Немного о доверии (1/1)

– Сам виноват.Шелия выплёвывает это сквозь зубы – да и то, только после того, как они добираются в гарнизон.Они стоят рядом, Жан и Шелия, и рука паладинши лежит на рукояти клинка, в то время как стрелок мрачно скрестил руки на груди. Его лицо сейчас – одна сплошная эмоция, в каждом малейшем движении мышц видно проявление чувств. Желваки на скулах, прикушенная губа – это всё такие мелочи, лицо Жана каменное, но Шелия слишком хорошо его изучила.У неё у самой выражение лица не меняется вообще.Белланар цокает языком.– Жить будет, – вытирает с виска капельку пота. – Более того, очень повезло, что у меня все нужные лекарства под рукой, подлатаю его сейчас, поспит и будет как новенький.Она обращается к Жану и Шелии.Анэю хочется возмутиться – мол, чего ты это им рассказываешь, мне рассказывай, я в состоянии о себе позаботиться, чай, не маленький! – но он чувствует себя не в своей тарелке.Очень.Сестра пригвоздила его взглядом лишь единожды – больше не смотрела вообще – но ему и этого взгляда хватило. Лицо Жана ещё как-то сочувствие выражает, он, конечно, отчитает его потом, и придётся послушать – но и, может быть, потреплет по волосам и простит.Вообще всё так глупо получилось. Корабль – эту территорию Шелия могла проходить с закрытыми глазами, а Жан – слегка подглядывая; Анэй, конечно, был новичком, но с такими провожатыми у него бы никаких проблем не возникло. Да на всё про всё даже не полчаса требовалось – минут пятнадцать. И Шелия опять остановилась у самого лаза в корабль, опять повторила, что да как – до мельчайших деталей расписала, что делать в той или иной ситуации.Анэй слушал, честно.Но в итоге решил поступить по-своему.Ну и итог – Шелия с Жаном тащили его попеременно.

Анэй поднимает глаза, виновато пытается поймать чей-то взгляд, но Жан смотрит под ноги, а Шелия вытирает плечо стрелка взятым откуда-то – может, Белл дала, пока он задумался – полотенцем. У неё у самой плечи в чужой крови, в его, анэевской. И ранили его у неё на глазах.Потому что он решил, что он знает лучше.Потому что оказалось, что не знает.– Ну что, герой, – Белланар смеётся. – Заночуешь сегодня среди остальных больных, я хочу понаблюдать за тобой.Анэй, ещё раз оглянувшись, уныло плетётся следом за жрицей.Шелия вытирает плечи Жана с таким усердием, будто хочет протереть в нём дыру.***Жан приходит к нему под утро.

– Ты спишь? – спрашивает тихо, хотя не может не замечать уставившихся на него зелёных глаз.– Конечно, – бурчит Анэй недовольно. – Уснёшь тут.Храп стоит на всю больничную палатку, а ещё – дополняется всякими всхлипами и повизгиваниями. Да уж, тут если вовремя не уснёшь – то не сможешь спать вообще, а Жан слишком хорошо знает рыжего стрелка, чтобы утверждать – тот вовремя ложиться не умеет.Минут пятнадцать они просто молчат и разглядывают друг друга, а потом Жан тянется к плечу Анэя, и тот – на удивление – не дёргается от его прикосновения.– Болит? – спрашивает как-то неловко и очень глупо. Анэй хочет съязвить, но слова замирают в горле.Впрочем, Жану приходится не легче, но он всё-таки продолжает.– Мы переживали за тебя.– Да ладно, – Анэй проводит рукой по бинтам, стянувшим грудь и плечо. – Я ж молодцом, что со мной сделается?Фенриху хочется ответить, что сделается с этим упрямым бесстрашным бараном, но он только улыбается.Улыбка получается кривой.Он сидит рядом с Анэем до самого рассвета, и выходит лишь тогда, когда рыжий стрелок задрёмывает.***– А ты сходить не хочешь? – Фенрих треплет волнистые рыжие волосы, но Шелия отстраняется.

