Глава сороковая (1/1)

?Северус, поднимись ко мне в лазарет?, – коротко сообщалось в записке Поппи, доставленной совою в ту же секунду, как прозвучал гонг.– Свободны, – бросил Снейп таким тоном, что ни у кого не возникло и мысли прибираться за собой у рабочего котла – всех первокурсников сдуло, точно ветром.Опять какого-то дьявола кто-то нахимичил…При входе в больничное крыло ему встретились два ассистента Помфри. Внутри помещения было как-то подозрительно безлюдно. Когда химичат, дело, как правило, принимает совсем другие масштабы, и сейчас здесь стонали и вопили бы даже портреты на стенах, не говоря уж о живых пострадавших. Или пока живых…– Вот, – сказала Поппи, поджимая губы почти как Минерва и подводя его к кровати за ширмой, где, весь в испарине, лежал без сознания пуффендуец-третьекурсник… Хопкинс, кажется. – Да, Хопкинс, – как будто прочитав его мысли, подтвердила колдомедик.– Ну и что с ним? – недовольно бросил Снейп: ему чертовски не хотелось сейчас до кого-нибудь дотрагиваться, да и сильно разболелась голова, как обычно в это время года. Закрыть бы глаза и никого из них не видеть…– Приворотное зелье. И, похоже, Амортенция. Но решать тебе, она это или нет.Алхимик подошел поближе и, оттянув поочередно одно и второе веко мальчишки, осмотрел склеры. Да, судя по этому характерному туману, без яда пеплозмея тут не обошлось…– С однокурсницами его разговор был?– Нет, мы забрали его с факультатива у МакГроула, остальные сейчас кто где.– Всех ко мне.– Пуффендуек?– Нет, всех третьекурсниц. Пока только девочек.– Пока?! – на сухом личике Помфри отобразился ужас.Он повернулся и на всех парусах унесся из санчасти. Приступ мигрени, конечно, самый подходящий период, чтобы заниматься легилименцией. Ну ничего, виновница поплатится за этот ?кастинг?.Наверное, никогда еще кабинет Снейпа в подземельях не подвергался столь массовому паломничеству юных мисс. Слухи разлетались быстро, и все девочки уже примерно знали, с какой целью их направили сюда деканы.Слизеринки стояли отдельной компанией и презрительно кривили губы, возмущенные наглостью, которая позволила кому бы то ни было всего лишь заподозрить одну из них в слабости к жалкому полукровке, да еще и из дома Пуффендуй. Это же просто неслыханно! Впрочем, именно по этой причине алхимик и опрашивал каждую из них впроброс, почти не прикасаясь к мыслям, но на всякий случай брал на заметку тех, кто вел себя не слишком уверенно. В случае чего именно их и придется сканировать при возможном втором подходе. Всё-таки его самого без малого четверть века назад едва не отравила одна из таких роскошных кукол с хорошей родословной. Непонятно за что.Гнев гриффиндорок вызывало другое: кто-то посмел заподозрить одну из них в такой подлости! Однако обмануть Снейпа праведная ярость красных львиц не могла, он слишком хорошо помнил, где учились Питер Петтигрю и Мундунгус Флетчер. Когда перед ним с независимым видом уселась Грейнджер, желая досадить противному профессору хотя бы манерой держаться, он едва подавил усмешку. До чего же она напоминала сейчас Макмиллана в его четырнадцать-пятнадцать лет! Бывает же такое внезапное сходство… Грейнджер, естественно, оказалась ни при чем и была отпущена через полторы минуты после начала разговора.Самыми равнодушными казались когтевранки. С такими же постными гримасами они ходили на отработки, с такими, скучающе зевнув, отправились бы и мести пришкольную территорию, если бы тому же Филчу пришло в голову наказать проштрафившихся студенток унизительным трудом эльфов-домовиков. ?Надо, так надо! – говорили поза и жесты девушек с галстуками в сине-бронзовую полоску. – Мерлин, как же вы нудны и неинтересны, смертные!? И – да, они понятия не имели, с кем водился этот… как его?.. а кто он, в самом деле?.. нет, даже никогда слишком близко не общались, сэр!А вот пуффендуйки были откровенно напуганы, как будто что-то знали. Снейп умышленно чередовал факультеты, вызывая их представительниц сообразно собственной жеребьевке, принципа которой не знал никто, даже он сам. И всякая из девиц Помоны Стебль непременно елозила на стуле и шмыгала глазами по кабинету. К тому времени, как алхимик вычислил подлинную виновницу, голова его гудела, точно медный котел с готовым взорваться варевом Лонгботтома.– Сэр, я клянусь вам… больше никогда! – хлюпая носом, блеяла Вивиан Сент-Джон, белобрысая овца с манией вечно что-то жевать. – Пожалуйста! Я отработаю!Она отработает!Ждать, когда гонимая весной идиотка подберет сопли и начнет говорить связными фразами, алхимик не собирался. Он взломал ее сознание с напором цунами и обнаружил там кое-что любопытное. Тамсин Эпплби, талантливейшая из всех студенток, которых ему довелось выучить в своей жизни, Эпплби, которую он пока еще гипотетически, но рассматривал как свою будущую ассистентку, не так давно тайком от него варила Амортенцию. Нет, похоже, совсем не ту, которую в рамках учебного процесса делают на шестом курсе – куда никогда не докладывались ингредиенты-катализаторы, из-за чего она и теряла до восьмидесяти процентов эффекта. Настоящую. Третьекурсница Сент-Джон узнала об этом от старшей сестры, которая узнала от подружки, которая… Дальше Снейп плюнул. Словом, эта овца с мозгами инфузории прознала о созданной Эпплби Амортенции, и этого уже достаточно. Безответно влюбленная в своего однокурсника Хопкинса, она проявила удивительную для своего уровня интеллекта изобретательность и с помощью приятельниц сумела отвлечь Тамсин, а сама в это время зачерпнула в бутылочку порцию не совсем еще готового зелья. Малолетка даже не поняла, что могла просто угробить парня: не постоявшая на огне столько времени, сколько требовалось по рецепту, смесь становилась токсичной, и яд действовал очень медленно – от нескольких часов до суток. Всё это время отравленный пребывал в состоянии глубокой подавленности, а потом терял сознание и, если ничего не предпринять, – впадал в кому и умирал.Снейп покусал губы. Пожалуй, эту историю нужно расследовать. Только тихо, чтобы не вспугнуть основных участников. Он осторожно вытер из памяти Сент-Джон всю информацию, которая касалась Тамсин, и подменил ее внушенной – о том, что пузырек с Амортенцией она случайно нашла на прогулке. Пусть остальные звенья цепочки покуда чувствуют себя в безопасности, а девчонке ничего не останется, как стоять на своем во время любого дознания: вещество было ею найдено, и точка. Спровадив Вивиан к ее декану для дальнейших разбирательств, Снейп отпустил пятерку оставшихся студенток, сложил руки на солнечном сплетении и утомленно откинулся на спинку кресла. Какого черта, Эпплби? Зачем тебе, умной восемнадцати- или девятнадцатилетней девчонке, ?спортсменке и красавице?, понадобился этот недострелянный вервольф, да еще и такой ценой? Ну ладно – шальная во всю голову дочка Андромеды Тонкс: в ней течет кровь Блэков, и это объясняет в принципе всё. Но ты… Хотя сейчас, задним числом, он начал понимать, что все семь лет обучения Тамсин была довольно странной девочкой. Тем более странной, что в коллективе сплоченных, как муравьи, пуффендуйцев всегда держалась обособленно, будто какая-нибудь отличница-когтевранка.Он не стал предпринимать никаких срочных мер. На обычном, по расписанию, уроке у семикурсников Снейп даже слегка улыбнулся Эпплби, чем заставил ее содрогнуться от ужаса и отодвинуться подальше. Впрочем, он и сам не знал, улыбка это была или судорога лицевых мышц вследствие жгучей боли в виске. Осторожно, чтобы она ничего не успела заподозрить, коснулся ее внешних мыслей, заполненных сиюминутными проблемами. Девушка чуть поморщилась от кольнувшей мозг боли, которая тут же отпустила. Снейп нашел мысль о Люпине, и Тамсин эта идея понравилась в ущерб работе, которую она попутно выполняла у своего котла. Тут же начались просчеты и огрехи, что гарантировало ей незачет на сегодняшнем занятии. Прикрываясь образом Римуса, как паролем, алхимик проник в более глубокие слои сознания и обнаружил, в каком тайнике она держала готовое зелье. Как говорится, ?если хочешь что-то спрятать – положи на видном месте?. Девица не удосужилась даже придумать серьезное запирающее заклинание. И всё-таки… что они в нем находят, в Люпине? Пресловутый животный магнетизм, что ли? Иррациональные вещи всегда находились вне зоны компетенции Северуса.Отпустив всех после урока, Снейп отправился к хранилищу и нашел шкафчик Эпплби. Она часто ассистировала зельевару, и он позволил ей оставлять здесь какие-то свои заготовки. Но, надо сказать, это разрешение едва ли распространялось на приворотные зелья и прочую гадость.Поверхность вещества из пробирки отливала розоватым перламутром. На вид оно не казалось жидкостью – скорее походило на взбитые сливки, принявшие форму внутренней части устрицы. Один его вид навевал весьма нескромные мысли, не говоря о…Снейп вынул притертую крышку из горлышка флакона. О, да, сомнений теперь не осталось: это самая что ни на есть Амортенция, и обмануться тут невозможно. Тот самый запах, описание которого принято подменять эвфемическими аналогами, неизменно при этом краснея и смущаясь. Все эти универсальные ароматы ?свежескошенной травы?, ?конфеток?, ?цветочков? или – у самых оригинальных врунов – ?библиотечной пыли? были всего лишь неубедительной отговоркой. Они не имели ничего общего с ярким и всегда персональным запахом, который распознавался мозгом как интимный, органический, да еще и привязанный к определенному человеку – объекту страсти. Для того, кто никогда не испытывал эротических желаний, зелье не пахло бы ничем.В попытках избавиться от нахлынувших затем ненужных воспоминаний Северус поднялся в архив при библиотеке и запросил личное дело студентки-выпускницы. Такая же серая и безымянная, как ее сова, архивариус принесла Снейпу небольшую папку с надписью: ?Тамсин Эпплби, родилась 2 октября 1975 года, распределена в Пуффендуй Сортировочной Шляпой 1 сентября 1987 года?. Эпплби, Эпплби… Проклятье, ведь знакомое что-то, и вертится на языке… Все его сомнения развеялись при знакомстве с историей семьи, из которой произошла девчонка. Снейп тихо застонал. Вот что за?.. Почему он узнает об этой кратенькой заметочке только теперь, когда по школе совершенно легально носится одно из самых опасных существ магического мира, прячась под обликом кроткого учителя Защиты? И почему Дед, задери его корнуэльские пикси, хотя бы тогда, когда надумал пригласить Люпина на должность, не соизволил посвятить в этот момент того, на кого повесил самую несуразную из всех несуразных обязанностей?