ЧАСТЬ 5. ЦЕНА КУСКА ХЛЕБА (1/1)

***ПОСЛЕДУЮЩИЕ ДНИ ПОД ПАЛЯЩИМ солнцем, хотя и в слабой тени хлипкого тента, были изнуряющими. Постоянные мысли о воде, еде, мучительный страх и тоска. Тоска по Клэр. Страх, что с ней... с ними что-нибудь случилось, а он не смог их защитить... или, что его скоро купят и увезут в неизвестном направлении, и он больше никогда не увидит жену. Это сводило его с ума. Как же он мог так бездарно вляпаться?! Как он, умудренный многолетним опытом, допустил такое вероломство и... такую вопиющую беспечность? Ответа не было. И горестные мысли крутились снова, и снова, и снова...Ко всему этому добавлялся, вместе с наступающей темнотой, тоскливый страх перед вечером, перед жестокой показательной поркой, которую почти ежедневно устраивал ему Сигвард. ?Что, Малькольм, – вкрадчиво передвигаясь, он замирал ненадолго перед измученным пленником, сверля его пронзительными глазками – надеюсь, сегодня ты готов к вечерним процедурам?? – и, потом, зловеще усмехаясь, отходил в сторону, гостеприимно указывая на скамью. Конечно, он не был готов, но что ему оставалось, когда в затылок дышали два свирепых волкодава. И он, сжав зубы, делал шаг вперед...Работорговец не забыл своего испуга и ошеломляющего выступления непокорного раба, а может, он видел в нем что-то совсем особенное, то, что редко видел у других. Душевную силу, которая не позволяла ему сломаться. А гнусная натура торговца живым товаром не могла позволить, чтобы у кого-то в его присутствии не дрожали колени.Поэтому, уже на следующий вечер, Сигвард прошелся вдоль шеренги выстроенных к вечернему осмотру рабов и остановился напротив Джейми, окидывая его снизу вверх странным, многообещающим взглядом, от которого по всему телу рассыпались колкие ледяные искорки.– Хм-м, Малькольм (он машинально назвался здесь этим именем), что-то ты не торопишься продаваться... тварь шотландская.Джейми понимал, что лучше всего сейчас промолчать, но – кровавый ад! – не смог сдержаться, чтобы не пожать плечами.– Вот как? Тебе понравилось здесь, значит? – Сигвард довольно чувствительно хлестнул его рукояткой плети в живот. – Отвечай.Джейми сглотнул застрявший комок и сипло буркнул.– Не особо.Плеть уперлась ему в подбородок.– Ты должен добавлять ?сэр? или ?хозяин?, когда разговариваешь со мной. Ты понял? – и он опять ударил его по животу, не сильно.Джейми вдруг ощутил, как тихое бешенство изнеможения начинает закипать в нем, прорываясь и напрочь перекрывая здравый смысл. Он осознавал смутно, что сильно поплатится за свою несдержанность, но ничего не мог поделать, поэтому, слегка наклонившись к торговцу, яростно процедил на гэльском:– Я никому ничего не должен, меня захватили незаконно, а ты... еще ответишь за свои мерзкие дела, ублюдок! Так что... будь так любезен, иди к черту. СЭР! – громко добавил он.Сигвард был ирландец, и гэльский был его родной язык, поэтому он всё понял.Джейми видел, как он замер в потрясении, потом глаза его налились бешенством, и он тихо и коротко прошипел, брызгая вонючей коричневой слюной:– Взять его.?НУ, А ЧЕГО ТЫ ХОТЕЛ?? – жестко выговаривала ему воображаемая Клэр, когда он опять валялся в шоке после того, как негры Сигварда в очередной раз усердно отколошматили его задницу. ?Ты с ума сошел, злить человека, когда ты у него в полной власти!??Он бы и так не оставил меня в покое. Ты же видела, он специально цеплялся ко мне...??Он убьет тебя! Прошу, милый, не делай этого. Потерпи... Мы скоро вытащим тебя?.?Боюсь что...?– Эй, чудик. Ты живой? – девчонка тряхнула его за плечо и сунула под нос плошку с водой. Вода воняла затхлостью и тиной, но ему было все равно. Он жадно выпил. И уронил голову, отвернувшись. Ему не хотелось, чтобы она видела слезы, невольно навернувшиеся на глаза.Девчонка сидела рядом молча, только слегка поерзывая.– Я тебе поесть принесла. Сказала, что для тебя... Мне дали.– Спасибо, поешь сама, – он шмыгнул носом и повернулся к ней. Чего уж теперь.– Я поела... Немного. Это тебе, – она поставила ему под нос тарелку с кашей. Он вздохнул и нехотя взялся за еду, чтобы только воздать должное ее усилиям. Комок в желудке не давал нормально глотать.– Ну, чего ты раскис, дурень? Подумаешь, выпороли... – она покровительственно потрепала его по плечу. – Нашел из-за чего слезы лить. Наплюй и разотри.