Глава семьдесят восьмая (1/1)

Безликий охранник, внешне мало отличимый от дементоров, загремел решеткой. Кингсли слез с тюфяка и потащился ему навстречу. Если не забрать принесенную еду вовремя, тюремщик поставит миску на пол и, уходя, будто бы нечаянно опрокинет ее закрывающейся дверью. А кормили здесь редко – ровно так, чтобы заключенные не померли с голода. Хотя от постоянной подавленности голод и жажда у узников Азкабана были вялыми, как у неизлечимых больных. Временами Шеклболту приходилось почти насильно запихивать в себя те помои, которые им приносили под видом баланды, потому что заключенные, этого не делающие, вскоре покидают тюрьму. Покидают, только вперед ногами. Впрочем, будь это не баланда, а шедевр поварского искусства, никакой разницы здешние обитатели не заметили бы, даже имей они такое желание: попадая сюда, арестант почти перестает различать вкусы и запахи, цвета для него меркнут, будто он смотрит на всё вокруг через закопченное стекло, а звуки раздражают. Когда он смиряется с этими ограничениями, он становится овощем, удобным Азкабану и его страже.Но если узник не смиряется и начинает бузить, на него тоже находится управа. Для буйных существует другая острастка – внимание дементоров. Такого не желает ни один, даже самый невменяемый, арестант. Бывало, служители Азкабана, якобы тоже случайно, не успевали оттащить дементора от жертвы, и та получала последний поцелуй в своей жизни.Переговариваться из камеры в камеру здесь было не принято, хотя через сообщающуюся систему коридоров это не составило бы труда. Человеческая речь приманивала летающих упырей, равно как и проявление малейших живых эмоций. Шеклболт старался постоянно прятаться под окклюменцией, но временами терял контроль – и тут же подступала паника, а за нею приходила чудовищная депрессия. Отчаяние сводило с ума. Кингсли начинал циклиться на одной и той же мысли, она непрерывно, навязчиво лезла в голову и крутилась там, как заезженная виниловая пластинка маглов.Сегодня последний день уходящего года. Он вел отсчет, следуя обычаю бесчисленных поколений сидельцев: царапал на стене вертикальные полоски, а потом перечеркивал их по семь штук одной горизонтальной. Скоро будет уже полгода, как его посадили…?Запоминайте, запоминайте скорее! Когда окажетесь в Азкабане, повсюду ищите буквы. Это могут быть руны, это может быть что угодно… и где угодно – на камнях стен, на плитах пола или потолка, просто в воздухе?…Ну вот, опять. Опять пришла эта навязчивая мысль. Если она возникает, то вертится в голове бешеной юлой. Всегда произносимая чужим мужским голосом, всегда ворошащая смутные воспоминания, недоступные, как разгадка дежа-вю. Некто убеждает его искать приметы и собирать из них какое-то слово… Бред, утомительный бред. Рассудок сдает, и окклюменция уже не помогает. Временами эти ?буквы? даже снились Кингсли, он что-то складывал из них и просыпался в полном отупении.– Очевидно, этот разговор был в самом деле, – заявил он самому себе, медленно облизывая ложку, потом миску, потом выцарапывая черенком ложки еще одну зарубку на стене. – А память стирают и только потом сажают.Шеклболт усмехнулся. Дожили, говорим вслух. Что дальше?– Какие буквы я должен искать? А может, еще увидеть лик святой на стене своей тюрьмы? Кингсли-Кингсли, это ведь натуральное помешательство…Он посмотрел на стену, и тут к великому его ужасу на камне проступили очертания дементора. Нет, не настоящего, а примитивно нарисованного углем. И рисунок отчетливо продекламировал, даже почти пропел сочным басом: ?В начале было Слово!? Кингсли торопливо спрятался под щиты окклюменции, зажмурился и замер. Может, не заметит или решит, что узник уже помер. Ничего не происходило, стояла тишина. Шеклболт открыл глаза и воззрился на совершенно пустую стену. Да это же просто облезающая штукатурка на стене выделила узнаваемые контуры фигуры в ободранной хламиде. Теперь вот и мерещатся всякие… Так, а это что? Буква? Половина от ?O? или же полная ?D??.. А вон, правее – точно ?N?, и за ней есть что-то еще, но там темно и отсюда не видно. Он поднялся с места и стал бродить по камере, вглядываясь в обшарпанную облицовку под разными ракурсами. Буквы, которые он видел или воображал, словно плавали туда-сюда в зависимости от того, откуда смотрел на них Кингсли, и того, как падала тень на рельеф. Это было точно во сне, настолько же нелепо и при этом крайне достоверно, хоть рукой дотронься. И он дотронулся – стена как будто поддалась и слегка качнулась. Букв было семь, две из них – ?А?. Литеры ?Р? и ?R? были как бы подвесками к тени кандальной цепи, пристегнутой к решетке, и медленно поворачивались туда-сюда. Почему только он не замечал всего этого раньше? Какое же слово в них во всех зашифровано? Он перебрал множество осмысленных вариантов, но при каждом оставались лишние буквы или же, напротив, не хватало имеющихся. В какой-то момент он так отчаялся, что сел прямо на пол, подпирая стенку. И когда из такого положения он взглянул на весь этот разброд, нагромождение литер сложилось в одно слово, скорее имя: PANDORA. Огнем полыхнуло в мозгу воспоминание: мужчина-блондин, твердящий ему что-то через решетку. Pandora! Коридор из букв оканчивался ярким символом – купающимся в завитках огня фениксом.Что-то натужно заскрипело в самом основании башни, глубоко под фундаментом. Азкабан тряхнуло, и сверху тоже донесся грохот, как от Бомбарды. Шеклболт вскинулся и в ужасе увидел над головой зияющую в потолке дыру – она уходила прямо в космос. Все три стены начали разваливаться в стороны, будто сломанная шкатулка, и с жутким воем из тюрьмы на волю вырвалась целая туча дементоров. Кингсли стоял на голом утесе посреди бушующего моря, и ураган сорвал бы его и унес, если бы он не цеплялся за камни, крича от страха. Что-то больно ударило его по ноге. Метла! Откуда? Неважно! Узник ухватил ее, уже почти улетевшую, за прутья, дернул к себе, оседлал и взмыл в черные небеса с закручивающейся против часовой стрелки циклонной тучей. Ураган трепал его и пытался скинуть с метлы, дементоры не отставали. Азкабан, чем бы он ни был, остался далеко позади, но внизу по-прежнему бушевало ночное море, и молниями озаряло обтрепанные силуэты преследователей. И тогда Кингсли закричал. Отчаяние, ужас – всё, что несли с собой дементоры, – прорвалось в этом истошном вопле.