Глава семьдесят шестая (1/1)

Выдержки из личных записей в засекреченном дневнике Гермионы Грейнджер, студентки VI курса факультета Гриффиндор. Текст дневника был подвергнут автором асимметричному шифрованию с закрытым ключом.– Еще раз! – профессор Снейп был неумолим, хотя Гарри просил у него передышки, видя, что я вот-вот рухну.Не знаю, почему он так уперся в идею обучить меня именно этому приему. Как назло, ?обмен душами? мне и не давался среди целого арсенала других сложносотворяемых заклинаний. В качестве слабого утешения для меня – не давался он и самому профессору. Мистеру Снейпу претило сознаваться перед своими студентами в том, что он чего-то не умеет, но он совершил почти невозможное. Мы были предупреждены, что учиться будем не у него, а с ним. То есть я и он – на практике, а Гарри пока в теории. Беда в том, что в отличие от нас с Гарри сам профессор был семижильным монстром. Семижильным и безжалостным: если я еще не упал и не помер, извольте и вы, мисс Грейнджер, стоять на ногах и колдовать со мной. (Запись на полях, поперек основного текста, для прочтения применяется другой ключ:Наверное, он меня ненавидит. Я же гриффиндорка.)Когда нашим деканом стал профессор Иоганн МакГроул, мы все по наивности облегченно вздохнули, надеясь, что это положит конец вечной вражде между Гриффиндором и Слизерином. Сейчас! Не тут-то было! БаБах – та еще заноза и провокатор, да в придачу ко всему отнял у Снейпа первенство в росте. Раньше зельевар был самым высоким из деканов Хогвартса, а теперь долговязый профессор Акустики затмевает собой их всех даже в этом смысле. Ему всё нужно, важно и интересно, он постоянно затевает какие-нибудь мероприятия и не дает покоя никому – от него лезут на стенку даже гриффиндорцы и Пивз. И самое смешное, что при всем этом его любят во всей школе. Можно было бы сказать, что любят все, включая летучих мышей – если бы одна из них, обитающая в подземельях, не испытывала к профессору МакГроулу совершенно противоположные чувства. Извечное противостояние гедониста и армагеддониста. Как в старые добрые времена, когда деканов еще интересовал квиддич, а не политика и другие проблемы, наш и слизеринский декан теперь всерьез препираются перед матчами. Своими трениями они изо всех сил возрождают в нас былой дух лютого соперничества. Не знаю, как к этому относится директор, но от спортивных распрей квиддичисты получают истинное удовольствие. Даже я, глядя на их мальчишескую возню, иногда ненадолго забываю, что творится вокруг. Особенно если наш верзила-декан во время тренировок нет-нет да оседлает школьную метлу и, болтая длинными, как у цапли, ногами понесется забивать голы слизеринцам. Это ужасно смешно, к тому же Снейп рвет и мечет в два раза пуще, так как сам ненавидит летать на метле – мало что способно заставить его сесть верхом на эту конструкцию, и тут я его чувства полностью разделяю. А еще он к самому квиддичу равнодушен от слова ?совсем?. Весь его азарт всегда завязан на противостоянии его факультета с Гриффиндором: когда на поле со змеюшками выходят воронята или барсучата, его чаще всего и не бывает поблизости, никто не спорит и не ругается, все тренируются в штатном режиме. Едкие на язычок старшекурсники уже начали сочинять о них с БаБахом анекдоты, которые быстро разлетаются по всему Хогвартсу. Я сама видела, как их тайком от Снейпа рассказывают друг другу даже преподаватели и их ассистенты, прыская в кулачок и заговорщицки округляя глаза…Наконец после очередного неудачного ?Гратаконтра!? Снейп сдался и объявил передышку. Мы отправились в одну из драконьих башен. Несмотря на холодную погоду, я умирала от жары, голода и жажды, даже сам профессор расстегнул сюртук и ослабил узел галстука.– Пап, ты можешь объяснить, почему так хочешь вдолбить нам этот EoS? [1] – спросил его Гарри, когда мы вытряхнули наши рюкзаки с провиантом на расстеленную прямо на полу циновку и по-турецки расселись вокруг нее перекусить. После такого расхода сил, да еще и на свежем воздухе всё ушло за считанные минуты. От еды не отказался даже профессор, хотя обычно никогда не принимал пищу в чьем-то присутствии – до какого-то времени я вообще думала, что он питается только несвятым духом.Понимая, что это не урок Зелий, что снисходительным фырканьем от сынка не отделаться и поэтому придется отвечать, Снейп с неохотой процедил:– Я могу гарантировать, что его, EoS, чураются самые опасные сторонники Темного Лорда. Они презирают его, считают новшеством и техномагической ересью…– Серьезно?!Профессор не любил такие перебивки и восклицания, но, наверно, и он устал на занятии, поэтому спустил Гарри очередную дерзость, лишь видом показав недовольство:– Да. Следовательно, если ты знаешь, какая из пяток твоего врага –ахиллесова, надо быть полным идиотом, чтобы этим не воспользоваться.– Ты же говорил, что это очень старое заклинание! При чем тут Техномагия? – продолжал допытываться мой приятель-обормот. Едва заморив червячка, он оживился и с мятежным огоньком в глазах решил, как видно, достать своего отца до печенок. Я хорошо знала это выражение его физиономии. Если он так же ведет себя и на практике в Мунго, я бы на месте Прозерпины его убила, потом воскресила и сделала своим вторым зомби, в пару к Франки. А Луне такие его выходки, наоборот, нравятся. Она от них млеет и пускает сладкие слюнки, честно-честно! Это примерно из той же оперы, что и необъяснимая всенародная любовь к нашему заразе-декану. Меня лично тот и другой бесят – я плохо поддаюсь массовому внушению, вот. С другой стороны, профессор Снейп, который бесит всех, бесит и меня. Но он реже, чем Гарри и МакГроул. И не так интенсивно.(Запись на полях, поперек основного текста:Когда мы с мамой поругались летом – родители опять достают меня с переводом в другую волшебную школу, – она сказала, что меня всё бесит из-за гормонального взрыва и что с возрастом это пройдет. А мне вот кажется, что гормоны тут ни при чем, просто меня окружают одни дураки. Даже Гил в последнее время стал писать мне какие-то дурацкие письма, в которых всё время подтрунивает надо мной, и я не знаю, как всё это прекратить! Однажды я выдержала целую неделю и не отвечала ему, но потом ответила, а он даже не заметил, что был такой огромный перерыв. Возмутительно!)– Да, на самом деле это древнее заклинание. Тут не выдержала и влезла я:– Времен Основателей, сэр?– Основатели жили всего-то около тысячи лет назад. По историческим меркам – мгновение. А этот вид чар настолько отдален от нас во времени, что даже сама история не помнит изначальную инкантацию EoS, – профессор отряхнул ладони от крошек и покосился на меня. – Приблизительная вербализация в виде ?Гратаконтра? была придумана не так давно. Что-то – лучше, чем совсем ничего. Но вы же сами видите, мисс, с какими трудностями мы сталкиваемся, пытаясь его освоить таким образом. Это не нормально.Никогда не думала, что напишу это, но в последнее время он выглядит гораздо лучше обычного. Ну или здоровее. Красавцем он, как ни крути, не был и не будет никогда. Вот Гарри, взрослея, становится всё симпатичнее и интереснее как парень, а Снейп – по-прежнему Снейп. Впрочем, я никогда не доверяла убеждениям Оскара Уайльда [2]. И видела фото молодого (и не очень) Того-кого-нельзя-называть, с которого, живи он в девятнадцатом веке, Уайльд запросто мог бы срисовать своего двуликого и прекрасного Дориана. Сейчас Неназываемый при всей своей красоте стал кошмаром во плоти. Гарри видел его на том кладбище и его копию в Визенгамоте – таким, какой он сейчас. Говорил, что ощущения те еще. Как будто лежишь парализованный, а могильные черви едят тебя заживо, и ты ничего не можешь с этим поделать. Короче, б-р-р! Не знаю, зачем вообще я вспомнила о нем, и так настроение ни к черту…Снейп отвернулся от меня и продолжил:– Дальние предки Шафигов и все остальные индуисты верили в переселение личности в другую оболочку после смерти…Я заметила, как Гарри кивнул, да и фамилию эту слышала уже не в первый раз. Интересно, о ком это они?