Часть 3 (1/1)

Часть 3Я всё ещё сидел у костра, пустынная ночь холодила мне плечи. Я закрыл глаза и почувствовал, как кто-то укрывает меня плащом. Я знал, что это Хугин – он любит иногда становиться человеком. Я слышал, как за моей спиной постепенно растёт и ширится пространство, в котором мои мёртвые бессмертные воины устраивают привал, я, даже не оглядываясь, понимал, что их души множатся, горят костры, и возле них находят приют тёмные тени бывших воинов, павшие, доблестные и нерушимые. Верные на все времена. Мои воины, которых завтра на заре я поведу к волчьей пасти.И Мир рухнет, и придёт хаос, и исполнится великая воля. Хеймдаль уже протрубил в свой рог, и вот они – мои громады, мои несметные полчища воинов. Знает ли кто-нибудь из них, что значит любить? Не быть обласканным кем-то, а любить? Они развлекаются с женщинами и мужчинами, ублажая свои тела, они знают свой долг, они не смеют оспаривать собственное предначертание. Никто из них не спросит, куда мы идём и зачем. Они умрут с улыбкой на устах, верша свой священный долг, и Хель наконец приберёт их к рукам.Я закрываю глаза, вижу горящий Асгард, вижу, как клубы пепла сыплются сверху, устилая мозаичные мостовые серой пылью, гарью, как небо темнеет, как рушится странный замок и стонут тюремные камни, как люди мечутся в огне… Нет, нет-нет!– Макс, Макс, что ты? Что? – Шурф трясёт меня, да так, что, кажется, у меня сейчас голова оторвётся. - Что случилось? Что ты увидел? Почему кричишь?– А? – я непонимающе смотрю на Шурфа. – Что?– Ты кричал, Макс, – он проводит рукой по моему лицу.Я хватаюсь за него, как за спасательный круг, обнимаю крепко-крепко.– Обними меня, – прошу я, – обними.И он обнимает. Гладит меня по волосам, почти как ребёнка.– Я видел, как горит Ехо, Шурф, – шепчу я, – как рушится замок и стонут камни Холоми. Это было так реально!– Ш-ш-ш-ш, – он убаюкивает меня, как маленького, отчего мне становится неловко.Я отстраняюсь:– Ладно, это всего лишь дурацкий сон. Или что? Явь? Наше будущее? Но мы с тобой всегда сможем удрать в Шамхум к Франку, правда?Он смотрит на меня внимательно, не прикасаясь, ничего не говоря.– Я не знаю, Шурф, – я почти кричу,– я ничего не знаю! И боюсь. Я же сразу сказал, не гожусь я в герои. Просто не гожусь!– Мы с тобой, – повторяет он мои слова, – мы с тобой…И только сейчас до меня доходит, что я сказал.Меня тут же заливает стыдом по самые уши. Тьфу ты, Грешные магистры!Я начинаю невпопад хихикать и отшучиваться, мол, Франк и так давно звал нас в гости…Мы всё ещё сидим в Резиценции, в кабинете на полу. Мне страшно сомкнуть веки. Я боюсь снова увидеть Ехо в огне. Как я тогда вообще буду спать? А что, Шурф вон около двух лет не спал, и ничего.– У тебя бальзам Кахара есть? – Надолго тебя не хватит, – спокойно ответил Шурф, встал, дошёл до стола и извлёк из ящика маленькую бутылочку с желанным зельем, – да это и не выход, Макс, ты ведь знаешь. Если всё время бегать от судьбы, однажды она сама за тобой придёт. И это случится, когда ты меньше всего к этому готов. Тебе ли не знать?Да уж, с моими приключениями – мне ли не знать! Но я всё-таки сделал несколько глотков из бутылки, и мне стало заметно лучше. Голова перестала быть такой тяжёлой, и даже появились силы на то, чтобы попытаться поверить – всё как-нибудь да устроится. Ну, или хотя бы на то, что прямо сейчас мне никуда не нужно бежать, кого-то спасать, и что несметные полчища, собранные Одином для последнего похода, как-нибудь перетопчутся без меня. Ну, хотя бы с полчасика. А я пока пройдусь, подышу воздухом и подумаю, авось что-нибудь да придумается. У кого как, а у меня мыслительный процесс протекает не сверху, то есть в голове, как у всех нормальных людей, а снизу, то есть в ногах... и ничего неприличного думать тут не стоит. Поэтому, распрощавшись с Шурфом, я вышел из Резиценции и просто пошёл куда глаза глядят.