Глава 4. (1/1)

Подружившись наконец с велосипедом, Грегори не торопился домой. Расстегнув ворот рубашки, он колесил по центральной улице Тарритауна, где воздух был наполнен ароматом шоколада и лепестков петунии. Мимо него проносились ювелирные лавки, забегаловки, подарочные бутики и прочие заведения, существующие для того, чтобы скрашивать жизнь вестчестерских миллионеров.Проезжая мимо итальянской пекарни Морелли, он слегка притормозил, услышав как звякнул колокольчик входной двери. Ещё не хватало, чтобы он врезался в пешехода. Из пекарни вышла Синти ван Воссен. В одной руке она несла картонный контейнер с кофе, а в другой – мешок с пончиками и бубликами. Для балерины, Синти была на удивление неуклюжа. На сцене она порхала и парила, а в повседневной жизни сутулилась и шаркала ногами, точно назло своей беспощадной русской балетмейстерше. Жидкие русые волосы были собраны в пучок на затылке, выставляя напоказ свежие засосы на шее. С каждым шагом мятая льняная юбка соскальзывала всё ниже по бёдрам. Эту юбку ей отдала Бетани. Синти восхищалась вкусом будущей свекрови и не пренебрегала её обносками, хотя они и были ей велики на размер. Твёрдые соски-трюфеля просвечивались сквозь белую найку натянутую на голое тело – розовый лифчик находился в кармане у Грегори. Слушая завораживающее чавканье её шлёпок по нагретому солнцу тротуару, он почувствовал сладостное тянущую боль в паху. Кожаное сидение вдруг показалось ему жёстким и неудобным. Соскочив с велосипеда, он догнал её. – Привет, Синти. Как дела?– Не жалуюсь. Чего-то уставшая.?Ещё бы, – подумал Грегори. – После такой жаркой ночи?.– Тебе тут нравится кофе? – спросил он вслух. – Слышу, народ хвалит.– Кофе как кофе. Помогает мне ногами шевелить. Без него я бы давно была в коме.– А мне здешний кофе не нравится. На северо-востоке его не умеют правильно варить. Такого кофе как варила моя бабушка-турчанка здесь не найти. У неё был свой ресторан, в котором она готовила традиционные турецкие блюда. Там каждый четверг играли музыканты, и девица исполняла танец живота. Её зверски убили противники ислама.– Кого, танцовщицу?– Нет, бабушку. – Да что ты говоришь ... – Клянусь, это правда! – Как же они её убили? Кувалдой по башке?– Никто не знает. – Грегори понял, что заврался, и ему срочно нужно было искать дорогу обратно. – Её тело так и не нашли. А ресторан сожгли. Дедушка пропал без вести. Мой папа был совсем маленьким. Его усыновила бездетная англосаксонская пара и воспитала в англиканской вере. Но кровь в нём турецкая. Это становится заметным, когда он за рулём в пробке сидит. У него глаза наливаются кровью, и вены на руках вздуваются.– Ты эту историю подкинь Натали Хокинс, – посоветовала ему Синти. – Она такой душещипательный опус накатает в газету. Весь Тарритаун потонет в слезах. Натали была дочерью Рона Хокинса, одного из тех самых гнусных жлобов с Уолл Стрит, которые покупали старинные особняки, имеющие историческую ценность, и безбожно опошляли. Рон купил уютный коттедж, позарившись на живописный пейзаж, и за полгода расстроил его так, что первичной структуры ничего не осталось. Только в кошмарном сне могла присниться такая сместь тюдорского дворца и буддистской пагоды. Однако, для Рона это был дом мечты. Сидело это страшилище над обрывом и подсвечивалось по ночам разноцветными лампами, встроенными в землю. Коренные жители Тарритауна соглашались, что архитектора надо было публично распять, а отрезанные руки вывесить на Таймс-сквер. Тем не менее, рьяное осуждение не мешало им ходить на приёмы в доме Рона, пить его вино, бутылка которого стоила триста долларов, поедать шоколадные трюфеля ручного изготовления, и вслух сокрушаться о том, что правление Джоржа Буша младшего подходило к концу. Никто не смел перечить Рону Хокинсу. Он был слишком крупной акулой, которая могла за малейшую обиду перекусить оппонента пополам.