– Не знаю, как это происходит в действительности, но предполагаю, что именно оттуда берет начало наш обычай, когда родители-волшебники назначают своему ребенку душехранителя…– В письме на первом курсе Петтигрю назвал Сириуса моим душехранителем! – тут же вспомнил Гарри, когтевранская память которого всегда работала без сбоев. – Это оно?– Да, – профессор слегка поморщился; наверное, ему не хотелось обсуждать это в моем присутствии… или вообще обсуждать это – он человек множества условностей и преград, которые взрастил себе самостоятельно и любит им поклоняться. – У маглов его назвали бы ?крестным?. Для краткости твоя мать именно так и называла бло… Блэка. Но, если вдаваться в частности, общего у этих понятий очень мало. У древних маг-душехранитель обладал куда большим спектром обязанностей и возможностей, чем любой крестный у маглов. Есть поверье, что душехранитель может принять в себя – либо вселить куда-либо – дух слишком рано погибшего подопечного. Так он продляет его существование. Позволяет достичь земных целей, которые погибший не завершил при жизни. А иногда, за счет поступков, – и ?очистить карму?. Но! Главное, о чем забыли за древностью лет: этот ритуал никогда не считался темным, поскольку совершался во благо всем участникам. И уж тем более его нельзя путать с Техномагией. Техномагия – молодая отрасль науки. Это всего лишь временное переселение целостного сознания игрока в техно-иллюзию.– Чем тогда EoS отличается от специфики иллюзионистов и от Техномагии?– Иллюзионист не переносит свое ?я? в другую оболочку и не создает тем самым alter-ego. Он ?подглядывает? через созданную им зрительную конструкцию. В ней одновременно может сидеть любое другое сознание, вселившееся туда. А может и не сидеть. Иллюзионист контролирует копию… или копии… Да он может делать всё, что угодно, но в любом случае это не Техномагия и не EoS! Чтобы стать хорошим иллюзионистом или гипнотизером, нужно иметь соответствующие способности – это как музыкальный слух. А техномагическое перенесение сознания и EoS, в принципе, доступны любому. Их может освоить каждый… если не будет лениться, – эту фразу профессор сказал с особым ударением на слове ?лениться? и снова пристально уставился на меня, будто бы я была олицетворением прокрастинации.– И чем EoS поможет нам?Я всё боялась, что Снейп разозлится на него, дескать, слишком много вопросов. На уроке это произошло бы именно так, мы и пикнуть бы не посмели, особенно я. Но профессор внезапно улыбнулся сначала Гарри, а потом мне. Ух ты, а ему идет, когда он улыбается по-человечески! Жаль только, что это из разряда достижений для Книги Гиннесса.– Ну а вы подумайте! – ответил Снейп совершенно не в своем духе, почти игриво. – Что-то я не вижу вздернувшейся к потолку руки нашей мисс всезнайки.Я сумбурно промямлила что-то ему в ответ и замолкла, утешая себя тем, что он не попрекает, а скорее дразнит.– Э-э-э… ты сказал про ахиллесову пяту Пожирателей… – склоняя голову к плечу, задумался Гарри. – Я мыслю в нужном направлении?Профессор с издевкой поджал губы:– Уже теплее, мистер Поттер, – и улыбки как не бывало.Ну и не любил же он своего бывшего сокурсника – одного воспоминания о том Поттере хватило, чтобы вернуться в свое естественное сварливое состояние! Гарри рассказывал, что это из-за мамы. Но по прошествии стольких лет?.. Ах да, я же всё время забываю: реальности были подменены, что заставило профессора долгое время считать Гарри сыном Джеймса Поттера, и это до сих пор не дает ему покоя, как дурной сон. Это же Снейп! Эталон злопамятства…– Ты думаешь, если мы освоим эти чары, то у нас будет больше шансов от них отбиться?– Я думаю, вам с мисс Грейнджер просто не помешает это уметь. А вообще, по-моему, мистер Поттер, вы изрядно осмелели, – легко поднимаясь на ноги, заметил Снейп. – Так, мисс Грейнджер, вы отдохнули?Я тоже встала, ухватившись за протянутую руку Гарри:– Да, сэр, вполне.– Ну, значит, не будем терять времени, господа студенты. У меня для вас осталось полтора часа.– А, черт, забыл! – Гарри хлопнул себя по лбу. – Мне надо будет успеть в библиотеку до закрытия, я просил Пинс отложить один справочник.Профессор заглянул в самые что ни на есть аутентичные – старомодней просто некуда, с крышкой! – серебряные часы на цепочке, висящие у него сбоку на жилете, и сказал, что тогда не полтора часа, а всего сорок минут.Инкантацию ?Гратаконтра!? я уже ненавидела. У нас ничего не получалось, но Снейп не отступал. Вдобавок мы оба после каждой попытки рассказывали Гарри, что при этом чувствуем и что – вероятно – снова сделали не так. (Запись на полях, поперек основного текста:Я отупела, ничего не понимаю и с досады готова что-нибудь разгромить. Наверное, когда закончим (если закончим!), то перед уходом развалю вон ту каменную гряду. Только сомневаюсь, что упырь оставит во мне для этого хоть каплю сил.Слово ?упырь? было трижды вымарано заклинанием и в конце концов после долгой борьбы с собой возвращено автором обратно в дневник.)Это случилось, когда я потеряла концентрацию и, наставив палочку на профессора, не успела со своей стороны вербализировать призыв. Увидела лишь, как движутся в такт заклинанию губы профессора, но всё мое существо завибрировало совсем другим ритмом, откликаясь на иной приказ. Это было что-то вроде ?ко мне? или ?явись?, и я не могла ему противостоять. Всё завертелось, как при аппарации, стало дурно, всё пожелтело, нахлынула тьма…Я стояла, согнувшись пополам, и в таком виде застала себя, когда сознание встало на место. Первое, что я увидела – это чужие туфли на моих ногах. Мужские. Черные и остроносые, очень знакомые. Что за?..Вскинувшись, я пошатнулась, потому что передо мной откуда-то взялось необъятное зеркало, отражение в котором двигалось не синхронно со мной – вообще не двигалось, а стояло и смотрело. Что за ужас у меня на голове?! Ну я и уродина! А Снейп? Где он? Гарри стоит сбоку, а профессор ис…Я поняла, что палочка лежит в моей руке как-то неловко – форма рукоятки не такая, как всегда. Да это же не моя палоч… О, мой бог! Это не моя рука! Не моя одежда… Я хватанула себя за щеку и заорала. Мужским голосом.– Мисс Грейнджер, поспокойнее, – пропищало мое отражение напротив, и больше я не помню ничего.…Двое полушепотом препирались надо мной. Я открыла глаза и увидела над собой лица Гарри с профессором. Причем я полулежала на камнях, опираясь спиной и затылком на Снейпа, а Гарри приводил меня в чувство, тихо огрызаясь на отца.– …деспот! – поймала я самый финал его тирады.– Довольно драм, она очнулась. Мисс Грейнджер, вы с нами?Я хотела ответить, но поняла, что во рту всё ссохлось и слова просто не выговариваются. Гарри тут же влил в меня какое-то зелье с привкусом мяты, и мне стало лучше. Голова начала соображать. Так что же, у нас получилось? Обмен состоялся? Состоялся, да?!– Вы мне почему не сказали, что я хожу такая лохматая? – вместо целой кучи восторженных слов, которые хотелось выпалить, угрюмо буркнула я, и мои спутники почти растерянно переглянулись.* * *Шестой курс был у нас очень странным, даже если сбросить со счетов изменения, связанные с приходом нового декана нашего факультета, нового профессора ЗОТИ и новой преподавательницы Трансфигурации – уйдя на должность директора школы, профессор МакГонагалл оставила учительскую деятельность. Патрина Фьюри – сухонькая и смуглая, как цыганка, старушка. Одевается она так же аляповато, как наша Сибилла Трелони, с той лишь разницей, что все ее тряпки расшиты блестящими нитками, а украшения способны собрать всех сорок и ворон округи. В лучах солнца мадам Фьюри сверкает так, что больно глазам, и на нее лишний раз стараются не смотреть. Правда, Мертвяк иногда ворует ее громадные серьги и играется ими с моим Жуликом. Ничем другим мадам не выделяется, дисциплину ведет без особого огонька, но на достаточном уровне, чтобы студенты успешно прошли аттестацию по ее предмету. Говорили, что она не то старая знакомая Минервы МакГонагалл, не то какая-то дальняя родственница ее покойного мужа.Странным этот курс был и по многим другим причинам. Например, Гарри, волшебные способности к которому никак не возвращались, практически все дни проводил в Св. Мунго. Там он работал пока ?