Расцветающее утро давало начало новому дню. Открывались лавки и магазины, откуда-то вкусно пахло свежей выпечкой, ванилью, корицей и ещё чем-то неуловимым. Ехо. Мой Ехо. Я любил этот город. Любил ли? Я снова задумался. Та странная формула любви, которая пришла мне в голову в ?Свете Саллари?… Обходился же я как-то без Ехо? Да, и довольно долго. И ничего – выжил. Три года. Три совершенно чумных и страшных года, когда я думал, что вот-вот свихнусь или покончу с собой. И если бы не Шурф… Как он смог? Как он пробрался в мои сны? Эти его серые глаза, так близко, так невозможно, запредельно близко – настолько, что невозможно дышать. Моё сердце замерло, потом сделало какой-то немыслимый кульбит и зашлось в быстром ритме, едва я подумал об этом. Да о чём, чёрт возьми? Дорогуша, давай ты не будешь прятать голову в песок, а? Да-да, в тот самый песок нескончаемой пустыни, по которой сейчас бредёт Один вместе со своей неисчислимой армией. Шурф поцеловал тебя.А, Грешные магистры! Шурф. Шурф-Шурф… Кто ты? Друг? Брат? Вечный наставник? Коллега? Родной и близкий? Лю-би-мый?Как так может быть? Как может статься в одночасье?Я шёл и шёл, шёл по этому городу…Мои ноги утопали в песке, я шёл сквозь пустыню. Моя армия, позвякивая доспехами, шла следом за мной. Неисчислимая громада. Куда мы шли? Зачем? Сражаться? Умирать?– Локи, – позвал я. Мой крик разнёсся по всей пустыне.– Да слышу я, слышу, не надо так орать, – он всё ещё был птицей и сел мне на сгиб локтя.Я стряхнул его – вот ещё, нашёл на ком прокатиться.– Ладно- ладно, – сказал Локи, становясь человеком, – можно было бы и поаккуратнее меня стряхнуть.– Ты любил кого-нибудь, Локи? – спросил я в лоб.– Лю-би-и-ил? – он нарочито протянул это слово и возвёл глаза к серому небу. – А это как, Один?– Я не знаю. Это ты умеешь отвечать вопросом на вопрос, да так, что становится не по себе. Хитёр.– Да, хитёр, – он согласно кивнул. – Самая изощрённая ложь, Один – это строгая дозировка правды.Я задумался. Да, пожалуй, так и есть.– Сколько нам идти, Локи? Ты ведь знаешь. Мои воины бессмертны, они не нуждаются ни во сне, ни в пище, они неутомимы, но я просто хочу знать – сколько?– Ты и так знаешь, Один. Столько, сколько ты захочешь. Пока вопрос для тебя будет оставаться вопросом – ты будешь идти. Над тобой будут меняться рассветы и закаты, ты будешь брести по этим пескам столько, сколько сможешь оставаться без ответа. Но не обманывай себя: твой ответ может настигнуть тебя там, где ты меньше всего этого ждёшь. Нельзя играть в прятки с судьбой. Она становится немилосердной к тому, кто бегает от неё.– Ты любил кого-нибудь, Локи? – снова спросил я, почти не слушая, что он там бормочет про судьбу. – Любил?– Нет, – ответил он и засмеялся, снова становясь птицей.Он покружил немного над моим войском:– И тебе вовсе не обязательно так орать, когда ты хочешь поговорить со мной, достаточно мысленно сказать: ?Хочу увидеть Локи?.Я открыл глаза и увидел, что стою на мосту Кулугуа Меночи. Как я здесь оказался – понятия не имею. Но теперь я точно знал, с кем хочу встретиться. Я сел на каменные ступени, привалился боком к нагретой солнцем ограде. ?