Лето. 3 июля, часть 2 (1/1)

— Да вашу ж мать.Уперев руки в бока в расстроенных чувствах, Хэнк презрительно осматривает раскинувшуюся перед ним витиеватую эстакаду и, судя по сердитому выражению его седого лица и сомкнутым в кулак ладоням на поясе, неистово хочет кому-нибудь врезать, начистить ни в чем не повинную морду, чтобы успокоить буйную душеньку и выплеснуть в пространство все свое раздражение, свои внезапно накатившие бурей эмоции. Объектом его нынешней ненависти становится опаршивленная стихией дорога, поросшая мхом и лишайниками, забитая, правда, не шикарными дорогими авто только что с конвейера, а сгнившими трупами металлических колоссов двадцать первого века. Все вокруг устлано ими, скелетами "древних" величественных мустангов, остатками тех былых технологий, деформированных кузовов и пустых проржавевших болванок без колес и без дверей даже – все, насколько позволяет видеть придирчивый уничтожающий взгляд мистера Андерсона, голубые очи, затуманенные пеленой красного марева и праведным негодованием, жгучим, но все же бессмысленным. В праздной задумчивости Коннор следует за чужим недовольным взором, лениво обводит кофейными глазами, от скуки только чернеющими, точеные силуэты реликвий старого мира – построенные в четыре ряда машины, пустые, брошенные бывшими хозяевами десятки лет назад, – глядит на них, поросших мхом и ржавчиной, снисходительно и как-то равнодушно и только прикусывает изнутри губу выжидающе. Часть из этих авто давно разграблена или разрушена: у одних отсутствуют двери и колеса, у других и стекла, и сиденья, третьи же, удачливые самые, выглядят почти нетронутыми, но все равно сливаются с окружающим миром настолько, что, кажется, всегда были его частью: срастаются с дорогой воедино, точно невысокие кустарники, что поднимаются прямо из-под асфальта, или огромные коричневато-зеленые грибы с железным каркасом. Со стороны Андерсона доносится очередное ворчливое гудение. За те едва ли сутки, проведенные с Хэнком вместе, Коннор слышал его уже раз двести – удивительно при этом, что Хэнк почти ни разу не повторился. Он напряженно меряет землю шагами, ходит туда-сюда порывисто, вслух рассуждая о паскудно сложившейся ситуации, но дело с мертвой точки никак не сдвигает, что досадно.Сложно сказать, что он пытается придумать дальше. Одно пока ясно точно: под мостом путникам ловить нечего. Грязно слишком. — Хэнк, думаю, нам стоит подняться на уровень выше, — предлагает Коннор скучающе, не в силах боле ожидать рождения тугой чужой мысли, и указывает пальцем наверх, туда, где эстакада совершает свой новый виток и, поддерживаемая широкими бетонными колоннами, отрывается от земли на несколько метров. — Машины там могут быть целее.— Они должны были быть целее уже здесь, Коннор! — отвечает Хэнк сокрушенно. Шаги его останавливаются, но даже неподвижная фигура мужчины полна негодования вселенских размахов. — Тут словно, я не знаю, река разлилась, пока нас не было, честное слово.— Может и разлилась, — пожимает плечами Коннор. Из них двоих он, кажется, единственный сейчас олицетворяет собой маленький островок спокойствия. — Сейчас это не имеет значения.— Ты прав, — мужчина трет шею устало. Взгляд голубых глаз задумчиво устремляется к вершине эстакады. Снизу, впрочем, все равно не видно ничего, хоть ты тресни. — Значит, опять подниматься, верно? Мне стоит взять тебя за ручку, принцесса?Коннор недовольно фыркает.— Не нужно.Идея Хэнка "поймать попутку" изначально казалась Коннору несколько бредовой. Какова была вероятность того, что они найдут здесь заброшенную машину на ходу? Да никакой совершенно. Но Коннор спорить не стал – Хэнку ведь виднее, конечно. Хэнку всегда все виднее с его гребаной колокольни под два метра ростом.Даже если допустить вероятность того, что они раздобудут себе рабочий автомобиль – в такой-то непроходимой глуши! – остается нерешенным вопрос свободной дороги. Не все из них пригодны для поездок, хотя, безусловно, кем-то для этого расчищены. Что если их готовая к пробегу машина будет стоять прямо посреди двадцатилетней пробки? От нее ведь, в таком случае, не будет никакого толку. "Придумаем что-нибудь" — парирует тогда Андерсон это возмущение. Ага, сообразим по ходу дела. Коннор стерпит и это. Кладбище машин, раскинувшееся впереди точно невиданный лес из прямоугольных металлических блоков, такой же маленький, зеленеющий, словно и само становится одной сплошной дорогой, проседает в земле незначительно, заменяет собой и асфальт на эстакаде, и поднимает немного саму плоскость на уровень выше. Нескончаемой лентой оно вьется, стелется вперед на многие километры, и Коннору чудится, словно все-все автомобили в Детройте, укрытые толстой мшистой прослойкой, сейчас сосредоточены в одном этом месте.Чтобы подняться выше, нужно пройти сквозь металлические заросли – большую братскую могилу, – или пройти над ними. Коннор скептически ступает вслед за своим провожатым и, упираясь ладонью в проржавевший багажник Hyundai, ловким прыжком взбирается на помятое транспортное средство, точно перышко. Хэнку для этого приходится упираться в него коленями. — Ненавижу, блять, подниматься... Юноша выпрямляется в полный рост, ощущая, как старая крыша под ним неуловимо прогибается и дает небольшую осадку. Он с силой сжимает лямки. Подъем даже на такую небольшую высоту пробуждает внутри него нечто иррациональное. Почему это, черт возьми, всякий раз происходит? Ведь Коннору даже не страшно! Он старается не смотреть под свои ватные ноги. По крышам обросших мхом автомобилей они перебираются на другую часть трассы, туда, где свой спиральный подъем начинает новый виток дороги. Краем глаза Коннор отмечает, что одна из сторон эстакады уже обвалилась прилично и что беспрепятственно пройти им с ее западной части в восточную точно не выйдет. Прогнать туда же машину, соответственно, тоже. Взбираясь еще выше, поднимаясь на наземную часть дороги, он и вовсе осознает внезапно, подмечает, что все вокруг устлано машинами, да так, что развернуть одну из них при самом лучшем раскладе будет весьма проблематично.Аншлаг, царящий на эстакаде, никого не радует. Машины на втором витке дороги выглядят свежее, нежели те, под ногами. Может, потертые лишь, грязные чуть-чуть, но почти целые. Красивые, без фар, правда, без мха, помятые – умирающие, словом, но еще приличные. Безжалостная стихия, очевидно, не успела навредить им так же сильно, как разлагающимся трупам этажом ниже. Хэнк подходит к каждой, вглядывается внимательно и под капот, и под колеса увядающих гигантов – разве что в выхлопную трубу не лезет, – желая найти в этих малышках еще трепещущий свет жизни. Десять-двадцать машин спустя терпение Хэнка дает трещину, если не сказать рушится, как стекло, встретившее камень. Чтобы ускорить процесс, оскомину набивший, он не оглядывает самые разбитые – и оттого самые многочисленные, – экземпляры, но осмотр даже той оставшейся части, малой и презентабельной, все равно занимает у него чертовски много времени.— Мы тут проторчим до второго пришествия, — гневно жалуется Андерсон.