– Нет.Она сидит недалеко от палатки, и – с того самого момента, как Белланар увела Анэя внутрь. Жан ходил мимо неё раз пятнадцать, и выглядывал и того чаще – паладин никуда не уходила.– Не сиди на земле, она холодная.– Ага.Шелия обрубает все попытки поговорить с ней, и тут хоть танцуй, хоть ори, хоть что угодно делай. Можно, конечно, вывести её из себя – тогда она выскажется так, что ты пожалеешь, что не родился глухим; Жан всегда выводит её из себя, когда она молчит и носит что-то в себе, потому что в своих порывах злости рыжеволосая искренняя как никогда, но…Но сейчас что-то подсказывает ему, что лучше так не делать.– Это не твоя вина, – говорит он просто чтобы что-нибудь сказать.Шелия не отвечает, только пренебрежительно поводит плечами.Жан уходит в свою палатку, не оборачиваясь.***– Видите – как огурчик! – Анэй снова носится, жизнерадостный и неугомонный, и, казалось бы, напрочь забывший о вчерашнем ранении.– Видим, – Эгле вздыхает. – Шумное и бегает как обычно.– Н-н-но! – Анэй задыхается от возмущения, но, впрочем, отходит достаточно быстро – жрица, вытряхивая рюкзак, спрашивает, не хочет ли он сопроводить её по заданию.Стрелок, конечно же, хочет.***Он приносит Эгле в гарнизон на руках, и она, бледная и бесчувственная, больше похожа на сломанную куклу.Впрочем, в панику Анэй ударяется только тогда, когда жрицу укладывают на топчан, и над ней склоняется Шелия. Рыжая паладин деловита, все её движения собраны и точны, ни одного лишнего – она откуда-то знает, где у Белланар что лежит, и в итоге в палатке пахнет нашатырём, подвёрнутая нога забинтована, а рана на голове обработана.– Метко ударили, – Эгле не сокрушается, просто констатирует факт. – Я даже понять ничего не успела.– А я тебе говорил не идти никуда одной! – Анэй давится воздухом, и ему не хватает слов, чтобы выразить всё то, что он чувствует. – Говорил ждать меня!Эгле награждает взглядом, в красках расписывающим, как она относится к его словам.Шелия выпрямляется.– Полежишь тут, пока Белл не вернётся, хорошо? – она будто извиняется. – Я, конечно, в себе уверена, но всё-таки лучше пусть она тебя тоже посмотрит.Эгле согласно кивает и закрывает глаза, и тогда Шелия, легко коснувшись её запястья пальцами, выходит.Анэю кажется, что он ослышался.Вот этот голос, больше похожий на крик лилиту, вот этот свистящий шёпот – он разве мог принадлежать его сестре??Выкуси, твою мать?.***Шелии надо отпустить ситуацию и успокоиться, потому что с кем не случалось подобных косяков; но как только она видит лицо младшего брата, у неё внутри всё кипящей волной поднимается. И нервно, и страшно – она же опять не успела, всё-таки.Это такое ощущение дебильное и подвешенное.Ей хочется поговорить с ним, но она к нему не подойдёт.Анэй же – побоится.***– Может, мне показалось? – рыжеволосый стрелок лежит на животе, и кровать кажется непривычно мягкой после больничной… назовём эту штуку койкой.