Я хочу увидеться с Лойсо?.Я так давно не произносил этих слов. Мне казалось что и он, и я стали, как – бы это сказать – слишком самодостаточными, будто бы мы отдали и взяли друг у друга всё, что могли, и нам больше незачем и не о чём говорить. А вот поди ж ты. Судьба. Да, судьба решает всё по-своему. Я не стану убегать, потому что – как сказал и Локи, и Шурф – судьба всё равно настигнет. Рано или поздно, так или иначе. Так почему бы не сейчас?– Макс? – Лойсо был явно удивлён. – Не могу сказать, что я не рад этой встрече, просто не ожидал. Хотя о чём это я? От вас, Вершителей, можно ожидать вообще чего угодно. Зачем я тебе? Чего ты хочешь?Я пожал плечами:– Понятия не имею.Мы сидели на летней террасе какого-то кафе, дул лёгкий ветерок, обдавая жаром, в этом месте почему-то было немилосердно жарко, почти как в той тюрьме, в которую Джуффин заточил изворотливого пройдоху Лойсо. Или даже ещё жарче.– У вас ностальгия по невыносимому жару? – ехидно спросил я, ощущая, что медленно, но верно испекаюсь под этим палящим солнцем, а ветерок – это так, небольшое послабление.– Не поверишь, но это место выбрал ты, а не я, – смеясь, ответил мне самый страшный магистр былых времён, – я здесь тоже впервые, так что это, видимо, твоя ностальгия, а не моя. Но скажу откровенно, мне здесь всё-таки терпимее, чем тебе.– Это, наверно, для того, чтобы я не задавал слишком много вопросов, – ухмыльнулся я. Да, судьба умеет настоять на своём. – Тогда я попытаюсь уложиться в те несколько минут, которые смогу выдержать на этом солнцепёке. Лойсо, вы кого-нибудь любили?– Я? – он расхохотался. – Макс, ты меня умиляешь. Ты пришёл спросить меня о том, любил ли я кого-то? Меня? О любви?Он смотрел на меня, как на юродивого.– Я могу тебе рассказать о ненависти. Много. Очень много, – теперь он разглядывал меня с изрядной долей любопытства. – Но о любви?– Да, именно вас, – сказал я, вытирая пот со лба. – Нельзя так отчаянно ненавидеть, если никогда не любил. Ведь самые бесстрашные воины получаются из самых трусливых мальчиков. Вы сами это сказали однажды.– Именно так, Макс, и я повторюсь: из самых трусливых, а не из самых любящих и любимых, – он пододвинул ко мне стакан с каким-то напитком. – Ненависть помогает победить страх, это правда. Но любовь?Я жадно, в три глотка выпил, даже не задумываясь о том, случится ли со мной что-то или нет от этого иномирного питья.– И всё-таки? – снова спросил я, понимая, что продержусь тут ещё совсем недолго, после чего испекусь окончательно, и меня можно будет подавать к столу.– Я не знаю, Макс, – он смотрел на меня совершенно серьёзно, его стальной взгляд проникал в самую глубину моего существа, и мне захотелось съёжиться и укрыться от него. – Можно ли так любить, чтобы захотеть это присвоить себе, а если не получается присвоить – уничтожить, чтобы не досталось больше никому? Это любовь? Это жажда обладания. Но порой она бывает совершенно нестерпимой. И тогда на волю вырывается чистая ненависть, высшая, в своей ослепительной белизне, Макс, в своей идеальности, которая так похожа на любовь.Я уронил голову на руки, и последние слова Лойсо слышал уже сквозь муть и туман жара, охватившего меня.– Э-э-э, братец, да ты совсем уже никакой, – его голос снова стал насмешливым, – в следующий раз выбери для свидания более уютное место, ладно? Я был рад с тобой поболтать, Вершитель. Ты всегда задаёшь чудные вопросы. Я уже успел по ним соскучиться.