Кто-то ответил. Кто-то, орущий издалека и отовсюду его голосом, а потом крик стал приближаться и вдруг слился с его собственным. И мир снова развалился, оставляя неизменным только крик. Вопя, Шеклболт вытаращился в темноту. Он лежал на чем-то мягком, вокруг было не холодно – и уж точно никакого ветра и ливня с молниями. Когда он умолкнул, наступила гробовая тишина. Ничего не понимая, узник ощупал всё вокруг себя. Кажется, обычная кровать. Над изголовьем что-то нависало, Кингсли уже различал некоторые предметы рядом. Он осторожно сел, и ничего не произошло. Стал на ощупь искать какой-нибудь осветительный прибор, наткнулся на стол, обнаружил волшебную палочку. Судя по форме и ощущениям от рукояти, палочка была его собственной. ?Люмос? – и комната осветилась.Спальня тоже была его собственной. Только картина на стене – мрачное море и башня на утесе – появилась тут без его ведома. Что всё это может значить? Он сошел с ума в Азкабане и бредит? Хорошенький бред! А куда подевались дементоры? Он посмотрел на странную штуковину над кроватью. Это было довольно большое и смутно знакомое ему по форме устройство. Оно напоминало воронку, опущенную широкой частью вертикально вниз, к подушке. Думается, устройство должно как-то работать, но сейчас оно бездействовало. На самом Кингсли было только нижнее белье казенного вида – бесформенная льняная рубаха, небрежно заправленная в серые холщовые подштанники. А палочка действительно была его собственной. Странно, ее же изъяли, она фигурировала на суде как вещественное доказательство! Неужели сон продолжается? Как проснуться?Он пошел к двери, но та оказалась заперта, и стоило навести на нее палочку с элементарным заклятьем, на ней вспыхнул всё тот же герб феникса, под которым высветились буквы адреса: ?Корнуолл, поселение Тинворт, улица Трех Мертвых Королей, 611?. Они горели ровно столько, сколько было надо, чтобы запечатлеться в его памяти пламенным оттиском. После этого надпись погасла насовсем (и не возобновилась при повторных попытках ее зажечь), а запирающие чары слетели. Кингсли оказался в коридоре перед лестницей вниз, и это в самом деле был его дом. По всем признакам – от запахов до каких-то незначительных деталей вроде трещинок на балясинах перил, которые он видел с детства. Светящийся шар Люмоса плыл сбоку у него над головой. Адрес и палочка. Кто-то явно приглашает его совершить переброску в Тинворт, и точный адрес оставили, не будучи уверены, что он там бывал и сможет перенестись туда без этого. Или же место спрятано под Фиделиус. В том и другом случае проверить это можно только опытным путем. Только трансгрессировать напрямую отсюда не стоит, надо немного запутать следы: Шеклболт сомневался, что на него махнут рукой и не объявят в розыск за побег из тюрьмы. Торопливо разыскав в гардеробе более приличную, а также теплую одежду, он переместился поближе к Корнуоллу и, стоя возле знакомой таверны, задействовал напоследок аппарационные чары, уже четко представив себе адрес пункта назначения.Вокруг него был запущенный старый парк, укрытый нетронутым снежным одеялом, а вдали, за деревьями, угадывался массив какого-то здания, в котором не горело ни единое окно – обитатели его Новый год не встречали, значит, это точно не дом шотландцев. Те уже скакали бы по сугробам во дворе, орали, как сумасшедшие, и запускали в воздух магические фейерверки.К зданию Шеклболт и двинулся, едва переставляя от слабости ноги: по всему, особенно по длине курчавой бороды, выходило, что он пролежал без движения больше полугода, поддерживаемый исключительно чарами в состоянии между бытием и небытием. Летаргия или заморозка, как еще это назвать? В то время как таинственная установка-воронка внушала ему нужные иллюзии о тюрьме. Вот сволочи! Почему же никто, кроме блондинчика Малфоя, не знает, что на самом деле представляет собой Азкабан? Или знает? Ответ тут может быть только один: тем, у кого срок позволяет выйти на свободу живым, просто подменяют память. Недаром весь процесс посадки обставлен строгой секретностью. Предатели, одни предатели. Откуда только узнал Малфой, интересно… Хотя, если вспомнить, что он якшается с Пожирателями, всё встает на свои места – уж те знакомы с Азкабаном не понаслышке. Но как его могли так подставить свои?! Да с половиной из них они вместе учились в Гриффиндоре – один за всех, все за одного, своих не бросаем и всё такое прочее… Позорники! Вот уж кто своих не бросает, так это, получается, экстремисты Неназываемого…С этими невеселыми мыслями Кингсли остановился у дверей главного входа. Ступеньки, площадка перед дверями, тропинка, приведшая его сюда – всё было скрыто под снегом, значит, он первый потревожил эти места в ближайшие часы. А еще это может означать, что следы нарочно убрали. Закравшееся было подозрение – не ловушка ли всё это – сразу развеялось при мысли о знаке Феникса, символе рода Дамблдоров. Но Малфой… Опять что-то не срастается. Ладно, терять уже нечего. И Шеклболт переступил порог, когда двери растворились, а затем на всякий случай стер за собой все следы.– Есть кто? – спросил он негромко и зажег Люмос.Эхо пустого дома легко пронеслось по этажу. Старинный аристократический дом – и, похоже, нежилой. Зачем его только Фиделиусом закрыли? Или не закрывали? Нет, закрыли: поместье проступило как из миража, такое может быть только под этими чарами, Кингсли видел не раз.– Позвольте, вы кто таков? – мужской голос заставил Шеклболта сильно вздрогнуть, но говорящим оказался всего лишь портрет мужчины на стене; точнее – портрет супружеской пары, только молодая женщина взирала на гостя молча и невозмутимо, а мужчина средних лет, кажется, гневался.– Я думаю, сэр, что это ко мне, – донеслось из-за двери какой-то комнаты, и в зеленоватом отсвете дымолетного порошка возникли две… нет, уже три фигуры: они занимали весь дверной проем, и впереди всех стоял высокий колдун во всем черном, чуть позади него – неужели не мерещится? неужели это в самом деле профессор из Хогвартса Минерва МакГонагалл, которая когда-то учила самого Кингсли Трансфигурации?! Та самая, которую за глаза называли Тенью Дамблдора, такой преданной его сторонницей она была! Их троицу замыкал еще один мужчина, тоже худой и черноволосый, трудноразличимый в полутьме.– Северус? Ты наконец создал каминную связь с домом?– Только из кабинета директора в Хогвартсе, сэр. Технически это возможно только оттуда.– Что ж, если так… мы не возражаем против твоих гостей.– Добрый вечер, мистер Принц, миссис Принц, – подала голос МакГонагалл и слегка поклонилась портрету. – С праздником!– И вас так же, – учтиво-холодно ответствовал господин с картины, теряя всякий интерес к присутствующим, а затем и вовсе отворачиваясь к своей супруге.– Когда здесь будет Джоффри? – спросила Минерва черного колдуна.– Сейчас будет. Но довольно уже торчать здесь, если не хотите загнуться от какого-нибудь воспаления легких.– Разожгу камин, – решил третий, отступая обратно в комнату и разражаясь там лающим кашлем.