— Мы все еще могли бы пойти пешком, — тактично замечает Коннор. Он стоит в стороне и не принимает в осмотре машин совершенно никакого участия. — Нет уж, — хохочет мужчина, — У нас с тобой ноги нахер отсохнут. Я бы раскатал губу, если бы сказал, что хочу отвезти тебя в Портленд "прямым рейсом", но, по крайней мере, было бы неплохо доехать куда-нибудь хотя бы в пределах штата. Тем более сомневаюсь, что нам вообще хватит бензина на долгие поездки. Топливо нынче – штука не повсеместная. Коннор скучающе опирается спиной на кузов какой-то машины и скрещивает на груди руки. Прямо сквозь одежду алюминий немного холодит ему кожу. Даже если Хэнк найдет здесь, в этом рассаднике металлолома, то, что ищет, как он собирается уехать на этом через такую-то пробку? Это до безжалостного бессмысленно. Пытаясь занять себя чем-нибудь интересным, юноша осматривает близлежащие окрестности, а после решает покопаться в своем рюкзаке, проверить его наконец и с тяжелым сердцем оценить ущерб, падением причиненный. Он долго оттягивал этот тяжелый момент, страшился узнать правду – от неведения рюкзак изнутри воспринимался совершенно нетронутым. Не хотелось разрушать эту иллюзию. Вздохнув, Коннор стягивает его с плеч и аккуратно помещает на чей-то багажник. Внешне бедняга выглядит просто отлично для того, кто совсем недавно упал с высоты десятков этажей и выжил, но за его внутренности Коннор переживает невероятно. Единственное, что выглядит сходу пострадавшим – старый противогаз, подаренный Хэнком перед началом путешествия, аккуратно прицепленный с внешней стороны рюкзака, чтоб беспрепятственно добраться до него в опасных ситуациях становилось проще. Стекла в его глазницах начисто разбиваются. Расстроится ли Хэнк потере такого важного предмета? Возможно. Но гнев его проверять на себе пока не хочется. Скрипит молния. Первым же делом Коннор обнаруживает лопнувшие консервные банки и заляпанные в тушенке вещи: плотную ткань, бинты, карту и жестяную посуду, из-за банок тоже немного помятую. Коричневые ломтики беспорядочно разбрасываются по всему рюкзаку, закатываются, кажется, даже на самое дно, к теплому ворсистому пледу. Живот от подобного зрелища начинает обиженно ворчать и пререкаться, к тому же и запах из открытого рюкзака доносится соответствующий, неповторимый, хоть и мерзкий, но заставляющий слюнки во рту собираться под языком стремительно. Может, удастся соскоблить с вещей остатки?.. Коннор достает ложку и вместе с жижицей аккуратно соскребает с внутренней стороны рюкзака то, что еще можно собрать и употребить в пищу в дальнейшем. Новой емкостью для хранения тушенки он выбирает жестяную кружку – она не такая широкая, как тарелка, и плотно закрыть ее гораздо проще. Все равно придется съесть эту нелицеприятную жижу с погрязшими в ней частичками грязи в ближайшее время, чтобы зря не пропала. Ужин на дороге не валяется. Под залежами еды обнаруживается коробка с набором для бритья. Коннор любовно очищает ее от налипшего жира и проводит пальцами по ребристому узору – гравировке с какой-то красивой рыбкой. Она тоже дает трещину: крышка ее теперь болтается безвольно и отлетает от корпуса при любом неосторожном касании. Но пережить можно. Драгоценная посылка, самая важная часть, аккуратно завернутая в плед и рубашку еще утром, слава богу, выживает. Коннору сложно ручаться за ее внутренности, но вот оболочка остается цела и невредима. Вроде хорошо. Наводя порядок в своем хозяйстве, Коннор невольно вслушивается в окружающие звуки: в скрежет открывающегося капота, в пение птиц где-то неподалеку, в шум ветра в ушах, в причитания мистера Андерсона, в тихое шебуршание камней под колесами... Камней под колесами? Коннор заинтригованно натягивает рюкзак на плечи, отталкивается от своего места отдыха и пробирается к огражденному краю дороги. Припав ладонями к невысокому забору, он робко вглядывается в пустую улицу, ту сторону, из которой доносится странный звук, до того непривычный, но не видит вдалеке ничего примечательного. Показалось, возможно? — Коннор, ты чего там прилип? — окрикивает его Хэнк удивленно. — Тащи сюда свои тощие булки. Коннор ему не отвечает, лишь щурится на улицу пустую с настороженностью и скепсисом, но через какое-то время, так ничего и не обнаружив, разворачивается, насупив брови, и возвращается обратно к машинам. — Что такое? Вы нашли, что искали? — Нет, — Хэнк раздосадованно отряхает руки от паутины и пыли, — хотел предложить тебе попытать удачу на соседнем кольце. Только придется опять спускаться. — Дайте угадаю: ненавидите спускаться? Хэнк согласно щелкает пальцами. — В точку. Я бы отдал тебя на битву экстрасенсов, малец, если бы знал, что такое говно все еще работает. — Эм, куда?.. — Господи, Коннор, я тебя когда-нибудь тресну словарем отсылок, — ворчит Хэнк наигранно и переводит взгляд на соседний виток дороги. — Нам лучше поторопиться: чтобы подняться наверх еще раз, придется сделать нехилый такой крюк через всю эстакаду. Коннор кивает. Они снова спускаются вниз и повторяют те же однотипные действия: перескакивают с одной обросшей крыши на другую, пока минут через десять все же не добираются до нужной точки. Странный шум снова настигает Коннора. Он напрягает слух, чтобы разобрать его, понять его природу, но получается слабо. Пока Хэнк нагибается над очередным Skoda или Subaru, юноша пускается в путь на поиски невидимого источника звука. Округа не выглядит хоть сколько-нибудь примечательно: длинная дорога, а по бокам – дома, одинокая машина. Машина... Может, все дело в машине? В работающем, заведенном двигателе, в старом гудящем моторе... Коннор вслушивается в его слабый приглушенный грохот. О своей находке он тут же сообщает Хэнку и тянет брыкающегося мистера Андерсона к краю дороги. Когда Хэнк и сам слышит знакомый шепот металлического мустанга, он немного успокаивается. — Опять этот сраный "Иерихон", — озвучивает он то, что догадкой вертится на языке Коннора уже какое-то время. — Походу, тут без них и шагу теперь не ступишь. Коннор задумчиво сверлит машину взглядом. Рабочая... — Кстати об "Иерихоне", — говорит Хэнк внезапно. — Что за rA9 такое, чего ты им там наплел в канаве? Пару секунд Коннор глупо моргает: вспомнить пытается, о чем речь ведется. — Я до конца не уверен, — юноша едва уловимо пожимает плечами. — Полагаю, это что-то вроде шифра, каким они между собой обмениваются, или, может, должности... Военные узнали его недавно, а я подслушал. Сомневаюсь, что кто-то из нас доподлинно понимает его значение. Я подумал, что сойду за своего, если вставлю его в разговор "случайно", и, похоже, так и вышло. Точнее, вышло бы, если бы вы не пристрелили ту бедную девушку. — Пф, бедную? — удивляется Андерсон. То, что Коннор снова сучится, его тут же распыляет. — Да эта "бедняжка" сама тебя чуть не пристрелила, чудила.