Она, как всегда, сделала это так потешно, что Джейми, несмотря на ситуацию, стало смешно и правда неловко за свою минутную слабость. Он хмыкнул. Перед этой странной девочкой не хотелось выглядеть полным кретином.– Да не из-за порки я вовсе... Просто... как-то не ладится всё...– Ну, тогда зачем ты это делаешь? – ее низкий сиплый голос звучал не слишком удивленно.– Делаю что?– Провоцируешь этого ублюдка? Хочешь потерять товарный вид? Учти, он кормит свой товар... не слишком долго... А потом... если не купят – выживай, как знаешь.Он резко глянул, постигая ее слова. Потом хмуро уставился на остатки каши.– Меня не должны купить. Я обязан продержаться хотя бы неделю... Здесь.– Думаешь, твои... они будут тебя искать?..– Должны.– Ты играешь в опасную игру, парень, – опять мороз прошел по его спине в изумлении от недетских познаний своей необычной подружки. – Сигвард. Он прибьет тебя в один миг. Или может... убивать очень долго. Ты полностью в его власти. Ты хоть понимаешь это, бестолочь? Легкая усмешка скользнула по его губам.– Да, понимаю. Он может. Хочу постараться... растянуть удовольствие. Я должен попытаться. У меня нет другого выхода. Если меня увезут на плантации, вряд ли меня можно будет быстро найти, и… оттуда не сбежишь.Блекло-дымчатый, в темной оправе, взгляд опаловых глаз долго изучал его. Потом она хмыкнула и качнула косматой головой. – Ну... тогда, малыш, удачи твоей заднице. Надеюсь, она у тебя терпеливая.Он вздернул брови, и глаза его снова задорно заискрились. Он оценил шутку.– Она у меня тренированная. Думаю, я справлюсь. Благодарю.– Чего-нибудь еще... сэр? – она забрала у него пустую тарелку.– Да, если можно, воды, пожалуйста, мисс. Она закатила глаза и, что-то буркнув по поводу безнадежного олуха, юркнула к кадке.ОН ПРОСНУЛСЯ СРЕДИ НОЧИ, будто от какого-то толчка. Зад невообразимо саднило, мышцы пульсировали болью – видимо он задел их, когда ворочался. А как же противно ломило все кости от коленей до плеч!.. Он двинулся, и резкая боль пронзила тело так, что он не удержался от стона. И вдруг почувствовал пустоту рядом – его звереныша не было. Постепенно приходя в себя, он не слишком взволновался. Независимая и проворная, словно ласка, девчонка обычно бродила сама по себе, исчезая и появляясь, когда ей вздумается. Он прикрыл глаза, пытаясь вернуть себе необходимое забытье. И тут он услышал справа, выше его головы, какую-то возню, а потом приглушенные подскуливающие причмокивания и звук равномерных ерзающих поскрипываний по гнилой соломе. Он напрягся от тошнотворного предчувствия – это были очевидные звуки греховного сладострастия. Превозмогая тягостную боль во всем теле, Джейми медленно запрокинул голову и посмотрел вверх.В тусклом предрассветном сумраке девчонка лежала на спине, широко раздвинув ноги, и спокойно, по-деловому уплетала кусок лепешки. Казалось, ее совершенно не волновало то, что между ног её примостился один из рабов неопределенного возраста. Он энергично елозил задом и дышал сладостно, с тонкими взвизгиваниями и охами. Джейми замер, пораженный до острых покалываний в кончиках пальцев. В этой картине было столько обыденности и столько пронзительной безысходности, что он забыл, как дышать.Внезапно, глаза их встретились. Но она не отвела взгляда, а смотрела на него совершенно спокойно, без всякого выражения, будто зверь, которого застали за естественным для него делом, и, как-то снисходительно усмехнувшись его оторопи, продолжала откусывать и жевать. Джейми поймал себя на мысли, что часто наблюдал такую картину среди животных, в лесу или на ферме, и давно уже не видел в ней ничего особенного. Но от вида практично раздвинутых костлявых коленок сердце его обожгло огнем. Он скорее отвел взгляд и замер, боясь пошевелиться. Наконец, мужичок сделал свое дело и, жалобно выдохнув, откатился в сторону, натягивая штаны, а она молча подползла шотландцу под бок.Полежав немного спиной к нему, пигалица вдруг развернулась и нашла в полумраке его руку. Он почувствовал, как она раздвигает его стиснутый кулак и что-то просовывает в его ладонь. Запахло заплесневелым, но съедобным. Он поднес руку к самым глазам. Это был хлеб.