Тот, кого портрет назвал Северусом, и Минерва расступились, жестом приглашая Кингсли войти вместе с ними. Беглецу ничего не оставалось, как подчиниться. Сам Северус смотрел на него так, будто уже прикидывал, как станет избавляться от трупа. Где-то Шеклболт его, кажется, видел: знакомая физиономия. Этот неприятный тип взмахнул палочкой, и тяжелые старинные шторы на высоких окнах плотно задернулись, а в люстре под потолком вспыхнуло более десятка свечей. В комнате прояснилось. Камин тоже полыхал, постепенно обогревая довольно большую двухуровневую залу со ступенями и несколькими колоннами. Если бы не запах многолетней пыли, комната могла показаться почти уютной. Во всяком случае, недавнему узнику Азкабана, который еще не привык к мысли, что всё его заключение было целиком и полностью плодом его же собственной фантазии.– Это вы оставили адрес на моих дверях, – пробормотал он, пытаясь разглядеть третьего, но тот всё отворачивался, делая вид, будто возится с поленьями в камине, хотя вся его забота об огне сводилась к постукиванию кочергой по горящему дереву – и в дымоход уходили снопы дружных искр. – Зачем?Говорила в основном ?Тень Дамблдора?. Все они – исключая греющегося у камина парня – уселись в кресла, которые профессор МакГонагалл трансфигурировала из старых стульев. И хорошо, что уселись. Дело было даже не в том, что ноги едва держали Кингсли после всего, что с ним случилось. Дело было в самом рассказе Минервы: чем дольше она говорила, тем тверже становилось убеждение Шеклболта, что если бы он в это время стоял, то рухнул бы без сознания прямо на дубовый паркет.Еще в конце семидесятых Альбус Дамблдор сплотил вокруг себя нескольких сильных волшебников, готовых противостоять угрозе экстремистов. МакГонагалл старательно обходила имя Волдеморта, и сначала Кингсли решил, что она просто следует общей тенденции. Но она вообще не выделяла лидера Пожирателей Смерти как основного политического противника Дамблдора и всех, кого защищал этот великий старец, пусть Вечность и Свет приютят его бесстрашный дух! Она говорила о Волдеморте как о Томасе Реддле, а также называла множество иных имен, и Шеклболт ловил себя на том, что, будучи в те времена молодым двадцатичетырехлетним аврором, слышал большинство из них. В моменты проблесков таких воспоминаний в голове начинал шевелиться и растопыривать колючки злой дикобраз. Именно поэтому возвращаться к болезнетворным мыслям не хотелось.– Сейчас от прежнего состава отряда сопротивления не осталось почти никого. Но незадолго до своей гибели Альбус возобновил деятельность фениксовцев. Он набирал в наши ряды только проверенных и честных людей…Кингсли покосился на безмолвствующего Северуса – тот до сих пор так и не представился по фамилии, и парень, греющийся у камина, тоже. Минерва ничего не путает? Вот эти двое и есть ?проверенные и честные люди?? Один изо всех сил старается лицо прятать, другой… лучше б прятал!– К счастью, одному из ошибочно осужденных удалось бежать, – когда она сказала ?ошибочно?, сидящий у камина как-то странно дернулся, заворчал, будто цепной пес, а после опять разразился кашляющим лаем или лающим кашлем. – Его подвергли выборочной дислексии, чтобы он никогда не смог проговориться о своем пребывании в Азкабане, но он постепенно смог навести нас на нужные мысли, чтобы мы наконец разгадали, как это работает. И не только разгадали, но и нашли способ противостоять парамнезии, в которую погружают приговоренного, чтобы, настроенный на нужный лад, он и дальше варился в собственных кошмарах…– И кто это был? Давно ли он сбежал? Я ничего о таком не слышал…– Еще как слышали, – ответила Минерва, кивая на ?чахоточного?. – Весной 1991 года…– Я уже несколько лет работал с маглами и мало…– Если вы читали хоть один выпуск ?Пророка? в то время, вы не могли пропустить такую тему. Она обсасывалась по несколько раз на дню. Я говорю о бегстве Сириуса Блэка, а это перед вами – сам Сириус Блэк.И профессор указала рукой в сторону греющегося у огня мужчины. Кингсли подбросило на ноги, и он выставил перед собой палочку. Блэк только глянул через плечо, не по-доброму оскалился, снова что-то пробурчал и отвернулся. Кидаться на присутствующих он не стал. Бывший аврор отдышался и опять вспомнил о безмолвном Северусе – в таком случае, наверное, лучше и не знать, кто он, пусть молчит и дальше. Всё запутывалось сильнее и сильнее.– Кстати, торментометры, настроенные на дом Шеклболта, бездействуют, – будто назло чаяниям Кингсли, заговорил хозяин дома. – Дементоры не особенно преследовали и беглых Пожирателей… Что, Блэк, ты и тут отличился?– Стараюсь, Нюнчик. Смотри не сдохни от зависти, – сразу же оживился беглый Блэк, словно только этих слов и ждал.– Ну а если серьезно, Минерва? – даже не взглянув в сторону Сириуса Блэка, продолжал ?Нюнчик?. (Откуда такое дурацкое прозвище?) – Почему они до сих пор не отстанут от блохастого? О чем они? Сириус Блэк – преступник, Пожиратель, сдавший своему повелителю семью Поттеров, и его вина была доказана судом Визенгамота, а эти люди ведут себя рядом с ним как ни в чем не бывало. Явно заинтересованный вопросом Северуса, Блэк поднялся со ступеньки и подошел поближе к беседующим. В отличие от своих спутников, одет он был скорее по-магловски, но довольно небрежно. ?Тень Дамблдора? пожала плечами:– Я могу предложить только одну версию: если дементоры – самые жуткие монстры подсознания, то иллюзионист, способный силою мысли создавать нечто из ничего, оказывается с ними в западне. Сириус невольно порождает и овеществляет призраков острога. Его тело свободно, но ум до сих пор скован заклятием приговора. Он до сих пор узник. И вы, мистер Шеклболт, между прочим, тоже.Северус раздраженно стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла:– А ведь я настаивал назначить процесс по пересмотру его дела!Вокруг него вдруг сгустилось что-то жуткое и ледяное. У Шеклболта задрожали колени, Минерва отпрянула, а Блэк, кашляя, попятился, ткнул кулаком в стену, выругался в адрес Северуса; затем всё улеглось, и МакГонагалл продолжила рассказ. А дальше выяснилось, что по освобождению Кингсли из заключения была проведена целая операция, в которой участвовал даже один из членов организации Неназываемого. Именно он и передал ему в предвариловке то самое ключевое слово, благодаря которому бывший аврор сумел проснуться.– Но он Пожиратель или нет?Северус отреагировал быстро и резко:– Вас это пока не касается! Всё, что нам сейчас нужно от вас узнать – согласны ли вы сотрудничать с орденом сопротивления.