С этими словами он пнул мой стул, и я кубарем покатился с пригорка, на котором возвышалась терраса, сломал какую-то ограду спиной, беспомощно перебирая руками, пытаясь закрыться от летящей в лицо сухой травы.– И ты зря думаешь, что Локи так безобиден, Один, – донеслись мне вслед совершенно невероятные его слова.Ничего ответить я уже не мог: единственное, о чём я мечтал – перестать куда-то катиться, а заодно попасть в более прохладное место.Я завернулся в плащ. Вообще-то раньше я никогда не замерзал, а тут вдруг почувствовал озноб. Предрассветный туман сгущался над пустыней. Туман. Откуда бы ему взяться? Хитрости Локи? Зачем ему? Что он хочет? Мне нужно переиграть, перехитрить судьбу. Я потёр одну об другую холодеющие ладони. Кажется, мне что-то снилось. Странный город с мозаичными мостовыми, мостами и весёлыми людьми.Асгард – моя родина, моя обитель. Я так хочу тебя сохранить, я хочу, чтобы ты остался таким. Я сжал кулаки. Ну почему, почему я? Ах да, ты воин, Один, воин, достойный победы или поражения – но всегда великого! Что может быть выше этого? Асгард. Я улыбаюсь, даже просто думая о тебе. Ты падёшь, если… Почему я должен идти туда, открывать Врата, сражаться, сражаться, сражаться… Я так устал.Я поплотнее завернулся в плащ. Это было ново и удивительно – замерзать. Я становлюсь человеком? Живым? Боги не мёрзнут. От этой странной мысли мне стало тепло, и я снова уснул.Я открыл глаза – и увидел чьи-то сапоги. Подняв голову, заслоняясь от солнца рукой, я пытался понять, кто это надо мной возвышается. Но в ту же секунду мир передо мной закрутился и исчез.Когда я снова открыл глаза, никаких сапог возле меня не было. Я лежал на диване, был укрыт пледом, а напротив меня в кресле сидел человек в бело-голубой мантии. Сидел он, уткнувшись носом в книгу, не обращая на меня никакого внимания.Ну, да, Шурф.Пользуясь тем, что он с явным интересом читал и, кажется, не заметил, что я проснулся, я разглядывал его из-под полуприкрытых век, чего не делал раньше никогда. Сейчас он сидел без тюрбана, его чёрные волосы были собраны в хвост, мантия главы Ордена облегала стройную фигуру. Он сидел, сложив ноги по-турецки, чуть ли не носом уткнувшись в книгу, и накручивал на палец выбившуюся прядь волос. Я смотрел на него, будто видел впервые. Я никогда не задумывался о том, красив ли мой друг. И вот сейчас я видел, как бьётся жилка у него на виске, видел, как он аккуратно перелистывает страницы книги, обнимая её, словно драгоценность, как отточены и выверены движения его пальцев. Его руки! Почему я раньше не замечал, какие у него красивые руки? Сейчас он заправляет за ухо прядь волос, легко дотрагивается до скулы – такой красивый… Мне стало неловко от этой мысли, я снова закрыл глаза и, шурша, натянул плед на голову, завернулся в него, как в кокон – только уши торчали.– Макс, я знаю, что ты уже не спишь, – спокойно сказал Великий Магистр, не меняя позы и не отрываясь от чтения.Ага, скроешь от него что-нибудь, как же!– Шурф, – я потянулся, – а почему я у тебя? Ведь у тебя же, да?– Да, – так же спокойно сказал он, снова не отрываясь от книги.– Слушай, – я начинал сердиться, – вообще это невежливо – сидеть, уткнувшись в книгу, когда с тобой разговаривают!– Да что ты говоришь? – отозвался мой друг, и я опешил от его тона, потому что он не просто слегка сердился – кажется, он был невероятно зол.– Да что случилось-то? – я прижал уши, как нашкодивший кот, и сел на диване, по-прежнему завёрнутый в плед по самую макушку.