Глава семьдесят девятая (1/1)

– Нет, я так больше не могу! – простонала Гермиона.Мама решила взять ее измором. Теперь она доставала дочь даже в письмах, выклевывая ей мозг всё более неопровержимыми аргументами о пользе перевода из Хогвартса в Шармбатон на седьмом курсе.– Мама, ну и зачем тебе нужна бормашина? – подбоченившись, девушка смотрела на письмо от домашних, немым укором выложенное на столе. Эти исписанные упрямым маминым почерком листки магловской бумаги, практически не применяемой в их школе, казались Гермионе каким-то иллюзорным слепком сознания миссис Грейнджер, с которым нельзя было не вступить в дичайшее противоборство. – Тебе же для лечения кариеса достаточно будет просто говорить с больным зубом!– Что, Ржавенький, уже с бумажками разговариваем? – пробегая мимо через факультетскую гостиную, Рон Уизли хихикнул, дружески прихватил ее ладонями за плечи и чмокнул в лохматую макушку. – Береги себя, детка! Ты нам еще нужна здоровой!– А-а-а-а! Уйди, Рон, я тебя ненавижу! – она захныкала, в изнеможении откинула голову и развернулась вокруг своей оси, а парень уже побежал дальше по своим делам. – Нет, ей-же-ей – с этим надо заканчивать! Она меня заковыряет!– Кто посмел тебя обидеть, дай убью его, – пробегая мимо вслед да Роном, заявил Симус и разлохматил Гермиону еще сильнее – ровно в том месте, куда только что чмокал Уизли; потом он увидел ее недогрызенное яблоко возле письма, куснул его и, получив оплеуху, понесся дальше с воплем: – Если кто обидит, он – мой!Поэтому, услыхав шаги на лестнице за спиной, Гермиона рявкнула:– Даже! Не! Думай!– А? – Джинни удивленно остановилась на нижней ступеньке и захлопала накрашенными ресницами.– Не, ты иди-иди, – разрешила Гермиона, про себя отметив, что недавний эксцесс с молнией пошел девице на пользу, и теперь она воодушевленно бегает на свидания со своим Хорьком, делая вид, будто сильно заинтересовалась оранжереей профессора Стебль и вообще лютиками-цветочками. Разбудила спящего Малфоя [1], а сама прикидывается святой невинностью!И стоило Гермионе расслабиться и потерять бдительность, как Джинни подлетела сзади, чмокнула ее в щеку, окончательно распотрошила ей волосы и в довершение сперла полусъеденное яблоко. Уже у двери показав язык рычащей встрепанной Гермионе, она нырнула в коридор и была такова.– Ненавижу гриффиндорцев! – девушка села за стол с твердым решением написать матери разгромный ответ, но в этот момент кто-то настойчиво постучался в одно из окон.Гермиона оглянулась, и сердце, подпрыгнув, замерло, а потом заколотилось опять с бешеной скоростью: это был Риг, филин Гилдероя. Ура! Теперь есть кому пожаловаться на маму и укрепить свои защитные позиции, чтобы остаться там, где хочет она сама, а не вездесущая миссис Грейнджер. Вот так-то!Она впустила сову, отдала ей вкусняшек взамен письма, и Риг, ни разу ее не куснув, а только убийственно зыркнув оранжевым оком, унесся в сторону шотландских холмов за Запретным лесом. Письмо было увесистым и… плотным. Ой, неужели же Гил внял ее просьбе и наконец-то прислал свою колдографию? Она не видела его уже почти три года – с отъездом из Хогвартса он перестал поддерживать имидж помешанного на своей внешности кретина и с тех пор удостоил их с Гарри всего-то парой снимков, да и то на втором был очень и очень далеко от камеры, на фоне огромной скалы в виде окаменевшего дракона. А Гермиона всё стеснялась попросить, и вот в прошлый раз набралась наглости…О, мой бог! Она боялась разочароваться – вдруг он изменился, и ей с ее ?гормональными? причудами что-то в нем не понравится? Это ведь будет разочарование всей жизни! Нет, понятно, что после профессора Снейпа к таким вещам будешь относиться философски, но она же не была влюблена в профессора Снейпа. Ой! Она наконец призналась себе в этом, что ли?.. О, нет! О, да! Гермиона прижала к груди колдографию, еще раз взглянула, еще раз прижала и, запрыгав, как коза, бросилась кружиться по всей гостиной – хорошо хоть здесь больше никого сейчас не было!Нет, он был непозволительно, неприлично хорош! Сидел с какими-то свитками, заваленный ими по уши, потом отвлекался на фотографа, что-то ему говорил, и снова закапывался в свои пергаменты. И эта мимолетная улыбка – в ней был весь Локхарт, каким она его помнила! Ничего он не изменился! Хуже уж точно не стал. Разве что позволял себе некоторую небрежность и даже ?магловость? в одежде и прическе, разрушая образ франта-знаменитости со времен ЗОТИ второго курса. Гермиона уж точно не считала это ?ухудшением?, скорее наоборот. Интересно, а что он там читает и выписывает – вон, все пальцы в чернилах, как у студента-новичка?! Она стала рассматривать его руки, на три четверти выглядывающие из подвернутых рукавов рубашки, и стыдливо одернула себя, потому что в голову полезли всякие непристойные фантазии. Ну, красивые же руки, черт его побери, как тут не разглядывать? Длинные пальцы, изящные, но крепкие запястья, кожаные заклепанные браслеты на предплечьях, как у каких-нибудь ковбоев или рокеров… А на пергаментах, с которыми он возится, – иероглифы… египетские, кажется… Непонятные схемы и чертежи – отсюда толком не разглядеть, можно лишь догадываться. Ей никогда не угнаться за ним по интеллекту. И по красоте тоже… И вообще!– Ничего ты не понимаешь, – шепнула она снова и снова повторяющему одно и то же движение портрету и украдкой его поцеловала.Щекам стало горячо, она спрятала снимок в конверт и выхватила само письмо. Дыхание постепенно выровнялось, но сердце всё еще ёкало и замирало.?Привет тебе, моя дорогая Атропа! – как обычно, шутливо подтрунивая, начинал он письмо. – Я выполнил твою просьбу, прелестная мойра, но не бескорыстно: хочу увидеть взамен твой неземной облик?…Гермиона ужаснулась. У нее нет ни одного приличного снимка, да и где ей взять здесь хорошего фотографа? Не у Колина же Криви колдографироваться – он и из красивых девчонок вроде Падмы и Парвати способен сделать каких-то бундящих шиц, а что же тогда выйдет из нее, с ее незавидными внешними данными? Да в ее случае будет бессилен даже профессионал! Нет, нет и нет, надо просто потянуть время отговорками, а там, может быть, он и сам забудет. В конце концов, скорее всего, он попросил из вежливости. Зачем ему фотка странной девицы, которую он и по имени не называет, вечно всё с прибауточками… может, он вообще уже забыл, как ее звать на самом деле? Да, наверно, забыл. Такой (она украдкой вытянула краешек колдографии из конверта и опять взглянула на него) красивый! На что только ты надеешься, дуреха? (А это уже строгим маминым голосом, только мама еще бы и назвала его павлином – чтобы заочно сбить с господинчика спеси.) Ладно, со снимком потом что-нибудь само придумается, лучше вернуться к письму и не накручивать себя сверх меры.?