– А что, если я отка…В этот момент каминная часть залы осветилась зеленым. Обмахивая с себя летучий порох, из языков зеленого пламени шагнул мужчина в аврорском мундире. Шеклболт узнал Джоффри Макмиллана – прежде они были в добрых отношениях. Впрочем, Макмиллан вообще избегал подковерных игр и старался держаться подальше от карьерных интриг. Может, поэтому, несмотря на выслугу лет, до сих пор и не выбился в высшие командные чины. Ему хватило нескольких секунд, чтобы вникнуть в обстановку:– С праздником, господа. Рад тебя видеть, Кингсли, и хочу сразу заметить, что отказа от сотрудничества лично я от тебя не приму. Я знаю тебя как порядочного человека. Понимая, насколько нас мало осталось, ты вряд ли сможешь держаться в стороне.Он говорил спокойно и серьезно, лишь слегка улыбаясь в своей привычной мягкой манере, но эта улыбка не говорила ни о чем: Джофф, когда надо, умел быть очень жестким и бескомпромиссным. Правда, перед этим он всегда до последнего пытался договориться.– Но всё же, какую судьбу вы уготовили мне на случай отказа? – Шеклболту было уже просто интересно, как далеко может зайти этот ?орден? старого Феникса, лишившись своего учредителя. – Сдадите меня обратно в Азкабан?– Нет, – Макмиллан коротко взглянул на Северуса. – Но тебе придется оставаться в стенах этого дома. Тоже своего рода заточение.– Я бы поменялся с ним местами! – ввернул Сириус Блэк. – Если бы не эти проклятые дементоры! Не могу больше сидеть в четырех стенах, я хочу действовать…Кингсли насторожился:– Действовать? Получается, что меня вербуют? Тогда что же я должен делать?Снова заговорила ?Дамблдорова Тень?, до этого момента чопорно поджимавшая губы:– В случае согласия вы отправитесь за границу, выйдете на определенных людей в правительствах других стран… разумеется, в магических правительствах… И постараетесь донести до них всё, что сейчас донесли до вас мы. Магическая Британия законсервирована: никакие правдивые сведения практически не утекают отсюда и не проникают сюда. Маги во внешнем мире просто не знают о том положении, в каком мы оказались в последние полгода… Особенно – в три истекших месяца, когда правительство начало штамповать эти безумные законы один за другим… А если узнают лишь бы от кого – наверное, и не поверят. Это слишком безумно, чтобы казаться правдой. Поэтому нам нужны проверенные люди, к которым точно прислушаются высшие маги из других стран. Не стоит, однако, забывать, что и сторонники Неназываемого – и здесь, и на континентах – не сидят сложа руки…– Но вы сказали, что крупных нападений на людей не было – ни на магов, ни на маглов?.. – Шеклболт подергал жесткие курчавые волосы непривычной бороды. – Я столько всего пропустил…– Крупных не было. Да и мелких… – Минерва взглянула на Северуса, а затем на Макмиллана, и те философски уставились в огонь камина. – И мелких тоже пока было немного. Недоглядели. Пожиратели стремительно захватывают все высоты, им сейчас не до маглов – они целиком и полностью заняты подготовкой к главному. Но дальше, когда они окончательно возьмут Британию в кольцо, начнется совсем другая политика. У нас не слишком много времени. Благодаря внутренним силам сопротивления процесс может растянуться на более долгий срок – не на два-три месяца, а, быть может, на год. Но взрыв неминуем, мы можем его только отсрочить. Если мы не получим помощи извне, то страна обречена – своими силами мы не смогли справиться пятнадцать лет назад и уж тем более не сможем и сейчас.Кингсли был аврором. Служил он также посредником между правительствами двух миров. Но он никогда не чувствовал в себе политической жилки и не был уверен, что из него выйдет хоть сколь-нибудь приличный парламентер. Он колебался и, озадаченный, не сразу заметил, как всматриваются в него Джоффри и Северус. Он не держал окклюментные щиты и догадался, что они считывают поверхностную ментальную информацию.– Вы сказали, мэм, что мне придется заставить прислушаться к моим словам высших магов Европы…– Возможно, не только Европы, мистер Шеклболт.– Я понимаю, вы делаете ставку на мою службу у магловского премьер-министра… но это может не сработать в другом обществе…– Уверяю вас, мистер Шеклболт, это сработает. У вас будет козырь, который сыграет свою ставку и обеспечит вам надлежащий старт.– Я могу узнать, мэм, что это за козырь?– Кто этот козырь, будет правильнее сказать. Он отправится с вами осенью наступившего года. Если точнее – в сентябре.* * *Назойливая возня, писк и шорохи под кроватью разогнали остатки сна, и Гарри, перевернувшись ничком, съехал на животе с края матраса, чтобы подловить негодяев. Сомнений не было – вот они где аукаются, эти разбежавшиеся еще после новогодних каникул подкроватные шуршунчики Хагрида. И ловят их уж третий месяц, а они ведь по весне, в довершение всего, размножатся, как кролики. Под кроватью было темно, но ему удалось разглядеть несколько копошащихся комков. Ну, всё понятно: у них уже брачные игры – Филч задолбается ловить потомство этих меховых мини-пылесосов по всем углам. Разряды статического электричества с полной определенностью указывали на то, что кое-кто там уже вполне успешно спаривается. А Мертвяк, как ни в чем не бывало, дрыхнет на своей присаде. Не птица, а динозавр с бронированными нервами.Остальные обитатели спальни еще досматривали самые сладкие утренние сны, закрывшись от шума чарами, Гарри один как магл какой-то. Он улыбнулся. Чем дальше, тем привычнее было ему сознавать, что по большей части он справляется со своими обязанностями и без магии – кроме, разве что, таких случаев, как нынешний. От этой напасти может спасти только шумоизоляция или бесконечно тарахтящие однокурсницы Гермионы, из-за которых разбегутся даже шуршунчики, не выдержав конкуренции.После необходимых утренних процедур Гарри выкатился в коридор, а Мертвяк полетел на кухню свистнуть для него что-нибудь перекусить, потому что до официального завтрака еще больше часа, а есть хотелось невыносимо. Пробегая мимо Желтого Плаксы, юноша споткнулся обо что-то невидимое и чуть не пропахал носом несколько каменных плит, но это была бы чепуха, если бы попутно не загрохотали адские фанфары и из-под пола чертиками из табакерки не выскочили две громадные дутые кобры. Но главного – приглушить это светопреставление – Гарри не мог сделать никак. Пришлось сгребать вручную все разлетевшиеся из сумки вещи и делать ноги так быстро, как только он был способен. В первую очередь перепуганной индюшечьей стаей заклекотали портреты на стенах… дальше, конечно, прискачет Пивз, а за ним на месте преступления окажутся миссис Норрис и завхоз Филч. Винс и Грегори, вы образцовые два придурка! Чтоб вас в Мунго так лечили, как вы пытаетесь ?лечить? ближнего своего!