– А может, и нет, – Жан не отрывается от книги. – Ты сегодня примерно то же самое ощутил, не?– Значит, точно не послышалось, – уныло отвечает Анэй.– Ага, – Фенрих фыркает. – Ты только учти, что она на поле боя дольше любого из нас. Как думаешь, что это может значить?– Ну… – младший Линч замолкает.Ему не хочется произносить это вслух.Ему не хочется это слышать.Ему не хочется даже думать об этом.Но Жан всё равно говорит.***Анэю хочется извиниться, и он уже открывает рот, но Шелия останавливает его жестом.Неприятный жест ребром ладони – и все слова как отрезало.– Неа, – она поджимает губы. – Не надо мне твоих ?я больше не буду?. Ты возьми и не будь, и тогда уже поговорим.В общем-то, это и начало, и конец. Весь разговор в паре предложений. Анэю хочется сказать ещё что-то, но нечего.И он молчит.И смотрит.– Шель? – мягко зовёт он.– Я думала, я могу на тебя надеяться, – она опирается на меч и усмехается. – Но нет.Усмешка выходит невесёлой.***Вообще-то, Анэя это гнетёт.Шелия приходит в норму уже через несколько дней – обращается к нему так же, улыбается, из фигуры исчезает вот эта напряжённость, но он чувствует – между ними что-то стоит, не стена, а что-то тонкое такое, но от этого не менее паршивое. Ему бы налететь, сгрести сестру в охапку, но что-то мешает.Шелия вроде бы и ведёт себя как раньше, но и в ней самой тоже что-то не то.***Сколько времени проходит – он уже забывает считать, если честно.– Ты можешь попробовать их выманить, – в саду Мирз оживление, которое Конгрессу не по нраву. Они сунулись сюда вдвоём, брат и сестра Линч, но оказалось, что двоих слишком мало.Впрочем, они забрались слишком далеко, чтобы отступать.– Что? – Анэю кажется, что он ослышался.– Ты можешь попробовать их выманить, – повторяет Шелия спокойно. – Да, я знаю, что обычно это делаю я, но с твоими стрелковыми навыками это было бы легче. Всё-таки, пуля бесшумней паладина в полной экипировке, – она тихо смеётся.– А ты, – Анэй запинается. – Ты не боишься, что я снова… тебя подведу?– А ты? – она перекатывается на спину. – Ты не боишься?Анэй любит это в сестре. Он может ничего не говорить, потому что Шелия и так всё понимает. Даже когда ему кажется, что между ними пропасть, Шелия продолжает понимать и чувствовать его.Связь между близнецами совершенно особенная.– Боюсь, – признаётся он.– А зря, – паладин поворачивает голову. – Ты горячая голова, но бояться тебе не к лицу. Просто пожалуйста, думай не только о себе. Помни, что ты сражаешься в команде. Помочь кому-то или просить у кого-то помощи – в этом нет ничего постыдного. Один в поле не воин. Так что, ты попробуешь?– А… а можно? – он заикается, и это звучит так забавно, что Шелия покатывается.– Знаешь, – фыркает она. – Я, конечно, та ещё неудачница, но одного стрелка защитить, думаю, смогу.Анэю хочется стиснуть сестру в объятиях, но они и так слишком много шуршат. Впрочем, он обязательно это сделает – как только опасность минует. Сразу же – и так сильно, что она завопит!Шелия смотрит на него искоса и с улыбкой.– Только не убегай от меня, пожалуйста, – просит тихо.Анэй выше её, и намного шире в плечах.Но господи, какой же он ребёнок.И господи, как же сильно Шелия его любит.– Хорошо!

+++В гарнизоне девятого отряда разворачивается драма.– Жаааан, –тянет Шелия, коварно улыбаясь, и напирает, прям грудью на амбразуру, грудью в прямом смысле, и от неожиданности в сочетании с коварным выражением лица паладинши Фенрих делает шаг назад.– Жан, – серьёзно отзываются сзади, и Жан чувствует, как его обвивают чужие руки, и Анэй на самом деле с трудом удерживает серьёзное выражение лица, хотя ему от всей души хочется расхохотаться.Шелия обнимает Жана спереди, и он оказывается тесно зажат между двумя Линчами, которым явно от него что-то надо, и вроде бы вообще-то поинтересоваться надо, что да как, но все буквы алфавита почему-то вылетают у него из головы.– О, – выглянувшая было из палатки Эгле замирает как ни в чём ни бывало. – Бутербродик с Жаном.Все смеются, кроме, конечно, Фенриха, который напряжённо запоминает каждого, кто посмел улыбнуться, чтобы потом уйти в инвиз и пристрелить их. Просто потому что.– А мне так можно? – все ещё смеясь, спрашивает Эгле. – Или Жан будет ревновать?Стрелки вспыхивают очень синхронно.