— Но не пристрелила же. Сейчас речь вообще не об этом. Вы думаете о том же, о чем и я? — Коннор напряженно всматривается в очертания автомобиля. Хэнк переводит недоуменный взгляд в ту же сторону. — Нам стоит забрать их машину. — Ты долбанулся? — Хэнк возмущенно отходит от края дороги. — Убей или будешь убитым, верно? — Коннор искривляет уголок губ в улыбке. — Такими темпами ты точно скоро будешь убитым, малец! Я не понимаю, что с тобой не так? Ты либо вообще меня не слушаешь, либо коверкаешь мои слова, как тебе удобно. — Я усвоил урок, разве не этого вы добивались? Хочешь забрать что-то – забери это силой. Сейчас я хочу забрать их машину. Точнее, вы хотите. — Я хочу, чтобы мы не ввязывались в очередную неприятность! — А мы и не ввяжемся, — уверенно парирует Коннор. Хэнк скрещивает на груди руки. — Глядите, рядом никого, а она стоит бесхозная. Разве могли мы представить такую удачу? Эта машина рабочая на сто процентов, не понимаю сути вашей упертости. Мы просто украдем ее и тут же уедем. Никакого риска. — Риск есть всегда. Вбей это в свою тупую голову и не лезь на рожон, когда не просят.Неверие Андерсона в силы Коннора вновь разжигает в груди усердно подавляемое чувство гнева и раздражения. Коннор отталкивается руками от забора и стремительно направляется вниз на главную дорогу. Он покажет Хэнку, что тот бывает неправ, что не стоит недооценивать Коннора и его способности. Ему под силу украсть машину у врага из-под носа. — Куда собрался? Коннор! Вернись сейчас же! Коннор! Юноша стремительно спускается вниз, не обращая на причитания Хэнка никакого внимания. Хэнк отстает: прыжки по крышам автомобилей несколько замедляют его, большого, неповоротливого, так что Коннор с присущей ему грацией отрывается от мистера Андерсона на несколько метров дальше. Уже будучи на нижнем ярусе, Хэнк начинает орать потише, нервно посматривая на ближайшие дома и машину, пока не затихает вовсе. Эстакада кончается, и Коннор спрыгивает на газон. Трава в нем разрастается до высоты пары футов и полностью скрывает его колени. Продираясь сквозь золото моря, под зноем засохшего, Коннор лавирует к смежной улице. Хэнк почти нагоняет его на дороге. — Еще шаг и я лично пристрелю тебя прямо в спину! — кричит он угрожающе. Коннору, впрочем, по барабану. — Давайте, жду с нетерпением, — язвит он с вызовом. Каков наглец! Хэнк резко хватает Коннора за плечо чуть выше локтя, сжимает крепко, оставляя на коже красные следы от своих огрубевших бронзовых пальцев, и тянет на себя, поближе. — Пацан, ты меня не беси. — Почему вы просто не можете хоть раз поверить мне, что все получится? — Да потому что говно твой план, вот почему! — скалится Хэнк, теряя терпение. — У тебя слишком наивный взгляд на вещи, если ты и вправду решил, что у нас все выйдет. — У меня выйдет. Отпустите, — Коннор силится вырваться. — Еще чего. Ты пойдешь со мной. — Хэнк, бога ради! Нам нужна машина, это ваши слова. — А еще нам нужна наша гребаная жизнь! Такие слова тебя устроят? Землю около них пробивает пулеметная очередь. Оба вскидывают головы: похоже, их спор на повышенных тонах привлекает чужое внимание. Давя маты в горле, Хэнк с силой тянет Коннора к ближайшим домам, чтобы укрыться от свинцового дождя, беспрерывно на них проливающегося, и юрко шмыгает за угол. Там, за стеной слышится звук заводимого мотора. Машина с шипение срывается с места, скрипит шинами, пытаясь вписаться в узенький поворот между улочек, и пускается в погоню вслед за нерадивыми путниками. — Этого ты добивался, говнюк? — орет Хэнк во все горло. — Поздравляю! Они пускаются наутек. Коннор вырывается вперед, судорожно оглядывает развернувшееся перед ним пространство, пока люди на машине опасно дышат им в спину. Дома, дома, еще дома... — Хэнк, сюда! Коннор сворачивает в узкий проулочек, как раз тогда, когда один из преследователей почти удачно стреляет в его сторону. Пуля пролетает мимо, разбиваясь о кирпичную стенку, осыпает землю каменной крошкой. Хэнк заворачивает следом. Машина, встретив узкое препятствие, проезжает дальше. Коннор продолжает воскрешать в голове карту, которую наблюдал часами. Поворот туда, поворот сюда – путь этот должен увести беглецов в безопасное место. К несчастью, машина оказывается быстрее. Объехав их с другой стороны, она выныривает прямо перед их лицами. Хэнк, отстающий на пару метров, вновь хватает Коннора за руку, резко тянет на себя – не дает пробежать дальше и угодить в лапы "Иерихонцев" по инерции, – и сворачивает в коридор ближайшего дома. Пули отбивают камни на ступеньках.Домом оказывается небольшое складское помещение с чередой извилистых коридоров, одни из которых ведут на цокольный этаж. Хэнк тянет Коннора вниз, желая найти путь с другой стороны наружу, дышит тяжело и отрывисто. Воздух в комнате наполняется неповторимым запахом грибка и гнили. Коннор остро на него реагирует. Он упирается пятками в пол, стараясь остановить Андерсона, пока они еще не забежали дальше. — Дальше никак, — от недостатка воздуха запинаясь на каждом слове, предупреждает Коннор. — Споры... Хэнк отстегивает от сумки противогаз, говорит срывающимся от отдышки голосом:— А эта... ох... штуковина тебе на что? — и показывает Коннору свою защиту. Парень смущенно опускает глаза. — Моя разбилась. — Дьявол. Дьявол! Раздраженно шипя, Хэнк сжимает пальцами голову и, немного придя в себя, вновь хватает юношу за плечо и тянет наверх, обратно. С досадой Коннор подмечает, что, похоже, после сегодняшнего забега на его испещренной синяками руке не останется и живого места. Несколько пар сапог отбивают неровный ритм на пороге – "Иерихонцы" с топотом пробираются вглубь здания. В это же время в одном из коридоров раздается резкий щелчок. Мерзкий клокот, похожий на тонкий, высокочастотный стрекот, повторяется еще несколько раз подряд. Щелк, щелк, щелк. — Да вы, блин, серьезно что ли? — хрипит Андерсон. В конце коридора с ноги на ногу переваливается щелкун. Все его тело деформируется под воздействием грибка, а лицо точно раскалывается на две части, раскрывается, как мерзкие лепестки оранжевого растения. С другой стороны к ним приближаются люди. Хэнк ныряет в коридор к щелкуну и пытается открыть заевшую дверцу. — Прикрой меня! — кричит он Коннору. Коннор вытягивает пистолет, снимает с предохранителя. Щелкун откликается на странные звуки из другого конца коридора и начинает бежать в их сторону. За спиной уже шагают другие люди. Коннор не стреляет. — Быстрее! — кричит. — Я, блять, стараюсь! Зараженный становится ближе. Коннор не стреляет. — Хэнк! Дверь кое-как поддается. Деформированная рука щелкуна проносится в десяти сантиметрах от лица Коннора, прежде чем тот успевает забежать внутрь и закрыть за собой дверь вплотную. Зараженный впечатывается в деревянное препятствие всей своей тушей, скрипит неприятно голосом таким, напоминающим скрежет стекла и чего-то острого. Дверь едва ли выдерживает его атаки. Какого черта Коннор не пристрелил его? Хэнк не успевает повозмущаться этому открыто, потому как со спины на него набрасывается сталкер, притаившийся в углу комнаты. Хэнк припадает к стене спиной, ударяет об нее зараженного, немного сбивая того с толку, и позволяет Коннору перехватить его на себя, вонзить острый нож прямо в зацветшую рожу. Кровь брызгает на белые одеяния. Дверь, оставшись без внимания, чуть не открывается. Оба замирают, ожидая