Сам не заметив, как очутился на четвертом этаже, Гарри шмыгнул из бушующего коридора в Зал трофеев переждать основной переполох. Там он забился за громадного ферзя – награду небезызвестного Ричарда Стампа, который, как гласит табличка, победил в шахматном турнире 1974 года самого гроссмейстера Септимуса Уизли. Отец как-то говорил, что Горбатый Ричард вполне заслуженно считался гением Хогвартса, но следы его теряются после Смуты: Стамп или погиб, или куда-то уехал, точнее о его судьбе, равно как и о судьбе его родни, не знает никто. Судя по скрипам, треску и возне в углах, любвеобильные шуршунчики забрались и в это помещение. Значит, одно из двух: или наличие кроватей им не так уж важно, или в берлоге Хагрида они привыкли уже абсолютно ко всему.С Крэббом и Гойлом, этими слизеринскими продолжателями бессмертного подвига Джорджефредов, пора что-то решать. Жаль, конечно, наступать на горло их песне, не зря же Лу и Ге просят его потерпеть эти выходки. Нельзя, мол, обижать в лучших чувствах двоих дуболомов, когда они встали на путь исправления. Но это уже невыносимо. Путь их исправления выложен благими намерениями, а благие намерения ведут… известно куда. Этак Гарри не только не излечится, а еще и заикание приобретет в нагрузку, как Квиринус Квиррелл, кошмар его первого курса.Во время предрождественского визита регента и его свиты с прессой в Хогвартс произошло загадочное событие, убедительного объяснения которому они с отцом, Луной и Гермионой не нашли до сих пор. Тогда, на приеме, у Ржавой Ге при виде Даркмена хлынула носом кровь, и она начала терять сознание. Натасканный на такие ситуации Гарри распознал обморок, вовремя подхватил ее и, перепугавшись, сам не понял, как смог остановить кровь. При этом он успел заметить, что на несколько страшных мгновений, когда подруга была на грани жизни и смерти, на лбу у нее проступил отчетливый шрам в виде молнии. Этот шрам был с той же стороны, что у него самого, и точной копией того, что он прятал под челкой. Как только кровотечение прекратилось, шрам бесследно исчез. Гермиона и все остальные потом говорили, что Даркмен снимал свои как попало трансфигурированные очки, но в том-то и дело, что Гарри стоял рядом и этого не видел! Ему вообще показалось, что время сделалось вязким, как сироп, и часть мира куда-то исчезла – как будто на них с Гермионой опустился глухой стеклянный купол. И дальше, весь путь до лазарета, он помнил обрывками – как все кинулись помогать, но он никому ее не доверил и сам, всё так же на руках, дотащил в больничное крыло. Верно говорят: люди без сознания или мертвые кажутся гораздо тяжелее живых. Но он донес.Этим дело не кончилось. Все видели, как Гарри остановил кровь. Все, кроме гостей из Министерства, знали о его проблемах с магией. Естественно, слух о магическом выбросе разлетелся по всей школе. И с этого дня громилы Малфоя не давали ему продыху и прохода. Эти два эксперимента эволюции отчего-то решили, что раз он перепугался в предыдущем случае и у него от этого начала ?прорезаться магия? (они так и твердили: ?прорезаться?!), то теперь, если его хорошенько, а главное неожиданно, встряхнуть снова, то магия может вернуться совсем. С чего они это взяли – непонятно, но отныне у Гарри хотя бы раз в неделю да случалось какое-нибудь приключение. Большой фантазией парни не отличались, и все ?нежданчики?, как подобное называет отец, были на редкость похожи один на другой и никаких положительных результатов не приносили. Но Крэбб с Гойлом не отчаивались, а Малфой, дабы не ударить в грязь лицом перед сокурсниками, поворачивал всё в выгодную для его реноме сторону – делал вид, будто они творят пакости Поттеру из-за смертельной вражды. И, что самое интересное, ему удавалось втирать очки всем, кроме участников ?Ордена Фомы Неверующего?. Только Джинни Уизли злилась по-настоящему.– Эй, босс! Приём! – сидящий на одном из старых квиддичных кубков Мертвяк протягивал ему зажатую в когтях салфетку с чем-то съестным от школьных домовиков. – Опять два контуженных пудинга чего-то нахерачили? Жуй-жуй, там это теперь надолго.Да, тяжело без магии передвигаться по взбудораженному Хогвартсу, особенно если хочешь оставаться незаметным. Ему повезло, что мимо Зала трофеев как раз проходила профессор Трансфигурации, Патрина Фьюри. Сверкая и сияя, как новогодняя ель мишурой, старушка увидела Мертвяка и сразу начала говорить: ?Кыш! Кыш!?, опасаясь, очевидно, за свои побрякушки, но потом заметила и слегка выглянувшего из-за ферзя юношу. Она была женщиной странной, но доброй, поэтому приветливо помахала ему рукой и предложила проводить до лазарета, прикрыв его своими чарами инвиза, и Гарри уцепился за эту возможность.– Кто-то снова набезобразничал, – пока они перемещались на лестницах, сказала профессор Фьюри с легким акцентом непонятного происхождения и погрозила пальцем вившемуся над ними черному ворону. – Не удивлюсь, если это сделал ваш негодный фамильяр!– Уверяю вас, профессор, Мертвяк тут ни при чем. Тут и других деятелей хватает.Она взглянула на него с каким-то знакомым и очень молодым задором, но улыбку сдержала. Гарри так и не смог понять, кого она ему напомнила. Довести его прямо до больничных покоев профессор не успела: по дороге ее перехватил профессор Слагхорн, который с самого их поступления на службу безуспешно ухлестывал за неприступной пожилой леди. Она неизменно старалась куда-нибудь скрыться от него, а он растопыривал руки и всей своей необъятной тушей плыл за нею по коридорам, блаженно урча и уговаривая не спешить, а уделить ему пару минут драгоценного времени. Провожая их взглядом, Гарри хихикнул, но тут невидимость пропала, и пришлось ему снова бежать.Хоть и разбудили его почти на два часа раньше срока, на дежурство в Мунго Гарри чуть не опоздал, да еще и получил нагоняй от мадам Помфри за то, что ?непонятно где ходит?. Она сердито пригрозила, что в следующий раз за такие проволочки вообще не откроет ему портал из больничного крыла:– И тогда будете добираться, как хотите!Он только моргал, кивал и каялся. А по прибытии в лечебницу узнал, что тот самый его пациент с пятого этажа, Эрвин Скабиор, который мнил себя жертвой оборотня, минувшей ночью пытался покончить собой. Теперь его накачали успокоительным и временно обездвижили, он плакал и спрашивал про мальчишку-сквиба. Гарри хлопнул себя ладонью по лбу: сегодня ведь 24 марта, полнолуние, он совсем про это забыл!– Пойми, Гарри, или как там тебя, просто пойми, я не хочу сделаться зверем, не хочу! А зверь там, внутри! Извести его надо, чувак, понимаешь ты меня, нет? – торопливо забормотал пациент, едва увидев Гарри на пороге своей палаты. – Здесь все умирают, в комнате этой, вот снилось мне давеча…Он начал пересказывать свои бредовые сны, чем едва не усыпил самого Гарри, а потом, как обычно, перешел на историю, которую считал правдой – о том, как его чуть не задрал сам Фенрир Грейбек, Сивый оборотень.