В качестве подарка на шестнадцатилетие Рон выделил Натали деньги на раскрутку газеты ?Правый берег? для консервативно настроенной молодёжи вестчестерского графства. Сначала жители Тарритауна отнеслись к этой затее недоверчиво. Все ожидали, что проект зачахнет в зародышевой стадии. Рон с таким же успехом мог подарить своей дочери экзотическую обезьянку и таким образом обречь бедное животное на скоропостижную смерть. Однако, Натали опровергла предсказания скептиков. За несколько месяцев предприимчивая девчонка сколотила редколлегию, состоящую из подобных себе молодых республиканцев. Число подписчиков возросло до нескольких тысяч. Сначала люди подписывались из элементарного страха. Попробуй не подписаться на газету, основанную дочерью Рона Хокинса! Но вскоре страх перерос в искренний интерес. Помимо политических эссе, Натали публиковала сочинения и рассказы местных авторов. Каждую неделю жители Тарритауна ожидали продолжение готической повести ?Возвращение всадника без головы?. Её старший брат Кит, который учился на художественном факультете в Бостоне, снабжал газету иллюстрациями в стиле старинных литографий. Получив приглашения из самых престижных университетов, Натали остановилась на Колумбийском. Декан кафедры массовой информации уже захлёбывался слюной, предвкушая её прибытие. Натали не собиралась ограничиваться издательством бумажной прессы. Её целью было выйти на экран. Мать-репортёрша научила её грамотно брать интервью. Натали умела вдумчиво слушать, отражая мимику собеседника, без излишнего мычания и кивания гoловой. Глядя в её серьёзные, серые глаза, можно было вообразить, что она действительно сочувствовала. На самом деле она не включала эмоции во время интервью, a лишь улавливала ключевые фразы и обдумывала очередной шаг.– Этого у Натали не отнимешь, – продолжала Синти. – Есть у неё талант делать из дерьма конфетку. Она любую паршивенькую историю может так обыграть, что голливудские сценаристы будут нервно курить. Вот увидишь, через пару лет она будет на пятом канале, вместо этой мымры. Как её там? Лаура Инграм. Они все на одно лицо. Республиканки. Пренебрежительный тон, которым Синти произнесла последнее слово, окрылил Грегори. Значит, она была левой? Вот удача!– А ты сама кто? – спросил он на всякий случай. – Демократка, небось. Её ответ несколько удивил его.– По правде говоря, я ещё не решила. До ноября есть время. Пока что я одним глазом наблюдаю за политической клоунадой. – А я уже выбрал своего кандидата, – объявил Грегори хвастливо. – У нас с ним много общего. Он такой же темнокожий мусульманин. Мы из одного теста.– Помню, как ты рамадан отмечал с тремя полосками бекона на гамбургере, и пивом запивал. А ты свою небылицу про бабку-турчанку всё-таки подкинь Натали. Пусть она оторвётся от своих браслетов.– От каких ещё браслетов?Синти измождённо выдохнула и облизала губы. Ей было лень пересказывать историю.– Прошлым летом Натали работала вожатой в христианском лагере. Там дети её научили плести браслеты в стиле индейцев чероки. Так она наплела для всего выпускного класса. Хочет, чтобы на выпускную церемонию все надели, в знак солидарности. Теперь вот для администрации плетёт. Случаются у неё маниакальные эпизоды. – Надо же ... – Грегори задумчиво почесал затылок. – А почему я свой браслет до сих пор не получил?– А тебе она наверное готовит что-то особое. Для тебя она целый военно-обрядовый головной убор смастерит, с перьями и прочими прибамбасами.– Ух ты! Почему именно для меня? Чем я заслужил такие почести?