О памяти, образах и святой магии (1/1)

Он щурится немного близоруко, словно пытаясь понять, на кого налетел в этой ярмарочной толпе, а у Шелии пересыхает в горле.В горле пересыхает, ладошки потеют, она потом хихикнет, рассказывая, что посланники, снизойди к ним великий пророк Джованни, чувствовали бы себя примерно так же.Да, конечно, все эти заповеди вроде ?не убий?, ?не укради?, ?не возведи себе кумира?. Верь в великую богиню и больше ни в кого.Шелия всегда была плохим паладином.Он щурится немного близоруко, словно забыл дома свои очки.Шелия восклицает прежде, чем успевает подумать.– Лекс!***Конечно, она помнит Лекса – Лекса Тейлора, если быть точнее. Он был главой легиона Форт (?остался?, поправляет Лекс в ответ на удивлённый взгляд Шелии) – того самого, единственного, в котором Шелия когда-то была до того, как основала свой собственный.Конечно, она помнит Лекса – сложно забыть того, кто всегда был для тебя в некотором роде образцом.– Ну, я, вообще-то, всегда тобой восхищалась, – рассказывает она доверительно и весело, когда волнение от встречи успокаивается и затихает. – Даже вот помню, как мы встретились. Нас с Титанией приняли в Форт, мы все такие перепуганные, стоим, знакомимся с остальными. И ты – ничего же, что я на ?ты?? – говоришь, мол, не балуйтесь сильно. Серьёзный такой, суровый, высокий. Я спрашиваю: правда? – Шелия сидит, Шелия болтает ногами и языком, и ей неловко за то, что она продолжает его удерживать, но ей слишком интересно, чтобы замолчать. – А ты улыбнулся и сказал, что пошутил. Это нам уже потом сказали, что ты и есть глава. А ещё я тебя всегда побаивалась. Ну и наблюдала украдкой, как ты ведёшь себя с людьми. Тоже такой быть хотела.– Я этого не помню, – Лекс качает головой, и Шелия снова улыбается – какая, собственно, разница?– Главное, что я помню, – она фыркает.Он вспомнил её имя, и это уже очень и очень много.***Лекс прекрасно управляется с мечом, но он не воин.– Вообще, я тут недавно думала, – Шелия иногда начинает говорить таким голосом, что непонятно, с кем-то она разговаривает или сама с собой.Лекс на всякий случай слушает.Пытается запоминать.Шелия не продолжает, смотрит на него искоса, интересно ли ему – ей страшно хочется быть интересной, но она для этого, если честно, ничего не делает. Говорит о том, что думает, делает всякую ерунду – всё, что в голову придёт. Ни сверхважных бесед о балансе клинка, о методах точки – о чём угодно, о чём-то из того, что должны обсуждать настоящие эльтеры – ничего. Шелия вспоминает стихи, рассказывает о своём отношении к чему бы то ни было, важному и не очень – и никак не касается каких-то насущных тем.Она считает себя кошмарно глупой, а Лекс улыбается уголками губ и продолжает с ней разговаривать.– Так вот, – Линч собирается с мыслями. – Подумала. О том, что кроме жриц умением врачевать могут овладеть только паладины. Обзорно, слегка, но всё-таки могут. То есть смотри, я не имею в виду какие-то особые навыки, которые усиливают или защищают самого себя. Я о том, что помимо жриц… – она задумывается, пробует слова на вкус, не слишком ли будет это самоуверенно звучать, но в итоге всё равно говорит: – Только паладины могут лечить других.

Она не спрашивает, задумывался ли об этом сам Лекс – потому что ей важно говорить самой.Он это, наверное, понимает.– А знаешь, как я думаю, почему, – Шелия немного поводит плечами, жест получается очень нервный, как будто ей холодно. – Я просто… прикидывала. Вспоминала всех, кого я знаю. Стрелков и пистольеров, магов, воинов. Есть одна вещь, которая отличается.– Храмовая магия, – говорит Тейлор тихо. – Оно?– Святая, – Шелии немного хочется провалиться под землю, хотя она сама до конца не понимает, почему. – Святая магия. Ты вообще ну, задумывался о том, как называются эльтеры среднего ранга? Жрицы становятся Праведницами, паладины – Храмовницами.Она смеривает его быстрым, но очень цепким взглядом, а потом снова улыбается.– Или Храмовниками, – добавляет, чуть погодя.Одноручный меч в ножнах на поясе сияет лёгким голубоватым светом.***Паладины-мужчины – явление достаточно редкое.