Снейп сдержал первый порыв добиться аудиенции у директора и высказать ему всё, что накипело. Только взглянул на бабку-архивариуса и по привычке, закрепившейся еще во времена учебы, мимоходом задал себе риторический вопрос: для чего вообще нужен архивариус в Хогвартсе? В своем вечном склерозе старуха уже забыла о присутствии профессора. Кажется, она клевала носом, и он, прихватив края мантии, удалился из ее кабинета во владения мадам Пинс.Пожалуй, стоит придержать эмоции и забраться под камешек, чтобы понаблюдать из засады. Если они с Макмилланом сделали правильные выводы, нынешняя реальность основательно искажена относительно исходной, но вариантов исходной сейчас, в этой реальности, всплывает столько, что можно повредиться рассудком. Не исключено, что и нынешняя ситуация с Эпплби – отголосок тех событий. Или нет? Что ж, надо подождать. Теперь это должно стать девизом: затаиться, выждать, присмотреться. В конце концов, слизеринец он или кто?Навеянные Амортенцией смутные и мучительные воспоминания не отпускали. Грегу это не нравилось, самому Снейпу, впрочем, тоже: от блоков, воздвигнутых неведомым заклятьем, раскалывалась голова, ныло сердце, подкашивались ноги. Нужно отвлечься. Чем-нибудь… чем-нибудь утилитарным… Проверкой домашних заданий… Да, конечно, спасет мертвого припарка! Ч-черт, этот запах…– Тебе помочь?– Что?! – вздрогнул он.Она сидела рядом, через малахитовый столик от него, в кресле, и задумчиво поглаживала пальцами пушистую светящуюся ветку Макмиллановского сорняка. Северус смял пергамент, даже не помня имя ученика, работу которого проверял. Она была серьезной и очень повзрослевшей. Наверное, такой, какой стала бы теперь, если бы не умерла в неполных двадцать два.– Я могла бы тебе помочь, – она отпустила ветку радужника и указала глазами на свитки, – проверять. Помнишь, как на седьмом курсе нам поручили первокурсников?– Нет. На седьмом курсе ты гуляла со своим лосем, а меня доставали Эйвери и его команда. И достали… Им позарез был нужен путевый зельевар… Лили цокнула языком, выпрямилась и покачала указательным пальцем:– Сев, прости, я не хочу тебя обидеть, ты был талантлив до гениальности и амбициозен, как Наполеон. Но Том Реддл даже в своем реальном статусе предпочел бы зельевара старше и опытнее какому-то желторотому мальчишке-выпускнику. Ты же понимаешь это сейчас?– Темный Лорд тогда был…– Не было никакого Волдеморта! Не бы-ло! На седьмом курсе, Сев, мы целовались с тобой под Желтым Плаксой, но тебя перемкнуло тогда на банальном чувстве вины передо мной – помнишь, по какому поводу?– Я оскорбил тебя в тот раз, у озера…– Да нет же! То давно уже было позабыто! Сев, пожалуйста, дай мне руки!Как загипнотизированный отсветами лампад в ее удивительных глазах, Северус протянул руки через стол. Ее ладони были теплыми. Мягкие, короткие, но тонкие пальчики проворно сжали его кисти. – Мне уже пора, Сев, – она высвободилась, оставляя ему взамен свиток, закрученный на двух медных роликах. – Прочти это.Снейп не хотел читать. Он хотел ее. Сейчас же, прямо здесь. Но одного мгновения, когда он отвлекся, разрывая связь их с нею взглядов, оказалось достаточно, чтобы дух Лили истаял в сыром воздухе, и только заплясавшее от сквознячка пламя было свидетелем недавнего присутствия гостьи из прошлого.– Лили!?Прос-с-с-сто прочти это, Принц!?Парселтанг?!Северус знал, что это точка невозврата. Если он сейчас заглянет в рукопись, пути назад уже не будет. Как в ее любимой драме: ?Afore my, it is so very late, that we may call it early by and by? [1]. Алхимик развернул шелестящий рулон, исписанный кроваво-алыми чернилами. Вязь неровного почерка, с неправильным наклоном и не к месту проставленными заглавными буквами, подхватила, опутала и, словно бьющуюся в неводе рыбу, уволокла его в омут минувших дней…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .…Они подходили к заброшенному корпусу фабрики. Откуда-то из парка холодный, пересыпанный снежной крупой ветер доносил запах болота – даже зимой так пахла их местная речка. Вдалеке, самозабвенно подвывая, перелаивались собаки. Засунув руки глубоко в карманы куртки и запрокинув голову, Лили посмотрела на верхние этажи старинного здания, построенного еще в прошлом веке. Теперь оно таращилось слепыми окнами на ограду с потайным входом в парк, на клумбы и заросшие аллейки. В некоторых рамах еще торчали пыльные осколки давно вылетевших стекол. Взобраться бы сейчас, как в далеком детстве, на самый верх! На крышу с площадкой, похожей на их Астрономическую башню в Хогвартсе. Вскарабкаться по металлической лесенке и оттуда посмотреть на весь Коукворт, ведь это самая высокая постройка в городке, если не считать кирпичной заводской трубы и ветхой парашютной вышки в центре парка. Но лезть на последние две конструкции не стоит даже магам.Лили покосилась на Сева. В прошлом году они помирились, да еще и в романтичной обстановке, на праздновании Хэллоуина. В тот вечер Снейп снизошел даже до того, чтобы ?корчить из себя паяца?: так он потом назвал свою идею с переодеванием и плясками, самой Лили казавшуюся изумительной, а ему – придурочной. Он вечно страдал какими-то надуманными комплексами.Вроде бы всё теперь между ними неплохо, но... Да, Лили прекрасно знала, какими глазами он смотрит на нее, когда думает, будто она не замечает. И все же ей до сих пор казалось, что она совершила какую-то оплошность. Может, это не ее стезя? Надо сосредоточиться на учебе и на том, как жить и где работать после Хогвартса. Ни за кого не цепляясь и ни на кого не рассчитывая, даже если говорить о Снейпе.И он, продрогший на морозце, клюв свой упрятал в намотанный как попало шарф, господи, растрепа растрепой, недотепа недотепой, стоит рядом и молчит, как истукан. Лили немедленно дала себе тычка: эй, ты же определилась! Да черта с два! Определилась! Ей хотелось феерии, иногда сногсшибательной. А чего ждать от предсказуемого Северуса? Пусть он будущее светило зельеварения, а блеснуть на другом поприще – нет, это не к нему! На любой вечеринке Снейп может только забиться в укрытие, чтобы – в лучшем случае – подавать оттуда едкие ремарки. Но, скорее всего, он будет молчать. Делать вид, будто ему на всё плевать и что он не умеет ничего чувствовать. Мертвый автомат с живыми глазами. Щелкунчик. Вот почему с ним мало считались. Если отказываешь кому-то в способности чувствовать, то перестаешь видеть в нем человека. А Снейп только провоцирует. Назло. Молча. Как будто бес в него вселяется. Она не знала других людей, способных одним своим безмолвием вызвать в толпе поистине библейскую ненависть к их персоне. И убеждать его быть проще и мягче бесполезно: всё равно всё сделает по-своему, хоть и знает, что пойди он на компромисс, пробиваться вперед было бы стократ дешевле. С ним будет тяжко любому. Даже ей.Да, да, для нее он хороший, для нее он готов на всё. А еще он умный, как Сократ или вообще как дьявол во плоти. Знает столько всего, что можно не ходить в библиотеку, а наугад тыкать в любую тему – с нею, с Лили, Северус молчать не будет, как это делает с другими. С ?чужими?, по его шкале ценностей. С нею ему, наверное, интересно. Да и ей с ним, чего кривить душой. Он ответит на любой ее вопрос в любое время, даже отвлеки она его от крайне важного занятия. Поморщится, но тут же смягчится – и вот уже всё его внимание поглощено ее персоной. Но такой он… невзрачный, неловкий, нервный. Три ?Н?, ни одно не плюс. Как друг, он потрясающий. Но как парень… О чем тут говорить, если он смущается, даже чмокая в щеку – просто, дежурным, ни к чему не обязывающим поздравительным-с-чем-нибудь поцелуем! Они и целовались ?по-взрослому? всего раз в жизни, причем первой начала она. На той хэллоуинской вечеринке. Сев сначала даже вздрогнул, подобрался, как будто ждал подвоха, и только потом до него дошло, что происходит – еле заставил себя остановиться, и ей это безумно понравилось. Она всё надеялась, что он захочет повторить, но ничего подобного. Только смотрел на нее растерянно-обожающими глазами – и никаких вам больше нежностей. Странный, странный, странный. Другое слово ему не походит, это же Снейп! Его, кажется, не понимает даже родная мать. До недавнего времени Лили считала, что его не понимает вообще никто, пока сестра не преподнесла сюрприз и не заставила ее посмотреть на Сева другими глазами. Но это всё равно был взгляд Туни, а не ее собственный. Лили решила положиться на ее опыт и интуицию. По нумерологическим расчетам даты рождения сестры выходило, что она прирожденный психолог и видит людей насквозь, как бы ни скрывали они свою суть. И, кажется, Петунье он сильно нравился. Нет, не кажется. Нравился. В том самом смысле. А самое обидное, что с Туни они смотрелись бы идеально – высокие, тонкие блондинка и брюнет безо всякого труда заставляли бы прохожих на улице оборачиваться и разглядывать их пару. Да, это правда обидно, когда ты не уродилась такой эффектной.После той ссоры у озера Лили четко поняла, что потерять Северуса – это как без скальпеля, рукой, выковыривать из своего тела какой-то орган, даже если тот болит и доставляет неудобства. Ни с кем больше, кроме как со Снейпом, ей не будет так удобно и так легко быть собой. С другими всё время надо играть какую-то роль в страхе не оправдать их надежд. Сев скорее разочаруется в себе самом, чем в собственных идеалах, одним из которых было ее рыжее высочество. Ах да, вот еще тебе аргумент, Эванс: с ним спокойно. Кто бы поверил, глядя на этого дерганного заморыша, что кому-то с ним может быть спокойно, если ему самому неспокойно с самим собой! Но когда они вместе, у него меняется даже тон голоса. Речь его становится безупречной, струится, как змея по сухому песку в пустыне. Перед экзаменами она часто теряла сон, и тут Сев был незаменим: он начинал ей что-то растолковывать, и она засыпала над книгой под аккомпанемент его голоса, как под колыбельную. И мыслимо ли – в последнюю предэкзаменационную ночь все ударяются в жестокую зубрежку, а Лили Эванс спит пятнадцать часов кряду. На другой день она подскакивает, бежит и всё сдает на ?Превосходно? или ?