Сейчас у меня действительно очень много работы и, мне кажется, скоро я смогу порадовать вас с мистером Поттером некоторыми вещественными результатами.Возвращаясь к вашим с Гарри вопросам о мессире Гринделльвальде – а я не сомневаюсь, что вы намеренно продублировали друг друга в расчете на мой ответ хотя бы кому-то одному из вас, – попробую рассказать то, что знаю и что пора бы уже узнать вам. Насколько мне помнится, информация о Голландце, равно как и о Неназываемом, была максимально извлечена из библиотеки Хогвартса, и в Запретной секции, доступной только преподавателям, осталось лишь несколько его трудов. Именно из-за этого в 40-50-х сломали столько копий представители Лиги Апертистов?…Перед внутренним взором Гермионы возникла выдержка о деятельности Союза Откровенности и один из пунктов их уложения: ?Обеспечить всем и каждому доступ ко всем видам неискаженной информации, дабы таким образом развенчать саму теорию чистокровности в глазах будущих поколений и искоренить возможность кривотолков и спекулятивных трактовок в будущем?. Она уже не помнила, где прочла это, но, по рассказам Гарри, его бабушка, Эйлин Принц, в юности была связана с этой организацией и даже возглавляла одну из молодежных ветвей апертистов МагБритании.?…Начну с самого начала.Вопреки устоявшемуся мнению, будто Геллерт ван Гринделльвальд появился на свет в маленьком провинциальном городишке Бевервейке, что в Северной Голландии, это не так. Он родился в обедневшей, но многодетной семье волшебников на острове Ява в 1880-м, шестого июня – за три года до начала трагедии Кракатау. Жили они в Джакарте, но мессир любит бытующую легенду о том, что извержение, начавшееся в мае 1883 года, закончившееся взрывами вулкана в конце лета и в десять тысяч раз превысившее силу взрыва бомбы, которая уничтожила Хиросиму, было спровоцировано его первыми магическими всплесками. Не возьмусь судить о подлинности таких объяснений, но в будущем он был феноменально силен именно в организации землетрясений и штормов. И этому есть множество свидетельств, ныне запрещенных на территории Магической Британии.В результате чудовищных разрушений соседних островов август 1883-го унес жизни множества людей – по большей части маглов – а семейство Гринделльвальдов тогда же неизвестным образом перебралось из голландской Индонезии в столицу Нидерландов. Сделать это собственными средствами такая нищая фамилия не смогла бы ни при каких обстоятельствах, и здесь им явно кто-то помог – сам Голландец считал именно так.Собственно говоря, свое ?индийское? прошлое мессир практически не помнил, но всегда утверждал, что волшебный Восток тянет к себе его воображение и заставляет узнавать больше о его культуре и обычаях.Когда ему пришло время поступать в школу, перед семейством встал одинаково безнадежный выбор: Шармбатон или Дурмстранг. Старшие из детей Гринделльвальдов, кто не умер в результате нескольких инфекционных заболеваний, нападавших на семью, значительными волшебными способностями не отличались, и родители решили, что отдавать их на учебу – это слишком шикарно для их скудного бюджета и проще учить отпрысков дома, ведь для жизни достаточно и бытового колдовства, плюс пара-тройка каких-нибудь ремесленных и ровно столько же оборонительных заклинаний. Но с Геллертом ситуация была иная: он имел задатки очень сильного мага и категорически настаивал на поступлении. А характер, надо сказать, у него был отчаянный, и настоять на своем он умел, даже подвергаясь родительской порке, на которую, в отличие от денег, взрослые не скупились. Гринделльвальды подсчитали, что аскетичный Дурмстранг обойдется им значительно дешевле изящного Шармбатона, и отправили сына туда.Каждый, кто учился в этой школе – как ты знаешь, твой покорный слуга имел такую честь, хоть и недолго, – хорошо знает о достижениях Голландца. Здесь не существует разделений на факультеты-дома, как в Хогвартсе и некоторых американских волшебных школах. В древние времена Дурмстранг пытались делить на женскую и мужскую ветви, но это не прижилось, поскольку магия, как и смерть, равняет всех. [2] Учить приходилось всех одинаково, поэтому ?разделение по старинке? быстро утратило смысл. Отныне каждый из десяти курсов (дурмстранжцы учатся до двадцати одного года, т.е., истинного совершеннолетия мага, и только при этих обстоятельствах их образование считается полным) разделяют на три-четыре потока в зависимости от количества студентов, поступивших в очередной год. В годы демографического спада бывало и всего по две группы, а то и вовсе без потокового разделения. Исходя из всего этого, я не смогу тебе сказать, какому из ваших факультетов был аналогичен тот поток, в котором очутился мессир в 1891 году. Не думаю, что это вроде Слизерина или, там, Когтеврана… Не всё в этом мире обязано оглядываться на порядки в Британии, моя милая Атропа, уж ты мне поверь.Дурмстранг отличается жесткой системой преподавания, он воспитывает стоиков. Возможно, именно поэтому дурмстранжцы считаются довольно жестокими колдунами: не ведающий жалости к себе не ведает ее и к другим, а им прививают это с младых ногтей.Но одна зацепочка, приведшая Голландца в Магическую Британию и столкнувшая его с Альбусом Дамблдором, существовала. Вдова Бэгшот, родная сестра покойного дедушки Геллерта по материнской линии, в девичестве звавшаяся Бетхильдой ван Росевельт, была замужем за английским волшебником и больше полувека прожила в Годриковой Впадине. Там она овдовела, там познакомилась с Кендрой Дамблдор, матерью Альбуса, там приняла у себя нагрянувшего в гости ?бедного родственника? – внучатого племянника из Амстердама. Что он забыл в Британии, история умалчивает, а сам мессир на эти темы никогда и ни с кем не откровенничал. Одно известно: Альбус и Геллерт познакомились через двоюродную бабушку Гринделльвальда. Жива ли Батильда Бэгшот до сих пор? Это мне неизвестно. Если и жива, то обитает всё там же – в Годриковой Впадине.Теперь о мессире. После победы над ним Верховного чародея британского Визенгамота в исторических справках почитается за хороший тон представлять Гринделльвальда монстром. Что ж, по-своему они правы: Геллерт-Смутьян в самом деле вполне заслужил звание чудовища Моруа. [3] Только он не поднимал своими руками армию нежити и не совершал террористические акты в разных странах, это фольклор в духе моей сестрицы, из-за которой я, кстати, не очень спешу приезжать в Соединенное Королевство. Видишь ли, ей взбрендило написать детскую сказку о волшебниках, но поскольку она сама ничего в этом не смыслит, сестра хочет выжать эти сведения из меня. А я не слишком горю желанием ее в это посвящать, и дело даже не в Статуте. Мой прошлый рассказ, сляпанный абы как на ходу, ее не очень устроил – кажется, она начинает что-то подозревать и теперь в случае моего отказа поведать ей правду грозится вывести меня прототипом крайне неприятного персонажа на страницах своих сочинений. Зная ее мстительность, я могу ручаться, что она воплотит это в жизнь. И меня такое положение вещей устраивает, лишь бы только не допрос с пристрастием?