– Я тебе расскажу развесёлую историю, – Шурф точно злился. – Решил я в кои-то веки пройтись по городу. Изменил внешность и пошёл прогуляться. Поднимаюсь на мост Кулугуа Меночи, и вдруг мне под ноги кубарем, пересчитывая собой все ступени, катится – кто бы мог подумать – сэр Макс собственной персоной! Правда, забавно?Я открывал рот в немом изумлении, как рыба, выброшенная на берег. Это ж надо! Я умудрился попасть прямо моему другу под ноги! Таких случайностей не бывает.– Можешь ли ты объяснить, что это на тебя нашло? – Шурф по-прежнему смотрел на меня сердито – так смотрят отцы на своих непутёвых чад .– Или это у нас в Ехо теперь развлечение такое?Я улыбался. Он злился на меня, волновался за меня. Мне бы стоило… ну, не знаю, сердиться в ответ, что ли? Но я улыбался. И никак не мог перестать.– Да что смешного? – Шурф по-своему истолковал мою улыбку.– Шу-у-урф, – он смотрел, как я улыбаюсь ему, и его злость постепенно таяла, растворялась, и он тоже невольно начал улыбаться, – я тебе сейчас всё расскажу, обещаю, только давай поедим, а? Можем заказать завтрак из ближайшего трактира, или я могу иномирное что-нибудь достать? Чай с бергамотом?Я никак не мог перестать улыбаться, видя, как он волнуется за меня, с удивлением замечая, что он очень красив сейчас. Эти сдвинутые брови, серые глаза, чёрные ресницы, прядь волос, ласкающая скулу...– Макс, злиться на тебя совершенно невозможно, – проговорил Шурф почти шёпотом. – Да ещё и чай с бергамотом.Теперь он тоже улыбался, при этом, правда, продолжая что-то ворчать, типа ?вот, свалился на мою голову?, хотя вообще-то я прикатился под ноги, ну да ладно.Выпив чая и съев половину яблочно-брусничного пирога, Шурф ещё больше расслабился.– Ну, рассказывай, – сказал он, беря у меня прикуренную сигарету, – если ты думаешь откупиться чаем и пирогом, то совершенно напрасно. Пока ты мне всё не расскажешь, я тебя не отпущу.– Ого! – я притворно нахмурился, – да ты тиран и деспот, дорогой друг!– А как же, – ответил он, – только так я могу управляться с Орденом, так что у тебя есть все основания мне верить, когда я говорю…– Ладно, ладно, – перебил я, – всё расскажу, как и обещал. Понимаешь, я виделся с Лойсо.– Ты говоришь о Лойсо Пондохве, – уточнил Шурф, – Магистре Ордена Водяной Вороны?– Именно, – я понимал, что эта новость как минимум его удивит, но что уж – как есть, так и говорю, не врать же ему, в самом деле.Шурф молча смотрел на меня, ожидая продолжения.– Я не знаю, Шурф, это всё так странно, – я и правда не знал, как объяснить, потому что сам не понимал, что происходит, а я не люблю не понимать.У меня было ощущение, что я смотрю куда-то вперёд и вдаль сквозь калейдоскоп разрозненных картинок и никак не могу собрать их воедино. И даже не знаю – надо ли. Я и Один, Локи и Лойсо, Асгард и Ехо, грядущий Апокалипсис и Армагеддон. Что этому мифу нужно? От меня и от Мира Стержня? Я рассказал Шурфу всё. Всё, что помнил, всё, что знал. Все свои сомнения и страхи.– Ты тоже считаешь, что Ехо в скором времени может превратиться лишь в воспоминание? – уточнил мой друг.Что я мог на это ответить?– Я правда не знаю. Почему я? Зачем я Одину, почему, будучи им, я вижу в огне Ехо, а не Асгард?– Ты Вершитель, Макс, – Шурф пожал плечами, – я полагаю, что Один – в какой-то степени тоже, а может быть, это тоже ты – в прошлом или будущем, в настоящем или вымышленном. Что ещё ты знаешь про этот миф, который так навязчиво стремится стать нашей реальностью?