Выше ожидаемого?, невзирая на то, что накануне в голове еще царил такой же хаос, как в папином гараже.Казалось бы, что такого – мало ли некрасивых парней в мире? Сколько страшноватых актеров, музыкантов – а ведь у них толпы поклонниц, и они мировые кумиры. В них есть то, что нынче в магловских журналах зовется харизмой. То, чего в Севе не сыщешь днем с огнем. Умел же привлечь к себе всеобщее обожание Горбатый Ричард, гриффиндорец, который окончил Хогвартс четыре года назад. За ним бегали девчонки всех возрастов, как будто он был Аполлоном, а не Квазимодо, против которого даже Снейп – писаный красавец. Не говоря уж про харизму настоящих красавцев – братьев Блэк. Спортсмен Поттер тоже ничего, беспардонный, правда, зато азартный и веселый. Но в Ричарде была особая, плещущая через край мужская притягательность на фоне физического уродства. А в Северусе, если разобраться, из действительно некрасивого только нос – и то еще с какой стороны взглянуть. Кислое выражение физиономии, пожалуй, тоже не украшает. Так оно никого не украшает, но кто видел, как он смеется, тому будет с чем сравнить. Лили вот видела. Смеющийся Сев как по мановению ока делался на загляденье славным парнишкой. Поэтому она досадовала, что он назло (причем назло по большей части себе самому) показывает всем одну из самых отталкивающих своих масок. И ноль ?харизмы?. Ни властной Ричардовой, ни сумасбродной Сириусовой, ни артистичной Джеймсовой. И сам Снейп понимает свою ущербность, потому и тушуется. Зажимается от ревности, от сравнения себя с более благополучными сверстниками, завидует им и, как пить дать, где-то в глубине души бесится со злости. Но меняться из упрямства не желает, хотя смог бы. С его-то силой воли!– Помнишь, как мы раньше?.. – Лили мотнула головой на окна второго этажа здания. В первом они были заложены кирпичами, чтобы на территорию фабрики через ?башню? не проникали всякие бродяги.Сев понял ее с полуслова, и в темных глазах заиграл задор. Она недоверчиво улыбнулась: сейчас? зимой? да ведь руки закоченеют, пока будешь карабкаться к верхним окнам, как они это делали в детстве! Но кого и когда это останавливало? Снейп подмигнул, поддразнивая, и первым вспрыгнул на выступающие из общей кладки кирпичи отделки.– Ах так?! Да я всё равно быстрее! – и она поспешила на крепидулу соседнего ряда. В отличие от сестры, высоты Лили не боялась никогда.Так, по выступам, они добрались до окон второго этажа, и она в самом деле слегка его обогнала – а может, он, как обычно, поддался (и это, кстати, ее тоже всегда бесило!).– Давай, – он отодрал заклинившую от сырости створку рамы, пропуская Лили вперед, чтобы подстраховать снаружи.Она оперлась коленом о наличник, переместила вес на центр окна и затем скользнула в проем. За нею последовал Сев, спрыгивая с подоконника на усыпанный штукатуркой пол помещения и отряхивая от извести и цемента жалкое, ужасно не подходящее для зимы пальто. Все эти кульбиты они – волшебники, черт возьми! – могли бы проделать в одно мановение палочки и ни капли не напрягаясь. Но это было бы неспортивно. В те времена, когда колдовать вне Хогвартса им еще было нельзя, они делали всё это без магии.Здесь всё оставалось таким же, как несколько лет назад – это Северус привел ее тогда в свое секретное убежище, и больше сюда не совался никто, кроме них. Он показал ей город с высоты и сказал, что когда они пойдут в настоящую школу, предназначенную именно для них, то там их научат летать по-настоящему, как летают птицы. И ей хотелось научиться, а потом улететь прямо с ?его? башни в бесконечные дали, за горизонт, перекрытый пеной кучевых облаков.Размечтавшись, Лили снова забыла об окантовке одной из ступенек пролета между четвертым и пятым ярусами, наступила на выпирающий с краю металлический уголок, и пронзительный ?крак? пронзил здание от фундамента до застекленной веранды на крыше. Оба они слегка присели от неожиданности. Ничего не произошло. Когда все обитающие в ?башне? вороны и голуби, которые хотели выразить свое негодование по этому поводу, выразили его и разлетелись в разные стороны, Лили вытаращилась на Сева, а он на нее. И им стало до слез смешно. Лили вспомнила, как все годы они боялись, что сюда нагрянет сторож, а заколдовать его они в то время не имели права. Сейчас это будоражащее чувство опасности ее развлекло.Потом они сидели на тумбе ограждения крыши, свесив ноги в бездну и вдыхая аромат подтаявшего снега – его можно было почуять только на такой высоте, куда не долетали болотные запахи от реки. И снова ей хотелось улететь в манящее небесное королевство Фата-Морганы. Если бы они сели с другой стороны башни, оттуда за фабричными строениями и деревьями можно было бы увидеть окна его дома, но Северусу никогда не нравилось смотреть на Паучий тупик. Меж тем сгущались сумерки, вдалеке зажигались первые огни, и весь Коукворт погрузился в удивительную посленовогоднюю атмосферу сказки. Все ухищрения волшебного Хогвартса Лили уже не трогали так, как это было поначалу, а вот непритязательная, затаенная прелесть и случайность магловских чудес будила воображение по сей день. Никто из магов не понял бы ее, даже Сев раньше фыркал, когда она об этом говорила. А сейчас вот сидит, завороженный, зябко ссутулился, но во все глаза смотрит на метаморфозы родного городка. И тоже удивляется.– Обещаешь не злиться? – спросила она, кладя руку ему на плечо.В ответ – вопросительно-настороженный взгляд. Потом нерешительный кивок. Понял, о чем будет вопрос, не любил он такие разговоры, но уже разрешил, и отступать ему теперь некуда.– Что в конце концов на тебя повлияло? Почему ты бросил эти свои… занятия?Это и правда было непонятно. Говоря о возможностях темных, древних, как Миг Творения, заклинаний, Сев обретал вдруг ту убедительность, которой ему так не хватало в повседневной жизни. Если бы девушку хоть немного притягивала в людях дьявольщинка, вот тогда бы она в него и влюбилась без памяти. Он не становился другим – он становился собой. Но с ее характером, с воспитанием, полученным в семье, а также на факультете, такое скорее отпугивало. Словно Адам и Ева поменялись ролями, и яблоко с Древа Познания протягивает не она ему, а наоборот. Лили ничего не хотела знать об этих Темных. Сказали умные люди: нельзя. Значит, нельзя. Спички детям не игрушка. Одно дело – мрачные чары целителей, совсем другое – скверна этих одержимых.Его впалые бледные щеки заметно вспыхнули непривычным стыдливым румянцем. Северус что-то скрывал. Он на чем-то обжегся, отступил и теперь не хотел выдавать свой секрет даже ей! Неслыханно! Даже ей!– Я… сделал свой выбор, – тщательно подбирая слова, отрезал он. – Это слишком сложно.– Ты умеешь просто объяснить сложное. Так объясни!Подлизываясь, Лили поднырнула ему под руку и прижалась сбоку, преданно заглядывая в лицо. ?Состроила Бобика?. Обычно Снейп в таких случаях пасовал и выполнял любую ее прихоть. Но теперь он покраснел еще больше, смутился и покачал головой:– Нет, нет, тут надо будет лезть в подробности, иначе ты не поймешь. А если я полезу, ты не поймешь тем более. И мы снова поругаемся. С меня довольно того, что уже было.– Хочешь, я тебе чем-нибудь поклянусь, что не поругаемся?А может, ей всё же немного не хватало того вдохновленного Северуса, которого тогда она отчаянно не желала слушать, но которым, кажется, исподтишка немножечко любовалась? Ну, пусть бы он сейчас вернулся… на минуточку всего... Жалко ему, что ли?..– Не надо мне клясться, – буркнул Сев. – Зачем это ковырять? Что было, то прошло, оставь былое былому.– Хочу разобраться. Ты что, сделал что-то постыдное, поэтому не хочешь рассказывать?– Скажем так: я устранил твою соперницу. Насовсем.– Что?– Я же сказал, что ты не поймешь.– Ничего себе! Какая еще соперница? Как ее зовут?– Ее зовут Dark Magic. Давай на этом замнем? Честно – не надо.– Ну… ладно, – отступила Лили и вдруг почему-то захотела, чтобы он немедленно ее поцеловал. Вот тут, прямо на высоте девятого этажа.Однако вопрос вывел его из равновесия. Созерцательное настроение было безнадежно испорчено, а Снейп не в настроении – это открытый ларец Пандоры, и лучше его какое-то время не теребить. Не говоря уж про всякую романтику, на которую он, похоже, вообще не способен.Они спустились – на этот раз коротким аппарационным перемещением – но провожать ее домой он пошел пешком. И когда они уже почти подошли к коттеджу Эвансов, в одном из соседских палисадников кто-то надумал пострелять хлопушками, которые так ненавидел их пес Нуби.Задумавшийся и бредущий рядом, Сев мигом подобрался, сгреб Лили в охапку и, повалив в сугроб на обочине, прижал сверху своим телом, а в руке его сама собой, из ниоткуда, возникла палочка. На пару секунд девушка растерялась, но когда до нее дошло, она начала смеяться:– Сев, ты псих! Слезь с меня! Это же только хлопушки!Сообразив, чего творит, Снейп мигом откатился в сторону и вскочил. Пройдет не так много времени, когда и она будет вздрагивать, заслышав эти звуки, и с тревогой выглядывать в окно, и с облегчением бежать навстречу его шагам в прихожей… И со слезами вспоминать затравленный взгляд, которым он посмотрел в тот день на вечереющее небо, уже осознав, что ошибся.– Ну ты что? Вот же ты… слизеринский маньяк! Идем!Его трясло. Лили притащила его к себе домой, хотя он упирался даже после того, как она объяснила, что родители и Петунья уехали знакомиться с родней Вернона Дурсля и не вернутся до завтра. Снейп уже год как старался не заходить к Эвансам. Возможно, это было из-за Туни, но Лили не была в этом уверена. Кажется, он и сестра начали избегать друг друга. Но Нуби так обрадовался, что Сев поддался на уговоры, а через пару часов полностью пришел в себя, поиграл с псом и уткнулся в книгу, развалившись на диванчике в гостиной. Лили полулежала рядом и смотрела по телевизору футбольный матч.В какой-то миг периферическим зрением она уловила взгляд. Посмотрела на Сева – он как ни в чем не бывало читал. Отвернулась. Снова взгляд. И лишь на третьей попытке, незаметно скосив глаза, она его поймала. Спустить такое было нельзя, и кончилась эта возня тем, что он опрокинул ее навзничь, придавил руки к дивану, чтобы не щекоталась, и в упор уставился ей в лицо. – Щекотки боишься, как девчонка! – хихикнула Лили, все еще пытаясь елозить под ним и наивно полагая, что сумеет вывернуться. Еще бы не бояться щекотки, когда у тебя одни ребра под тонкой кожей!