самого страшного. По коридору проносится истошный крик и стрельба. Щелкун переключает свое внимание на "Иерихонцев". В этом заключался план Коннора? Хэнк восхищенно выдыхает и приваливается к стене устало. У Коннора сводит ноги от такой стремительной пробежки, но даже за закрытой дверью он остается предельно напряженным. Горло жжет от неправильного дыхания. Вскоре звуки боя стихают. Коннор прикладывает к двери ухо, пытается вслушаться в окружающие его звуки. Вроде чисто. На свой страх и риск он поворачивает ручку. Мелко дрожа, дверь открывается, выпуская юношу наружу. Недалеко от нее, ближе к концу коридора, лежит растерзанный труп какого-то бедолаги. Артерии на его шее вспороты острыми зубами зараженного. Труп щелкуна не видно. Очевидно, их было минимум двое – один, пускай и сильный, зараженный не мог посеять в отряде "Иерихонцев" такую смуту. Коннор аккуратно подходит к телу и присаживается на корточки. Ноги после пробежки все еще неприятно ноют и мешают двигаться так же ловко, как прежде. Он аккуратно переворачивает тело на живот и отцепляет от его рюкзака рабочий противогаз. Коннору нужнее. Хэнк глядит на эту картину, внутри ощущая какое-то опустошение. Посторонние звуки в здании не стихают полностью. Коннор медленно выпрямляет ноги в коленях и настороженно всматривается в место, из которого они сюда повернули. Возможно, оставшиеся в живых преследователи посчитали, что беглецы направились именно в ту сторону. — Ты, уф, ты как?.. — спрашивает Хэнк задушенно. — Порядок? — Порядок. — ...Господи, ну и пробежечка. Я сейчас сдохну. Коннор, ты ку... куда? — спрашивает Хэнк, когда замечает покидающего коридор мальчишку. — Самое время забрать то, за чем мы пришли, мистер Андерсон. — Ай, чтоб тебя.Огибая трупы щелкунов и "Иерихонцев", Коннор возвращается на улицу. Машина стоит около обочины, наспех припаркованная. В ней сидит водитель. Завидев Коннора, он выбирается из салона и набрасывается на юношу с ножом. Коннор парирует его удар и, заломив со спины правую руку, выбивает оружие из ладони. Мужчина бьет его локтем в солнечное сплетение, вырываясь из хватки, и едва не рассекает ему скулу.Он делает новый выпад. Коннор перехватывает его запястье и с силой вжимает мужчину в стенку. Хэнк поспевает как раз вовремя, чтобы успеть увидеть, как голова "Иерихонца" впечатывается в кирпичи со всего размаху. Закончив с водителем, Коннор жеманно поправляет воротник рубашки и глядит на поверженного врага с презрением.— Неплохо для беспомощного мальчишки? — сардонически подмечает он, когда чувствует на себе пристальный взгляд мистера Андерсона.Хэнк ему не отвечает. Вместо этого он садится в заведенный автомобиль и, оглядываясь на здание в тревожном беспокойстве, сжимает побелевшими пальцами руль что есть мочи. Коннор присаживается рядом на пассажирское сидение и громко хлопает дверью.Хэнк давит на газ.Дорога под колесами вскипает, пенится, и тучи пыли вздымаются в воздух под торжественный рев мотора. Железный мустанг трогается с места и, подпрыгивая на неровной дороге, вырывается на главную широкую полосу, скачет меж улиц стремительно.Они уезжают. Коннор восторженно припадает к остаткам стекла, жадно вглядываясь в силуэты проносящегося мимо Детройта. Сквозь щели и трещины в лицо ударяет теплый июльский ветер, треплет растрепанные темные волосы. Запах бензина щекочет ноздри. Большие дома вновь сменяются маленькими, с каждой новой минутой появляясь все реже и реже, и почти полностью уступают место спальным районам.— Скажи Детройту прощай, детка, — говорит Хэнк с ухмылкой.Юноша раскрывает рот, не в силах поверить в услышанное. Коннор откидывается на спинку кресла, позволяя себе ненадолго расслабиться. Костяшки после боя мелко краснеют. Он двигает вверх-вниз пальцами, сжимает их то в кулак, то разжимает снова, проверяя, осматривая свои повреждения, натягивает тонкую кожу на косточках еще сильнее, трясет рукой, смахивая раздражение. Он переводит взгляд на Хэнка, следящего за дорогой сосредоточенно. Мужчину волнует лишь одно – насколько просторной для передвижения она окажется, – и оттого все мышцы лица его сводит от напряженной задумчивости. Пальцами правой руки он барабанит по баранке – единственная вольность, какую он себе позволяет.Через час пейзаж за окном сменяется то ровным строем деревьев, то золотисто-зелеными полями, разросшимися хаотично, и Коннор понимает уже точно – Детройт с его небоскребами остался позади, в прошлом. Возможно, они миновали его границу даже раньше – половину часа назад или четверть, сложно отличить границу одного застроенного города от другого, – все это становится совершенно неважно. Впереди – дорога, вот все, что имеет значение.Через несколько минут на горизонте маячат новые высотные постройки. Очередной мегаполис? Интересно. Коннор внимательно всматривается вдаль, стараясь выцепить взглядом какую-нибудь табличку, какой-нибудь указатель. На одном из таких значится полустертое наименование "Энн-Арбор".Еще через какое-то время машина начинает внезапно противиться и пыхтеть надуто. — О, да ладно, девочка. Нет-нет-нет.Ее слабо дергает некоторое время, пока двигатель не глохнет окончательно. — А, черт! Машина прокатывается по инерции еще пару метров, пока не останавливается вовсе. Хэнк раздосадованно ударяет по рулевому колесу кулаками.— Официально: вертел я это дерьмо. К черту. Просто к черту.— Что произошло? — спрашивает юноша обеспокоенно. — Бензин кончился, вот что. Или двигатель сдох, что еще хуже. Какая теперь, нахрен, разница.Коннор пытливо склоняет голову набок, жестом этим ерошит курчавую челку. Суть раздутых страданий мистера Андерсона ему непонятна. — Значит, нам просто нужно найти еще? — уточняет он вкрадчиво. — Ха-ха, "просто", — насмешливо передразнивает его Андерсон. — Ты ничего не найдешь в этом мире "просто".— Машину же я нашел.— Ой, бля, только не начинай снова. Тебе повезло. Или не повезло, это как посмотреть. Нас ведь едва с двух сторон не расплющило! А ты еще и мой противогаз просрал, спасибо, блин, тебе большое.Коннор сводит губы в тонкую белесую полосу.— Я не понимаю. Это какая-то личная неприязнь? У вас есть персональная причина меня ненавидеть? Я ведь сделал все, что вы просили, но вы снова цепляетесь к деталям.— Ну да, конечно, это ж, блять, такая малюсенькая деталь: безопасность. И чего я только жопу рву, действительно? Я не просил тебя сломя голову рисковать нашими жизнями. Дважды – сука, дважды! – подряд! Прости, но ты не сраный Т-800 и я пока не из вибраниума, так что захлопни свою пасть и делай, что велено. — Неужели вы считаете меня настолько иррациональным? — взрывается Коннор. — Какого черта? Неужели думаете, что я настолько глуп, чтобы не просчитать все возможные варианты исхода своих решений?— Вообще да, считаю.— Просто невероятно! — Коннор вылетает из машины. — И это прославленный Хэнк Андерсон? Скорее слепец, нытик и параноик. Хотите секрет? Я разочарован. Я отправился в путь для того, чтобы послужить своему городу, а не сидеть и ждать, когда вы высунете голову из песка и начнете делать хоть что-нибудь.