…– Как хорошо я тебя понимаю! – сказала Гермиона и покосилась на лежавшее неподалеку письмо мамы.?Прости за неуместное отступление. С твоего позволения, я всё же вернусь к личности мессира Гринделльвальда. Так вот, своими руками мессир не делал ничего противозаконного. Он ученый-теоретик, но есть в нем кое-что, отличающее его от других мыслителей этого мира. Чаще всего все эти гении сначала изобретают свою идею, а затем становятся ее заложниками на всю жизнь. Она полностью подминает под себя личность создателя, приводя его к интеллектуальному краху. Голландец пошел иным путем. Он никогда не позволял своим идеям захватить его полностью. Более того, он погружался в них, изучал вопрос досконально и, если где-то видел нестыковку или ущербность, без сожалений отметал такие теории за ненадобностью. Даже если на них был израсходован не один десяток лет жизни. Так случилось с теорией чистокровности, идеологом которой он считается так же упорно, как у маглов Бакунин – анархизма, а Маркс – коммунизма. И так же, как Салазару Слизерину приписывают изречение, в котором он предрекает магам остановку в развитии общества, если те изолируются от маглов и прогнутся под них (что британские маги практически и получили на нынешний момент).Гринделльвальд совершенно спокойно и на расстоянии следил за опытами, которые проводили те, кто считали себя его последователями. В частности, тот знаменитый эксперимент Сенториуса Принца с переливанием крови от магла магу был одним из основных аргументов к дальнейшему отказу мессира от своих взглядов в этой области. Всех пугало то, что он вообще способен на подобное – действовать бесстрастно, как робот, как мыслящая машина, которая выбирает безукоризненный кратчайший путь к цели, к истине, и не привязывается ни к чему. Мало кому ведомо, что стоящий надо всем миром Геллерт Гринделльвальд имел единственную, но всепоглощающую страсть – страсть к Большой Игре. Это своего рода вселенские шахматы в миллиард ходов, и до Дамблдора он не видел себе в них достойного по интеллекту противника. Только этим и объясняется их многолетнее общение до той знаменитой дуэли в 1945-м. Правда, мессир считал, что его заклятый друг, закадычный враг Альбус слишком уж горячится в меру своего темперамента и воспринимает всё слишком всерьез. Сам он никогда не выходил за рамки понимания, что все их с Дамблдором манипуляции с действительностью – это только Игра. Люди? Судьбы? Что ж, достойная приправа, дополнительные карты, полезные задачи, тренирующие разум, когда нужно сохранить жизнь как можно большему количеству игровых фишек с обеих сторон. Не из человеколюбия – из азарта и желания поставить рекорд в собственных глазах.От своей идеи чистокровности Геллерт Гринделльвальд отказался задолго до их с Альбусом судьбоносного поединка. Из-за чего же тогда он состоялся, этот поединок, спросишь ты? Доподлинно неизвестно. Есть основания предполагать, что это связано с печально знаменитой Лигой Апертистов. Опять же, сам Голландец никогда не становился и не собирался становиться во главе той организации – он был лишь идеологом. Его таинственный и с концами исчезнувший труд, по слухам, был целиком посвящен необходимости обнародования всех его проб и ошибок во избежание повтора заблуждений. Гринделльвальду было абсолютно безразлично, что будут думать о перемене его взглядов другие люди: он никогда ничего не делал специально для каких-то там людей. Дамблдор считал, что идею магической чистокровности вообще следует предать забвению и закидать камнями, а всё, что связано с воспоминаниями о самом факте таких изысканий, необходимо изъять из доступа и засекретить, чтобы ни один молодой волшебник больше не вздумал польститься на ?черное учение? Смутьяна. Геллерт возражал, и напряжение между ними увеличивалось, закончившись схваткой в 1945 году, в ходе которой, как мне кажется, Гринделльвальд не проиграл, а позволил приятелю юности одержать победу. К тому времени он уже вполне осознанно мог бы вызвать взрыв, эквивалентный извержению Кракатау, будь на то у него планы: жизни людей, как я уже сказал, для него – переменная составляющая Игры. Возможно, могущество Дамблдора не уступало его могуществу, но великий светлый маг, каким он зарекомендовал себя в магическом обществе, не имел права стать причиной стольких жертв. Поэтому у мессира были все шансы выиграть – однако по какой-то причине он не совершил этого и удалился с политической сцены без фанфар, но и без криков проклятий в спину. Просто исчез. Сказки про тюрьму в Нурменгарде –всего лишь сказки. Это совершенно пустой замок. Я был там, и не однажды.Существуют разрозненные записи Гринделльвальда, косвенно указывающие на то, что в пресловутом двенадцатом (6+6) томе его сочинений речь шла о британских носителях кровавого эмеральда, смене эпохи и строя, которая произойдет в срок перед началом [возможного] правления одного из выходцев того семейства, избранного магией на пост Верховного чародея. Судя по масштабам заинтересованности, изменения коснутся всего мира, а не только Британских островов. Кроме того, мессир ссылался на упоминания о Тени, которую подробно исследовал в восьмом томе девятнадцатитомного собрания – ?Доппельгёнгер? (да, именно с таким, на скандинавский манер, написанием этого слова). Но, опять же, никаких даже намеков на то, где искать эту книгу, не существует. Уж поверь, дорогая моя Атропа, я изрыл носом землю за все эти годы, чтобы найти следы. Ровным счетом ничего. Зеро. Но я не призываю вас с Гарри сдаваться. Покуда вы в Хогвартсе, вы можете перепроверить мой путь, как это принято во всех уважающих себя ученых сообществах. Подстраховаться и пройти еще раз тою же дорогой, которой шел я, когда искал. Пожалуй, ближе всего для вас сейчас школьная библиотека, Запретная секция. Попробуйте начать с нее – возможно, я что-то упустил, когда мы с тобой разрабатывали ?ангела библиотеки?…– Ах, так вот почему ты возился со мной! – возмутилась Гермиона; ну, конечно, а на что она могла рассчитывать в тринадцать лет? Что взрослый преподаватель из-за нее, соплячки, будет затевать ученые вычисления и реально планировать какое-то серьезное открытие? Эх ты, наивная дурочка! ?