Было что-то такое в его зрачках, как тогда, после ее поцелуя на маскараде. Бешеный огонь вспыхнувшей сверхновой, едва прикрытый темной поволокой. Импульс той вспышки юркой змеей скользнул в глаза девушки, стремительно ужалил грудь, окунувшись в сердце, ртутной каплей упал куда-то в повздошье, прокатился в живот и свернулся в тяжелый беспокойный клубок где-то там, в самом-самом низу его, выжидая и нетерпеливо-сладко потягиваясь коротенькими призывными спазмами.Лили дала понять, что брыкаться больше не собирается, и Сев отпустил ее запястья, но покидать свой пост не спешил. Он прижимался так тесно, что даже через замок на ширинке его джинсов она ощутила нечто плотное и упругое, всё заметнее давившее ей на лобок. А ведь они сейчас одни, и весь дом в их распоряжении на всю ночь. Когда она подумала об этом и представила, что может случиться между ними дальше, то едва сдержала стон нетерпения. А Сев жадно заглядывал сверху ей в глаза, и длинные черные волосы его рваным занавесом отделяли их мирок от всего остального. Он был такой… такой… И Лили притянула парня к себе, охватила ладонями его скулы и поцеловала. Снова первая, ну и что. Северус нерешительно поднял ее под лопатки, прижал к себе, и, не прерывая поцелуя, закрыл глаза. Другая его рука инстинктивным движением скользнула ей под ягодицу и стиснула ляжку. Целовался он так себе, откровенно неумело, но, поддаваясь чутью, делал это так, как нравилось ей. И Лили, уступая нежному, но пылкому натиску, растворила губы и слегка коснулась его языка своим. Он даже всхлипнул – не то от удивления, не то от наслаждения – однако торопить события не стал. Только еще больше увлекся происходящим, как будто хотел упиться каждым мигом во всей полноте. И она тоже уплыла, а потом почувствовала приток необычайных ощущений, на которые лишь отдаленно походило то, что она испытывала раньше сама с собой. Наводя над своей школьной кроватью заглушающие чары, она запускала руку под пижамные штанишки, кусала подушку и в томлении извивалась под одеялом. Но сейчас было круче и ярче. Сопротивляться этому было невозможно, тело само выгибалось и ерзало так, чтобы усилить нарастающее удовольствие. Когда стало совсем нестерпимо, Лили ткнулась лицом в грудь Севу, глухо застонала и, дернувшись, бессильно расслабилась со вздохом облегчения.По телевизору тем временем начался какой-то концерт.Его руки изучали ее, скользя по телу, как по мрамору статуи – и плавно, и нежно, и внимательно, и вдумчиво. ?Да он даже это проделывает так, словно постигает теорему или выводит формулу биохимической реакции при повышении уровня окситоцина в организме!? –безучастно хихикнула про себя Лили. Наверное, в голове у него формировались сейчас цепочки доказательств, всякие иксы, игреки, квадратные корни, валентности и прочая чепуха, когда он целовал и легко покусывал ее вздыбившуюся грудь через тонкую ткань футболки. Вот же растяпа, нет чтобы снять или хотя бы задрать майку – ведь и самому было бы приятнее! Всё-таки теперь ей будет труднее вернуться в то же состояние, в каком он сейчас: она свое получила. А зачем было забираться ей в трусики раньше времени?Теперь Лили смотрела на них обоих как будто со стороны. Какой-то Сев неумелый, ничуть не опытнее нее, и это точно не добавляет шарма его и без того не выигрышной кандидатуре. Не доходит до него, что надо в порыве страсти, когда аж зубы сводит. Она, правда, не знала ничего о необходимой степени порыва страсти, но ведь так это описывают в дамском чтиве – чтобы красиво, повелительно, обворожительно!.. И девчонки шепчутся о том же и хвалятся своими бойфрендами. Только куда уж Сев без своих формул с вычислениями, подумала девушка.Однако от его поцелуев, прикосновений, неразборчивого, горячечного шепота она постепенно завелась опять. Не так чтобы очень сильно, но… ей хотелось теперь сделать это и по-взрослому. В конце концов, сколько можно динамить парня? Пусть ему тоже будет хорошо, он ведь постарался ради нее. Когда он стаскивал с нее домашние шорты, девушка сама стянула осточертевшую футболку, а потом расстегнула рубашку уже на нем. Но лучше бы она этого не делала: вид некоторых шрамов на болезненно-бледной коже его торса отвлекал, но не привлекал. И, прочтя эти мысли в ее глазах, Сев смутился. Лили, конечно, сумела исправить оплошность поцелуями, но… было уже не то. Слишком уж по-уродски смотрелись рубцы от рассаженностей, порезов и даже ожогов, а ребра напоминали стиральную доску прабабушки. Жилы да кости, углы да ухабы – на что тут смотреть? Разве тело мужчины не должно возбуждать загаром и игрой крепких мускулов, как у главных героев на обложках любовных романов?!А Снейп мало того, что тощий, как мальчишка-подросток, так еще и будто бы побывал под винтом катера. Тогда девушка, зажмурившись, просто решила – пусть это уже скорее произойдет. И в ответ на нелепое и нерешительное Северусово ?Можно?? молча развела коленки, принимая его в себя. А потом на нее обрушилась дикая боль, как будто в промежность всадили гигантский раскаленный кол. Она-то думала, это будет так же приятно, как тонким пальцем, а он огромный и сейчас просто разорвет ей всё внутри! Лили вытаращила глаза и заорала что есть мочи. Не успев толком двинуться в ней еще раз, Сев в ужасе отпрянул. Девушка подскочила и непроизвольно отползла от него, отпихиваясь пятками от обивки дивана. Никаких следов крови на светлом ворсе не осталось, но она, как будущий колдомедик, знала, что при потере невинности подобное иногда случается, и это нормально.– О, боже! Сев, ох, я не хотела так вопить!Очумевший от испуга, с бледными губами, юноша закрылся рубашкой и забился в противоположный угол дивана. Лили образумилась раньше, кинулась к нему, уговаривая и внушая, что всё в порядке. Боль почти прошла, и теперь ее больше пугало состояние Сева. Она схватила его ледяные – когда только успел замерзнуть? – руки, она мяла его негнущиеся пальцы в своих ладонях, она что-то бормотала, но всё напрасно. Совершенно больной и убитый, Снейп смог только прижаться носом к ее шее, сумбурно прося прощения, и, едва обрел способность шевелиться, оделся и ушел. Даже ей он не хотел показывать некоторые свои слабости.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .С тех пор всё изменилось. Лили давно забыла и боль, и свой крик – ну не так уж громко она и орала, чтобы драматизировать это всю оставшуюся жизнь! Теперь-то все проблемы миновали. Наконец-то она может, не краснея, слушать откровения ровесниц в школьной спальне, у нее ведь тоже уже было ?кое-что? с парнем (главное – не вдаваться в подробности). Но основная проблема ждала как раз впереди, и эта проблема называлась Снейпом. Он вколотил в свою дурную голову чувство вины за причиненную ей боль и стал еще более зажатым. Общались они по-прежнему – и на учебе, и вне ее. Иногда, оставаясь где-нибудь наедине, легко и почти невинно целовались. Но на любые намеки о близости, забывшись, прикоснувшись к ней чуть смелее и получив в ответ ее томный вздох, Северус реагировал если не бегством, то болезненным уходом в себя. Или огрызался. Сначала Лили даже предположила, что это было вызвано отсутствием крови после дефлорации – вдруг он подумал, что она уже с кем-то встречалась до него? Сев тяжко вздохнул и ответил, чтобы она не говорила ерунды. Мол, будь оно и в самом деле так, для него это ничего плохого не означало бы: сейчас ведь не Средневековье, а они взрослые люди.– Не Средневековье?! Да ты мне сам рассказывал, что твоему этому… как его… Люциусу? Ну да, Люциусу… Что ему пришлось драться на дуэли с другим поклонником его теперешней жены! И что это у них в порядке вещей…– Мне нет дела до традиций чистокровных. Сейчас двадцатый век…– Как бы не так! В Хогвартсе я всегда чувствовала себя, как в раннем Средневековье. Ну ладно, не в раннем. В позднем. Когда, знаешь, в крестовые походы уже не ходили, но на кострах еще жгли. И весь этот ваш слизеринский дурдом на тему родовитости и полезных связей. Это так… готично! Если бы не закон, они бы, как заповедовал их любимый папочка Салазар…Он резко отвернулся и с утомленным видом проговорил куда-то в сторону:– Тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, что здесь мне ?похвастать? нечем… Оставь в покое Салазара, его имя и так полощут к месту и не к месту. В конце концов, мы же оба знаем, что ни с кем ты не встречалась, иначе разве было бы тебе тогда больно? Так зачем говорить об очевидном?– В таком случае у тебя синдром начинающего целителя, – авторитетно объяснила Лили. Странно, но она без всякого смущения могла обсуждать с ним даже эту щекотливую тему, а ведь постеснялась бы даже перед подружкой или сестрой. – Это как навязчивая идея. Ты знаешь, что должен причинить боль, чтобы потом принести пользу – уколоть или разрезать тело больного. Но не можешь этого сделать. Прозерпина рассказывала, что это бывает очень часто…– Вероятно, – согласился он, и на том дело стало.В этом весь Снейп. Даже после смены фамилии он остался упертым Северусом Снейпом.Покончив с экзаменами, он подолгу куда-то отлучался, а потом вдруг объявился и предложил Лили руку и сердце. Только тогда она узнала, что пропадал он, чтобы вернуть себе фамилию предков его матери: он просто до смерти не хотел носить ненавистную отцовскую и уж тем более не хотел, чтобы ее носила его жена – хотя в то время совсем еще не был уверен, что подруга согласится таковой стать. Поэтому, отметив совершеннолетие и по магическим, и по магловским меркам и окончив Хогвартс, он первым делом занялся решением давно, еще в подростковом возрасте, поставленной задачи. И в конце концов это ему удалось. Он с лисьей тщательностью искал место, куда они смогут уехать, чтобы не зависеть от прошлой жизни и начать всё с нуля. В идеале, конечно, убраться бы подальше из Соединенного Королевства, но сделать это прежде, чем они получат полное образование и достойное место работы за границей, – слишком опрометчивый ход.Впечатленная грандиозностью планов, а самое главное – продуманностью, которая ощущалась, когда они их обсуждали, девушка приняла предложение. Родители не возражали. Они всегда считали Северуса серьезным юношей, даром что из неблагополучной семьи, и давно знали причину его пылких взглядов в сторону младшей дочери. Только миссис Эванс тактично выказала Лили надежду-пожелание, что в известном смысле он так и останется противоположностью своего папаши. ?