— Спасибо, Коннор, а теперь засунь свое ценное мнение себе в жопу. Лицо Коннора вновь принимает знакомую маску отрешенности. Хэнка она раздражает даже больше, чем черты лица, искривленные на эмоциях. Он отстраняется от Андерсона, деловито стряхнув пыль с рубашки, и красноречиво вскидывает брови. — Что ж, видно, мы оба не рады совместному путешествию, но нам придется работать вместе. Так трясетесь за свою шкуру? Отлично. Оставайтесь здесь, в этой старой заглохшей рухляди, а я пойду и займусь настоящим делом и достану нам канистру топлива, потому что, очевидно, только у меня здесь отрасли яйца.— Ага-ага, яйценосный, иди-ка ты нахуй, раз не можешь понять, что скоро подохнешь.— Да мне плевать, что я скоро подохну, если добуду бензина столько, что сокращу нашу поездку, и больше никогда в жизни не буду видеть твою тупую рожу!Коннор, развернувшись гордо, уходит. Хэнк давит в груди гортанный рык.— Ну и катись отсюда, шкет! Скатертью, блин, дорога.Он провожает спину Коннора испепеляющим взглядом. Когда мальчишка уходит на достаточно далекое расстояние, он выходит из машины и с силой пинает резиновое колесо стопою, вкладывая в этот жест всю накопившуюся агрессию и все напряжение, разбивает пальцы на ногах до боли в суставах. Вот только голова горячая все не думает остывать и, кажется, распыляется только больше. И почему Хэнку не пофиг? Почему так не плевать на этого малолетнего придурка? Почему от непроходимой упрямости его у Хэнка сводит зубы, и гнев в животе трепещет, брызжет и взрывается, почему чешутся кулаки и ходят ходуном пальцы? Если мальчишка хочет загубить свою жизнь – пусть так. Кто он такой, чтобы этому противиться? Ему должно быть плевать. Абсолютно точно. Только нихрена ему не плевать, блять, какого черта.Коннор идет вдоль дороги и раздраженно пинает носком так удачно подворачивающиеся под ноги камушки. Камни эти, стучась об асфальт, откатываются в сторону, точно в страхе, расступаются перед ним, уступают Коннору дорогу и избегают его твердого шага. И зачем ему только сдался этот чертов Андерсон? Коннор вполне способен обойтись и без него. Он, как и все прочие, всю жизнь готовился к чему-то подобному. Когда в личном деле Андерсона писали о его непростом характере, они слегка преуменьшили эту его особенность. Хэнк, кажется, на девяносто процентов состоит из ненависти к роду человеческому, а на остальные десять – к Коннору в частности. Никак иначе юноша объяснить это не может. Ну и хрен с ним. Коннор плохо представляет, что конкретно он ищет. Надо ли опорожнить чьи-то бензобаки или, может, найти заправочную станцию, или... Он никогда не имел дел с машинами. Наверняка он знал лишь одно: если Хэнк не может позаботиться о прогрессе их миссии, это сделает Коннор. Первым делом он натыкается на небольшое скопление машин. Коннор решает, что лучше всего будет заглянуть в них – на всякий случай. Он останавливается возле одной, отдающей желтизной в лучах дневного солнца, и неуверенно проводит по металлическому корпусу пальцами. В академии их вроде учили... Коннор открывает багажник, но не находит в нем ничего примечательного. Чтобы слить возможное топливо, для начала ему понадобятся шланг и канистра. В другой машине в багажнике лежит ящик с инструментами и какие-то красные баллоны – кажется, они назывались огнетушителями? – в третьей – чемодан и пустые пятилитровые бутылки. Огнетушителем он разбивает замок на чемодане, но тоже не обнаруживает в нем ничего интересного, кроме, разве что, бесполезной женской одежды. Остается надежда на последний автомобиль. Коннор подходит к нему, но с досадой отмечает, что и тот уже давно разворован. Он возвращается к автомобилю с бутылками и чемоданом. За неимением канистры пятилитровая бутылка тоже может послужить неплохой емкостью. Но где найти шланг? Возможно, дело это и вовсе бесполезное, и стоит пойти вперед, дальше, найти какую-нибудь заправочную станцию и уповать на то, что она еще цела? "Иерихонцы" ведь добывают бензин где-то. Коннор подцепляет бутылку и отправляется дальше. Это не последние встреченные им на пути машины, рассуждает он здраво, наверняка дальше ему повезет гораздо больше. Через десять минут бесцельного гуляния Коннор натыкается на очередной автомобиль. Он уже отчаялся найти шланг в каждом из тех, что видел до этого, но попытаться стоит. Без каких-либо ожиданий он заглядывает в салон сквозь стекла, открывает багажник и уже собирается уйти, как вдруг цепляется краем глаза за неприметный шнур, заваленный всяким хламом. Откинув бутылку, Коннор протягивает к нему руки и, раскопав барахло из-под завалов, вытягивает его наружу. Да, шланг, наконец-то! Коннор аккуратно осматривает его на предмет повреждений. Целый вроде. Тогда он подходит к бензобаку и ставит рядом бутылку. Подушечки пальцев касаются кузова, очерчивают контур крышки от горловины. Пожалуйста, пусть в этой машине будет бензин... Коннор откупоривает крышку и просовывает один конец шланга в узкое горлышко. Другой конец он неуверенно подносит к лицу и садится ближе к бутылке, упираясь в асфальт коленом. Юноша раскрывает губы. Неожиданно за спиной Коннор слышит чьи-то шаги. Они разносятся совсем близко. Он догадывается, кому они могут принадлежать, и давит в груди нарастающее раздражение.— Что, все же возжелал приключений? — желчно бросает юноша через плечо. — Мне не нужна твоя помощь, Андерсон. Шаги затихают. Что-то тяжелое ударяет Коннора в голову. Резкая боль выбивает из легких весь воздух. Коннор падает на землю, оглушенный, а в глазах на секунду темнеет. Затылок гудит от боли. Коннор приходит в себя через пару мгновений, силится встать, но тут же получает в живот ботинком. Пинок откидывает его набок, Коннор закашливается. В ярком свете, режущем глаза до боли, он видит незнакомое едва различимое лицо и нож, зажатый в ладонях. Нужно подняться. Незнакомец склоняется над ним, заносит нож для удара. Коннор перехватывает его запястье, старается оттолкнуть – руками ли, ногами, – но слабость после удара по голове невероятная. Мужчина почти подносит лезвие к чужому горлу, когда чья-то сильная рука грубо оттаскивает его за шиворот. Коннор не может разобрать – мир в глазах уплывает. Хэнк валит "Иерихонца" на землю, покрывает его лицо точными жестокими ударами. Он разбивает в кровь нос, лоб и скулы, и мужчина под ним, давясь собственной кровью, вскоре затихает. Утерев нос тыльной стороной ладони, Хэнк поднимается на ноги. — Тебя ни на секунду нельзя оставить, что б ты не влип в очередную историю, верно? — обращается он к скрюченному на полу Коннору. Он помогает ему подняться и усаживает на капот. Коннор тянет руку к затылку и чувствует, как пальцы вляпываются во что-то жидкое. Хэнк заботливо отстраняет его руку и сам, обхватив щеки широкими ладонями, осматривает его лицо и голову на предмет серьезных повреждений. Удовлетворенный результатом осмотра, он отстраняется. — Жить будешь, — констатирует Хэнк с нотками облегчения. Коннор стыдливо опускает взгляд, стараясь не смотреть в лицо мистеру Андерсону. Хэнк бегло осматривает развернувшуюся перед ним картину и видит шланг, торчащий из горлышка машины. Он усмехается. — Отсасывать умеешь? Полезно, полезно. По крайней мере, за стенами сосешь ты неплохо. — Зачем вернулся? — спрашивает Коннор бесцветно.