на птичьих правах?, потому что по окончании учебы никто не будет держать сквиба в больнице для волшебников. По крайней мере, рассчитывать на медицинскую карьеру в Мунго ему не придется. В стенах Хогвартса он посещал только самые важные предметы и только теорию, поэтому виделись мы с ним редко – на занятиях с его отцом и в Большом зале.Мне в сентябре исполнилось семнадцать, и с того момента я могла уже не только колдовать вне Хогвартса, но и совершенно легально изучать аппарацию. Еще на втором курсе я до дыр зачитала справочник ?Аппарация – часто совершаемые ошибки и как их избежать? и, как только это стало возможно, написала заявление на участие в платных курсах. Вел его Уилки Твинкрайст из Министерства, он же Мистер ТриЭн, с легкой руки учеников. На первых занятиях он относился к таким, как я, с некоторым предубеждением, что нивелировалось только двенадцатью галеонами взноса. Но мои старания не ускользнули от его приметливых глаз. Иногда в его поощрительных фразах читалось не озвученное продолжение: ?Вы великолепны, мисс Грейнджер (даром что маглорожденная)!? Акэ-Атль косился на него с такой свирепостью, что я начала всерьез беспокоиться о безопасности мистера Твинкрайста. Причиной этих взглядов Шамана, как мне объяснили душечки Лаванда и Парвати, было отнюдь не отношение министерского чиновника к выходцам из немагических семейств, а кое-что другое. Приглядевшись к Мистеру ТриЭн и Акэ-Атлю, я обнаружила, что уж в чем-чем, а в этом вопросе девчонки правы. Это неприятное открытие в конце концов подвигло меня разрубить гордиев узел.В самом начале семестра на шестом курсе на Зельях мы проходили Отворотное зелье. Именно что ?проходили?, а не ?изучали? – семикурсники рассказывали, что и Амортенция по программе последнего курса тоже лишь упоминается, но состав ее в учебниках не указан. Конечно, даже на моем веку бывали исключения, когда некоторых студенток это не останавливало. Не так уж засекречивали рецепт приворотного, и при желании его можно было раздобыть в нашей библиотеке без диверсий в Запретную секцию. Но официально, на занятиях, мы приготовлением этих зелий не занимались. Когда профессор Снейп лениво осведомился у нас об основных свойствах Отворотного, руку, как обычно, первой задрала я. Он же, как обычно, мою руку ?не заметил? и поискал глазами по лаборатории в расчете на других желающих попасться в его клешни. Но не тут-то было. И пришлось ему вызывать меня.– Это одно из сложнейших зелий, на изготовление которого у новичка может уйти от трех до пяти месяцев, – затараторила я под его нетерпеливым взглядом; потом он, запахнувшись в мантию и сложив руки на груди, безразлично уставился на свои стеллажи с ?аквариумами?, и мне стало легче. – Из новых ингредиентов, которые появляются в программе шестого курса, в Отворотное зелье входит эктоплазма фестрала. Именно она и обеспечивает веществу ту самую консистенцию, из-за которой его называют ?сухим эликсиром?, а в странах Восточной Европы даже сам процесс отворота так и зовется – отсушкой…Наши парни изо всех сил кривились, показывая свое отвращение к фестральим эманациям. Ну да, конечно, козьи-то какашки, этот ваш ?надежный? безоар, куда аппетитнее! Снейп меж тем оставался безучастным к их цирку и даже не воспользовался шансом по-легкому содрать баллы с нашего факультета. Кажется, он вообще задумался о чем-то своем.Я тем временем шаг за шагом добралась до пункта о действии Отворотного на организм человека:– В отличие от Амортенции, которую изобрели именно для тайных манипуляций с волей объекта, Отворот используют также и по договоренности с ?несчастным влюбленным?. Исследователи отмечают следующие эффекты…– Мисс Боунс, не желаете ли продолжить? – вдруг перебил меня профессор, но, взглянув на поднявшуюся из-за парты красную от стеснения, мекающую и бекающую Сьюзан, безнадежно отмахнулся: – Минус два балла с Пуффендуя за болтовню во время занятия. Один с вас, второй с мисс Аббот. Не отложить ли вам обсуждение ваших летних похождений до перемены, или все ваши однокурсники непременно обязаны узнать, с кем и в чём вы бегали на свидания? Продолжайте, мисс Грейнджер.Что барсучата, что наши львята – ползунков им не хватает! – шестнадцатилетние дылды все как один принялись хихикать, вгоняя провинившихся Сьюзан и Ханну в еще более густую краску. Особенно надрывались, конечно, наши, даже Рон не отставал – и как только ему старосту присвоили? Еще и меня звал к себе в компанию, делать мне больше нечего. Я ему так и сказала, что не собираюсь становиться причиной коррупции и кумовства, которыми всегда славился Гриффиндор. Они с Симусом в растерянности отстали, но я успела услышать, как Финниган шепотом спросил Уизли, что такое коррупция. Конечно, стоило бы сходить в старосты и устроить им там мини-апокалипсис, да времени, увы, совсем на это нет.– Первый эффект Отворотного. Всё зависит от серьезности чувств, которые испытывал объект до ритуала отсушки. Если это была настоящая любовь, он станет равнодушен, испытает облегчение и, возможно, небольшую неприязнь к бывшему возлюбленному. Если же это была только страсть или прихоть, то зелье вызовет у него жгучую ненависть. Он возненавидит ?бывшего кумира? вплоть до желания жестоко ему отомстить. В этом случае лучше избежать использования Отворотного и попытаться ?отсушить? ненужного поклонника другим способом. Проблема заключается в том, что нет возможности узнать степень влюбленности заранее…Я не стала говорить, что это примечание в учебнике показалось мне вообще бесполезным советом. Снейп не любит, когда такие вещи обсуждаются в общем порядке. Вот когда мы втроем на Сокровенном острове – другое дело. Там он, в точности до наоборот, просто требует от нас с Гарри критического подхода и сильно ругается, если мы следуем предписаниям, не обдумывая их. Здесь главное не забыться и не перепутать, где находишься.– Второй эффект – воспоминания о возлюбленном у объекта приглушаются, местами до небольших провалов в памяти. Это происходит совсем не так, как из-за чар Забвения. Человек помнит всё, что было раньше, но воспринимает события он как равнодушный наблюдатель со стороны. Речь идет, конечно, о подлинной любви, в противном случае воспоминания будут такими же цепляющими, как раньше, но только со знаком минус. И третий эффект – последствия. Если в течение тринадцати недель после отсушки объект не найдет замену бывшему возлюбленному и не испытает к ней такие же чувства, одержимость неразделенной любовью вернется с двукратной силой. Выпить Отворотное еще раз будет уже нельзя: зелье вызывает иммунитет к повторному применению.Мне показалось, что профессор поморщился. Но он стоял боком ко мне, так что я могу и ошибаться.Мысль о практическом применении Отворотного пришла мне в голову только после разговора с Патил и Браун. Они объяснили мне, почему Шаман приходит в неистовство при одном только взгляде Мистера ТриЭн в мою сторону, и я поняла, что надо действовать, потому что с каждым годом дело становится всё серьезнее. Не стоит забывать, что он еще и анимаг, превращающийся в опасного зверя. Но делать отворот за спиной Акэ-Атля я не собиралась, и мне пришлось вызвать его на чистосердечный – и очень тягостный для нас обоих – разговор. Мне было безумно его жалко, и я, наверное, даже смогу когда-нибудь понять девчонок, которые ломаются под таким напором и уступают настойчивым ухажерам, а потом мучаются всю свою жизнь с не нужным им человеком. И если бы у меня не было моей тайны, которая уже не очень-то и тайна (по крайней мере для всяких там проницательных Лунарриков), я не уверена, что и сама не сдалась бы тоже. В те минуты Шаман казался таким сильным и таким беззащитным… Это просто убивало. Когда я проговорила ему свою идею, он сначала ужаснулся. И с этого момента я начала внимательно к нему присматриваться. Дело в том, что профессор Снейп поделился со мной – уже вне урока и, можно сказать, по секрету – как всё же можно, пусть и приблизительно, угадать ту самую степень серьезности чувств. ?Если это его прихоть или страсть, – объяснил он, – одержимый почти наверняка не согласится принять зелье добровольно. Он будет говорить много красивых слов, клясться и рыдать, призывая дать ему шанс. Тот, кто любит на самом деле, поколеблется и примет предложение. Для него это такая же боль, как для того, кто не может ответить ему взаимностью. Любой психически здоровый человек ухватится за возможность облегчить свою боль?. Каждое слово профессора отпечаталось у меня в мозгу, как догмат, и каким же облегчением было услышать от Шамана робкое: ?