Мам, да что ты, у Сева чуть ли не аллергия на спиртное, а о мистере Снейпе он и говорить иной раз не хочет! Именно по этой причине!? Почти никто из их семьи не удивился, когда эта странная парочка не стала озадачиваться вопросами свадьбы и гостей. Лили всем наврала, будто у волшебников это не принято. Но на самом деле она была не против веселых посиделок. И даже не против веселых потанцулек. Просто ей не хотелось мучить замкнутого Сева. Она примерно представляла, чего ему будет стоить многочасовое назойливое внимание множества посторонних людей, и позаботилась о том, чтобы он не вспоминал их главный день как адское испытание на прочность. Надо заметить, предугадывая его реакцию, она очень перестаралась: много времени спустя, узнав об этом, Северус смеялся и говорил, что это как раз ему было бы всё равно, и он считал, что общительная Лили почему-то изменила своим привычкам, раз ей самой захотелось сделать так, как сделала она. Уж кто-кто, а он ко вниманию посторонних выработал иммунитет, сравнимый с магловской противотанковой броней. И ей пришлось вычеркнуть из своего списка мужниных достоинств пунктик ?сахарная барышня?.Как бы там ни было, переждав коротенькую церемонию, они просто посидели с родителями и Туни у них в гостиной. Причем Петунья вскоре забрала Нуби и уехала на свидание к своему Дурслю, а миссис Снейп так и не изволила появиться на пороге их дома – видимо, чтобы потом ей не прилетело от мистера Снейпа, который задал бы ей трепку, прознай он, куда его не пригласили. Уж такие высокие отношения были у обитателей Паучьего тупика.Лили заметила попытки отца запечатлеть их с Северусом на фото и отвлекала своего новоиспеченного муженька как могла: с того сталось бы одним взмахом палочки запороть все кадры на пленке, что бывало раньше уже не раз. Если Сев о чем-то и догадался, то не подал вида. Он не хуже них знал, что без вспышки снимки и так выйдут никуда не годными.Потом в гости заглянул Сириус, он же помог им перебраться на новое место. А Джоффри, Римус Люпин, Пандора и ее будущий муж-журналист Ксено Лавгуд наведались уже в ансеттлдширскую квартиру. Это совсем не королевское жилище чета Принц сняла в небольшом заштатном городке возле магазинчика самозатачивающихся (но, как показал следующий год – скорее самозатупляющихся) ножей. Сюда не долетало даже эхо назревающих конфликтов волшебного мира. Тут жили одни маглы. А самое главное, что отсюда благодаря удобной транспортной развязке можно было запросто, не прибегая лишний раз к аппарациям, уехать транспортом в любой конец страны. Это был своего рода островок безопасности в половодье страстей, которые бурлили вокруг. Как будто ни о каких стычках, нападениях и перестрелках, что творились в обоих сосуществующих мирах, в Ансеттлдшире не слышали и не знали.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Даже после того, как Лили стала его женой, Сев ни разу не сунулся к ней ни с какими сантиментами. Ко всему прочему, он так и не смог преодолеть тот барьер, который воздвиг после их незадавшегося ?первого раза?. В остальном всё, за что брался С.Т. Принц, он делал четко и прагматично. Перестав быть студентом, он вдруг оказался каким-то неожиданно самостоятельным и взрослым, чего Лили вообще не ожидала от того ?неудачника?, которого относительно недавно в школе обзывали Нюнчиком и уродцем. Она-то знала о его способностях, но даже ей было невдомек, насколько он, реальный, отличался от ее представлений.Если официальный статус и фамилия у них сменились, то отношения остались прежними. Лили это злило: она дала согласие на брак, надеясь, что это изменит положение вещей, да и Северус, по его собственным словам, произнесенным много позже, тоже рассчитывал, что после такого стимула у него в голове что-то перещелкнет и всё наладится. Но нет – теперь чего-то не хватало ему. Позднее Сев даже не раз предлагал ей свободу, чтобы не тратила юность с таким ненормальным сухарем, как он. Но тут уже в самой Лили взыграл гриффиндорский кураж. Сдаться? Вот просто так, не разобравшись, взять и сдаться? Не на ту напали!Когда-то в детстве, читая о войнах в исторических книжках – сначала о войнах магловских, потом, с поступлением в Хогвартс, о магических – Лили представляла себе такой мир обязательно в черно-белой стилистике. Там, в ее воображении, все люди были мрачными, всё время говорили и думали только о боях, а по улицам передвигались исключительно в военной форме или каких-то ужасных грязных одеждах. Иногда по-пластунски или по баррикадам. Если на улицах возникали дети, они никогда не играли и появлялись только для того, чтобы какой-нибудь бравый солдат мог выскочить из проезжающего мимо танка и спасти их от выскочивших перед этим из подворотни бандитов. Чумазые дети вручались перепуганной и до смерти благодарной чумазой мамаше с назидательным похлопыванием по плечу, а солдат под звуки фанфар возвращался в свой танк и уезжал.Она еще не знала, как незаметно подступают войны к городам. Как стекают краски с полотна бытия, но остаются чувства, остаются играющие в грязных лужах сорванцы, остается бегающая на свидания молодежь и, встречаясь, редко обсуждает она политику – скорее, какие-то свои, заурядные и глупые, чаяния. Даже если горожанам приходится перемещаться по улицам короткими опасливыми перебежками, жизнь не уходит никуда. Она просто сжимает лепестки в бутон, чтобы переждать мрак ночи.Так же было и в новой семье Лили: не столь часто ей доводилось думать об антимагловских терактах, если сравнивать эти ее мысли с размышлениями о личных отношениях. Второй год совместной жизни четы Принц мало чем отличался от первого: кажется, Сев привык воспринимать Лили скорее в качестве своей сестры, а не жены. Если не считать редких и ни к чему не обязывающих нежностей – объятий с поцелуями, как бывало в школе, – они оставались просто добрыми друзьями, знающими друг друга с детства. А вот она начала кое-что понимать… Может быть, потому, что до нее дошел тот подтекст, который вложила в свои слова Петунья, узнав о дурацком и теперь уже таком ничтожном по своей сути конфликте у Черного озера между сестрой, Северусом и Мародерами.Да, только теперь, задним числом, Лили нашла объяснение и странному поведению Туни, и ее тоскливым взглядам им вслед, когда они с Севом, увлеченные друг другом, хватались за руки и куда-нибудь убегали из дома. У девчонки-Лили это не вызывало никаких подозрений – мало ли о чем там печется взрослая и нудноватая сестрица? В подростке-Лили эти воспоминания пробудили еще не сердце, но смутную ревность и недоуменный вопрос: ?За какие заслуги кто-то смотрит на моего Снейпа такими глазами? Это ведь просто Сев, эй! Это мой ручной Сев!? Пресловутая собака на сене приоткрыла глаз, чихнула и решила всё-таки пожевать сено, на котором валялась. Чисто из любопытства – чтобы разгадать, какой искус в нем для кобылки из соседнего стойла. И вот девушка-Лили наконец осознала, за что Петунья смотрела на него такими же диковинно сияющими глазами, какими он сам смотрит на нее, на Лили.Быт разъединяет и ссорит многих. В их случае получилось наоборот. А потом – вот чего уж юная миссис Принц совсем не ожидала – она заметила, что всё больше очаровывается не только характером Северуса, но и внешностью, и повадками. Особенно на фоне шебутного красавчика-Блэка и других друзей мужского пола, время от времени появлявшихся у них в гостях. Поступками Сев казался взрослее них всех и надежнее любого знакомого ей парня. Да, иногда Лили дивилась самой себе. Только теперь она поняла Пандору Уолсингем и Нарциссу Малфой. А самое главное – она поняла Петунью. И, черт возьми, именно это понимание спустя еще два года привело к тому брошенному в момент пароксизма гнева и отчаяния обвинению. Она поверила магическому мороку и достроила общую картину на основе нелепых подозрений. Смертельно оскорбив ими родную сестру и потеряв ее навсегда… на отпущенный ей, Лили, последний час земной жизни…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .…Словно заново раскрыв глаза, девушка стала засматриваться на действия Северуса. На то, как движутся его худые, но сильные руки с нервными пальцами пианиста, продолговатыми ногтями и выступающими косточками запястий, когда он крошит ингредиенты для работы с зельями; или когда что-то пишет, рисует, чертит ручкой, карандашом или пером; когда, колдуя, держит волшебную палочку;в конце концов – когда просто перелистывает страницы книг. Фантастическим, потусторонним всполохом нет-нет да мигнет на безымянном пальце левой руки крупный камень старинного перстня, надетого поверх обручального кольца – переливами из кроваво-красного в изумрудный. Перстня его матери, переданного Северусу перед их с Лили отъездом из Коукворта – в тот день он, прощаясь, пытался уговорить Эйлин бросить алкоголика-мужа и поехать с ними.Или на то, как по утрам, обнаженный по пояс, он на ходу подпрыгивает до притолоки, уцепившись за наличник двери, без труда подтягивается несколько раз, чтобы окончательно проснуться, а потом стремительно идет дальше, не меняя ритма шагов. Телесная хрупкость Сева всегда была мнимой. Как трудно представить себе изящную ивовую ветвь в роли опорного бруса, призванного десятки лет поддерживать тяжелую конструкцию, так же нельзя было вообразить себе эту ветвь отломленной от ствола единым рывком. А иногда он был не просто ивой, а типичным Гремучником, и в него словно вселялся бес. Как в ту прогулку, еще в детстве, когда они с друзьями зазевались и забрели на ?чужую? территорию Коукворта, где на их небольшую компанию накинулась толпа с мальчишками покрепче... Но это было так давно!С возрастом ?новое? тело его обрело завершенную форму. Жуткие шрамы и рубцы никуда не исчезли, однако Лили перестала их замечать. Пропала подростковая неуверенность и угловатость. Плечи развернулись, грудь стала гораздо шире, ?