Хэнк стоит в тиши какое-то время. — Должен же кто-то прикрывать твою тощую жопу. Молчание царит между ними. Коннор поджимает губы, задумчиво растирая кровь на пальцах. Неожиданно с тела "Иерихонца" доносится слабое шипение. Рация. Путники переглядываются. Хэнк склоняется над мужчиной и достает у него из кармана черную коробочку. "...ак слышно? Возвращайтесь назад. Через десять минут начинаем собрание".— Десять минут... — тихо повторяет Коннор. — Это недалеко. Осознав смысл сказанного, Хэнк протестующе машет руками.— О, не-е-ет, нет-нет, нет. Нет. Я знаю этот тон, парень, даже думать не смей. Нет!— Нам все еще нужен бензин, верно? — он поднимает голову. — Я справлюсь. Правда справлюсь. Просто... просто доверься мне, хорошо? Найдем "Иерихон". Двадцать минут. Большего не прошу. Двадцать минут, Хэнк, и мы уходим, даю слово.В глубокой думе Хэнк закусывает губы. Коннор замирает в трепетном ожидании чужого ответа. Мир вокруг, кажется, замирает следом, останавливается на мгновение, застывший, недвижимый. Мурашки пробивают его спину. — Ну, и как ты себе это представляешь, м? — сдается Хэнк вскоре. Коннор облегченно выдыхает. — Спросим дорогу у этого парня? — мужчина саркастично кивает в сторону трупа. — Возможно, ответ лежит на поверхности, и мы упускаем что-то очевидное... — задумчиво тянет Коннор, — например, rA9. Что это? Может, координаты, знак или ориентир?.. — Или просто глупый шифр.— Нет, — спешно отвечает Коннор, — в прошлый раз я употребил его в контексте места или конкретного человека, и это сработало. Но почему? Тот мужчина в каньоне... он предположил, что я из Огайо. Что может объединять Мичиган, Индиану и Огайо?Хэнк сводит брови серьезно.— Говоришь, у тебя была карта?Коннор кивает. Он слезает с машины, достает из рюкзака промокший в тушенке дорожный атлас и раскладывает его на капоте.— Господи, ну и вонища! Я сейчас сблюю, — сетует Хэнк на отвратительный запах. — Что с ней произошло? — Жесть во время падения лопнула, — поясняет Коннор спокойно, — и все содержимое консервов вылилось наружу. — А...Хэнк внимательно всматривается в карту.— Это полный бред, но, кажется, если объединить границы этих штатов, вырисовывается буква "А", — он проводит по границам пальцем. — Только это все равно нихрена не объясняет.— Возможно, что-то и объясняет. Можно попытаться сузить круг поисков до территориального признака. Что, если это зашифрованные координаты главных баз в каждом штате? Если одна из них прямо здесь... Хм. Этот город... на въезде я, кажется, видел его название. Энн-Арбор. Первая буква совпадает* с общей аббревиатурой. Но если это так, то в других штатах тоже должны быть такие города. Знакомо что-нибудь?— Эм... у меня была двойка по географии. Кажется, в Индиане был Андерсон. Угадай, почему я его запомнил.Коннор в усмешке выпускает из ноздрей воздух.— Он достаточно крупный?— Хрен его знает. Думаю да, если он есть на твоей карте.Коннор внимательно листает атлас. Как минимум один Андерсон здесь точно крупный. — Да, на общем плане я его вижу... — сообщает он задумчивым голосом, а затем переворачивает страницу к штату Огайо. — А здесь... хм... Акрон, прямо под Кливлендом.— Молодец, Шерлок, — язвит Андерсон, хоть он и вправду считает, что тщетные попытки Коннора разгадать загадку достойны внимания, — но что в твоей концепции значат "r" и "9"?Коннор зависает на секундочку. — Девятая дорога? Правый город?* Не имею ни малейшего понятия, если честно. Вот бы осмотреть карту этого места поближе...— Возможно, мы сумеем обойтись и без этого.Хэнк многозначительно глядит в сторону тела, затем срывается с места и опускается перед ним на колени. Карманы мужчины оказываются пустыми. Раздосадованный, Хэнк уже собирается подняться, как вдруг краем глаза замечает что-то необычное. Из-под рубашки на руке мужчины виднеется странная татуировка в виде толстого полого квадрата с равнобедренными треугольниками на углах, упирающимися в квадрат своими тупыми вершинами. Такая четкость и схематичность несколько поражает мужчину.— Есть что-нибудь полезное?— Нет, — он разочарованно трет шею. — Дьявол. В одном ты прав: этот парень явно не собирался идти куда-то далеко, если не взял с собой ничего, кроме рации и оружия. Нам стоит осмотреться здесь получше.— Он напал на меня со спины... скорее всего, он пришел оттуда, — Коннор указывает на дорогу позади себя и косится на Андерсона заискивающе. — Мы пойдем проверить?Ответом ему служит молчаливое согласие. Обреченно вздохнув, Хэнк направляется в ту сторону. Потресканный тротуар стелется вперед на многие километры. По бокам от него располагаются высотки с частично обвалившимися стенами. Почти все гладкие поверхности здесь исписаны граффити – будь то стены или же просто колонны, – иногда бессмысленными, а иногда представляющими собой целые сюжеты.Вот из-под плюща виднеется голова какой-то акулы, а вот ловкий скейтбордист красуется на бетоне, прыгает с трамплина, грозясь приземлиться прямо на чью-то витиеватую подпись. Коннор находит забавным тот факт, что даже в такие тяжелые дни, как эти, люди в городе нашли время и место для своего искусства, красивого и зачастую не очень самовыражения. На одной из стен нарисован щелкун. Лицо его похоже на расколовшийся грецкий орех, а неестественно скрюченные руки – интересно, ошибка ли это или намеренное искажение? – тянут к смотрящему окровавленные пальцы. "Обернись" – гласит надпись чуть ниже. Хэнк тоже замечает это граффити, но привлекают его внимание не анатомические особенности щелкуна, а странный символ на животе зараженного. — Стой, — он вытягивает руку в сторону, останавливая идущего напротив мальчишку, — я уже видел этот символ раньше.Коннор непонимающе клонит голову. Тогда Хэнк задумчиво подходит к стене, прикасается к животу щелкуна ладонью и проводит незримую линию вдоль четких полос, его разрезающих.— Этот квадрат. Я уже видел этот квадрат. Такая же татуировка была на руке того придурка. Что бы это могло значить? Коннор в недоумении осматривает остальной рисунок. Действительно, геометрическая фигура не очень вписывается в общую атмосферу, хоть и нарисована едва различимо. Он еще раз глядит на скрюченные руки зараженного и, следуя их направлению, разворачивается в обратную сторону. Там, на стене с другой стороны улицы красуется очередное граффити. Коннор решает проверить свою догадку. Игнорируя вопросы Андерсона, он переходит на ту сторону и внимательно всматривается в изображение. Три кита плывут в звездном море. Красивое зрелище. Вот только одна из звезд имеет форму квадрата с четырьмя треугольниками.— Тот же символ, — констатирует Коннор. В этом определенно прослеживается какая-то закономерность.Киты уплывают в переулок, огражденный ото всех решетчатым забором. Коннор перелезает на ту сторону, от удара по голове лишаясь части привычной ему ловкости, и, приземляясь на ноги, едва не теряет равновесие. Бормоча под нос что-то о ненависти к паркуру, Хэнк переправляется следом.