали яркими лампами дискотеки, смазанными небрежным художником, руку, не больно, но ощутимо неприятно оттягивая кожу.—?Пиздец,?— с этим ощущением приходила какая-то трезвость, возвращалось осознание устойчивости мира.Пелена рассеивалась, и теперь прояснялись контуры неба и профиль Раду на его фоне, так рядом, расслабленный, будто уже успокоившийся. Он не впервые любовался этим лицом, стараясь запомнить каждую мелкую деталь, каждую мелкую морщинку, прищур сонных глаз, проследить за тем, как восстанавливается дыхание. Если бы только ему дали такую возможность, Арсений оставил бы все, все, что только можно и то, что нельзя даже, лишь бы только наслаждаться этим теплом каждый раз перед сном, потому что глаза теперь предательски закрывались, перед ними плыло как после бессонной ночи, и ему казалось, что где-то рядом плещется не море, а чистое счастье, соленое, теплое.Он очнулся совсем не понимая, сколько времени, почему они на берегу, а не в номере и почему небо над ними уже светлеет, будто бы перед рассветом, не соображая, будто бы со страшного бодуна. Раду беспокойно теребил его плечо, лежа рядом, и на его коже мелкими звездами налипли песчинки, и почему-то на это хотелось смотреть. Еще и еще, пока этот образ не отпечатается в памяти.—?Мне кажется, лучше пойти в номер, пока мы снова не заснули,?— голос казался таким же взволнованным, как и движения.—?Зачем? —?Арсений удивленно глянул сначала на Раду, потом на сереющее небо. —?Ты недавно встречал уже рассвет на берегу моря?—?Нет. Но,?— он сделал долгую паузу, пытаясь найти хотя бы один относительно весомый аргумент, чтобы заставить мужчину наконец одеться и пойти в номер, где их ждет кровать, но все они казались совершенно ничтожными. —?Я думаю, в принципе, сегодня можно и не возвращаться,?— у Арсения было лицо просто обрадованного до чертиков ребенка, которому сказали: ?Черт с тобой, держи свое лего?, и он просто почувствовал себя самым ненормальным и самым счастливым отдыхающим во всем этом отеле.Все, чего хотелось?— это уткнуться носом в изгиб шеи, вдыхая запах, солено-приятный, духи уже давно выветрились, оставив смесь пота, соленой морской воды и природного запаха тела. Это могло бы закончиться новым раундом секса на пляже, теперь на рассвете, но оба совершенно не хотели этого.—?Ты разбираешься в звездах?—?Нет. Совсем ни капли,?— признался Раду, тихо, будто это была самая страшная тайна на свете, как он когда-то в детские годы признавался, что до сих пор не умеет плавать.—?Я тоже. Надо будет как-нибудь почитать,?— в ответ последовал кивок, медленный и задумчивый. —?Не помню ничего из школы, но это вроде Южный Крест.—?Ты дурак, конечно, бываешь, но мне с тобой хорошо,?— и снова, что казалось, будто бы Раду невольно подстраивался под хриплый тихий голос Арсения, но он просто не видел смысла говорить громче, они здесь вдвоем, расстояние между ними почти стерто, и обнаженные тела соприкасались, невесомо и легко, без скользящего между ними подтекста.—?С чего бы дурак?—?С того, что мы все еще в Северном Полушарии.—?И ладно,?— с поворотом головы Арсения их губы соприкоснулись, и в этом поцелуе не было ничего, кроме тепла, нежности и окончания начатой фразы: ?мне все равно, где я, на самом деле, пока ты рядом?.Первой, кого они увидели, была Катя, босоногая, в удивительно для нее открытом топе?— вроде всегда футболки предпочитала, с воротом под горло практически. Пока она заметила, что она здесь не одна, мужчины успели отпрянуть друг от друга и наспех натянуть трусы, чтобы она не заподозрила. Да, она взглянула на то, как оба растерянно сидели в розоватом свете восхода, но почему-то не сказала ни слова. И вид у нее казался печальным, потерянным. Вода билась о ее ноги, пока она смотрела на экран телефона, пытаясь сделать более-менее удачное фото.—?Так рано и уже на пляж? Пока не заняли самые удобные места? —?решил выяснить Арсений. Ветер трепанул волосы девушки, пока она поворачивалась к ним.—?Нет,?— она сначала хотела ответить коротко, но понимала, что ее будут спрашивать и почему, и как, и что произошло. Она не хотела, но, наверное, иногда стоило просто поговорить. —?Вчера уехала Лера. Да, ее зовут не Наташа, тот мужик, который хотел забрать ее себе, думал, что она Бьянка, Ческа, ну, та девчонка, которая ее разрисовала, ну, в последние дни помните, считала, что она Галя. Смеялась, потому что на итальянском Галина —это курица. Ненавидит свое имя, вот всем и врет,?— на губах появилась усмешка. —?Сегодня улечу я,?— веселый изгиб губ сменился почти мрачным.—?Все же, в гостях шведский стол, а дома привычнее? —?Раду хотел одернуть мужчину, чтобы тот не задавал явно лишних вопросов, но было поздно.—?Я еду к любимому человеку. Мы вместе уже пятый год. Скоро свадьба,?— в ее взгляде читался вопрос: ?Ну что, вы этого ждали ответа??, почти то же, что иногда прослеживалось во взгляде Леры-Наташи, что-то на грани вызова. Во взгляде Арсения, где-то глубоко прослеживалась ошарашенность, какое-то дежавю.—?Но такое чувство, будто ты не рада? —?это не должно было быть вопросом, но сказано так неуверенно, что не могло быть чем-то еще.—?Мне просто не хватило отдыха. Вот и все. Простите, но я хотела побыть одна. И мешать вам не собиралась,?— и это стали последние слова девушки, которые они, наверное, вообще услышали: она ушла, едва договорив.