Надеюсь, вы получили ответы на ваши вопросы. Давно я не шифровал таких длинных писем! Боюсь, и ты устанешь его декодировать?…– Я?! Да никогда! – фыркнула девушка: она уже настолько хорошо владела их тайнописью, что читала ее бегло, как на английском.?Не хочу загадывать, но, похоже, с этого летаи на несколько ближайших лет я буду должен переехать во Францию. Только там мне удастся доработать проект, которым я всецело занят сейчас. Желаю тебе успехов в предстоящей сдаче экзаменов, да что там – нисколько в них не сомневаюсь. Письмо твоему другу отправлю днем позже. Всего тебе хорошего, моя дорогая Атропа – и, я надеюсь, ты позволишь мне приложиться поцелуем к твоей прекрасной ручке.Всегда твой, Гилдерой. 23 апреля 1997 года?.– Во Францию! – как завороженная, прошептала она, перечитала строчки и радостно взвизгнула: – Во Францию! Мамочки!Тем же вечером мамочка Грейнджер получила от дочери письмо, в котором та сообщала о своем горячем желании перевестись в Шармбатон на последний курс. Восторженность дочери была крайне подозрительна, но Джейн решила пока не бить тревогу. Главное, что девочка согласилась уехать из опасной Великобритании, где всё намекало материнскому сердцу на то, что они живут на готовом рвануть вулкане…* * *Уже примерно месяц, как Гермиона стала замечать едва уловимый запах странных духов от одежды или волос Гарри. Она даже пыталась убедить себя, что ей это кажется, и никак не могла понять, что ей напоминает этот аромат. Он был каким-то нездешним. Но стоило ей попытаться принюхаться, запах исчезал. Так бывает, когда человек не пользовался благовониями сам, но некоторое время находился в помещении, где их воскуряют.Когда она, еще раз перечитав послание Локхарта, побежала на поиски Гарри, то заметила его сверху мелькнувшим на общей лестнице. Его ряд ступенек быстро ехал к пролету между вторым и третьим этажами. Гермиона окликнула его, но в гуле голосов, в клацанье самодвижущихся лестниц и несмолкающем бормотании портретов на таком расстоянии он ее не услышал. Зато она успела разглядеть того – вернее, ту – кто поджидал его у ступенек. Да ее и трудно было бы не разглядеть, так сверкало всё ее одеяние и гроздья аляповатых украшений. Если чересчур приблизишься, можно и ослепнуть. Гарри спрыгнул к профессору Трансфигурации еще до того, как лестница пристала к платформе, мадам Фьюри что-то ему сказала, и они вместе направились в сторону ее комнаты. И тут девушку осенило. Ну конечно! Это благовония, которыми частенько веяло из апартаментов Патрины Фьюри, такой удивительно восточный запах! Вот всё и встало на свои места. Значит, именно у нее последние три-четыре недели пропадает по вечерам Гарри! Раньше бегал на Сокровенный остров, сейчас почти перестал. Странно. Зачем он понадобился Патрине с его магическими проблемами? Хотя стратегия Крэбба и Гойла по большому счету была направлена в верную сторону, даже после случая с молнией магия к Гарри так и не вернулась. Он сказал по секрету им с Лу – и, конечно, профессору Снейпу – что в тот раз у него снова случилась непредсказуемая вспышка магии, но с разочарованием добавил, что дальше этого дело не пошло. Скорее наоборот – в результате выброса он настолько ослаб, что Малфой еле дотащил его до Когтевранской башни, поскольку сам Гарри ни в какую не хотел в лазарет, и, добравшись до кровати, парень проспал как убитый до следующего утра, а на другой день ходил, с трудом переставляя ноги. Так о чем же тогда могут разговаривать преподаватель Трансфигурации и студент, если этот студент не то что трансфигурировать что-либо, но и банальное перышко не сможет поднять в воздух посредством Вингардиум Левиоса?!Гермиона остановилась посреди лестницы, и та причалила к совершенно не нужной ей площадке. Ну, начинается…Почти нечаянно она заметила, что по следам Гарри и профессора Фьюри отправился необъятный профессор Слагхорн. Девушка отпрянула от перил, но, сопоставив его крадущуюся походку с еще более обиженным, чем всегда, выражением лица рыбы-капли, догадалась, что ему сейчас всё равно не до остальных членов ?Клуба Слизней?. Похоже, он шпионит за Гарри. Пивз на каждом углу вопит, что этот обжора еще подведет их всех под монастырь – а вдруг полтергейст прав? Что, если Слагхорн не так безобиден, как хочет казаться? Гарри говорил, что Дамблдор доверял этому человеку, но разве сам Дамблдор никогда не ошибался в людях? Не хотелось так думать, иначе это уже попахивает манией преследования, но Гарри сам по себе похож на магнит, притягивающий разные неприятности, и поведение Слагхорна из-за этого выглядит очень подозрительным.Как бы там ни было, девушка навела на себя чары невидимости и спустилась вслед за ними. Тучный профессор делал вид, будто прохаживается по коридору, интересуясь картинами, а на самом деле он явно патрулировал участок перед дверью покоев профессора Трансфигурации и очень при этом нервничал или злился. Это сопровождалось сильной потливостью, которой он и без того страдал в спокойном состоянии, а теперь подавно не успевал промокать платком лоб, виски и загривок, сушить платок заклинанием и промокать вновь. Все его необъятные телеса содрогались, как студень, в знак протеста. Но вел он себя совершенно не так, как положено лазутчику – не прятался, не озирался по сторонам, боясь, что кто-то его уличит, не старался ходить или пыхтеть потише, чем ужасно раздражал волшебницу на лазурном портрете у окна в рекреации.– Не изволите ли удалиться, сэр? – наконец, не выдержав, сварливо осведомилась она, однако Слагхорн не обратил на нее ни малейшего внимания.Гермиона подобралась максимально близко к комнате, воспользовавшись моментом, когда профессор опять отошел к лазурному портрету и встал там, заложив руки за спину, покачиваясь вперед-назад, как гигантский клоун-неваляшка, склеенный из сплошных шаров, и что-то бормоча под нос. Солнце, пробиваясь сквозь витраж, накладывало на его серую фигуру разноцветные пятна, довершая нелепое сходство с громадной игрушкой.– Это ты тут от кого шкеришься? – от внезапного шепота рядом девушка так и подпрыгнула; в воздухе материализовался Пивз.– Не твое дело! – с раздражением огрызнулась она, тоже вынужденная шептать, чтобы не услышал Слагхорн. – Займись своим делом, Пивз!– Чего, прямо-таки своим делом? – человечек в шутовском костюме кривлялся. – А вот если сейчас ка-а-ак заору да ка-а-а-ак сдам тебя вон тому жирному?– Слушай, тебе чего надо? Говори или проваливай!– Твою рогатку и муляж руки!– Ну ты и наглый! Эй, а что за муляж?– У тебя с Хэллоуина в тумбочке валяется муляж руки – пугать людей. Он мне нужен.