Стены здесь испещрены лишь стертыми надписями низкого качества. Коннор решает проследовать еще дальше. Угловатый проход выводит его к небольшому заднему дворику с кучей мусорных баков. У одного из них догнивает зараженный. Неужели тупик? Свернули не в ту сторону? Или, может, символизм этих квадратов им лишь привиделся?Коннор обходит по кругу весь двор, пока взгляд его случайно не цепляется за граффити на крыше.— Вижу! — кричит Хэнку Коннор, а сам подходит к отвесной стене поближе. Она так высока, что, кажется, в одиночку на нее и не взобраться вовсе, даже если встать перед этим на крышу одного из многочисленных мусорных баков, какими устлана вся округа. Простенький план, впрочем, все равно созревает в каштановой голове юноши. Тогда Коннор решает пододвинуть мусорку ближе. Хэнк, замечая его потуги, тоже упирается в бак руками и помогает подтолкнуть его в нужную сторону. С громким хлопком мусорный ящик упирается в стену.— Подсади меня, — просит Коннор, взбираясь на крышу мусорки.Хэнк взбирается следом, встает к бетонной стене вплотную и, собрав руки в замок, опускает их вниз для Коннора. Коннор отталкивается от его ладоней и прыгает вверх, цепляется пальцами за небольшой выступ на плоской крыше. Хэнк разворачивается и подталкивает наверх его бедра.— Ну? Видишь что-нибудь? — спрашивает он пытливо.Коннор выпрямляется в полный рост и внимательно оглядывает окружение. Стены здесь исписаны узорными словами на иностранном. Испанском, может? Здесь обнаруживается сразу несколько квадратов. Один из них скрывается за буквой "Н", а другой окаймляет дыру в букве "g". Буква "g"... А буква ли это? Коннор переводит взгляд к заросшему деревьями горизонту.— Коннор, ну что там?— Кажется, я знаю дорогу.Юноша спрыгивает. Вместе они возвращаются обратно к проезжей части, но сворачивают на этот раз немного правее. Дорога медленно выводит их к небольшому спальному району, с одной из сторон облагороженному когда-то зеленым парком и двумя соединенными вместе высоткам, а с другой – карликовыми жилыми домами. По ту сторону впереди высится единственное на несколько сотен метров здание – общественное, очевидно, пускай и не похожее на небоскреб вовсе. Путь вокруг него оказывается огражден трехметровым забором.— Мать моя женщина, — присвистывает Хэнк удивленно, — не думал, что мы действительно найдем здесь что-нибудь, кроме развалин. Прославленный "Иерихон". Невероятно. И что дальше, гений?Коннор решительно вглядывается в сереющие стены. — Я проберусь туда и украду канистры.— Один? — удивляется Андерсон. — Так я привлеку меньше внимания. Если мне не изменяет память, прямо сейчас в лагере в самом разгаре какое-то собрание. Я уверен, что им будет не до меня в это время.— Слушай, ты уже достаточно доказал мне, какой ты крутой. Доволен, успокоил душеньку? Это самоубийство. Уверен, что хочешь соваться туда, в этот улей?— Нет, — честно отвечает Коннор, — вероятность, что меня убьют, высока. Но по статистике всегда есть шанс возникновения маловероятных событий.Поджав губы, Хэнк согласно кивает.— Будь осторожен.Коннор слабо улыбается.Они осматривают лагерь издалека. На стенах – два смотрителя, внизу – никого. Нужно лишь грамотно подобраться поближе... Топливо, должно быть, находится там же, где все остальные машины. Значит, нужно держаться дороги. К сожалению, как раз охраняемой дороги. Может, удастся угнать тачку у них из-под носа? Пули, по крайней мере, не сразу проберут ее корпус, к тому же возвращаться назад, к той, предыдущей, машине, так чертовски долго...Обдумав примерный план действий, Коннор пускается в авантюру. Он, прячась в высоких зарослях, осторожно пробирается к самым стенам, прижимается к ним, как к слепой зоне. У самых ворот он высовывает голову, чтобы осмотреться. Путь чист. Охранники на стенах о чем-то переговариваются и смеются, но на Коннора не обращают совершенно никакого внимания. Прежде, чем соваться в логово дракона, Коннор решает создать себе небольшое подспорье: раскопав под ногами немного грязи, он смачивает пальцы в слюне и рисует ей на своем предплечье фигурный геометрический символ. След от подсохшей грязи сереет. Коннор смахивает остатки мелких частиц – камней и комочков, – чтобы издалека рисунок точно выглядел, как настоящий. Только тогда, убедившись в весомости своего алиби на случай раскрытия, он пробирается вглубь "Иерихона".Город внутри города любезно раскрывает ему свои объятья. Стараясь не выглядеть слишком подозрительным, он оглядывает большую площадку, что некогда была обычной улицей. Несколько машин стоят в ряд под самодельным деревянным навесом, как лошади в своих конюшнях. Коннор подходит к ним, скрывается от стражей за высокими металлическими кузовами и бегло осматривает кабины. Ключ зажигания в одной торчит прямо там же. Пока все идет гладко. Коннор осматривает внутреннее убранство импровизированного гаража. На стеллажах покоятся ящики с инструментами, домкрат, какие-то коробки и канистры. Коннор хватает одну в руки, поднимает, трясет, проверяя степень заполненности горючим, и собирается умыкнуть ее в дорогу, загрузить на заднее сидение машины. Для этого он возвращается к той машине с ключом, но прежде, чем Коннор успевает сделать хоть что-нибудь, его окликает грубый женский голос. — Эй, я тебя знаю?Коннор разворачивается и примирительно поднимает руки, невзначай показывая девушке свою псевдо-метку. — Я новенький. Из Огайо.— Почему не со всеми? — спрашивает она, скрестив на груди руки. Что ей ответить? — Очевидно, нам обоим не доверяют настолько, чтобы приглашать на собрания, — улыбается Коннор. Провокация срабатывает с непонятным успехом: скрипнув зубами, уязвленная гордостью девушка вроде бы от него отстает, но, возвращаясь к своим делам, дарит напоследок взгляд, невероятно подозревающий. Медлить больше нельзя. Подождав, пока она отвернется, Коннор спешно открывает заднее сидение автомобиля, загружает в него канистру с горючим и садится в машину следом. Он никогда не водил машину. Это кажется большой проблемой, но у Коннора фотографическая память. Он воскрешает в сознании все действия, что делал Хэнк почти два часа назад, повторяет каждое без исключения. Машина заводится. Нужно срочно валить отсюда. Коннор нажимает на газ. Автомобиль срывается с места. Люди на стене вмиг подскакивают. Женщина, с которой говорил Коннор недавно, кричит им, что так и знала, что что-то здесь не чисто, и велит стрелять в нарушителя. Пули разбиваются о металлический кузов. Коннор инстинктивно вжимает голову в плечи. Он сворачивает в сторону укрытия, в котором прячется Андерсон, останавливается с ним рядом. Крикнув, чтобы тот садился в машину, Коннор пересаживается на пассажирское сидение и напряженно оборачивается в сторону "Иерихона". Погоню за ним пока не отрядили.