Можно было бы сказать ?исключительное?, но это не совсем так.– Первым паладином, – Шелия лениво смотрит за тем, как кисточка порхает над её ногтями. – Был мужчина.Сегодня Анэй красит её ногти в зелёный, светлый и сочный, как свежая весенняя трава.Когда-то трава такого же цвета была на каренской равнине ветра, свежая, она пахла просто головокружительно, и они, маленькие, глупые, рыжие, как две лисички, которых они никогда не видели вживую, катались со склонов кубарем просто потому, что это казалось им очень весёлым.Маме это весёлым не казалось, потому что свежая трава очень плохо отстирывалась, но разве они когда-то слушали маму?Сейчас трава почти по всей Карене желтоватая, а на равнину ветра немного страшно возвращаться. Когда-нибудь Шелия соберёт себя в кулак и обязательно попросит: ?давай сходим?? (если Анэй не сделает этого раньше) – но это точно будет не сегодня.Сегодня он красит её ногти, костяшки пальцев у него сбитые, а взгляд недоверчив и неспокоен.– Просто будь осторожна, ладно? – брат легко гладит её руку по запястью перед тем, как выпустить совсем.Шелия не понимает, о чём он.Или не хочет понимать – что практически одно и то же.***– Почему паладин, – Шелия смывает кровь с меча, в Колонии Дискероа вода всегда ржавая, но спасибо, что вообще есть.– Что? – Лекс слегка наклоняет голову. Он вообще жутко сдержан в своих движениях – ну, или кажется, что сдержан.Ни одного лишнего.Почти жутко.– Почему ты не воин? – повторяет Линч, чуть замявшись. – Почему паладин?Он не отвечает, просто смотрит на неё; Шелии хочется опустить взгляд, сказать что-то, сбежать куда-то – но она не отводит глаз.Шелия интуитивно чувствует, где он сильнее, умнее и старше – и не сказать бы, что ей это нравится, просто она это признаёт – как признают, что сковородка, которую только-только сняли с огня – горячая. Что небо голубое, трава зелёная, что рано или поздно война закончится.Она нервно дёргает головой, волосы падают на лицо, она убирает их перед тем, как отвернуться.– Я хотел сражаться за то, что свято, – цитирует негромко. – Я не помню, где я это слышала, но это, наверное, про тебя?– Я спасаю жизни и защищаю свой дом, – на этот раз Лекс не улыбается. – А святость – это так, мелочи.Шелия не начинает объяснять ему, что она имела в виду не это.***Вообще-то, Шелия примерно прикидывает, что он из себя представляет – но это если брать картину в целом. В частности – одни сплошные вопросы. О чём он думает, что делает, чем руководствуется – и далее.Шелия не то чтобы жаждет это узнать, потому что есть вещи, которые должны оставаться в чужих головах – но иногда ей любопытно.Она открывает рот, чтобы спросить: ?что ты такое?? – но получается только строчка очередной костровой песенки.***– Я вспомнила, – Лекс ещё даже ногу над порогом занести не успевает, а Линч уже что-то вспомнила. – Вспомнила, что там было дальше.

– Зашнуровывайся и иди за мной, – он иногда её не слушает, или делает вид, что не слушает. – И меч бери.Шелия его зачем-то слушает.***Шелия его зачем-то слушает, но когда в очередной раз вспахивает носом бескрайние поля Фербанда, ей становится немножечко обидно.Тренировка тренировкой, ничего стыдного в этом нет, но встреться они в серьёзном бою – Шелия бы проиграла.– Тебе не надоело меня валять? – спрашивает, но с земли не встаёт. Лекс стоит над ней – как стоял тогда, в её воображении, когда она была частью его легиона; как стоял всегда, когда она вспоминала о нём.Такая себе недосягаемая фигура.Не возведи себе кумира, служи великой богине Айке и верь только в неё.– Не надоело, – отвечает Лекс, и по его лицу видно, что ему весело. – Вставать собираешься?И протягивает ей руку.

***?Я хотел сражаться за то, что свято, как сражались наши деды когда-то — не на друга старого или брата заносить наточенный остро меч. Я всегда мечтал хоть о чем-то большем, но тогда и горечь казалась горше, а сейчас под бремени плотной толщей я не помню даже, о чем вел речь?.*Если честно, то в итоге Шелия всё-таки не знает, о ком это сильнее – о Лексе или о ней самой.Но этого она уже точно никому не скажет.