Тогда… давай попробуем это зелье? – после того, как я всё ему объяснила!Получив его принципиальное согласие на эксперимент – а еще он вызвался оказать мне посильное содействие, чтобы приготовить Отворотное, – я стала заниматься сбором ингредиентов. Что-то притащил Гарри от отца, и я даже боюсь его спросить, в курсе ли профессор. Что-то и так было под рукой на каждом лабораторном занятии, пришлось только немного исхитриться и вынести это после урока, чтобы Снейп не заметил – или сделал вид, будто не заметил. А вот эктоплазмы фестрала не оказалось даже у Снейпа. Не самый, понятное дело, актуальный элемент в арсенале школьного зельевара.И вот я нашла того, кто может помочь мне в этом – то есть, в отличие от меня, видит призрачных лошадей – и находится с фестралами в дружеских отношениях. Всё осложнялось тем, что пройти там могли лишь девушки: лежбища фестралов чередовались с пастбищами единорогов и со стойбищами кентавров, а в глазах последних все человеческие юноши, которым уже исполнилось шестнадцать, являлись взрослыми мужчинами и, следственно, врагами их рода. Если там рядом еще и окажется единорог, кентаврам может взбрести в голову, будто люди хотят на него охотиться. Тогда стычки не избежать, и волшебнику, особенно молодому, вряд ли выйти из нее живым. К чему может привести ярость конемужиков, на собственной шкуре узнала вейла по имени Долорес Амбридж.Мы с Луной аккуратно шагали по припорошенной легким снежком тропинке и дыханием отогревали зябнущие на ветру пальцы в недостаточно толстых перчатках. Чтобы как-то отвлечься от выстукивания чечетки зубами, болтали о планах на скорые рождественские каникулы и прочей ерунде.– Папочка стал писать мне совсем короткие письма, – призналась она, глядя перед собой, а потом попыталась поймать снежинку на язык. – Я немного переживаю, не случилось ли чего. Скорее бы Рождество…– Может быть, работы много? Хотя ты права, на него это непохоже, даже если много работы… А ты сама что думаешь?Луна светло улыбнулась и дернула плечами:– Я не знаю. Но, мне кажется, он счастлив.Резко завьюжило. Новый порыв ветра заставил нас пригнуться и придержать капюшоны. Когда свист и вой затих, мы обнаружили, что идем уже втроем. Глухо печатая копытами по мерзлой земле, рядом вышагивал белый кентавр Фиренц. Я никогда не видела его так близко и даже струхнула, но Лавгуд приветливо ему улыбнулась.– Что вас завело в такую погоду в здешние края? – сурово спросил он.Сколько же на нем шрамов! И человеческое, и конское туловища были сплошь усеяны шрамами, плохо заросшие рубцы виднелись и на безволосом лице – подобно своим сородичам он сводил усы с бородой какой-то глиной. Нос, когда-то, как мне кажется, нормальный, теперь походил на отросток непонятной формы из-за множества переломов. Во рту не хватало зубов, и еще он немного припадал на искривленную переднюю правую ногу. Только глаза и выдавали в нем разумность. В остальном это было ужасное дикое животное, выломившееся из чащи.Луна не стала лукавить и прямо рассказала ему о наших планах. Кентавр хмыкнул. Это было так неожиданно по-человечески, что я едва не хихикнула в ответ.– Я проведу вас к лежбищу. Фестралы сейчас ушли в глубь леса из-за холодов. Но где ваша приманка? Я ничего не чую.– Приманка?Надо сказать, тут мы не поняли его вдвоем: я тоже ничего не знала ни о каких приманках, сколько ни перелистала справочной литературы, готовясь к вылазке.– Ну конечно! Вам же нужно получить истечение ихора из глазных или ушных отверстий фестрала.– Эмм… да, – только тут я подумала, что слишком понадеялась на подругу: самой-то мне фестралов вообще не увидеть, а вот как будет собирать эктоплазму она, я представляла не особенно. Просто Луна так уверенно держалась…– Обычно собиратели ресурсов для этих целей смачивают куски мяса специальным составом. Мясо скармливают фестралу, а приправа действует на него как острый перец. Но вместо слез из глаз выступает ихор, и его собирают.– А, я поняла, – Луна оживилась. – Нет, всё в порядке, нам не нужна никакая приманка.– А как ты рассчитываешь добыть эктоплазму? – шепнула я ей, тревожась всё сильнее.– Я не хочу кормить фестралов перцем.Какое разочарование! Битый час мерзнуть в лесу и уйти ни с чем – и только из-за патологической гуманности Лавгуд…Не знаю, почему я не развернулась и не пошла обратно сразу. Кентавр вывел нас к трем холмам – их хорошо было видно из окна башни Когтеврана – и там остановился, принюхиваясь к воздуху.– Они рядом. Вот за тем склоном, прячутся от ветра. Там Тенебрус, – добавил он специально для Луны.Она кивнула и смело пошла вперед, слегка покачивая в воздухе Хагридовой сумкой со свежей дичью – своеобразный привет лесника любимому питомцу, которого сам вырастил и отпустил в дикий табун. Когда Луна остановилась и заговорила с пустым местом, мы с Фиренцем замерли за елками, чтобы не помешать ей. Выглядело всё это очень странно и даже жутко: Лавгуд бросала перед собой кусок мяса или неразделанную тушку, и они, не пролетев и пяти футов, вдруг дергались в воздухе, а затем растворялись без остатка. Я даже забыла мерзнуть. Встреча с дикими фестралами – это всегда неординарное событие, которого не забудешь. О тех, которые в школьной упряжке, обычно как-то не думаешь.Скормив призракам все гостинцы, Луна стала гладить рукою воздух, а потом вдруг запела.Это была чудесная, хоть и печальная песня, и хрустальный голосок подруги сливался с легким шорохом укрощенного ветра. Пела она то ли на валлийском, то ли вообще на несуществующем – может быть, воробьином – языке, и я как будто погружалась в далекое-далекое прошлое, в те края, где никогда не бывала. Мне хотелось плакать, и в то же время я была очень счастлива. Я не знала, что Луна умеет петь так прекрасно, как пела она в тот зимний вечер в Запретном лесу…Когда она принесла мне фиал, он казался пустым. И лишь после того, как я повертела его перед глазами, сквозь некоторые грани возможно стало увидеть чуть заметное перламутровое свечение. Фиал был полным! Это означает, что содержимого хватит на десять, а то и больше порций Отворотных зелий. Если всё получится, оставшееся отдам профессору Снейпу. То есть как ?отдам? – Гарри подсунет тайком, конечно.Кентавр отстал от нас так же незаметно, как и присоединился. Не прощаясь и без всяких напутствий, просто проводив почти до избушки Хагрида, дорога от которой к замку уже не представляла никакой опасности.– Он всегда такой не от мира сего? – спросила я подругу, ужасно благодарная ей за помощь – настолько, что мне хотелось затискать ее и расцеловать в обе щеки, а потом извиниться, что не доверяла из-за этой дурацкой ?приманки?.– Угу. А иногда его пробивает на откровения. Мало кто с ним разговаривает…– А что произошло, почему его изгнали из табуна и пытаются убить?– Он не хочет говорить об этих вещах. Однажды он рассказал мне одну историю, и мне показалось, что это как-то связано с его ссорой с другими кентаврами. К нему обратился бывший друг, с которым они знались с детства, и попросил помощи. Друг был из человеческого племени и за много лет до этого предал их дружбу. Фиренц сказал, что если бы не он, в его жизни не было бы столько несчастий. Человек пытался обмануть его своей слизеринской лестью, но ему не удалось. Фиренц сделал вид, будто поддался ему и готов сослужить службу. Человек сказал, что ему предстоит самая важная дуэль в его жизни и что ему хотелось бы подстраховаться на случай непредвиденных обстоятельств. Для увеличения сил и обретения неуязвимости ему нужна была кровь единорога, и он попросил Фиренца раздобыть ее для него. Кентавр не стал выдавать своих настоящих намерений и пообещал помочь. Вместо этого он достал ихор фестрала, который смешал с собственной кровью. Кровь кентавра – это яд для мага, она ослабляет его волшебство настолько, что он становится почти как сквиб… Но их кровь бурого цвета, а у единорога серебристая, как ртуть. При смешении с ихором она стала именно такой, как было надо, чтобы обмануть человека, который имел слабое представление об истинном виде единорожьей крови. Мало кто из людей видел настоящую кровь единорога. Бывший друг тоже не заметил подмены и пропитал свою одежду ложным составом. Чем окончился поединок, Фиренц не знает – с тех пор он никогда не видел своего вероломного приятеля…– И ты не спросила, о ком он говорил? – удивилась я. – Это же точно не о Хагриде: Хагрид никогда бы не предал друга, да и учился он не в Слизерине, а, кажется, в Гриффиндоре. Но с кем же еще, кроме Хагрида, мог дружить Фиренц?