На подступи к машине в Хэнка стреляют. Пуля пролетает по касательной и мельком задевает ему ногу, царапает кожу выше колена. Не удержав равновесия, Хэнк припадает грудью на капот. Испугавшись, Коннор выбирается из машины и помогает проводнику сесть за руль. Из города за ними выезжает машина. Коннор перебирается на заднее сидение и велит Хэнку газовать что есть мочи. За рулем второй машины сидит та женщина. Коннор вытягивает пистолет, пытаясь выровнять прицел и дыхание – на неровных дорогах, покрытых кочками, это оказывается проблематично. Он высаживает в лобовое стекло всю обойму, но от тряски всякий раз мажет. Женщина стреляет в ответ. В один из выстрелов зажатый спусковой крючок издает лишь глухой стук и ничего боле – так в магазине кончаются патроны. Коннор раздосадованно откидывает пистолет на заднее сидение. Хэнк, мельком следящий за этим через зеркало заднего вида, дает ему свой револьвер. Патронов в нем и того меньше. Коннор задерживает дыхание, старается абстрагироваться от реальности. В мире не остается ничего, кроме револьвера и его цели. Он спускает крючок. Пуля свистит между машинами и попадает девушке в ключицу. Она непроизвольно дергает руками руль, и авто под ее управлением дергается следом, неосторожно сворачивает в кювет, падает. Хэнк торжествующе смеется. Они отъезжают от Энн-Арбор на какое-то расстояние, прежде чем решают остановиться и перевести дыхание. Погоня прекращается. Ногу Хэнка тянет неприятно, место ранение саднит и покалывает. Коннор заставляет его показать ему рану и, выбравшись из машины, разрывает перепачканные кровью джинсы. На ноге остается глубокая царапина, но недостаточно глубокая, чтобы задеть что-то жизненно важное. Юноша хочет достать бинт из сумки, но вспоминает с досадой, что тот весь перепачкан в тушенке и теперь бесполезен. Хэнк делится своим. Тогда Коннор накладывает на ногу давящую повязку и, закончив врачевание, садится на соседнее сидение, устало уронив голову в ладони. Хэнк сочувственно глядит на его сгорбленную спину. — Прости. Должен был предвидеть, — говорит Коннор внезапно. Звук его голоса напоминает шелест. — Может, ты прав, и я не умею оценивать ситуацию. Может, нам действительно лучше вернуться, пока есть возможность. — Эй, — неловко кашляет Андерсон, — ну не неси чепухи. Он тянет руку к мрачной спине Коннора, точно хочет утешающе коснуться ее пальцами, но на половине пути осекается. Потом продолжает:— Если честно, то я давно уже не чувствовал себя более живым, чем сегодня. С тобой не заскучаешь, ты знаешь? — он хмыкает. — Ну, серьезно, нашел, блин, время раскисать, когда мы уже столького достигли. Из меня так себе команда поддержки, так что собери сопли, пока я из тебя их не выбил. Коннор слабо усмехается. Кровотечение останавливается. Хэнк заводит машину. Они используют бензин до упора, едут, пока на дорогу не опускаются первые вечерние сумерки, пока черная ночная тень вскоре не накрывает жадной рукою всю глухую округу. Путь этот занимает несколько часов. Если прошлая поездка показалась Коннору длинной, то эта не могла пойти с ней ни в какое сравнение. Цивилизация в этот раз закончилась гораздо раньше, уступая место широким вольным просторам. Перед Коннором раскинулись бескрайние зеленые луга, размашистые квадратные поляны, точно лоскутки на чьем-то теплом разноцветном одеяле. В летнем сиянии изумрудной зелени, в золоте иссохшей травы, в бесконечной пляске они проносились за окном транспортного средства, калейдоскопом поразительных живых образов сменяя друг друга как фотокарточки в игрушечной камере. Где-то луга перерастали в настоящие зеленые леса, россыпь деревьев у обочины, длинную зеленую полосу с поваленными друг на друга стволами, с обросшими пышной листвой кронами, а где-то плавно перетекали в лазурные озера, в синеющие в просветах меж деревьями причудливые глубокие пятна. На несколько часов вперед вокруг не было ничего: лишь этот пейзаж и дорога, прямая словно бы даже бесконечная, но однообразие это не казалось юноше скучным. Шум колес, шелест ветра, мерное дыхание пассажира напротив – все усыпляло Коннора, вгоняло в легкий расслабляющий транс. Убаюканный этим спокойствием, в какой-то момент пути он и вовсе откинулся на спинку кресла и едва ли не провалился в сон – лишь слабое тошнотворное чувство, засевшее где-то у горла, мешало расслабиться окончательно. Лишь через несколько часов, не доезжая до какого бы то ни было города, Хэнк паркует машину на обочине звездного поля. Они останавливаются. Ночь сегодня безоблачная. Коннор выходит наружу и, поднимая голову кверху, глядит на небосвод пораженно. Здесь эти маленькие белые точки воспринимаются совсем иначе. Россыпь мелких сияющих песчинок обволакивает весь чернеющий купол. Поле пахнет свежестью. Хромая, Хэнк выбирается следом. Он хочет пойти и раздобыть веток для кострища, но, всякий раз вновь ступая на ногу, шипит и хмурится. — Я принесу, — заботливо говорит Коннор и уходит вперед, вдоль по обочине, на поиски сухих веток и невысоких кустарников. Он возвращается через несколько минут с охапкой веток в руках и травой для розжига. Хэнк оценивающе глядит на его работу. Вместе они раскладывают материалы чуть поодаль от машины и разжигают костер зажигалкой. Из сумки Коннор достает потрепанную тушенку. Вид у нее все такой же нелицеприятный. Он переваливает ее в жестяную тарелку и ставит прямо на костер. По округе разносится манящий запах жаренного мяса. Нарвав полевых трав по дороге, Коннор заваривает Хэнку отвар, притупляющий боль от ранения, и наказывает выпить все до единой капельки. Ужин вскоре подогревается. Они делят его на двоих, предпочитая не думать о том, где до того успела побывать эта говядина, и, отогревшись немного, заваливаются обратно в машину. Коннор меняет Хэнку повязку. — Сегодня можем поспать одновременно, — говорит Хэнк невзначай, — в салоне сейчас должно быть безопасно. Коннор слабо кивает. Они устраиваются на сиденьях, как на кроватях. Хэнк забирает себе два передних, а Коннор – широкое заднее. Он неловко сворачивается на нем в позу эмбриона, потому что вытянуться в полный рост не позволяют размеры. За окном тихо стрекочут насекомые. — Хэнк, — роняет Коннор внезапно, — то, что я наговорил сегодня... я не хотел. Мне нравится с тобой путешествовать. Хэнк долго не отвечает. Не то, чтобы Коннору нужен был ответ на это: он просто привык говорить прямо все, что думает. Он уже отворачивается к импровизированной стене, собираясь закрыть глаза, как вдруг слышит:— Проехали. Я уже забыл об этом, — и облегченно опускает глаза в колени. Коннору не спится. Сон не лезет в голову. Он ворочается, пытаясь найти удобное телу положение, но выходит слабо. Коннор сгибает ноги в коленях, то подпирает щеку руками, то складывает их на животе и груди, переворачивается на спину – но ничто не удовлетворяет его в полной мере. Ну, хотя бы сидения мягкие. Краешком уха он слышит, что Хэнк ворочается тоже, и от ударов его локтем по креслу подвижная спинка всякий раз наклоняется в обратную сторону. — Хэнк? — вновь подает голос Коннор, очевидно, отчаявшись уснуть окончательно. В тишине ночи он звучит особенно отчетливо. — М? — мычит Хэнк сонно. Спинка переднего кресла вновь немного прогибается.— ...А как ведут себя пудели? Мужчина беззвучно смеется. — Как ты, парень, они ведут себя, как ты.