– Нужен – забирай. Как видишь, я с собой ни то, ни другое не таскаю, – препираться с мерзким полтергейстом в двух шагах от разъяренного профессора ЗОТИ – удовольствие сомнительное.Пивз аж замурлыкал от удовольствия:– А ты мне честное волшебное дашь, чтобы заднюю скорость не включить. И – так и быть – пусть жирдяй не знает, что он здесь не один!– Да, да, клянусь, что подарю Пивзу свою рогатку и муляж руки с Хэллоуина. Доволен теперь? Чеши отсюда!– …на сокровенном! – вдруг вместе с щелчком растворившейся двери донесся женский голос, и Пивз тут же куда-то уметелился. – Там спокойнее.– Угу, – отозвался выходящий Гарри и сразу закрыл за собой дверь.Гермиона не верила глазам и ушам. Это был не тот надтреснутый старушечий голос, которым обычно разговаривала хозяйка апартаментов, а звонкий и молодой, с легким манчестерским, кажется, говорком. Там что, еще какая-то женщина? Какая-то посторонняя дама в школе-пансионате, которая знает о Сокровенном острове? Зачем она здесь? И что общего у нее с Гарри? И какую роль во всем этом играет Патрина Фьюри?Гарри тем временем как ни в чем ни бывало зашагал к лестнице и, проходя мимо Слагхорна, рассеянно с ним поздоровался. Профессор раздулся, как разъяренная фугу, и преградил ему путь:– Вы… вы… вы… Это бесстыдство не лезет ни в какие рамки, мистер Поттер!Непонимающе отклонившись, Гарри отступил на шаг назад:– Э-э-э… профессор?!– Имейте в виду: с этого момента вы навсегда исключены из моего клуба! Навсегда!Парень аккуратно обошел его, почти прижимаясь спиной к стене:– Ладно, – недоумение в его голосе до конца не пропало, но Гермионе в большей степени почудились нотки облегчения. – Ну, я пойду? Можно?– Ступайте, господин студент! Это безобразие! Проваливайте, не желаю вас видеть! И не рассчитывайте на мое снисхождение во время экзамена!Гарри пожал плечами и заспешил своей дорогой. Наверное, решил, что у Слагхорна обострение старческого маразма. Гермионе же так не показалось – в основе профессорских действий крылось нечто, чего она не знала, и неспроста он так оттянулся на Гарри. Именно поэтому она изменила своим планам и не побежала вслед за приятелем сразу, а осталась в невидимости в одной из нескольких ниш за греческой каменной вазой с каменными цветами – ходили слухи, что в незапамятные времена это были живые цветы, превращенные Медузой Горгоной в базальт. Слагхорн вернулся к двери апартаментов мадам Фьюри, постоял, переминаясь с ноги на ногу и несколько раз занося руку, чтобы постучать, но в последний момент передумывая. В конце концов он потряс седой головой, утерся платком и решительно зашагал прочь.Гермиона растерялась и мысленно отметила себе пунктик аккуратно расспросить об этом как-нибудь Луну Лавгуд, которая иногда умела удивительно точно чувствовать ситуации и видеть взаимосвязи между событиями. Да, Когтевран – это Когтевран.Гарри она вызвала уже из гостиной их факультета. Он вышел, одетый в вольном – то есть домашнем – стиле и с мокрыми волосами.– Ты из-под душа, что ли?– Ага, меня Бут оттуда вытащил. Говорит: иди, там к тебе наш светоч знаний рвется.– Так прямо и сказал?– Ну нет, конечно! – он невесело усмехнулся, приобнял ее за плечи и отвел подальше от входной двери, чтобы бегающие туда-сюда и решающие бесконечно мудрые сентенции Серой Дамы студенты их не перебивали. – Так чего там случилось?Гермионе показалось, что он не то чтобы унылый, но не слишком воодушевленный. А может, устал после целого дня практики и учебы. Ну не из-за отчисления же из ?Клуба Слизней? он расстроился, в самом деле! Они уселись друг напротив друга на подоконнике и закрутили ноги по-турецки. Гермиона, решив пока не расспрашивать его о профессоре Трансфигурации, чтобы он не решил, будто она специально за ним шпионит, пересказала ему содержание письма Локхарта о Гринделльвальде, особенно акцентировав его внимание на той части, где речь шла о сочинениях ?мессира?.– Он очень сильно намекал, что нам с тобой нужно полазить по нашей Запретной секции. Может быть, мы найдем то, что пропустил он.– ?Кровавый эмеральд? – это наверняка о том перстне с александритом, реликвии рода Принцев, – кивнул Гарри, зябко охватывая себя руками: несмотря на теплую весну, в коридорах Хогвартса было чересчур свежо для прогулок с мокрой головой и в футболке с короткими рукавами. Гермиона направила на него палочку с обсушивающим и согревающим заклинанием. – Слушай, есть такая штука, как призыв Тени. Я это сделать не сумею, как ты понимаешь… – он покривился совсем так же, как это часто делает его отец.– Что-то темномагическое? – насторожилась Гермиона.– Ой! – приятель досадливо прищелкнул языком и поморщился еще сильнее. – Иди ты! Все, кто изучает целительские чары, учат эти простые латинские заклинания сродни диагностическим. У Тени более широкий спектр действия: она ищет очаг заражения, больных или раненых, но может и искать какую-то сложно спрятанную информацию в пределах заданной зоны.– Но это же, надеюсь, не та Тень, которая у Юнга?– Тень у Юнга?.. А! Да нет, конечно. Всё проще. Но контролировать ее нужно уметь, как любую призванную сущность, иначе будет то же самое, что устраивает Пивз, когда в ударе.Гермиона прикусила губу, вспомнив, что задолжала этому гаду в колпаке свою рогатку. Полтергейст теперь все окна в замке вышибет, и совесть его за это даже не попробует на зуб. Если он вообще знает, что такое совесть. А вдруг Пивз и есть чья-то потерявшаяся в прошлом диагностическая Тень?.. Хи-хи!– Можно было бы запустить поисковую Тень и…– Можно и Ангела. Зря мы с Гилом тогда возились, что ли? – (?Мы с Гилом?… звучит так оптимистично…)– Ваш Ангел ищет то, что в доступе, только экстренно и без ограничения по территории. А Тень – потаённое и на небольшом участке. Она может даже легализовать то, что скрыто более сильными волшебниками от глаз тех, кто слабее. Только надо знать примерную локацию, где проявить спрятанное. Прозерпина говорила, что некоторые Дамблдоровские заначки эта штука вскрывала без труда, но…– Гарри! Это неправильно! Это я должна рассказывать тебе о заклинаниях, которые ты не знаешь, а не наоборот!Мимо них, держась за ручки, проплыли Акэ-Атль и Падма.– Привет, Грейнджер! – небрежно бросил он, лишь на пару секунд отвлекшись от Патил.– Привет, Гермиона, как дела? – Падма была более обходительна и сделала ей ручкой.Гермиона показала им большие пальцы на обеих руках. Когда она видела эту парочку, на душе становилось светло. Она так боялась фиаско, но в итоге у них всё получилось! Куатемок наконец-то заметил пылкие взгляды соратницы по факультету, и они стали одной из самых красивых парочек среди старшекурсников школы.О, она, кажется, даже забыла, на чем остановилась полминуты назад!