– Я не знаю, как защитить наш Мир, Шурф, не знаю, – я достал себе из Щели ещё один эспрессо. – Я понятия не имею, чего хочет от меня этот странный миф. Я сам себе кажусь марионеткой, которая только и делает, что слушается своего невидимого кукловода. Мне кажется, если я пойму, если я сдамся, то Фенриру будет довольно меня. Тогда уцелеют и Асгард, и Ехо. Один нашёл способ сохранить свой город – ценой собственной жизни и нашего Мира.– И вместо Асгарда падёт Ехо? – Да. Тогда Асгард сможет уцелеть. Фенрир успокоится, забрав себе его, Одина, а значит, и меня. И Ехо рухнет, потому что Стержень этого Мира слишком ослабнет, он просто переломится, как карандаш.– Нет! – Шурф встал со своего кресла. – Нет, Макс, не вздумай. Это даже не Тихий Город. Ерунда какая-то. Древний миф! Макс, почему ты везде суёшься, а? Знаешь, у меня давно есть желание посадить тебя в Холоми. От всех бед подальше – целее будешь. Да и кормят там отменно. И причём тут Лойсо? Какая разница, любил он кого-то или нет? Ты бы себя видел! Когда ты скатился к моим ногам, ты был почти пунцового цвета, с изодранными руками и расцарапанным лицом. Вы что, дрались?Я оглядел ладони – ничего похожего. – Ну разумеется, я тебя вылечил, – пояснил Шурф.– Спасибо, – смущённо пробормотал я. – Нет, конечно, мы не дрались, просто там было очень жарко, примерно так же, как в той знойной пустыне, из которой я его вызволил, вот он и пнул стул, на котором я сидел, чтобы я… ну, укатился оттуда.– Да, весьма гуманный метод, – съязвил Шурф, – как раз в духе Лойсо Пондохвы.Кажется, это он меня так защищает? Я вдруг обнаружил, что вообще стал при Шурфе чаще смущаться. Просто так, вроде бы ни с чего. И пялиться на него, и от этого смущаться ещё больше. Он же тогда поцеловал меня – или нет? Сейчас он держался как ни в чём не бывало. Мне же не могло это примерещиться, да? Или всё-таки?.. Может быть, просто спросить его? Вот ещё! ?Дорогой друг, мы с тобой целовались или как??Я заржал, Шурф тут же обернулся и пристально посмотрел на меня:– Что случилось? Тут я, кажется, покраснел целиком, включая кончики ушей, и снова глупо захихикал.– Макс, ты меня пугаешь. Безумием от тебя не пахнет, но ведёшь ты себя весьма странно. Могу я всё-таки узнать причину твоего внезапного безудержного веселья?А на меня, что называется, нашло. Конечно, я не мог выдать настоящую причину моего дурацкого хохота, поэтому пытался придумать что-нибудь более-менее вразумительное, что успокоит нашего бдительного Магистра и будет хоть немного похоже на правду. При этом мой мозг, который я, видимо, всё-таки повредил, пересчитывая своей глупой башкой ступеньки моста, выдавал мне совершенные нелепости и бородатые шутки типа: ?Шурф, я смеюсь, потому что у тебя спина белая?. Я глянул на него и заржал с утроенной силой, потому что спина у него и правда была белая – на нём была надета магистрская мантия.– Прости, Шурф, прости, – я искренне пытался прекратить этот идиотский смех, но всё никак не мог.Он подошёл ко мне, сел рядом, глядя на меня несколько встревожено. И положил мне руку между лопаток.– Посиди спокойно.Я замер, ощущая, как от его ладони кругами расходятся волны тепла.– Шу-у-урф, да я... – я пытался объяснить, что не нужно меня лечить, что это я, дурак, ржу оттого, что мне неловко, потому что в кои-то веки вдруг стало иметь значение расстояние, на котором мы находимся друг от друга, и вот сейчас, так близко...