– Я попыталась спросить, но он ушел от ответа. Вспоминать об этом ему тяжело, и поэтому бередить его раны я не стала.* * *В понедельник, за два дня до Рождества, в Хогвартс нагрянула инспекция из нескольких представителей Попечительского совета и департамента образования. Возглавлял их сам регент Верховного, и с собой чиновники натащили вездесущих корреспондентов из ?Ежедневного пророка? и других проминистерстких изданий, которые мы, студенты, уже давно не покупали. ?Пророк? мы тоже уже почти не читали, потому что читать бред, да еще и с утра, когда совы разносят корреспонденцию, вредно для нервной системы. Особенно для чувствительной нервной системы магов.Как выяснилось, причем совсем недавно, предписания покойной Амбридж никто не отменял: сделать это не смогла даже профессор МакГонагалл, вступив в должность директора. Поэтому инспекторы, уцепившись за этот предлог, явились в школу, чтобы выяснить, насколько соблюдается закон. Ну, то есть, не просочилась ли какая магловская скверна в волшебный мир. Жвачки всякие, упаси Мерлин. Преподаватели, которых профессор МакГонагалл оповестила еще вчера вечером, быстро поставили в известность нас. Половину ночи с воскресенья на понедельник школьные эльфы радостно носились по спальням, собирая на хранение всю запрещенку, что у нас была. Мы хихикали и перекидывались остротами с помощниками преподавателей, да и сами преподаватели не оставались в стороне. Впервые в жизни мы увидели полное душевное единение профессора БаБаха и Пивза – кажется, эти двое о чем-то сговаривались и одинаково паскудненько ухмылялись, а декан снимал свои очки и что-то объяснял полтергейсту. Единственным, от кого скрывали все приготовления, был наш старый профессор ЗОТИ, но он всегда ложился очень рано – и его попросту не учли. Как, в общем-то, и Филча, но завхозом целенаправленно занялся профессор Снейп – послал их с миссис Норрис проверять подземелья на тот случай, если гостям вздумается сходить на экскурсию в ?комнаты наказаний?. Это по секрету сказал мне Драко на первом же уроке в понедельник.Малфой заметно изменился. Иногда мы еще собирались небольшой командой в Выручайке и продолжали брошенные с июня тренировки, но без Гарри было уже не то. Драко продолжал играть на публику и, когда мы находились в местах общего пользования, изображал из себя крутого вельможу, к которому на хромом фестрале не подъедешь. Но без лишних наблюдателей он становился вполне сносным и бесил меня даже реже, чем Гарри и МакГроул. До поры до времени. Пока на горизонте не появлялась его ненаглядная Джинджер, с которой они сразу же начинали широкомасштабные военные действия. Ну, может, лет через семьдесят они до чего-нибудь договорятся. Надо верить в хэппи-энд, я считаю.И вот инспекция прибыла в Хогвартс. Я думала, одним из ?попечителей? будет папаша Драко, но тот, скорее всего, не решился показаться в Хогвартсе после того, что о нем писали летом в газетах, даром что ему удалось отвертеться. Вместо него вокруг регента подобострастно извивался какой-то жилистый мужичонка с тонкими губами, узковатыми – или просто вечно сощуренными – маленькими глазками и куцей растительностью на голове того же цвета, что у и.о. Верховного чародея.– Это знаешь кто? – потыкав меня в бок локтем, шепнул, пригнувшись, высоченный Рон. – Это Брайан Драйан.– Кто-о-о?!– Да, да, он собственной персоной, не сомневайся! – он сморщил нос и озорно мне подмигнул. – Спорим, ты представляла себе что-то другое?(Запись на полях, поперек основного текста:Да уж. До недавних времен я действительно представляла его себе по-другому – воображение рисовало мне человека, похожего на аврора Джоффри Макмиллана внешне и характером. Но реальность оказалась жестокой.)Я смотрела и не могла поверить, что это в самом деле тот самый писатель, автор искрометной, остроумнейшей лингвистической монографии ?Почему волшебники пользуются обсценной лексикой маглов?? Ответ был достаточно очевиден, но до Драйана никому и в голову не приходило это исследовать. И главную идею – если маги будут пользоваться ругательствами волшебного мира, а не безобидными магловскими, то проклянут всех вокруг, это услышавших, до седьмого колена – он сумел растянуть аж на восемьдесят страниц. Не просто растянуть, а написать текст так, что я хохотала почти над каждым абзацем, а для Мертвяка Брайан Драйан и подавно стал кумиром. Всё потому, что благодаря его работе Гаррин ворон пополнил свои запасы сквернословия примерно на четверть. Ну, еще бы! Автор приводил в пример не только английские, но и ругательства на иностранных языках. Чего стоила разнообразнейшая матерщина восточных и западных славян! Язык у них и без того веселый, я даже выучила слово ?babushka? и иногда обзываюсь им на Лаванду, но Мертвяк сумел запомнить и самые заковыристые выражения, которые мне не давались. Когда на четвертом курсе у нас были гости из Дурмстранга, он умудрился каркнуть при их директоре ?pizda s ushami?, за что едва не отхватил смертельное проклятие. Потом он долго жаловался своему владельцу на подпаленный болгарином хвост: ?Ebu i plachu, босс, этот дикарь едва не размазал несчастного Мертвустика по blyadskim квиддичным кубкам!? и оскорблялся на то, как Гарри скручивало от смеха. А всё спасибо Брайану Драйану!Но следом я вспомнила, что не так давно это же имя мелькало уже совершенно в другом контексте. И вот с этим контекстом то лебезящее перед Даркменом существо сочеталось вполне себе замечательно.Это именно он неожиданно для всех выявил, что одна из разновидностей докси – джорджийские лярвы – из-за своей тяги к медленному поеданию мозга разумных существ также имеют право считаться разумной или хотя бы полуразумной расой. Я так и не смогла добиться ни у Луны, ни у ее отца, не является ли в их персональном бестиарии эта самая лярва мозгошмыгом или шлеппи. В конце концов, отталкивались же они от чего-то реального, изобретая их? В отличие от обычных докси, больше похожих по вредоносности на простую моль, эта порода паразитов куда опаснее и агрессивнее. Они проникают в голову мага или магла ночью, когда человек спит, через ушное отверстие. Заметить их сложно – лярвы, как и Пивз, могут по желанию обретать как физическую, так и призрачную форму, то есть становиться бесплотными и незримыми. В мозгу разумных они откладывают свои яйца, которые быстро превращаются в личинок, питающихся мозгом, или, скорее, энергией нервных клеток мозга. Развиваются они десятки лет, и люди, на которых они паразитируют, не умирают, а просто медленно съезжают с катушек. Объясняется всё просто: продукты переработки лярвы извергают из себя обратно в оккупированный ими мозг, и выливается это в совершенно безумные идеи, которые постепенно захватывают больного. Причем больной очень хорошо понимает другого больного, они склонны объединяться в кластеры и продвигать общую идею с упорством и агрессией тех самых маленьких тварей, которые сидят в их головах. Ну так вот, если до поры до времени избежать эпидемий позволяло экстренное вмешательство целителей, то теперь, в связи с проталкиваемыми Брайаном Драйаном предложениями, получалось, что избавляться от лярв, уже проникших в мозг, нельзя ни при каких обстоятельствах: это же живые разумные и полуразумные существа, они всё чувствуют! И уж тем более это будет нельзя проводить у маглов, чем обычно занимаются специально обученные люди в Министерстве. Они же затем удаляют у них сами воспоминания о делярвизации – разве что некоторым из них потом видится во снах, будто их похищали зеленые человечки, но это всего-навсего остаточные явления после тех событий. Если честно, сначала я приняла услышанное за анекдот. Но потом догадалась, что лет двадцать назад, наверное, какая-нибудь лярва прорвалась в мозг самого Драйана, и теперь ее личинки подсунули ему эту грандиозную идею. А другие зараженные в правительстве, кого почему-то тоже не успели делярвизировать, сейчас обсуждают возможность принять это в качестве очередного указа. Если этот указ будет принят, то, как написал в одном из писем Гилдерой, лет через двадцать-тридцать это аукнется по всему миру – настоящая мина замедленного действия. И, глядя на Даркмена и Драйана, шагавшим по коридору нашей школы, я уже почти не сомневалась, что так оно и будет. Внезапно откуда-то донеслась песенка, и исполнял ее кто-то с чудовищно писклявым голосом и абсолютно отсутствующим слухом. Мы стали озираться по сторонам, чтобы понять, кто это вопит и что вообще происходит.