– В общем, я это к тому, чтобы ты попробовала себя с этим заклинанием, когда пойдем на Сокровенный… завтра. Сегодня я уже не в состоянии.Девушка снова вспомнила голос таинственной незнакомки из комнаты мадам Фьюри и снова не решилась расспросить Гарри о том, что он там делал. Он тем временем опять закоченел и обнял себя руками, и Гермиона наколдовала на него новую порцию греющих чар. Интересно, как поддерживают эту магию в Дурмстранге, где, как говорят, вообще не используют настоящий огонь для обогрева дворца? Она же до ужаса недолговечна!– А что ты думаешь насчет совета Гила? Про библиотеку…Он задумался и побарабанил пальцами по нижней губе. Гермиона улыбнулась: вот так он когда-нибудь себя выдаст. Впрочем, если до сих пор никто не догадался, то не факт, что это произойдет и в дальнейшем.– Давай перенесем на ту неделю? На Белтейн. В школе будет пир, все соберутся в Большом зале, а мы с тобой под шумок смотаемся и поищем.Что-то смутно шевельнулось в памяти Гермионы. Давно-давно… Школьный пир по поводу какого-то праздника… поздний вечер… библиотека… и… нет, ну было что-то странное, было… она же не зря чувствует, что в этих воспоминаниях чего-то не хватает… Может, это она так перепугалась из-за нападения тролля в туалете, поэтому ее психика вытеснила травмирующие воспоминания? Так, Гермиона, кажется, ты перечитала всякой магловской литературы! Это не-маги могут наивно считать, что что-то вытесняют самопроизвольно. Волшебники прекрасно знают, что если что-то вытеснено, то это сделано не без чьей-то ?волшебной помощи?. Скажи про эту ?волшебную помощь? маглу – постучит пальцем по темечку и перестанет с тобой общаться или же еще тебе вынесет все мозги контактерскими или теологическими теориями. Она пробовала. На каникулах. Ради эксперимента. О нарушении Статута можно даже не переживать.Уговорившись на следующую неделю, они почти расстались, когда Гермиона окликнула его. Гарри обернулся уже от самой двери, еще не тронув молоточек вызова привратницы с ее головоломками.– Ты мне точно ничего не хочешь сказать? – спросила девушка.Он слегка расширил глаза, а потом моргнул и уточнил:– А конкретнее?– Ну… я не знаю, может, тебя что-то тревожит?.. – Гермиона так и не осмелилась открыть рот и спросить о Патрине Фьюри напрямую. Вот не осмелилась – и точка.– Блин, Ге, если я сейчас начну пересказывать тебе всё, что меня тревожит, мы тут заночуем, а к утру свихнемся.– Я не возражаю.Гарри только улыбнулся краешками губ:– Ладно, солнце! Давай, пока. До завтра! Привет Гилу.– Но… Хух… ладно… пока…* * *Оставшаяся часть недели перед праздничными днями пролетела как-то сумбурно. Гермиона училась на уроках в школе, училась на Сокровенном, училась в библиотеке после школьных уроков и тренировок с профессором Снейпом... Училась.Если профессор оставлял их, отлучаясь по каким-то внезапным вопросам – а таких за последние полгода у него стало бесконечно много, – то уже Гарри объяснял ей теорию системы некоторых чар пепельников. С их помощью можно было овладеть умением призывать ту самую поисковую сущность, которую в среде целителей походя окрестили Тенью и которая в действительности, конечно же, семантически ею не была. Так же, как и ?ангел из библиотеки?, она не имела никакой визуальной формы, но для взаимодействия с нею не требовалось даже техномагических программ – только в чистом виде магия.Воскресным вечером, так и не дождавшись зельевара, ребята решили возвращаться в замок: время было позднее, а со следующего утра начиналась новая учебная неделя, и надо было хотя бы прийти в себя перед завтрашним днем. Но, открыв для себя и Гарри переход Мебиуса, в переворачивающемся пространстве Гермиона заметила кого-то, кто в ту же секунду переносился сюда с обратной стороны. И хотя пространство искажалось рябью, девушка успела заметить, что это была довольно молодая особа женского пола, доселе ей не знакомая. И, кажется, неизвестная была весьма недурна собой.– Ты видел? – спросила Гермиона, когда они ступили на каменный пол слизеринских подземелий. – При совмещении пространств там проявилась какая-то женщина! Видел?Гарри кивнул. На ее предложение вернуться и узнать, кто это такая, он отреагировал как-то апатично, и в голову Гермионы закралось еще одно нехорошее подозрение. Уж не была ли эта незнакомка той самой девицей, которая в минувшую среду разговаривала с Гарри в покоях профессора Трансфигурации? Гарри явно что-то скрывает. Он отводит взгляд и становится безучастным, стоит только, не ограничиваясь стандартным ?Привет, как дела? – Всё круто!?, начать его расспрашивать более подробно. Что-то гнетет его. А вдруг… вдруг это вина перед Луной? Что, если… да нет, ерунда какая-то! Только не Гарри! Но всё же… он ведь парень, у них это запросто. И не только у парней, конечно, только они больше без тормозов. Особенно в таком возрасте.Ей стало как-то неудобно смотреть в глаза Лавгуд. Как будто она в чем-то ее предавала, не рассказав об увиденном. Только если бы она рассказала, то предала бы Гарри, какой бы ни была при этом его собственная вина… И вообще – как можно лезть в личные отношения, пусть даже близких друзей?! Нет, это неприемлемо. Но как же это тяжело – молчать, когда изнутри гложет…Во вторник распогодилось, и почти вся школа распределилась с конспектами и учебниками по берегам Черного озера. Луна лениво валялась в траве, перебирая сухие прошлогодние колоски, похожие на лисьи хвостики и щурясь на солнце, мерцавшее сквозь листву клена, под которым они расположились. Гермиона, лежа на животе, зубрила основные даты мировых магических событий четырнадцатого века и каждый раз ловила себя на том, что начинает дремать, дойдя до восстания гоблинов и первой эпидемии драконьей оспы в Европе. Гарри куда-то уметелился с другими парнями-однокурсниками, Джинни уже давно не осчастливливала их компанию своим обществом, а каждый раз придумывала отговорки одна нелепее другой, сбегая на свидание со своей бледной молью. Шаман и Патил тоже старались уединиться и редко проводили пикнички сообща с прежними друзьями. Отложив учебник по Истории магии, Гермиона подобрала под себя ноги и прилегла на бок, опираясь о землю локтем. Она не могла больше молчать, надо было как-то обсудить с лучшей подругой свои сомнения, иначе какая же это дружба?– Что твой папа пишет? Так и не рассказал, с кем встречается?Луна пощекотала букетиком колосков свой чуть порозовевший на солнце нос и безмятежно покачала головой. Мистер Лавгуд Гермиону не интересовал, но надо же было с чего-то начинать эту дурацкую тему!– Он написал, что к нему приходили ?эти люди? и предлагали ?