– Здрасьте! А то ты не знаешь, что она с позапрошлого года по тебе сохнет, а точнее мокнет. Она проболталась кому-то из редколлегии. А там и вся школа узнала. Где ты был всё это время?– Где был я? Вопрос на засыпку. Я был в творчестве, в музыке, в религии. Мне положено молиться Аллаху пять раз в день. – А твой Аллах поможет тебе сдать экзамены?– Мне Аллах уже помог. Я тебе говорил, что мне предложили контракт? Сначала альбом запишу, а потом на гастроли махну. А ты говоришь, Натали ... Ладно, я не хотел хвастаться. Я к тебе по делу. Как там ваш проект продвигается? Вы всё ещё строите свой коттедж? – А как же? Строим. Раз уж взялись. Столько порогов пришлось обить, чтобы получить разрешение. Обратно пути нет. Молоток в руки, гвозди в зубы, и вперёд!Коммунальная турбаза на Медвежьей горе была коллективным детищем вестчестерского клуба натуралистов, который основали покойные супруги ван Воссен. Во главе проекта выступала Синти, будучи дочерью основателей. Идея построить хижину в горах поступила не от неё самой, а от Бесс МакМахон, старшей сестры Кайла, которая получала двойное образование врача и эколога. Так уж сложилось, что у Бесс были благородные, прогрессивные замыслы, а у Синти – деньги и связи. Они представляли собой дружную команду. Бесс мечтала, а Синти за всё платила. Бесс набросала эскиз очаровательного коттеджа со всеми удобствами, к которым привыкли жители графства, и коммунальным огородом, на котором собиралась выращивать экологически чистые овощи без химикатов. Синти связалась с адвокатами и инженерами. Потому, как они собирались строиться на территории заповедника, им пришлось прыгать через огненные кольца. Вытерпев бюрократическую волокиту, они наконец получили разрешение. На их зов откликнулись заинтересованные выпускники инженерного факультета, которым нужно было развивать досье. Питер Кинг знал о существовании проекта, но упорно затыкал уши, хотя его родители ласково и ненавязчиво подталкивали его принять участие. Очевидно, ему было стыдно сталкиваться лицом к лицу с бывшими однокурсниками. – Вам лишние руки не пригодятся? – предложил Грегори.– Только не говори мне, что ты вдруг заболел альтруизмом.– Не буду врать. Альтруизмом я не болею. У меня против альтруизма прививка. Мне для анкеты надо в колледж. А то у меня в графе ?благотворительность? пробел. Если гастроли в этом году не состоятся, придётся же куда-то поступать. Папаня покоя не даёт.Синти сухо кивнула. Это уже больше походило на правду.– Хорошо. Покажи мне свои руки для начала, а я сама решу, сгодятся они или нет.Грегори небрежно вывернул свои мягкие смуглые ладони. Синти явно не была впечатлена.– Ты ими вообще что-нибудь умеешь делать кроме как теребить петуха? – спросила она, брезгливо дотронувшись до гладкой кожи, на которой не было ни царапины, ни мозоли.– Ну, на гитаре бренчать.– Я так и подумала. Не жалко тебе свои дамские пальчики?– Ради благого дела ничего не жалко. – Смотри, хоть перчатки надень. У твоего отца наверняка валяется пара в гараже. А то заноз насажаешь.– Слушаюсь, товарищ сержант. А может, тебе показать другие части тела? Ну, того же самого петуха?Синти оттколкнула его руки.– Кончай пошлить. Как трёхлетний, ей-богу. Мне Стивена надо проводить.– Значит, кофе для него?– Не только для него. Для всей команды.– Ясненько. – Какое-то время Грегори брёл рядом с Синти, волоча своего двухколёсного коня, и вдруг, набравшись наглости, спросил, – А тебе на западло быть на побегушках у Стива? – В смысле? – Сегодня ты ему кофе таскаешь, а завтра будешь носки стирать, рубашки гладить, ботинки шлифовать. Не успеешь оглянуться, как станешь жирной домохозяйкой с пятью детьми. Порабощение женщины начинается с бытовых мелочей. Твои прабабушки-феминистки не ворочаются в гробах? Смотри, патриархату потакаешь.