– Договорились мы с Курилкой Флетчером о встрече на одной магловской фабрике, припер я товар, а Флетчера, вишь ты, нет как нет! Воняло там, как в отхожем месте, я всё свалить хотел, да жаба давила. Потом ветер сменился. Зверем повеяло, и не простым, а как если бы мужик век не мылся и с ним еще был бы смердящий пес – два в одном, аж по носу шибануло той вонью. Я рюкзак скинул – и наутек. А оно за мной ломится через кусты и через пустырь…Гарри слышал эту историю по меньшей мере десятый раз в незначительных вариациях, но старался не показывать скуки и изображал внимание. (Дурацкие шуршунчики Хагрида! Из-за них теперь целый день придется клевать носом!) Потом оборотень догнал Эрвина в какой-то двухэтажке и напал. Обычно дальше Скабиор начинал плакать и повторять, до чего ему страшно быть зверем. Он стягивал с себя верх от пижамы и показывал несуществующие шрамы на теле, подкатывал штанины, твердя, что все его ноги в рубцах, но там не было ни следа. Уж Гарри точно знал, как выглядят настоящие укусы оборотня – при всех возможностях магической медицины убрать их последствия нельзя. Он читал историю этого больного: соседи вызвали целителей, когда два года назад у снимавшего квартиру Скабиора впервые начался припадок. Это тоже было в полнолуние, и он точно так же пытался нанести себе увечья, крича, что он-де вервольф, но не хочет становиться зверем. Между собой другие целители говорили, что всё это он придумал, никто на него никогда не нападал: кому он нужен, этот вороватый перекупщик краденного? Увидел настоящего оборотня и свихнулся – а то, что он его видел, сомнений не вызывало, да только никакой вервольф на него не нападал, иначе авроры привезли бы его не в отделение для душевнобольных, а в специальную резервацию для обращенных.– Скажи, чтобы они меня расколдовали, – попросил Эрвин сонного парня, кивая на зафиксированные конечности. – Не буду больше калечиться, пусть снимут чары. Ну, ты ж меня знаешь, я тебя не подведу, чувак! Давай, скажи им.– Здесь не я решаю, сэр, – ответил Гарри, попутно приглядываясь к перилам кровати: когда Скабиор пошевелил рукой, юноша заметил на одной из перекладин какую-то фиолетово-синюю метку. – А что это такое?Он привстал и рассмотрел получше нанесенные на металл послюнявленным копировальным [1] карандашом две цифры ?6?. Гарри даже не сразу и понял, отчего это ?66? так захватило его внимание, что он мгновенно проснулся. Регулус Блэк тоже постоянно упоминал две шестерки, когда бредил. Но чтобы два человека, свихнувшихся независимо друг от друга и в разное время, так совпали по одной незначительной детали?! И… почти забыв о пациенте, юноша наклонился еще ближе к надписи… да ведь это же никакие не две шестерки! Это же две буквы – GG! Перед глазами возник позолоченный оттиск на обложке сочинений Геллерта Гринделльвальда. Начертание в точности совпадало, и издалека буквы на книге тоже можно было бы принять за стилизованные цифры.– Это вы написали? – спросил Гарри, хотя надпись была очевидно свежей, а кроме Эрвина в палате больных не наблюдалось – не брать же, в самом деле, в расчет целителей. Скабиор не стал отпираться и кивнул. Он был параноиком, но не шизофреником, крыша у него съезжала только в минуты обострения, а по большей части мыслил он вполне здраво, если не считать запуганности. – А что это означает?– Чувак, ну я же тебе рассказал свой сон, а ты, поди, и не слушал! На этой самой кровати много лет назад померла одна рехнувшаяся старая леди. Бабка звала себя Лиссандрой Блишвик и считала, что ей шестнадцать лет и вокруг одна ее родня. Мало-помалу и отъехала на тот свет, а сама даже не заметила.Гарри так и сел. Его прабабушку по отцовой линии звали Лиссандрой, и профессор пару раз упоминал, что она была из рода Блишвиков. И умерла она именно в Мунго, лишившись разума из-за смерти почти всех близких, изведенных подонком-Реддлом.– Она вам приснилась? – он уже жалел, что не слушал болтовню Скабиора с самого начала.– Не она, а голос. Голос мужика мне приснился и мно-о-ого чего рассказывал, только я не всё запомнил. Но я успел спросить, как его звать, и он засмеялся. Когда я просыпался, увидел вот эти GG… – он умудрился сложить зачарованную парализующим заклятием кисть руки в кулак и отставленным большим пальцем указать себе за голову, как раз на свою метку, – и сразу же их записал, чтоб не забыть.– А вы можете вспомнить, что еще говорили эти Две… что говорил этот GG у вас во сне, сэр?– О старой леди – только это… а вообще… Он о какой-то петле говорил, во! Я так и не взял в толк, что за петля такая. Повеситься, что ли, предлагал? Хе-хе. Слово еще называл мудреное… спелл… спелл… хры-фры-плы-пылл-что-то-такое, короче. Одну половину его болтовни я не понял, а другую не понял вообще. [2] Ну вот, к примеру, бормотал он что-то насчет сотен неудачных ?прошлых раз?, а потом и говорит – сейчас, мол, впервые за всё время сложилось как надо, упускать нельзя. Тебе это о чем-то говорит, чувак?– Нет.– Вот и мне тоже нет. Слушай, ну скажи ты своим, чтобы расколдовали меня. Я уж отошел – сам видишь. Пусть только они ко мне потом не лезут больше со своими палочками, а с тобой мне нормуль. Глядишь, и еще чего вспомню… со свободными-то руками-ногами чего б не вспомнить? Ну как, заметано?..До самого конца дежурства Гарри не мог выбросить из головы этот разговор. И только на лекции у профессора Умбрасумус байки сумасшедшего Эрвина отодвинулись на задний план, а голова заполнилась другими вещами. Юный целитель понял, что столкнулся с чем-то необъяснимым. С каким-то явлением, которое объединяет совершенно не знакомых между собой людей – Скабиора и Блэка. То есть, людей с пошатнувшейся психикой. Как там у старины Ломброзо? Гений и сумасшествие? Гений и сумасшествие! Гений, гений… Что-то о Голландце писал им с Гермионой и Локхарт. По крайней мере, он часто цитировал его именно как GG. Гений и… А что, если понимать этого всесильного GG может либо гений, либо псих, терциум нон датур? И куда в таком случае девался настоящий Геллерт Гринделльвальд? Почему о нем все молчат?* * *К вечеру над Запретным лесом натянуло тяжелых дождевых туч, и сразу стемнело, как в сумерках. Покружив с остальными воронами над Гнилым болотом, Мертвяк решил, что лучше бы вернуться в замок, и, пока летел, трижды чуть не был сбит на землю ураганными порывами ветра. Гроза в марте? Инфернальненько! Не иначе как ?