стиральная доска? немного утопла под связкой жил, которые у него заменяли жировую и мускульную прослойку, свойственную фигурам нормально сложенных мужчин. Просто взрослел он телесно гораздо медленнее сверстников– в силу обстоятельств и заложенного природой. Его длинная гибкая шея с четко очерченным бугорком адамова яблока, глубокой яремной впадиной и заметной асимметрией сухожилий не казалась теперь тощей и иссиня-бледной, как у дохлого цыпленка. Лили любила целовать ее и даже слегка прикусывать кожу повыше ключиц, когда ради баловства изображала из себя вампирессу. Ей нравилось наблюдать, как он при этом щурится, словно кот в руках любимой хозяйки, запрокидывая голову и с полным доверием подставляя горло. А уж если Сев облачался в полюбившиеся ему с первых дней в школе средневековые платья, то выглядел так, будто рожден был носить именно их. Лили не знала ни одного парня, на ком такое одеяние смотрелось бы уместнее. Современное магловское, подогнанное по размеру и фасону, тоже шло ему. Но все же ничего из одежды по моде семидесятых не могло соперничать с костюмами, в которых художники изображали далеких пра-пра из древних магических родов. Да, нельзя было не согласиться с его словами: родись он веков на пять-семь раньше, то и чувствовал бы себя там как рыба в воде. Будь Лили художником, она писала бы с него картины.О, да, она хорошо помнила, как поразилась его преображению во время первой поездки на ?Хогвартс-экспресс?, когда оборвыш надел школьную мантию взамен своим бесформенным магловским шмоткам и превратился в ладного студента-неофита. ?Вау! Как тебе идет! – честно призналась тогда девочка и, чтобы не смущать его, придралась к неповязанному галстуку, еще просто черному, без факультетских отличий, переброшенному через шею на манер шарфа: – Ты что, не умеешь завязывать?? – ?Негде было учиться?, – ?Показываю один раз! Учись, пока я жива!? Какими смешными были они в те времена, и сколько всего случилось потом…Неожиданно ей начала нравиться даже безумная татуировка у него на предплечье – подобие знака розенкрейцеров. Всё-таки это тату действительно подходило к характеру Северуса. А ведь раньше наколотый магическими черными чернилами череп, крест и плеть розы раздражали девушку своей грубой агрессией. А еще этот рисунок двигался, вот ужас! ?Это ты Стивенсона в детстве перечитал, что ли?? – морща нос, отворачивалась юная Эванс, и белокурая красавица Пандора спешила ее в том поддержать.Лили всё вглядывалась и вглядывалась, стягивая с него маску за маской, словно лепестки магического иссопа, чей запах горше полыни, а добираться к сердцевине нужно многие часы, и стоит лишь хотя бы на миг ослабить внимание, как средоточие бутона вновь покроется броней тончайших, но непроницаемых покровов.К другим его, уже сомнительным, достоинствам, с которыми нехотя смирилась Лили, относилось то, что Сев вообще терпеть не мог позировать для снимков –поскольку тогда, видите ли, приходилось быть ненатуральным и чувствовать себя придурком. Как бы она ни упрашивала его сделать ей на память фотографию или колдографию, где можно было бы разглядеть его лицо и где они были бы вместе, Северус категорически отказывался.– Зачем тебе еще и на память, когда я вот он, каждый день мозолю тебе глаза? Ты так на мою рожу до сих пор не насмотрелась, что ли? – скептически фыркал он. При этом сам ее, Лили, школьные и новые колдографии хранил в своих блокнотах за милую душу, а одну, на фоне Хогвартса, и подавно всюду таскал с собой в кармане, как ладанку. – Боишься, что порчу наведу? – поддразнивала она.Сев начинал смеяться. Его всегда жутко веселили магловские суеверия: про порчу по фотографии, про встреченную сороку, про рассыпанную соль и семь лет неудач из-за разбитого зеркала. Ах да, а еще эти кроличьи лапки и магловское Таро! ?Эта наша новая преподавательница прорицаний, Трелони, может не беспокоиться: среди шарлатанов она не самая безнадежная лгунья! Маглы и тут обставили магов?.Когда они тренировались в отработке заклинаний, то каждое действие Сева становилось по-звериному плавным, стелющимся. Жаль, что он не видел себя со стороны, ведь это было по-настоящему прекрасно. Северус совершенно по-детски радовался, когда у него правильно выходили мрачные заклинания, которыми Лили с ним щедро делилась – так же, как радовался и в детстве, если разученные или выдуманные им заклинания получались у нее. – Что?! – досадовал он и неуютно передергивал плечами под задумчивым взглядом жены.– Ничего, просто.?Тебе можно на меня пялиться, а мне нельзя?? Он, кажется, всерьез считал, что нельзя – парню с детства вдолбили в голову аксиому о его неказистости, и если во всем остальном ему хватило упорства противостоять наветам, то здесь он склонил голову и согласился, потому что, дескать, глаза у него водятся и он сам себя в зеркале оценить способен. Ценитель какой! Может, Лили тоже сама себе в зеркале не нравится… ну или не всегда нравится. Это же не мешает ему считать ее красавицей и таращиться, когда только вздумается!Что еще? Ах да, вот! У Северуса воистину колдовской голос.Будто созданный самой природой ради того, чтобы читать им напевные мантры мрачных заклятий пепельников. С чужими и с теми, кого считал врагами, он разговаривал в лучшем случае холодно и сухо, в худшем – резко, с хлестким коуквортским произношением, и тон его делался таким въедливым, что даже представить этот голос приятным было задачей не из простых. Лишь немногочисленные друзья и Лили могли бы свидетельствовать об ином, да только хвалить Сева никогда и никому не приходило в голову. Так уж повелось, причем с его собственной подачи. Он принял бы комплимент в единственном случае – если бы изобрел как минимум панацею от всех болезней. Но Лили ни в чьих разрешениях не нуждалась и молча млела от вдохновенных монологов своего чокнутого алхимика, на которые его иногда пробивало из-за переизбытка эмоций. ?Лили, во имя Мерлина, смотри, оно кипит уже на семь минут дольше возможного! Если сейчас не окрасится в бурый…? – ?Сев, оно сейчас окрасится!? – ?Ты не поняла! Вот смотри, здесь, на третьей минуте семнадцати секундах, уже получилась устойчивая связь. Я не добавлял туда реактив напрямую и в чистом виде. Пудра из драконьей чешуи, понимаешь? Она срабатывает как стабилизатор для каждого из компонентов, но только если всыпаешь ее в абсолютно прозрачный раствор!? И дальше шло подробное объяснение всех этапов проделанной ими трех-, а то и четырехнедельной работы. Иногда оно и в самом деле не окрашивалось и не было затем вылито в резервуар для уничтожения особо опасных веществ.Теперь Лили поняла, насколько крепка сейчас стена между ними. Она сама потеряла шанс к сближению, когда вела себя в духе тщеславной эгоистки, воспринимая его как преданный и безропотный фамильяр, который не так уж интересует как личность или спутник жизни, но зато полезен в качестве источника знаний и вечно маячащего за плечом рыцаря-телохранителя. И чем дальше, тем чаще вспоминала она старую магловскую сказку о короле Дроздобороде и высокомерной принцессе. Сев ни на что не претендовал и не надеялся, умудряясь довольствоваться тем, что имел, и быть счастливым просто оттого, что Лили с ним рядом. Он вообще обладал редким умением обходиться самым малым. И еще, кажется, он не верил, что кто-то может его просто любить. Решение жены остаться (несмотря ни на что) с ним он расценил как проявление ее доброго сердца, а выгнать ее ?во спасение? у него не хватало силы воли, за что он казнил себя того пуще. Лили не знала, как доказать ему обратное – он просто не слушал.От лирики их отвлекали тревожные события. Судя по заголовкам передовиц ?Ежедневного пророка?, в магическом обществе назревал глобальный конфликт между действующей властью и оппозицией, представленной несколькими группировками влиятельных магов и сочувствующих им. Сев нередко появлялся дома какой-то взъерошенный, а иногда и подраненный, но предпочитал отмалчиваться. Ей самой он категорически не рекомендовал лишний раз прогуливаться в местах особой скученности людей как в волшебном мире, так и в привычном ей. И вообще прогуливаться лишний раз, без необходимости, он не советовал ни ей, ни Петунье, ни их подругам. Лили исцеляла его травмы, ругалась, плакала, но что поделать – политика просачивалась в каждую семью, хотели того ее члены или нет. Это было неизбежно. Они вдвоем тренировались, оттачивали боевые и защитные навыки, учили друг друга тому полезному, что сами где-то подхватили, переняли, придумали или модифицировали, но всё это утешало лишь до поры до времени. Было ясно: когда рванет по-настоящему, не поможет никакая сноровка. В конце концов супруги решили, что отъезд из страны откладывать не стоит, а хвататься нужно за любую возможность, не слишком привередничая. Их мечтой стал какой-нибудь тихий город подальше от Великобритании, где не надо будет ходить по улицам, как по минному полю, озираясь в ожидании подлого проклятия в спину. Документы были в порядке, большинство экзаменов по усовершенствованным курсам сданы экстерном, поэтому ждали только последних испытаний и подвернувшегося случая. И шансы были чрезвычайно велики, если бы не…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .…Осень обычно гуляла в их ансеттлдширской квартире порывами сквозняков, и определить, откуда дует, у них никогда не получалось. Но это местечко нравилось обоим, и потерпеть раз в сезон какие-то небольшие неудобства казалось им по силам. Тем более это было даже приятно: заворачиваетесь вместе в большой общий плед, лениво валяетесь на любимой кушетке в тепле и уюте и, читая одну книгу на двоих, по очереди прихлебываете исходящий паром грог из большой керамической кружки. Красота! Сев обычно обгонял ее на полстраницы и, закрывая глаза, дожидался, когда они поравняются, чтобы после ее команды ?Дальше!? перевернуть лист. Но в тот вечер последнего дня октября последнего года семидесятых что-то пошло не так.Лили не находила себе места. Это было какое-то наваждение, уже третий день не отпускавшее ни во сне, ни наяву. Бесстыдство самого наваждения просто зашкаливало. Порой ей закатывалась в голову дерзкая мыслишка припереть Северуса к стенке и заявить: либо ты сейчас же меня трахнешь, либо я за себя не отвечаю. Но в последний момент ее останавливала не то гордость, не то глупость – а может, то и другое вместе, она уже не тешила себя иллюзиями по поводу собственной безупречности.Притворяться, будто читает, Лили надоело. От каждого движения Сева по телу ее расходилась сладкая истома. Удобно положив голову ему на плечо, она задумчиво играла его рукой, встряхивая расслабленную кисть, потирая рисунок тату, изучая линии на ладони и перебирая пальцы, все в ожогах, пятнах и старых шрамах от реактивов. Никакого внимания на это он не обращал, пока не почувствовал пристальный взгляд снизу и не отвлекся. Видела она при этом только одну сторону его лица, полуприкрытую свесившимися со лба черными волосами.