сотрудничать редакциями?, – тихо пропела Лу, и было непонятно, как она сама к этому относится; но, прекрасно зная когтевранку, Гермиона нисколько не сомневалась, что та понимает всю опасность отцовского отказа от такого предложения – а ведь он наверняка отказался!– И что теперь?– ?Придира? пока не выходит в печать. Папочка говорит, что врать он не может, а для правды сейчас нет вдохновения.Ну, это понятно. В таких обстоятельствах всякие ?глокие куздры? – то есть ?правда? в представлении отца и дочери Лавгуд – выдумываются не очень. ?Ежедневный пророк? пестрил дифирамбами, политическими разоблачениями, а также совершенно немыслимой ахинеей. Эпатажная глупость статей затмевала все вопросы, которые непременно возникали бы у людей при чтении первых полос номеров, особенно передовицы. Если ?Придира? выступит как оппозиционер проправительственным СМИ, даже осторожно и прикрываясь обычным своим уфологическим юродством, то без поддержки Дамблдора его просто сомнут и раскатают ровным слоем. В иных случаях молчание звучит громче, чем бездумный бунт до первого погрома в твоей типографии. В книжной лавочке Хогсмида уже спрашивали, что случилось с ?этим забавным журналом? и почему издатель Лавгуд взял тайм-аут. Вот, значит, почему: к нему наведывались серьезные дяди или тети…– Знаешь, а я с нового учебного года перевожусь в Шармбатон.– Это хорошо, – невозмутимо откликнулась Лу. – Гарри не будет скучно там одному…Гермионе показалось, что Лавгуд ее разыгрывает:– Что?! Ты шутишь?– Нет. Как только ему исполнится семнадцать, его собираются отправить во Францию.– Но… мне он ничего не говорил… Ничего себе!Может, зря она так накрутила себя надуманными подозрениями? Может, Гарри просто так переживает по поводу скорого отъезда? Но ведь он всегда был не против уехать отсюда, почему бы сейчас его мнение вдруг поменялось? И кто, опять же, та девица в апартаментах мадам Фьюри?– Лу… слушай… А ты совсем-совсем никогда его не ревнуешь? – и поторопилась добавить: – Не подумай, это я чисто из любопытства!Луна взглянула на нее своими космическими глазами, по выражению которых никогда не догадаешься, о чем она думает или что чувствует на самом деле, и с какой-то задумчивой улыбкой снова отрицательно покачала головой.– Он же уедет черт-те куда, а там все эти сексапильные шармбатонки, умеющие строить глазки! Когда они были у нас, я не раз слышала их разговоры. Да они на спор отбивают друг у друга парней! Для них это всё шуточки, игры, спорт. Неужели ты даже не тревожишься об этом?– Не-а.– Но – как?!– Я доверяю ему.– Эм-м-м… Вообще-то это вещи, не совсем подчиняющиеся разуму… Это ведь соблазны! А он становится привлекательным, наши болтушки называют его ?лапочка Поттер?, а уж они, поверь, в этом толк знают!И зачем она вообще подняла эту тему? Огорчить Лавгуд – это как ударить младенца…Луна не огорчилась. Ей явно польстило внезапное признание Гермионы в отношении ее парня: раньше они никогда не обсуждали наружность Гарри, а еще раньше Гермиона исключительно всех мальчишек считала уродами и крокодилами. И тут такой прогресс! Лавгуд задорно прищурилась на солнце, подмигнувшее ей из-за кленовой листвы:– Ну и ладно.* * *Веселье Белтейна этим вечером 30 апреля было заметно вымученным. Почему-то воздух был пропитан, даже наэлектризован, предчувствием грядущей неотвратимой катастрофы. Или если не катастрофы, то значительных неприятностей. Настроение у всех было такое, как будто школу окружили орды дементоров и распространяют депрессию, как аварийный ядерный реактор – радиоактивное излучение. С теми же перспективами.Когда за окнами совсем стемнело, а потолок над пиршественным залом принял вид черного неба с волшебной красы звездными скоплениями, Гарри как бы невзначай подошел к гриффиндорскому столу и перекинулся парой фраз с Роном Уизли и Дином Томасом. Гермиона поднялась и пошла к выходу. Минут через пять они встретились с Гарри у лестницы. Она зажгла слабый Люмос, и в его свете приятель казался невероятно бледным. Что-то шевельнулось в памяти.– У меня опять дежа-вю, – сказала она только для того, чтобы разрядить эта мрачную обстановку опустелого замка. – Это уже когда-то было. У тебя так бывает?– Бывает. Пошли.Они двинулись в библиотеку. Оказавшись внутри наполненного тишиной и мраком помещения, Гермиона попыталась применить то мрачное заклинание с поисковой Тенью, которое, как она ни тренировалась эти дни, у нее не выходило ни в какую. В этот раз у нее получилось, но это была какая-то блеклая тень Тени. Особых успехов от нее ждать не приходилось, и всё-таки девушка отправила ее по заданным параметрам: стеллажи здесь, как и в других частях библиотеки, простирались больше вверх, чем в стороны, поэтому слишком отдаляться от них призванной ею сущности и не нужно – идеальные условия дли поиска.– Ты слышал сейчас? – может, конечно, ей почудилось, но в тот миг, когда Тень была отпущена на задание, откуда-то издалека, с потусторонним эхом, до слуха донеслось едва различимое карканье вороны… Девушка ненароком даже подумала, что это голос Мертвяка. Карканье стало удаляться и быстро стихло.– Слышал – что? – тоже шепотом уточнил Гарри.Гермиона нахмурилась. Какая-то мысль не давала ей покоя. Что-то там, за стеллажами, должно будет произойти или уже происходило. В том местечке, где она на начальных курсах так любила прятаться от мадам Пинс, когда засиживалась допоздна за уроками…– Давай просто перебирать вручную, – предложил он, без особой надежды запрокидывая голову и оценивая высоту полок. – По идее, нам просто нужна литера ?G?. И стремянка.– Ты такой наивный!– Зачем ты всё время туда смотришь, Ге?– М-м-м… Не знаю. Мне что-то не по себе. Как будто сейчас оттуда вылезет что-то жуткое.– Монстр из-под кровати? – тихо засмеялся он, но ей было не смешно: в монстре из-под кровати есть хоть какая-то конкретика. А у нее от неизвестности все волоски на теле встали дыбом, и под ложечкой в тело ввинчивается ледяной штырь. – Короче, ты как хочешь – я буду искать методом научного тыка.С этими словами Гарри поднял руку и вытянул с одного из стеллажей на ?G? книгу с именем автора: Геллерт Гринделльвальд. Вот уж и правда, метод научного тыка! На обложке проступал вензель. Это был стилизованный знак Даров Смерти из сказки, а внутри треугольника и круга, разделенного вертикальной чертой – профили старика и молодого мужчины, сросшиеся затылками и глядящие в разные стороны, как двуликий Янус у древних греков. В левом верхнем углу обложки виднелись выдавленные в коже и позлащенные инициалы ?GG?, в нижнем правом – порядковый номер тома сочинений, цифра ?8?. И название – ?Доппельгёнгер?. Именно в таком написании, о котором говорил Гилдерой: с диерезисом [4] над второй ?e?. Да, она уже держала в руках эту книгу. Она ее обернет обложкой, чтобы не испортить, и будет пытаться понять, о чем там говорится. О чем же там говорилось? О теневом двойнике и передвижении во времени… Ну-ка!