жрецы климата? из отдела Тайн опять что-то нахимичили, мало им было той истории в шестьдесят седьмом, когда от искусственного подземного толчка Черное озеро вышло из берегов, залило давно осушенные каналы и затопило часть подвальных сооружений Хогвартса, включая некоторые залы Слизерина.Однако всё стихло еще до того, как мимир оказался в укрытии. Только что бешено вращающийся флюгер на одной из башенок Гриффиндора вдруг встал, как вкопанный, а свист и шум оборвался. Ну, точно, к этому не могли не приложить руку ополоумевшие синоптики-невыразимцы, Акуну их Матату за ногу! Не зря они прозваны жрецами климакса и маразма, а тут еще и весна.Зато студенты плевать хотели на причуды погоды: у них тоже была весна – правда, с другими последствиями. Добираясь к заветной кухне, Мертвяк то и дело натыкался на милующиеся по углам парочки, а от Шамана чуть не заработал проклятье, когда вспугнул их с Падмой в коридоре с доспехами и устроил неимоверный грохот обвалившимися щитами и латами. Доберется до вас Филч, будут вам поцелуйчики!Но самая вишенка на торте поджидала ворона в квиддичных раздевалках, вернее, в общей комнате между раздевалками мальчиков и девочек, заваленной метлами, старыми квоффлами и бладжерами, списанными скамейками с трибун, старыми флагами и прочим околоспортивным хламом. Такое состояние здесь царило всегда и будет царить вечно, пока существует Хогвартс. Посреди всего этого бардака не на жизнь, а на смерть скандалили слизеринец Малфой и гриффиндорка Уизли. Мертвяк застал представление на этапе, когда палочки еще в ход не пошли, но бладжерами друг в друга уже швырялись. Всё правильно: утром в деканате – вечером в палате. Накануне решающего весеннего поединка Гриффиндора со Слизерином БаБах и Снейп всё утро сегодня цеплялись друг к другу по малейшему поводу, а Джинджер с Хорьком, похоже, продолжили традицию своих деканов и теперь сильно рискуют завершить этот день в лазарете в качестве пациентов-коматозников.– Да ты наруча Рона не стоишь, Малфой, и закрой свой змеиный рот! Не тронь моего брата, понял? – визжала доведенная до исступления Уизлетта не своим голосом. Бедный ее будущий супруг, кем бы он ни оказался! Эвон как ее колбасит со злости!В ответ блондинчик упоенно язвил, еще больше выводя девицу из себя и увертываясь от летящих снарядов.– Да куда ва-а-ам! Гриффы теряют башку даже на тренировках! Кошки вы дра-а-а-аные, а не львы! Когда ваши капитаны сменились, вы вообще стали нулями без па-а-а-алочек. Ты сама сегодня два раза потеряла квоффл и чуть не получила бла-а-аджером по хребту!– Сейчас ты получишь бладжером по лбу, Феррет! Ну всё, ты труп! Понял?!Началось: они повыхватывали палочки. Наевшийся на кухне до отвала, и не только хлеба, мимир приготовился к зрелищам: как-никак прайм-тайм, время ?Санта-Барбары?! Главное – спрятаться, чтобы шальным не прилетело, и наслаждаться боевичком в безопасности. Иначе эти двое всего лишь на соседних койках в палате окажутся, а тебя зато вместе с остатками перьев со ступенек в совок сметут, Мертвустичек.Белобрысый или парировал, или промахивался, даже когда рыжая бесовка оказывалась в двух шагах, а она не шутила и обрушивала на его голову всё, что было ей доступно. Для шестикурсника отбить эти выпады не составляло труда, но Уизлетта однажды изловчилась и всё же низвергла на него ледяной водопад. Промокший до нитки и похожий на облезлого желтого цыпленка, Драко сорвался. Обозленный, он пошел в наступление, довольно быстро обезоружил противницу и, меча глазами искры, шмякнул ее спиной о кабинку с квиддичным снаряжением так, что их завалило высыпавшимися вещами. Придавленная за плечи к шкафу, Джинни бранилась и истерила, требуя отпустить ее, а он, судя по взгляду, выбирал способ убийства. Наконец она опять вывернулась и сделала ему подножку, только сама отскочить не успела, и, споткнувшись, он просто повалил ее с собой на груду вещей, засыпавших скамейку. Вопли сначала усилились, над хламом хаотично взметывались то кулаки, то ноги девчонки, потом звуки борьбы сменились возмущенно-приглушенным писком, как будто ей заткнули рот. Руки еще пару раз лениво стукнули по спине парня… шлепнули ладонями… погладили… и пропали под грудой вещей. Вот, это дело! Слизеринцы время терять попусту не будут. Пора, пожалуй, оставить их наедине. Однако Мертвяк просчитался: как только Малфой предпринял попытку перейти черту, Уизлетта снова взъярилась и отшвырнула его, уже не ждавшего отпора, от себя:– Да что ты себе возомнил, Малфой?! После того, что ты сказал про меня и квоффлы…– А что, не та-а-ак, что ли? – он раздосадованно отплевывался в сторону от какой-то особо назойливой и длинной волосины, прицепившейся к лицу, потом и вовсе неэлегантно утерся рукавом. – Да я ни словом не погрешил, ра-а-а-астяпа Джинджер!– Нет, ты возьмешь свои слова назад, Феррет! Возьмешь, или я загоню их назад в твою глотку!– Хочешь па-а-ари?– Хочу! И прямо сейчас! Вдвоем на поле, кто словит снитч, тот и требует извинения в любой форме, ясно?– Ну, пошли! – Драко в раздражении вскочил и рывком за руку поднял ее. – И если ты облажа-а-аешься, попробуй только увильнуть!– Это мы еще посмотрим, кто тут облажается!Эй, бестолочи, куда вас понесло в такую погоду? Впрочем, когда какой-то ливень мог нарушить планы истинного квиддичиста? Мертвяк незаметно последовал за ними, ему и самому уже было интересно, кто из них будет извиняться и на каких условиях.Ливня еще не было, но ветер снова качал кроны деревьев в лесу. Пока сумасшедшая парочка, оседлав метлы, неслась к полю для квиддича, ворон взлетел повыше и увидел, что по тропинке к избушке Хагрида в наброшенном на плечи дождевике спешит босс. Он-то чего там забыл на ночь глядя, еще и без магии? Может, Лавгуд там, и он за ней? Пожалуй, лучше приглядеть за парнем – эти как-нибудь сами разберутся, а вот босс – он просто маэстро в деле наживания себе врагов и проблем.Первый раскат грома проурчал за дальними холмами…* * *Гарри вернулся из Мунго позже, чем обычно, и очень усталым. Не столько физически, сколько из-за раздумий – о Голландце, о Скабиоре и прабабушке, о Регулусе и Гилдерое. В голове творилась какая-то каша, и только в спальне юноша вспомнил о Хагриде: надо же было сгонять к леснику и попросить забрать себе это беспокойное хозяйство под кроватью. Когтевранцы ведь не хотят жить, перешагивая через всюду копошащихся мохнатых ?пылесосиков?.На улице собирался дождь – и, похоже, не простой, а с грозой. Рановато для грозы, конечно. Гарри оделся на случай ливня и выскочил из замка. Уже почти на пороге избушки его застал пророкотавший за лесом гром.Хагрид уговаривал его остаться на чай и переждать непогоду, но пить чай Хагрида на голодный желудок было невозможно, да и в школе ждало множество дел, которые нужно успеть выполнить до отбоя.