Если из колодца ты, дружок,Провалившись, выбраться не смог,То барахтаться не надо понапрасну!..Остановились и гости. Верховный спросил о чем-то Драйана, склонив голову к плечу просто чертовски знакомым движением. (Запись на полях, поперек основного текста:Но меня переклинило, и в тот день я никак не могла вспомнить, кто же так делает из моих знакомых. Кто-то очень и очень мне близкий.)Тем временем некто продолжал терзать наш слух скрипом колес несмазанной телеги. Обычно всякую такую ерунду у нас пела Распределяющая Шляпа, но голос у нее был совершенно другой, да и кто бы ее притащил из директорского кабинета в нарушение устоявшихся традиций? Даже привидения замка, собравшиеся вокруг поглазеть на сборище, кривились и чесали уши, а Кровавый Барон сурово хмурился и выискивал кого-то взглядом под потолком.Просто через час (иль пару лет)Там тебя найдут – сомнений нет…И рюкзак найдут, и будет всё прекрасно!И отныне будет в жизни всё прекрасно!Даркмен кивнул, процессия двинулась дальше. На регенте был церемониальный наряд Верховного чародея, который я иногда видела на колдографиях с Дамблдором. Но, похоже, директор носил эту мантию и прочие атрибуты только на слушаниях Визенгамота и всегда выглядел во всем этом очень колоритно. А вот Даркмен просто стирался на фоне пламенеющих одежд, как медуза на солнцепеке. Единственным заметным пятном на его странном лице были круглые очки с затеняющимися линзами: на ярком свету стекла становились совсем черными, а в помещении немного блекли. Глаз его я не видела совсем.(Запись на полях, поперек основного текста:Я только теперь вспомнила, чей это жест. Гарри! Он всегда так же пригибает голову, когда ему что-то нашептывает сидящий у него на плече Мертвяк. И, кстати, когда он только поступил в Хогвартс, у него были очки в точности такой же формы, в такой же оправе, только с прозрачными стеклами. Что бы это могло значить?)Если ты в рождественский морозОтморозил уши, мозг (и нос),То тереть рукой их берегись соблазна!Просто через несколько минутНос и уши сами отпадут...Мозг – потом. И будет в жизни всё прекрасно!И отныне будет в жизни всё прекрасно!Я посмотрела на преподавателей. Все они переглядывались, и даже вечно что-то жующий тучный профессор Слагхорн замер с креманкой в одной руке, ложечкой – в другой, а все его подбородки дрожали, словно подтаявший студень, над парадной манишкой. Поискала глазами среди когтевранцев-шестикурсников, столкнулась взглядом с Шаманом, Гарри не нашла, вспомнила, что ему порекомендовали ?задержаться? у Прозерпины как можно дольше, кивнула Акэ-Атлю, среди пятикурсников нашла Луну, кивнула и Луне, снова вернулась к процессии из Минмагии. Когда чиновники и директриса МакГонагалл прошли вперед достаточно далеко, мы медленно, небольшими звеньями, под команду факультетских старост последовали за ними в Большой зал.Последний куплет песенки был самым дурацким, и шум двигающейся по коридору толпы почти заглушил его слова. Коротко говоря, в нем оголодавшему туристу, который оказался без воды и еды в пустыне, советовалось разевать рот на привидевшийся во сне пирог. И тогда, разумеется, будет в жизни всё прекрасно. Наш декан беззаботно дирижировал невидимому певцу зонтиком и пританцовывал на ходу, готовый сорваться в пляс. Гарри говорил, что его маму в клинике Мунго коллеги называли Митохондрией. Ха! Как бы не так! Вот митохондрия!Уже почти при входе в зал услышала за спиной оживление: ?О, Поттер!?, ?Здоров, доктор! Для чего это ты в очках, чувак??, ?Это он чтобы умнее выглядеть!?, ?Ты где шляешься?? Группа нашего курса из Когтеврана шла прямо следом за нами. А Гарри-то что здесь забыл? Ему же сказали оставаться в Мунго, подальше от завидущих глаз из комиссии! Он был странным – ничего не говорил, только тыкал всех в ответ и беззвучно хихикал, когда тыкали в него. Еще и свои старые очки зачем-то напялил! Они ему в ширину уже маленькие, хоть и ?велосипеды?. Между тем меня снова отвлекли: Акэ-Атль просочился ко мне, раздвинув широкими плечами отделявших нас друг от друга однокурсников и, таинственно снизив голос почти до шепота, спросил, как успехи с зельем ?отсушки?.– Вчера поставила на последний этап, – сказала я. – После каникул посмотрю, как будут двигаться дела, пока не знаю. Если всё будет хорошо, то к февралю должно настояться.Он грустно посмотрел на меня своими диковатыми глазами и еще грустнее усмехнулся:– Ну и на кого же, по твоему мнению, мне стоит переместить ?фокус?… когда это подействует?– Разве я имею право советовать такое?Шаман встряхнул головой:– Так я же не против! Ну, тогда просто скажи, как поступила бы ты на моем месте?– Наверно, выбрала бы того, кто мне симпатичен и кому интересна я… в этом самом смысле, – мне было неудобно говорить на такие темы с парнем, да еще и в присутствии идущих бок о бок однокашников, пусть даже в общем гвалте нас никто не мог услышать.– А что, я кому-то здесь интересен… ?в этом самом смысле??Я решила, что он прикалывается. Но при взгляде на него поняла, что нет. Что за подслеповатая дубина?– Представляешь: да! На тебя имеет виды целая очередь девчонок, и это не принимая во внимание малолеток.Шаман слегка обиделся:– Я вообще-то серьезно.– И я серьезно! Ладно, давай потом, когда вся эта хренотень закончится? Я тебе в них пальцем ткну, если просто так ты мне не веришь.Он выслушал меня с таким восхищенным лицом, как будто я спела сладчайшую оду. Да, это действительно клинический случай. Перед ним девушка практически сквернословит, а он таращится на нее так, словно она его елеем Григория опоила! Псих, как сказал бы мимир.В Большом зале Минерва МакГонагалл двинула небольшую приветственную речь в честь гостей, а Даркмен поинтересовался, чему же научились первокурсники за прошедшие полгода без прежнего директора. Рон многозначительно посмотрел на меня. Кажется, он намекал на то, что это и есть сильно завуалированный подвох в лучших традициях министерских ?подсиделок?. Однако директриса не повела и бровью, только указала рукой на малышей, столпившихся у правой и у левой стен зала. Вся центральная часть была освобождена для высокопоставленных гостей.Ребятам устроили мини-экзамен, в результате которого довольный и.о. Верховного чародея лично подошел к одному из слизеринцев и, согнувшись, ухватился за его плечи:– Неплохо, неплохо. Но почему ты так одет?(Отступление на полях, поперек основного текста:Здесь стоит пояснить, что этого первокурсника зовут Кристофер Зюсмильх. Еще на церемонии Распределения в сентябре Малфой всё показывал нам на него глазами и даже кивал. ?Нам? – в смысле, членам ?Ордена Фомы Неверующего?. При первом же удобном случае он объяснил, что вот так и выглядят некоторые разновидности старинных фамильных порч, особенно в Германии – а Кристофер наполовину немец. Порча Проспера Альпануса [3] выглядела следующим образом: что бы ни надевал на себя один из Зюсмильхов, то сразу меняло покрой, искажаясь до нелепости. У Кристофера рукава любой одежды утягивались чуть ли не до локтей, а полы, наоборот, удлинялись и иногда мешали ходить. Как я где-то читала, снять такую порчу мог лишь тот, кто ее напустил, потому что это относится к мрачному колдовству. Ну а поскольку виновник Зюсьмильховых бед находился в лучшем мире уже, возможно, не одно столетие, помочь им не смог бы теперь даже сам Дамблдор, будь он жив.)