– Что? – спросил, как всегда, Сев и на всякий случай потер скулу, в своем неизлечимом ?оптимизме? решив, что чем-то испачкался.– Ничего, – Лили лукаво улыбнулась, отодвигая прядь от его глаз. – Ты читай, читай.– Нет, правда – что?Похоже, на этот раз она его заинтриговала. Продолжая небрежно играться с его рукой, девушка бросила:– Я разве не могу на тебя просто посмотреть?– Ну… смотри, – хмыкнув, разрешил он, но долго вытерпеть ее дразнящий взгляд всё-таки не смог и отложил учебник. – Так всё-таки – что?– Надоело читать.– Я никуда не пойду, – сходу категорически заявил Сев, поскольку именно этими словами обычно начиналось окучивание его на тему ?надо бы прошвырнуться перед сном?. – Уже поздно, и там погодка такая, что банши в болотах дохнут…От его ироничной интонации ей стало еще нестерпимее. – Бедные банши! – опасаясь, что он может, как обычно, сбежать из-под пледа, Лили все равно чуть привстала на локте и осторожно коснулась губами его шеи; под тонкой и горячей кожей торопливее забился пульс, она ловила его биение поцелуями. И прошептала Северусу на ухо: – А давай проведем акцию по спасению болотной нечисти?Он чуть сжался, сердце его заколотилось так, что венка на шее заплясала, теперь видимая глазу. Но и после этого не сбежал, а продолжал изучать лицо жены – настороженно и явно в попытке раскусить, что она задумала и во что ему это обойдется потом: взаперти в ванной, под плохо прогретой водой душа (иначе будет больно и обидно всю ночь), или только парой часиков легкого неудобства перед сном. Видимо, очень уж не хотелось ему мерзнуть под краном.– Кстати, только сегодня, и больше ни разу за год, мы имеем все шансы заполучить благодарность банши лично, – продолжала балагурить Лили. Точно лиса в засаде, вкрадчивым мягким движением девушка переместилась выше и прихватила губами его суховатые тонкие губы. – Что ты несешь? – на поцелуй Сев ответил, но потом слегка отклонился назад. Ноздри его дернулись, и следом же в темных, сейчас совершенно черных глазах полыхнул тот самый давно позабытый огонек. Девушка и сама ощущала собственный, тонко отдающий сейчас мускусом, запах.– Только высокое, доброе и светлое, если ты не знал.– Вот как? – шепнул он ей в губы. – Какая патетика…Лили не стала упускать момент. Флиртуя, тайком возиться под пледом было необычайно возбуждающей игрой. В любой момент Сев мог опомниться и улизнуть, как всегда проделывал это прежде. Чтобы этого не произошло, девушка, не переставая длить поцелуй, перекатилась Севу на грудь, а затем придавила собой к подушке.– Лил, – попытался возразить он, при этом как-то не слишком настойчиво дотрагиваясь до ее локтей и не пытаясь отодвинуть подругу от себя. – Не надо. Всё равно я не…– Заткнись, – посоветовала она шепотом и с утроенным азартом уселась верхом на его бедра.– Ладно.На этот раз Лили не стала тратить время на раздевание. Она даже не стала выпутываться из-под теплого пледа. Любой момент мог стать роковым, так что медлить было нельзя. – Послушай, Лил…– Да, да, расскажи мне что-нибудь, – поддразнила она. – Шепотом на ушко.– О, Мерлин. Ты сошла с ума…– О, да! Еще! Говори же, говори!– Черт, – констатировал он и наконец-то умолк.Дернув шнурок на его тонких темных штанах, Лили мигом добралась до самого главного, и Северуса будто ужалило током. Но и после этого он не удрал, а издав полувыдох-полушипение, откинул голову на подушку. Никогда прежде он не позволил бы прикасаться к себе так интимно, а идти напролом она тогда не решалась. Но теперь Лили было уже всё равно, ее не остановил бы даже Ступефай. Дрожащими от нетерпения руками она сдвинула край брюк Сева еще ниже, а полы своего халатика, под которым у нее не было ничего из белья, раскинула в стороны. Когда она неловко скользнула промежностью по его оголенному бедру, он едва не подпрыгнул и уставился на нее ошалелыми глазами, в которых одновременно плескались ужас и дикое желание. Невольным жестом, почти задыхаясь, он тронул пальцами ее горячие и мокрые складки и набухший в предвкушении бугорок. Лили поняла, что все это время Сев сдерживался из последних сил, и от осознания того, как исступленно он на самом деле хочет ее, потеряла остатки терпения. Неумелые руки ее не слушались, и теперь уже она боялась причинить ему боль каким-нибудь своим неловким движением. Тогда он сам (?Подожди, Лил!?), заглянув под плед, аккуратно насадил ее на себя, входя сразу глубоко, до основания. Потом слегка отстранился, оставаясь в ней, и мягко, но требовательно опять толкнулся бедрами ей навстречу, и еще… и еще. Она зашлась протяжным стоном. И это было не просто до безумия приятно – она даже не представляла, как назвать это никогда в жизни еще не испытанное ощущение. Наверное, так: всё остальное становится неважным, мир концентрируется внутри тебя, и ради переполняющего тебя удовольствия ты готова на всё, только бы оно не прервалось, не прекратилось раньше времени. Не было ничего, подобного их ужасному первому разу. Но, кажется, всё-таки двигалась она в ответ как-то чересчур неумело и дергано, поэтому в какой-то момент Северус без лишних слов придержал ее за локти, поменялся с ней местами и полностью забрал себе ведущую роль. И сразу всё стало как нужно, как хотелось Лили. Это ?как нужно? при очередном его смелом и уверенном движении искрами взрывалось в животе и разбегалось по ее пояснице и выше, по хребту, серией выматывающих, но вместе с тем и наиприятнейших спазмов. И чем безжалостнее была эта сладкая мука, тем меньше она замечала, что делает, только слышала свое умоляющее хныканье и бессвязные выкрики будто со стороны. Господи, какое счастье, что за стеной у них нет соседей! А потом вдруг случилось такое, отчего она закричала еще отчаяннее, во весь голос – едва не плача, сжимая ноги, запрокидывая руки за голову, чтобы ухватиться за валик кушетки, корчась под ним всем телом, уже ничего не понимая, да и не пытаясь что-то понимать. Сев испуганно вскинулся и замер:– Тебе больно?!Лили распахнула глаза, изо всех сил впилась ногтями ему в плечи, ногами оплела и стиснула его тонкую, как у мальчишки, талию и разъяренно прохрипела:– Остановишься – убью!!!И тогда по его губам наконец-то заскользила змейка улыбки под ее отрывистое: ?Да! Сев, пож… пожалуйста! Вот так… О, боже мой! Как хор… хорошо… еще! Пожалуйста!? И – да, он не остановился. Еще как не остановился! Потом и сам вот так же выгнулся над ней, до крови закусив губы и не пытаясь удержать мучительный, почти жалобный стон. А она хватала ртом воздух, металась и билась под ним в протуберанцах своих волос. Мир словно померк, а потом медленно высветился заново.– Это я был виноват в тот, прошлый, раз, – сознался Сев, когда их дыхание почти выровнялось, а силы начали возвращаться.– Почему? – пробормотала разморенная истомой Лили, водя пальцем по его влажной от пота груди, ленясь открывать глаза, ленясь даже ворочать мыслями.Она просто чувствовала какую-то бесконечную, всепроникающую нежность к своему странному-престранному алхимику и теперь даже не могла представить, что раньше было иначе.– Ты не хотела. Я был идиотом, повелся на твои слова. Ведь чувствовал, что на самом деле ты уже не хочешь, и знал, что не любишь. А когда не любишь – это же как изнасилование…– Ну давай теперь до конца жизни заниматься самобичеванием и каяться исповеднику! Хотя… – тут она испуганно вытаращилась в потолок и хлопнула себя пальцами по губам, – молчи, Лили, молчи, не то с него станется!– Так ты простишь меня? Сможешь простить? – Сев привстал на локте, с отчаянием заглядывая ей в глаза.Она почти зарычала:– О, мой Бог! Ну за что это мне?! Что я Тебе сделала?! – и, тоже подскочив, выкрикнула в его растерянное лицо: – Ну почему у этого чертова гения всегда ?In culpa veritas??! [2] Да люблю я тебя, псих ты слизеринский, когда ты наконец это поймешь и прекратишь нести вздор?! Кого мне надо принести в жертву ради этого, а? Всё, о чем ты говоришь, было два года назад! – она выставила перед собой два пальца: – Два! Гребанных! Года! Назад! И никогда я тебя ни в чем не винила, уж точно не в этом! Вообще ни в чем, ясно?!Таким красивым, каким Сев показался ей на несколько мгновений после этой фразы, будто засияв, Лили не видела его (и кого бы то ни было) никогда. Да и в следующие два года, скупо отмеренные для них, он проявился перед нею вот так же еще только раз – и опять сам о том не догадываясь.– Я была малолетней эгоисткой, ты был малолетним неумехой. И мы оба были девственниками, черт побери! А этим всё сказано! Я начиталась всякой ахинеи и наслушалась таких же пустозвонок-подружек, как сама. И решила, что всё просто, дурное дело нехитрое. Кто же мог подумать, что с тобой даже ?дурное дело? простым не бывает… Ты раскусил меня тогда и не захотел, чтобы всё так и оставалось. Ты всё правильно сделал. Я не умела в то время любить, это правда. И не научилась бы, если бы ты не сделал того, что сделал. И хватит оглядываться назад: мы с тобой уже другие люди! Взрослые мы, понимаешь?! И я люблю тебя. Так, как только способна это делать. Но будь уверен, что этого достаточно, чтобы, если понадобится, найти тебя даже на другом полушарии этой чертовой планеты! Понял ты меня, Принц-одиночка?!Он прищелкнул языком, невесомо коснулся пальцами ее щеки и шепнул:– Вот разошлась-то! – а потом засмеялся, опрокидывая бунтующую Лили обратно на подушку, чтобы заткнуть ей рот игривым поцелуем.Он и трепетал, слушая ее признания, и боялся их слушать и отвечать тем же, боялся словами пошатнуть, вспугнуть то хрупкое и восхитительное, о чем еще недавно не мог и мечтать. Лили видела это в его глазах, и ей было так жаль, что ему прошлось через всё это пройти еще и по ее вине, как будто мало перепало от других. Только Северус умел быть таким сильным и таким уязвимым в едином лице, в одно и то же время.А им нужно было немного – всего лишь несколько часов, чтобы выговориться друг перед другом. И в жизни Лили это была самая счастливая ночь, которая безвозвратно изменила всё. Потому что так сошлись звезды в своем беге по вакууму Вселен…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .В конце исповеди стояла размытая клякса, погребая под собой последние буквы последнего слова. Как кровь, которую пытались смыть слезами… Северус понял, что это не клякса, просто зрение уже не различает строк, и……И алхимик раскрыл глаза. Взгляд уперся в собственную кисть руки, свесившуюся с края стола. Кисть, надо заметить, изрядно онемелую от долгой неудобной позы. Сам он, уткнувшись лбом в локоть, всё это время попросту дремал над очередным проверяемым свитком. Но…Снейп потер веки краем ладоней и снова в ужасе воззрился на пергамент. Теми же алыми чернилами посреди листа, но его собственным почерком, было выведено: ?Si Dieu n’existait pas, il faudrait l’inventer? [3].Он вскочил, опрокидывая стул, и шарахнулся от стола.– Нет, это бред… Право, бред…Зашагал по комнате из стороны в сторону, игнорируя боль в виске и позвоночнике. Какой, к черту, бред! Тебе ли не знать, что такое бред, ты, Принц-одиночка?! Будь оно всё неладно, эти слова звучат у него в ушах. Они не были написаны кровавыми чернилами, они были произнесены вслух. Ее голосом. Ее интонациями, которые невозможно перепутать ни с чьими. Невозможно обманываться настолько глубоко, подробно и последовательно. Да в его постылой реальности больше нестыковок, чем в так называемом бреду!Стоп. Сядь. Приведи мысли в порядок. Немедленно!Каким бы безумием это ни казалось, то, что он сейчас видел, охватывает вполне конкретный промежуток времени с привязкой к датам. Ни о каком Джеймсе Поттере в этом сновидении не шло и речи, разве что он выскочил, как чертик из табакерки, в следующие – крайний срок – пару месяцев. Однако Лили с этой ее пылкой тирадой совсем не выглядела девушкой, готовой воспользоваться первым удобным случаем для вероломства. И если всё было так, как ему только что приснилось, если его отношения с Лили были именно такими в Хэллоуин 1979 и позже, значит… Значит, существует единственный и неопровержимый способ всё проверить. Никто ни о чем не узнает. Когда в наличии оба фигуранта, то посредством магического эликсира это делается буквально по щелчку пальцев. И второму из них не обязательно что-то знать – в случае ошибки он так и останется в неведении.Северус однако не учел одной своей благоприобретенной особенности и очень сильно об этом пожалел. Грег лютовал даже тогда, когда после первого маленького глотка специального средства алхимик бросился к раковине, где его прополоскало, как от качественного рвотного зелья. Гнев твари был грандиозен, она обрушила на хозяина весь арсенал мести, на которую только бывают способны сущности вроде нее. А это немало. Снейпу не удалось сомкнуть глаз ни разу за всю ночь, и, пожалуй, он согласился бы обменять эту пытку на качественный десятиминутный Круциатус. Зато теперь он точно знал, какой именно ингредиент в составе вызвал панику у паразита.Значит, действовать придется грубо, механически. Правда, для этого понадобится свежая кровь мальчишки, и добыть ее нужно, не вызывая ни малейшего подозрения. Алхимик проверил устройство – оно исправно работало.Только сегодня, наблюдая за парнем на занятии, Северус с содроганием обнаружил то, на что не обращал внимания все эти три года. И, похоже, это не самовнушение. Если закрыть лицо, в котором не было ни малейшей черточки рода Принц, то у мальчишки останутся голос и жесты Северуса Снейпа в его тринадцать-четырнадцать лет. И еще, быть может, руки? Кажется, да, Снейп точно не помнил, какими они были у него в том возрасте, разве что вечно чем-нибудь перемазанными или покалеченными. Но нет, покуда кровь сама не заявит о себе в результате магического анализа, проводить параллели он не посмеет. Северус не имел ни малейшего представления, что будет делать, если всё, что он узнал прошлым вечером, на поверку окажется бредом. Наверное, после такого ему нужно будет добровольно сдаться медикам с пятого этажа Святого Мунго.Как же тянулось это проклятое занятие! Кровь была уже в пробирке, а спровадить мальчишку побыстрее не получалось: тот как будто чуял, что ненавистному преподавателю не терпится от него избавиться, и искал предлог, чтобы назло посидеть с ним подольше. Доставать профессоров в таком экстравагантном ключе не умел в его возрасте даже Снейп. Может быть, Гарри всё же бастард Блэка? Блохастый и мертвого бы поднял из могилы, а потом снова приморил…Когда мальчишка наконец вымелся вон, алхимик вытащил из потайного углубления в полке шкафа наглухо закупоренную пробирку. В реактиве лежал окровавленный шип. Теперь там нужна всего лишь его собственная кровь, совсем чуть-чуть. Северус застыл, закрывая глаза и понимая, что сейчас он как никогда близко подошел к порогу безумия.А следующая минута растянулась на тысячи лет. Тяжелая алая капля упала в жидкость и пошла ко дну. Встряхнув пробирку, Северус взглянул на просвет. Целую вечность не менялось ничего, и Снейп уже готов был выплеснуть раствор в раковину, написать прошение об увольнении и отправляться в Мунго. Мысли метались с такой скоростью, что будь они средством передвижения, за это время он успел бы пересечь вдоль и поперек весь Универсум. Потом вещество, плавно заклубившись, окрасилось в ровный травянисто-зеленый.Он выдохнул. Он сел. Он выпустил склянку из пальцев, и лужица растеклась по малахитовой поверхности столика, сливаясь с нею цветом…* * *Бристольский залив, побережье КорнуоллаИной раз подгуляешь, забредешь куда не надо, задремлешь, разморенный весенним солнышком – а тут шторм. Эка невидаль – буря в заливе! Но то если обычная буря на пустынном скалистом побережье…Не веря глазам, старый забулдыга озирался вокруг. Никогда раньше он не видывал такого, чтобы повсюду безмятежно, чтобы солнце мирно скатывалось к горизонту, золотя дорожкой легкую морскую зыбь, и на небе почти ни облачка – а ты просыпаешься чуть ли не в самом средоточии урагана с землетрясением, ливнем и молниями. Грохот, потрясающий землю до основания, сокрушает скалы. В прибой летят горящие валуны, море вскипает, и гигантские волны вгрызаются в берег и испаряются, соприкоснувшись с магмой.Хмель выветрился сразу, да что там – вмиг отпустило даже похмелье. Не иначе как сам ад разверзся наяву, и черти наведались по его душу. Бежать бы, только ноги отнялись со страху.Столб смерча, расшвыряв захваченные в воронку дробленые камни и песок, сплотился вдруг в черную фигуру. Охрипнув от бешеного крика, человек рухнул на колени и скорчился, прижимая к себе окровавленные кулаки. В тот же момент всё стихло. Он был совсем рядом, он был дьяволом во плоти, и даже в самых жутких пьяных кошмарах не мог представить себе старый алкоголик создания страшнее того черного мужика, хоть не было у незнакомца ни рогов, ни копыт, ни хвоста.Безмятежно подкрашенные закатными лучами, повсюду валялись оплавленные ошметки скал, некогда закрывавших вид на залив, а теперь ровным слоем раскатанных по берегу, как после взрыва бомбы. Теперь эти места было не узнать. Случись всё в городе – много домов было бы попросту стерто с лица земли.Забулдыга уже хотел сделать отсюда ноги, как вдруг черный зашевелился, выпрямился, поднял голову. В руке его возник короткий прут, взмахнув которым, он уверенно повернулся в сторону старого пьяницы. Кажется, после этого мужик произнес сквозь зубы что-то вроде ?Твою мать? и, поднявшись на ноги, одним коротким движением переместился к пещерке в единственной уцелевшей скале, которой повезло только потому, что она стояла на рубеже урагана и безветрия. Глядя на возвышавшуюся перед ним фигуру, бродяга силился вспомнить целиком хотя бы одну молитву. И не мог. Тогда он обреченно забормотал просто: ?Изыди, изыди!? Вместо того чтобы исчезнуть, страшный горбоносый дьявол зыркнул на него злыми чернющими глазами-провалами, наставил свой прут ему в переносицу и сипло шепнул странное слово: ?Обливиэйт!? Всё смешалось в голове бездомного пропойцы, а дьявол повернулся и в тот же миг пропал из виду, словно его тут и не было.* * *Горгулья отправилась к черту, лишь заикнувшись о том, что директор сейчас занят и принять его не сможет. К черту отправилась бы и вся директорская башня, если бы еще хоть что-то встало на пути Снейпа. Только сейчас, сопровождаемый опасливым шепотком портретов поднимаясь по винтовой лестнице в кабинет Дамблдора, Северус почувствовал боль в раздробленных и кое-как перебинтованных руках. Но даже это не отвлекло его и не убавило злости.Услышав стук каблуков по паркету,Дед выглянул из-за двери смежной комнаты.– В чем дело, Северус? – удивленно, или по своему обыкновению притворяясь удивленным, спросил он.Алхимик слегка склонил голову к плечу, задумчиво наблюдая за невозмутимым лицом Дамблдора, а тот, в свою очередь, внимательно пригляделся к нему и, удовлетворившись выводами, ухмыльнулся:– Понятно. На этот раз рановато, ну да что ж поделать…Он выдвинулся из-за двери, отряхнул руки и мантию и шагнул навстречу Северусу. Тот сжал в руке палочку. Изувеченная кисть откликнулась пронзительной болью.– Итак, ты явился затем, чтобы…?Северус смерил его взглядом и, кашлянув, чтобы хоть немного прочистить горло, процедил:– Как его зовут… на самом деле? Я не назвал бы своего сына таким именем.– Нет, конечно, нет, – рассмеялся директор. – Ты – нет. Это домашнее прозвище, которое дала ему она. Его зовут Гэбриелом. Но ты явился не за этим. И, я вижу, ты уже практически обо всём догадался… просчитал. Не так ли?Снейп закрыл сознание на сто замков окклюменции, а грудь – скрещенными руками:– Я сделаю то, о чем мы с тобой спорили в прошлый раз. Это совершенное безумие, Альбус, и я остаюсь при своем мнении, но выполню договор так, как посчитаю целесообразным. Не раньше, чем ты расскажешь мне всё от начала и до конца. Это мое условие, и ты понимаешь, что юлить больше не стоит.Дамблдор хмыкнул и устроился в своем кресле. На жердочке вякнул Фоукс, а директор почмокал губами ему в ответ, явно испытывая терпение своего подчиненного.– Разумеется, Северус, – произнес он и показал на стул для посетителей. – Присаживайся, мой мальчик, эта история займет немало времени…____________________________________[1] англ. ?Так поздно, что уж скоро будет рано? (Шекспир ?Ромео и Джульетта?, пер. Б.Пастернака).[2] лат. ?Истина в вине? (здесь игра слов; как в оригинале: ?вино? – ?vino?, и каламбур: ?вина? – ?culpa?).[3] фр. ?Если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать? (Вольтер).