Гермиона пролистала ее и убедилась, что всё так и есть. Гринделльвальд философствовал на тему самой возможности темпоральных путешествий. Воспоминания возвращались. Нет, определенно: когда-то она уже пыталась прочесть что-то из этой книги. Но это совсем не то, что они ищут.– Поставь на место! – она отдала восьмой том Гарри. – Это не она!– Но здесь же тоже двуликий! – возразил он. – Вот, прямо на обложке!– Нам он не нужен. Вернее, нам нужен не он. Не этот. Так оформлялись все его сочинения. Кстати, помнишь? На первом курсе было! Всё, всё, поставь. В его ?Доппельгёнгере? этого не было!– Точно? Мы же тогда не успели ни прочитать, ни сделать… – он сунул том куда придется, и этот момент тоже завладел вниманием девушки настолько, что она даже замерла, наблюдая, как он задвигает фолиант между другими книгами где-то на уровне своего локтя и, развернувшись к спутнице, ждет ответа.– Да уверена! – Гермиона чувствовала досаду. – Я успела пролистать всё от начала до конца, и там не было ничего о реликвиях древних семейств. Ни слова!– И даже о кровавом эмеральде?– И о нем тоже. Там другое. Призыв Тени не даст в нашем случае никаких результатов, она не подчинится нам. И еще хорошо, что у меня тогда ничего не вышло. Мы бы и вчетвером не совладали с этой тварью, если бы она появилась…Они направились к другим стеллажам, и неприятное чувство слежки стало покидать девушку. Как будто только что кто-то сверлил взглядом ее спину, и вдруг это прекратилось.– А зачем ты тогда ее вызывала? И как?– Да я не Тень вызывала. Там у него было написано что-то про ?слугу? – проводника по времени. Мы о чем-то поспорили тогда с Роном, и я решила, что самое подходящее время для проведения опыта по книге с вызовом ?слуги? – Хэллоуин. Вот и пошла в тот туалет рисовать всякие сигилы, не зная броду…– Он всерьез об этом писал? – продолжая перебирать книги на полках параллельного стеллажа, спросил Гарри. – Сейчас мне кажется, что это только теория. Путешествия во времени нереальны, ты же не хуже меня знаешь о Фиаско Мин… – и тут ее озарило, память свалилась на нее снежным комом, едва не сбив с ног: – Слушай, а я ведь тогда нашла эту книгу совсем не там, где ты ее нашел сначала, а… внизу! Гарри! Там, куда ты ее сейчас только что поставил!– Так правильно, отец же тогда отобрал ее у нас и вернул обратно в библиотеку. Наверно, поставил наверх, где ей и положено стоять…Гермиону трясло:– Гарри! Гарри! Как ты не понимаешь?! Всё, что мы с тобой сейчас делали и о чем говорили, я уже видела тогда! Я видела это во сне, теперь я знаю точно, со мной такое бывало, особенно в детстве. Просыпалась и не понимала, где был сон, а где явь. Мы приснились мне такими, как сейчас. И говорили о том же, о чем говорили только что! И я проследила, куда ты поставил книгу, а потом стащила ее оттуда!– Ну, бывают совпадения…Она чуть не оглушила его за тупость каким-нибудь Петрификусом Тоталумом. Как можно быть таким лопухом, учась в Когтевране? Он почти не слушал ее, рылся на полках, думал, что так вот сразу и найдет без магии то, что Локхарт искал целый год с целым арсеналом знаний, умений, опыта и сноровки. И способностью колдовать, конечно.– Гарри! Какие совпадения? Ты понимаешь, о чем говоришь? Эта книга всегда стояла там, где она должна стоять. Куда ее поставил профессор Снейп, когда отнял у меня, потому что именно там ее место, это собрание! И только сегодня ты запихнул ее лишь бы куда, на три полки ниже! Се-год-ня: тридцатого апреля девяносто седьмого! Дошло?Гарри перестал двигаться, как будто его и впрямь приложили Петрификусом. Потом медленно развернулся к ней на каблуках ботинок. Глаза его были совершенно ошалелыми:– И ты в девяносто первом взяла ее с той полки, куда я поставил ее сейчас?!– Дошло наконец!– А ну-ка пошли! – он ухватил ее за локоть и резво поволок в соседний ряд, к прежнему стеллажу; спотыкаясь, Гермиона почти бежала за ним, но Гарри ничего не замечал, да и ей было так жутко, что она сама ничего не замечала, только бы не отстать, иначе кто-то, кто здесь прячется, настигнет ее в одиночку. – Куда я ее ставил? Ага, сюда… Посвети-ка! – приятель склонился к полке, скользя длинными тонкими пальцами по корешкам книг, иные из которых в ответ издавали угрожающее рычание и прочие малоприятные звуки. – Правее! Вот сюда я ее ставил. Точно, вот – даже пыль стерта только что. Видишь?– Где она? – девушке хотелось бы думать, что она прошептала это вслух, но, кажется, голос сел настолько, что рот открывался, а звука не было: книга отсутствовала! Вместо нее между ?Генетическими уродствами вследствие проклятий? Генри Гиссинга и ?Антропоморфными чудовищами лимба? Гловера Глазербрука чернел заметный промежуток.– Ч-черт! Запусти выше! – Гарри распрямился, указал пальцем вверх, и огонек ее Люмоса переместился вместе с его рукой. – Ге! Смотри!У нее клацали зубы не то от холода, не то от вымораживающего страха. Она передвинулась вслед за ним и инстинктивно прижалась к его боку, ища хоть какой-то защиты, а Гарри так же инстинктивно обнял ее за плечи, пряча под свою мантию. ?Доппельгёнгер? стоял на прежнем месте. Там, откуда он его снял в самом начале. Там, куда его поставил Снейп после изъятия у них.– Это какой-то парадокс, Ге, – Гарри шептал тоже сильно изменившимся голосом, а глаза его при этом лихорадочно блестели. – Пространственно-временной парадокс. И я не имею понятия, как его объяснить…__________________________________________[1] По тексту канона лозунгом Хогвартса является искаженное латинское высказывание ?Draco dormiens nunquam titillandus? (?Не щекочите спящего дракона? – безусловно, аналог английской поговорки ?Не будите спящую собаку?, перешедшей в обиход из цитаты средневекового поэта Джефри Чосера). В фандомной среде этот лозунг породил немало шуточек в адрес Драко Малфоя.[2] Не потому ли магию так ненавидят церковники всех христианских (и производных от христианства) конфессий и демонизируют ее носителей перед паствой?[3] ?Дело в том, что великие дела творятся только чудовищами.?. Андре Моруа ?Семейный круг?, 1932 г. (пер. Евгения Гунста).[4] Диерезис – один из диактрических знаков (две точки над гласными) в нидерландском языке, который используется для указания на раздельное чтение букв. Но дело в том, что ?доппельгангер? на этом языке пишется как ?dubbelganger?, а в слове ?доппельгёнгер? нет дифтонгов, которые следовало бы разделять при помощи диерезиса. Таким образом, получается, что подобное написание – всего лишь прихоть Гринделльвальда, как и указывает Гилдерой Локхарт.