Я повернулся к нему, и вроде бы не нарочно, но получилось, что его рука, лежавшая между моих лопаток, скользнула чуть дальше. И я оказался в его объятиях. Мой смех тут же закончился, сменившись невозможным жаром. Я снова чувствовал его тепло, его запах, и боялся поднять на него глаза. Он тоже замер, но руку с моих плеч не убрал.Я знаю – он смотрел на меня. Я этого не видел, но знал, что он пытается вглядеться в моё лицо, что-то прочесть. Я чувствовал его взгляд. И никак не мог поднять глаза. Сейчас, вот сейчас может случиться всё, что угодно. Я понимал, что он ждёт. Ждёт моего решения. Я могу отстраниться и сделать вид, что ничего не было, или…И я выбрал ?или?. Сердце моё колотилось где-то в горле, руки вдруг стали горячими и непослушными. Очень медленно и плавно, словно бы так и надо, словно это было между нами всегда, я сам обнял его, поднимая к нему лицо, закрывая глаза, зная, что он меня поцелует сейчас.Это было очень нежно, очень осторожно, очень мягко. Он касался моих губ своими так невесомо, медленно прижимая меня к себе, и я не возражал. Мне казалось, что меня целует сама ночь, прохладная темнота, в нём было столько нежности – мне казалось, что я проваливаюсь в этот дивный омут, слабею, становлюсь такой же темнотой, мятным вечером, синими сумерками… Шурф! Неужели это может быть настолько прекрасно? Настолько волшебно и ярко?Я понятия не имел, как, что и почему. Я знал, что где-то за кромкой сознания все эти вопросы враз обрушатся на меня, но не сейчас, только не сейчас.Через мгновение – или вечность – он легко-легко отстранился, вглядываясь в меня.А у меня перехватывало дыхание, и я совершенно невозможным образом стеснялся.– Шу-у-у-урф, – я уткнулся ему в грудь, – перестань меня сверлить глазами, ладно? А то я уже дымиться потихоньку начинаю.– Макс, ты… ты понимаешь? – он смотрел на меня, и я слышал, как часто бьётся его сердце. Кажется, он пытался успокоиться, унять этот суматошный ритм, но, похоже, это не слишком получалось.– Я мало что понимаю, Шурф.– Я же не сделал ничего, чего бы ты не хотел? – спросил он, пытливо вглядываясь в моё лицо.Я почти разозлился, посмотрел ему в глаза открыто и прямо:– Шурф, а что, похоже было, что ты меня заставляешь? Я взрослый человек и отдаю отчёт собственным действиям и поступкам. И как бы ты мог что-то сделать против…Он не дал мне договорить, а тут же поцеловал снова. И на сей раз этот поцелуй был более стремительный и жаркий.Мне было невозможно, мне было странно и прекрасно. И я не знал, как с этим быть. Я просто чувствовал его. Та жаркая темнота, в которую он превратился, укутывала меня. Он прикасался ко мне, его длинные пальцы осторожно дотрагивались до моего лица, легонько скользили по шее. Я тонул, я падал в него, как в предвечерний туман. Ничего не соображая, ничего не понимая, я просто позволял ему. Доверял. Я знал, что в его руках ничего плохого со мной не случится. Я сам тянулся к нему, я хотел его губ ещё и ещё. Мы упали на диван, вдвоём на нём было узковато и тесно, но это и было самым прекрасным.Мы лежали, прикасаясь друг к другу. Он гладил меня по волосам, а я уткнулся ему куда-то в ключицы.– Ма-а-акс, неужели это всё на самом деле происходит? – шептал он, легко дотрагиваясь губами до моего лба.– Похоже, что так, Шурф, – я пьянел от его запаха, мне так хотелось поцеловать его в ключицы, в шею, в которую я тыкался носом, как щенок, но я не смел, – Шурф, я, кажется, совсем дурак, да?– Угу, – шептал он, – а как же.И мы смеялись. Происходящее казалось совершенно нереальным.– Шу-у-урф, – я твердил его имя, дотрагиваясь до пульса на шее губами.И закрыл глаза.