Я заметила, что нахмурившийся профессор Снейп сделал было движение в их с Даркменом сторону, чтобы защитить своего перепуганного студента от допроса, но его внезапно опередил хоть и неимоверно толстый, но очень прыткий – и по-прежнему что-то жующий – профессор Слагхорн:– Изволите ли видеть, ом-ном-ном, простите, господин Даркмен… здесь мы имеем дело с родовым проклятием, и…– Он из темного рода? – не отпуская Зюсмильха, тут же перебил Слагхорна Верховный: его любимой тактикой было переспрашивать собеседника, сбивая того с мысли и полностью дезориентируя.Даже съевший не только пуд соли, но и собаку в общении с представителями истеблишмента, о чем при каждом удобном случае не уставал похвастать перед нами, Слагхорн подавился словами и заморгал:– Э-э-э… нет, сэр, с чего вы это взяли?– Так в чем тогда тут дело? – нетерпеливо перебил Даркмен в абсолютной тишине, где никто не решался даже кашлянуть.– Кто-то из его предков, вероятно, не выполнил какие-то обещания перед магом-пепельником, а маг оказался изрядным шутником.– Вы же… как вас, простите?..Слагхорн вспотел и побагровел. Если вы можете себе представить обиженную и побагровевшую рыбу-каплю, то вот его портрет в те секунды. Но он взял себя в руки, заулыбался и раскланялся:– Профессор Защиты от Темных Искусств, с вашего позволения. Зовут меня Гораций Слагхорн. Не имел чести преподавать лично у вас, сэр, но, думаю, если вы наведете обо мне справки у ваших коллег…– Если вы преподаете Защиту, то почему не можете освободить студента от этого дешевого проклятия?По тому, как передернул плечами наш декан, профессор БаБах, причем встретившись перед этим взглядом с мертвецки бледным от бешенства Снейпом, я поняла, что будь здесь ворон Гарри и умей он читать мысли, его матерщинный лексикон сейчас пополнился бы еще парой-тройкой десятков цветистых шотландских изречений, которые обычно не употребляются при школьниках и дамах высшего общества.– Он что, тупой? – шепнул мне Рон. – Не знает, что мрачные проклятья не снимаются никем посторонним?– Видимо, да, – шепнула я в ответ. – В смысле, тупой. Но скорее издевается.Слагхорн уже полностью овладел собой:– Дело в том, что я не имею таких полномочий, сэр…– Таких полномочий не имею даже я, – вмешалась директор МакГонагалл, всё это время с видом безмолвного утеса наблюдавшая за представлением. – К сожалению, в связи с печальным уходом Верховного чародея, директора Дамблдора, теперь это не под силу никому во вверенной нам школе. Но сегодня счастливый момент, ведь вы почтили Хогвартс своим присутствием, мистер Даркмен! Не желаете ли вы проявить свою власть над силами тьмы и изгнать порчу?Аааааааа!!! В тот момент я едва сдерживалась, чтобы не кинуться к президиуму и не расцеловать ее, как родную бабушку.Даркмен наконец выпустил Криса Зюсьмильха и взглянул на директрису:– Что ж, мы обдумаем этот вопрос и решим, как наделить вас такими полномочиями, госпожа директор. Если из-за всякой чепухи в Школу Волшебства должны будут бегать высшие маги Визенгамота, для чего вы здесь сидите?Тут кто-то тоненько прыснул. В тишине это было равноценно взрыву бомбы. Все невольно оглянулись, и нарушителем оказался Гарри, с дурацким видом стоявший между Корнером и их старостой Голдстейном. На всякий случай я посмотрела на Снейпа, но если он и испытал какие-то эмоции, то обнаружить их на его лице мне не удалось.Даркмен вязкой, как будто переливающейся поступью добрался до Гарри:– Наконец-то мне представилась возможность пожать вам руку, мистер Поттер. Будем знакомы!Тот хихикнул и писклявым голосом – тем самым, которым кто-то терзал наш слух песенкой – ответил, не замечая протянутой ладони регента:– Нехорошо, дяденька, запрещать другим то, чем пользуешься сам! Маглы изобрели это нам на погибель, Розовая Жаба разве тебе не рассказывала?И, не успел Даркмен как-то отреагировать, хотя бы отдернуться, Гарри коротким, как бросок змеи, движением сгреб темные очки с его носа (весь зал охнул в едином порыве) и стремительно, будто Супермен, взлетел с ними к звездам и галактикам, только его и видели. И на лету он, истошно вереща от хохота, превратился в карлика, одетого как шут. Пивз! Ах ты паразит, неужели ты и такое умеешь?! Да ты опасный ублюдок!Некоторые, особо смешливые, держась за животы, медленно оседали за спины товарищей, чтобы сопровождение Верховного не успело запротоколировать, кто глумился над унижением их начальника. Директриса походила на гранитный памятник, изо всех сил стискивающий углы своей кафедры обеими руками.– Эй, дяденька, а мне какие больше идут – эти или эти? Пожалуй, твои! А ну-ка отбери!– Что вы стоите? Позовите кто-нибудь Кровавого Барона! – простонали в свите Даркмена. – Это безобразничает местный полтергейст, он боится только призрака Слизеринской гостиной!– Нет! Нет! Пощадите! Только не Барона! – трагически возопил Пивз и с размаху швырнул вниз сначала одни, а потом вторые очки. Обе пары разбились о каменные плиты вдребезги. – Я не переживу!– Барон! Барон! – радостно скандировали мы, хлопая в ладоши и отчего-то не наблюдая Гэбриела Принца-старшего в компании хогвартсовских привидений, которые сгрудились у входной двери позади пуффендуйцев-семикурсников.Пивз поспешно растаял среди звезд. Бывший преподаватель Трансфигурации МакГонагалл тяжело вздохнула:– Что ж, будем снисходительны к глупому полтергейсту. Ну что с него взять… – она вытащила палочку и восстановила одну из пар очков. Однако по какой-то – конечно, непредумышленной – причине темные осколки линз в них чередовались с обычными. Конечно же, она сделала, что могла: слишком мелким было крошево на полу. Вероятно, в свое время прогуливала Трансфигурацию на третьем курсе. – Нас он донимает не меньше. И ежедневно. Кто с ним только ни боролся – тщетная затея, это себе дороже… Приношу вам свои извинения, сэр.Даркмен, тем не менее, очки принял от нее и в такой модификации, поблагодарил, а затем водрузил их на нос. Теперь он выглядел еще жутче, как будто у него было четыре глаза.– Мы обязательно пожалуемся Кровавому Барону, сэр, – заверила профессор МакГонагалл. – Эта проделка не останется безнаказанной.Регент был невозмутим:– Это необязательно, госпожа директор. Но где же наш настоящий герой? Где Гарри Поттер?– Гарри Поттер? – директор окинула взглядом наши ряды. – В самом деле, а где же мальчик? Мистер Филч, чует мое сердце, здесь не всё чисто – не будете ли вы так любезны поискать студента?Завхоз тотчас вытянулся в струнку, отвесил поклон и бросился исполнять поручение. ?Это какой-то фарс!? – прошипел кто-то из гостей – как бы не сам Брайан Драйан, резко утративший все свое чудесное чувство юмора. Тем временем директриса взяла всё в свои руки и предложила начать пир в честь гостей и грядущего праздника. Зал сразу же стал знакомым и родным, прямо из воздуха возникли столы, скамьи для учеников, развернулись флаги с гербами факультетов, а невидимые эльфы деловито занялись сервировкой. Филч привел Гарри и доложил, что Кровавый Барон обнаружил студента запертым в одной из подсобных комнат – якобы, над ним так подшутил злобный полтергейст. ?Эй ты, шут гороховый, спускайся оттуда немедленно!? – ?Не велите казнить, дяденька ваше сиятельство, не спущусь, вы меня бить будете!? – ?Вот я тебя сейчас!? Кровавый Барон полетел кверху и снова куда-то пропал – я надеюсь, вместе с заигравшимся Пивзом. Всё-таки, кое-кому не стоило забывать, что Пивз – он по натуре своей анархист без тормозов. В подсобной комнате, куда он запер Гарри, вероятно, был морозец и свежий воздух, а еще много свободного места, где он хорошенько пробежался, отчего щеки и нос его порозовели, глаза оживленно сияли, а волосы разлохматились сильнее, чем всегда, – наши девчонки прямо завздыхали, поедая его взглядами.– О, мой дорогой друг! – снова запел неутомимый профессор Слагхорн, со всем своим меценатским пылом выдвигаясь ему навстречу. – И вы, мистер Макмиллан! – (Это уже адресовалось Эрнесту из Пуффендуя.) – И вы, конечно же, МакЛагген, – (Кормак МакЛагген, гриффиндорец с седьмого курса, самодовольно усмехнулся, вставая со скамейки.) – Мелинда, свет души моей! Присоединяйтесь поскорее! Мисс Уизли, разумеется! – (Всё понятно, он скликал к себе всех, кого агитировал в свой ?