Часть 60 (1/1)
– А ты его видел, кстати, – ни с того ни с сего сказала Шелия, проследив направление взгляда светловолосого стрелка.Что бы там кто ни говорил, а Жан иногда был совсем как на ладони. Вот они, все его намерения, привязанности, рыжая слишком хорошо о них осведомлена. Вот они все, и сердце-то пусть и в железе, но что-то совсем стеклянное.Анэй уносится из гарнизона, не оборачиваясь, хотя и Жан, и Шелия прекрасно знают – ему хочется. Ему хочется обернуться в их сторону, чтобы убедиться, что они провожают его глазами, но крутые парни не смотрят на взрыв, и на двух провожающих тоже не смотрят. Вообще они не специально провожатые, они так, отдыхают – прислонились спиной к стволу дерева, кора тёплая и сухая, и обоих клонит в сон. А что Анэй уносится как раз сейчас и отсюда – так это совпадение.Они говорят это хором, и знают, что врут. Это такая забава – пойми, когда другой неискренен. Когда чего-то не договаривает. Пойми, когда что-то не так.В детстве они подобным не страдали. Там было легко и просто. Не нравится что-то – двинул в плечо, накричал, и в крике всё выяснили. Никаких обид и недомолвок, всё просто и уютно.Сейчас стало тяжелее.
– А? – Жан на автомате касается рукой нижней губы, и этот жест и двусмысленный, и уставший. Шелия не цепляется, только улыбается чему-то своему.– Анэя, – уточняет она. – В детстве. Ты не помнишь, наверное, но он когда-то с нами целый день провёл.– Да ладно? – Фенрих садится прямо, а Шелия, наоборот, всё больше опирается на ствол дерева. И глаза закрывает – специально, чтобы взгляд его выдержать. – И как так вышло, что я его не помню?– Вы только один раз виделись, – Шелия кусает губу. – Анэй тоже не помнит, я спрашивала.Жан молчит.Он умеет молчать оглушительно, и спрашивать молча. Шелия специально закрыла глаза, чтобы выдержать его взгляд, но вообще-то это всего лишь глупые потуги.– А что вы дальше не виделись, – она продолжает, но как-то сдавленно. – Моя вина. Я потом и тебя, и его убедила, что вам это приснилось. Это, по-моему, один из немногих раз, когда я кому-то из вас соврала.– Один из немногих? – фыркает Жан, но не двигается с места. В его голосе и вопрос, и неодобрение, и ещё что-то, от чего Шелии очень холодно и неуютно.– Маленькая была, – она фыркает, но храбрится. – Глупая. Сама не знаю, зачем. Делиться не хотела, наверное.Она потягивается, тянет руку к шее стрелка, отодвигает ворот и царапает ногтём след укуса – уже не такой яркий, уходящий в плавный фиолетовый.
Укус, засос – какая, в принципе, разница? Она не так плохо знает своего брата, чтобы проводить между этими понятиями радикальную черту.– А толку, – смеётся.Жан смотрит на неё – и немного не узнаёт. Что-то такое непривычное в Шелии, весёлой, смущающейся, язвительной. Не мягкое – он знает её слишком хорошо, чтобы удивляться непредсказуемости. Что-то, чему описания нет.– Я давно вспомнила, – Шелия продолжает. – Просто рассказать боялась, потому что не знала, как ты отреагируешь. Это такая глупость, а…Что именно ?а?, она не договаривает. Опять замолкает, опять откидывается, опять закрывает глаза.Ей больше сказать нечего.Силуэт Анэя давным-давно скрывается вдалеке, и Жан даже не силится его разглядеть. Да, у него взгляд стрелка, стрелка, а не телескопа.В Амарканде раннее лето. Цветёт марший. Запах от него плывёт по всему Сабринскому рынку.
Шелия сжимается в комок.Жан тянется, чтобы потрепать её по волосам.Но что ей сказать – он действительно не знает.