– Ради Бога, это такая фигня. Покупные пончики женским правам не угроза. Вот если бы я начала таскать домашнюю выпечку, как твоя мама, тогда бы мои предки начали ворочаться в гробах. А так я тесто своими руками не месила, и кофейные бобы в порошок не стирала. Купила всё готовое, при чём на деньги его матери.Грегори искренне восхищался способностью Синти ответить лаконично и невозмутимо на самый провокационный вопрос. Другая девчонка на её месте закатила бы глаза, запыхтела, зафыркала и назвала бы его козлом. Синти говорила о сугубо личных вещах своим привычным непринуждённым тоном.– И вообще, – добавила она, – когда у людей серьёзные отношения, проявлять заботу не зазорно. Представь себе. Я ему на тренировку приношу кофе. А он мне на репетицию приносит охлаждённый чай. Мы как-то не задаёмся вопросом, кто у нас носит штаны. – Клёво, конечно, что у вас такое равноправие. Я обеими руками за. Ты там не подумай чего. Я, хоть и мусульманин, но уважаю женщин. А то, про нас говорят то и сё, что мы, типа, тёлок ущемляем, заставляем их надевать мешки на головы. Ты не верь всему, что слышишь. Это всё антиисламская пропаганда.Синти его уже не слушала. Её взгляд был устремлён на жёлый автобус, который стоял перед городской библиотекой. Из окон торчали стриженные головы спортсменов. Парни свистели, плевались и корчили рожи. Их плечистый капитан сидел на подножке с тетрадью в руке.При виде Синти он встал и раскрыл объятия. Прислонив велосипед к стене библиотеки, Грегори наблюдал за парой. Он не слышал их слова из-за гама, но ему казалось, что по движению губ он мог читать их слова.Отправив пончики и кофе в автобус, Синти обвила руками крепкую шею Стивена и поцеловала его так, будто провожала его не на соревнование а на войну. Даже парни перестали выть и уставились на целующихся. – Во, блядь, это вам любовь, – брякнул один из них. – За ночь не натрахались?Капитан проигнорировал выпад, решив про себя, что разделается с пошляком с глазу на глаз. Погладив его по затылку, Синти выскользнула из его объятий и направилась в библиотеку. Стивен провожал её взглядом, теребя уголок тетради. Тут ему на глаза попался Грегори.– Эй, Грег, можно тебя на минутку? – Да хоть на час. – Обещаю не грузить. – Когда его подружка исчезла из виду, Стивен соскочил с подножки и отвёл товарища в сторону. – Хорошо, что ты здесь. Мне нужно с тобой поговорить.– Ну что, твоей маме понравился штрудель? – спросил Грегори, когда они остались наедине. – А то смотри, моя мама может ещё испечь. – Честно говоря, она ещё не пробовала. У неё последнее время нет аппетита. Но обязательно попробует. – Стивен оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что их никто не слышал. – У меня к тебе просьба. Ты тут за ней поглядывай, пока меня не будет. Ладно?– За кем? За Синти, что ли? – Нет. За моей мамой. – А чего за ней поглядывать?– Последнее время она какая-то вялая, рассеянная. – У них на работе запарка. Мало ли что. Мой отец говорит, она его здорово гоняет. Железная дама с кнутом. Думаю, папаня даже кайфует от этого.Стивeн не отреагировал на шутливое замечание.– Мне кажется, она чего-то не договаривает. Ей из клиники звонят. Она уходит в другую комнату и закрывает дверь, чтобы я не слышал, а потом выходит заплаканная, и глаза отводит. Короче, если что-то узнаешь, звони мне. Ладно? Грегори не совсем понимал, что от него требуется. Если Миссис Шусслер ничего не говорила родному сыну, с какой стати она бы стала открываться посторонним? Тем не менее, он дал обещание, чтобы отвязаться.– Без проблем, чувак. Никаких вопросов. Для чего ещё друзья?