Клуб Слизней?, значит, мне надо успеть отвести ему глаза.) – Мисс Грейнджер, скромница вы наша, не вздумайте улизнуть! Я хотел бы представить вас, подающих огромные надежды, высокопоставленным гостям, поэтому извольте следовать за мной, мои дорогие!И, переваливаясь, как мамаша-утка из старой детской сказки, он возглавил марш-бросок к птичьему двору в президиуме. На кого больше тянет и.о. Верховного – на индюка или на испанскую утку? Ну, со мной-то всё ясно, сейчас заклюют… Надо было тоже вспомнить детство, взять рогатку с собой, вместо того чтобы отправлять ее на сохранение к эльфам. Гарри успел легонько прихватить меня за руку и пожать, здороваясь. Ну, точно: морозная ему досталась ?подсобка?, пальцы ледяные и одежда пахнет свежим ветром. В глазах его читалось: ?Что тут у вас происходит?!? Я слегка проартикулировала губами: ?Дурдом!? Он сразу успокоился.Со всех сторон к нам обратились взоры присутствующих. Профессор Слагхорн представлял свой Клуб Асмодиусу Даркмену, и тот одобрительно кивал ему с возвышения, но к Гарри с приветствиями больше не полез, а только заговорщицки улыбнулся. Изуродованные очки делали его физиономию еще непригляднее, хотя понять, что именно в нем отталкивает, я никак не могла. Может, то, что в нем как будто слились на молекулярно-генетическом уровне два существа – женского и мужского пола? Когда подошла моя очередь и Слагхорн выпихнул меня к столу гостей, Даркмен сделал то, чего не делал с другими. Он стянул очки и уставился мне в глаза своими буравчиками песочного цвета.Мне часто бывало страшно раньше. Временами, как и Гарри, меня душили кошмары в жутких предчувствиях будущего. Но такого ужаса я еще не знавала. Это было… ты заглядываешь ночью в зеркало, а перед тобой раззявливается пасть бездны. И ты видишь там лежащее что-то… вроде бы себя… приглядываешься – это в самом деле ты, но такой, что…Мир поплыл, как песочная скульптура, посыпался мне под ноги. Что-то больно щелкнуло в глубине носа, почти у самой переносицы. Боль прошила голову. Уже падая, ничего не видя и не слыша, я еще чувствовала что-то горячее над верхней губой, хлынувшее и на подбородок……Когда я открыла глаза, меня окружало всё белое… школьный лазарет? Что я здесь делаю? Гарри был в желтовато-зеленой мантии целителей Мунго – помогал мадам Помфри с капельницей. Голова шла кругом, и, чтобы меня не вытошнило прямо на кровать, я снова прикрыла глаза и попыталась вспомнить, в связи с чем оказалась здесь. Подробности возвращались постепенно, фрагментами и рывками, как рассыпавшееся содержимое калейдоскопа.– Что это было? – спросила я, на всякий случай приоткрывая только один глаз, и потолок надо мной снова запорхал, как в центрифуге.– Оставлю вас. Но смотрите, мистер Поттер, чтобы она не вздумала вставать!– Да, конечно, мэм, – кивнул Гарри и подсел на табурет рядом с моей кроватью, когда Помфри ушла. – Ты опять упала в обморок. Это неправильно, и тебе нужно пройти подробные обследования: может быть, это что-то очень серьезное. Ты ведь и правда слишком много нагружаешь себя.– Пффф! – ответила я, но этот звук больно отдался в голову, и я чуть не застонала, но сдержалась, чтобы он не запретил мне говорить. – Со мной всё было хорошо, пока этот не снял очки!Он всмотрелся на меня внимательным и откровенно непонимающим взглядом:– Кто не снял очки?– Он снял очки! Даркмен.– Когда?– Когда профессор Слагхорн вытолкнул меня к их столу.Гарри помедлил с ответом, но потом сказал озабоченным тоном:– Он не снимал очки.– Ты шутишь?– Он не снимал очки. У тебя пошла носом кровь… ?пошла?! Хлынула! Я такого еще не видел. Хорошо хоть успел тебя поймать до того, как ты разбила бы голову об пол…Мы попрепирались, споря, снимал или не снимал очки и.о. Верховного, и мне пришлось сдаться. Всё это было чудовищно, и мои последние видения тоже. Когда вследствие заклинания ?Гратаконтра!? у нас с его отцом впервые получилось поменяться сознанием и увидеть свой облик со стороны, для меня это был шок. Да, не спорю: действительно шок. И в первый раз я тоже потеряла сознание, как какая-нибудь слабонервная. Но тогда не было ужаса из самых адских кошмаров, какие только могут присниться. Это произошло со мной скорее от неожиданности.Судя по рассказу Гарри, в этот раз кровь полилась у меня из носа под таким напором, под каким может литься только при серьезном повреждении аорты – на шее, в бедре... Можно сказать, смертельный приговор. Поскольку в тот момент Гарри оказался ко мне ближе всех, то он сразу же и стал оказывать первую помощь.– Меня накрыло, я испугался, что ты можешь умереть. Забыл, что не могу колдовать, пытался остановить кровотечение без палочки. Почему-то даже не подумал, что может не получиться. И… я что-то почувствовал. А потом – раз! – и кровь перестала хлестать. Когда подоспела Помфри, уже совсем всё прекратилось. Но ты потеряла, наверно, с четверть галлона…– Ничего себе! То-то меня так штормит… – я посмотрела на капельницу. – А что ты почувствовал?Он явно боялся произнести это вслух. Чтобы не сглазить.– Что я сейчас остановлю это, и по-другому быть не может… И что-то внутри откликнулось – ну, как раньше, в детстве, когда у меня еще не было палочки. Такое знакомое… – Гарри улыбнулся и опустил глаза. – Я был бы рад, но, скорее всего, это просто так совпало…У меня не было сил спорить. Убеждать его буду позже. И эта новость отодвинула на задний план мои страхи, от которых я только что покрывалась ледяным потом, я была вдохновлена и обнадежена, ведь это первая подвижка за полгода!– С этим Даркменом действительно что-то нечисто, – продолжал он. – Когда я уносил тебя оттуда, он на нас смотрел, и я тоже посмотрел на него в какой-то момент. Знаешь, что мне кажется? Мне кажется, он притащился сюда из-за нас с тобой.– Да, – шепнула я, цепляясь за его руку пальцами свободной от капельницы руки, – и мне тоже так кажется.– Спи, я тут подежурю сегодня.– Ты в Мунго не надежурился?– Так, разговорчики, пациентка! Проявляйте уважение к медперсоналу!– Ой, да пожалуйста.Не отпуская его, я закрыла глаза и, медленно кружась, погрузилась в теплое белое облако без мыслей и снов.* * *Рождественские каникулы я провела дома с мамой и папой. Гарри, насколько я знаю, был приглашен Лавгудами в Подлунную башню, и только около полуночи 31 декабря ко мне прилетела Лунина сова. Увеличив заколдованные мистером Лавгудом коробочки, я распаковала подарки и прочитала открытки, где каждый из них благодарил за подарки меня. В коробке Гарри лежал еще и свежий, только что взятый с типографского станка и даже теплый номер ?Придиры? – с чего бы это вдруг?Понимая, что это неспроста, я пролистала журнал. Бред. Бред. Бред запредельный. Бред терпимый. Бред, основанный на реальных фактах, но с идиотскими выводами. Опять запредельный бред. И маленькая колонка новостей на предпоследней полосе. Тут в глаза бросилась метка – мы с Гарри и Луной специально обменивались ими, и только мы трое могли увидеть их на бумаге. Я вскрыла расшифровку метки, раскодировала послание. ?Что ты об этом думаешь?? – спрашивал Гарри. Тут же вспыхнула обведенная магическим маркером Луны краткая новостюшка: ?Только что стало известно, что сегодня около девяти часов вечера заключенный Азкабана Кингсли Шеклболт совершил дерзкий побег. Его местонахождение пока неизвестно?.__________________________________________[1] Аббревиатура от ?Exchange of Souls? (обмен душами).[2] ?Красота выше гения, потому что не требует понимания?; ?Только пустые, ограниченные люди не судят по внешности?; ?Красота, подлинная красота, исчезает там, где появляется одухотворенность. Высокоразвитый интеллект уже сам по себе некоторая аномалия, он нарушает гармонию лица. Как только человек начинает мыслить, у него непропорционально вытягивается нос, или увеличивается лоб, или что-нибудь другое портит его лицо?; ?В наш век люди слишком много читают, это мешает им быть мудрыми, и слишком много думают, а это мешает им быть красивыми? и т.д., и т.п.[3] См. ?Крошка Цахес по прозванию Циннобер? Эрнста Теодора Амадея Гофмана, Альпанус – доктор-волшебник из этой сказки.