– Говоришь, брачные игры у них? – довольно улыбался в бороду полуогр с таким видом, как будто ему объявили, что это он сам скоро станет дедом. – А себе не хочешь парочку оставить, ась? Они ж, когда детеныши, милейшество сплошное! У меня где-то карточка была… ща покажу!Гарри хрюкнул от смеха. От лесника, конечно, всего можно ожидать, но чтобы он в таких выражениях умилялся каким-то подкроватным зверушкам – это уже перебор. Стареет дядька Рубеус, сентиментальничает.– Нет, Хагрид, спасибо тебе за доверие, но шуршунчиков мое плотное расписание уже не выдержит.– Дак они ж неприхотливые!– Не-не, забирай всех, я как-нибудь переживу. И в Трофейном зале их навалом. Забирай, иначе Филч их изведет отравой, жалко будет.Договорившись с Хагридом, Гарри выскочил за дверь. А там уже творилось что-то невообразимое: небо секло деревья мелким градом и дождем, исходило молниями и громом, и всё это в вихрях туч и ветра. Хогвартс угадывался вдалеке только по рано засветившимся окнам. Держась за капюшон дождевика и оскальзываясь на размытой тропке, юноша припустил к замку.Когда он съезжал на заднице с мокрого пригорка, то заметил пронесшегося у него почти над самой головой человека на метле. Кто это был, Гарри не понял – и не был уверен, что ему не примерещилось. Но не успел он, доехав до низа, подняться на ноги, по той же траектории пронесся еще один гонщик-самоубийца. Этот летел чуть ниже и, судя по зеленой униформе, был слизеринцем. А это они вовремя удумали тренировки устраивать, трудности закаляют характер. И вообще – что они здесь делают? Квиддичное поле намного правее и почти в полумиле отсюда…Последний перелесок, мостик над бурлящим глинистым потоком, который в обычном состоянии – просто чахлый ручеек в широком русле… Перед Гарри расстилалось ярдов двести совершенно открытого пространства, над которым неотрывно мерцали молнии и свирепствовал ливень с градом. На этот раз что-то золотистое просвистело прямо перед носом и взмыло вертикально вверх. Секунду спустя этот путь повторил сидящий на метле квиддичист в багровой от влаги одежде. Юноша узнал гонщика – это была Уизли. Додумать мысль он не успел: молния оказалась проворнее. Вспышка в высоте. Сверху что-то летит, а вокруг мечется и каркает огромный ворон.Всё проскочило как тогда, на том предрождественском торжестве, когда Ге упала в обморок. Только теперь Гарри вдруг очень четко и на удивление последовательно вспомнил уроки отца. Профессор говорил, что этим приемом они с мамой защищались от непроизвольно насылаемых младенцем-Гарри электрических разрядов. Своевременная защита могла бы спасти даже от смертоносного Фулминис Энсис. Гарри почувствовал, как все его силы точно утекают с бешеной скоростью в незримую воронку, но падение Джинни замедлилось (а еще его больно ударило по лицу обломком ее метлы, коварно прилетевшей откуда-то сбоку). Тело девушки в мерцании молний казалось изломанной куклой. Еще одна электрическая змея наскочила нее, но расшиблась о невидимый кокон и растаяла. Гарри понял, что больше не удержит такой вес и уронит Уизли с огромной высоты. Даже если она еще жива после первого удара молнии, упав, раненая разобьется насмерть.Он и думать забыл про Мертвяка, а мимир, громко каркая и матерясь, летел впереди несущегося к ним Драко.– Малфой, давай! – заорал Гарри и, как будто струну оборвали, отлетел навзничь, потеряв контроль над Уизли.Тело снова рухнуло вниз, но пролетело всего пять-шесть футов и снова зависло. Держа ее на прицеле палочки, Малфой приземлился и отшвырнул в сторону свою метлу. Его била крупная дрожь. Впрочем, дрожь била и Гарри, он вообще еле шевелился и ничего не соображал. Но когда Джинни плавно опустилась на землю, у него как будто открылось второе дыхание. Они с Малфоем бросились к ней одновременно, с двух сторон.– П-поттер, прошу! Поттер, прошу тебя! – как заведенный, повторял Драко, сам не понимая, что и зачем бормочет, почти срываясь в рыдание.Гарри прижал пальцы к горлу девушки. Пульс прощупывался.– Живая, Малфой.Тот громко выдохнул, заскулил и, съежившись, ткнулся лбом в ее плечо.– Давай, давай, ноги-ноги, пока и нас не пришибло. Закрой нас щитом, Драко, ее берем на руки и тащим к Помфри.– Я носилки могу.– Давай, если можешь. Щит тоже контролируй, иначе огребем.– Окажи ей первую помощь, Поттер!– Сначала где-нибудь укроемся. Мертвяк полетел за медиками.Перекидываясь короткими репликами, они добежали вместе с Джинни до портала Хогвартса и ворвались в школу. Гарри осмотрел ее и перевел дух: кажется, они отделались испугом, потому что девчонку просто контузило – по всей вероятности, сама молния ударила в металлические крепления на ее метле.– Я твой должник, – сказал Малфой с трагической слёзкой в голосе.Гарри, который уже убедился, что Джинни вне опасности и завтра будет как огурчик, еле сдержал серьезность. Пафосный Драко – это отдельный опус для фортепиано с оркестром.– О! Точно! Поэтому теперь ты должен сказать своим долбоебам Винсу и Грегу, чтобы они прекратили меня ?лечить?.– А что это вообще было? Ты же колдовал, правда? – Драко метался взглядом от своей ненаглядной Джинджер к Гарри и обратно, не в состоянии остановиться на ком-то одном из них. – Ты без палочки колданул, Гарри! Это ж Мерлин знает что за чудеса! Выброс, да? Получилось? У тебя получилось?Он даже забывал растягивать слова. Всполошенный Малфой – что может быть прелестнее? Интересно, профессор Снейп когда-нибудь видел своего студента в такой экзальтации?– Ты только не говори пока никому, ладно? – попросил Гарри, и тут ему стало совсем нехорошо; болью дернуло шрам на лбу, а силы куда-то пропали. С отнимающимися ногами и руками, дрожа от слабости, он сел на ступеньку, прямо в натекшую с них лужу.Малфой что-то спрашивал, но слова его звучали как растянутый низкий гул без всякого смысла. Отпустило только после того, как примчавшиеся на подмогу ассистенты мадам Помфри напоили Гарри восстанавливающим зельем, а Джинни забрали с собой в лазарет.– Я знал, что всё это кончится больничной палатой, – мрачно изрек восседавший на перилах лестницы Мертвяк.__________________________________________[1] У нас этот карандаш еще называют ?химическим?. В сухом состоянии он пишет серым цветом, как обычный графит, но если грифель или бумагу смочить, цвет сразу же станет ярким фиолетово-синим, как чернила. В прежние времена эти карандаши использовались для создания копий текста. Их оттиски не стираются ластиком, как обычные графитные надписи, поскольку въедаются глубоко в волокна бумаги. Хорошо держатся также на дереве, керамике, металле, камне и др. поверхностях.[2] Hi, ?Lost?! Hi, Lapidus!