Глава 16. (1/1)

С этого дня я снова обрел смысл жизни. Первым дело я завязал с выпивкой, мне нужны были ясность ума и твердость в руках, мои же сейчас тряслись, как у больного Альцгеймером. Как только в моей голове созрел план, я тут же приступил к его реализации. Мне не хотелось есть, спать, меня охватила жажда действий, впервые за эти полгода. Нужна была работа, ведь пистолеты бесплатно на деревьях не растут. Сил у меня не было, презентабельного вида, как вы понимаете, тоже, и я пошел мести мостовые. Вставал рано утром, брал метлу и выходил на все еще окутанную туманом улицу. Был уже конец февраля, ветер приносил откуда-то издалека запах весны, и это вселяло в меня надежду. Как ни странно, работа на свежем воздухе пошла мне на пользу, у меня стал улучшаться цвет лица, проснулся аппетит, я начал понемногу прибавлять в весе. За эту долгую зиму я стал походить на скелета, ребра торчали, щеки втянулись, глаза запали, - поверьте мне, это совсем не было похоже на прежнего Томми, в детстве пухлого малыша, над которым все смеялись и сравнивали с медвежонком. В школе я вытянулся, но все равно слишком худощавым никогда не был. До тех пор, пока не познакомился с Сержио.Сам Сержио теперь казался мне случайностью, нелепой ошибкой, которая случилась в моей жизни, и которой я стыдился. Ну как, КАК я мог подумать, что это любовь? Это все из-за моей неопытности, определенно. Я был слишком увлечен Лондоном и всем, что с ним было связано, а он стал первым человеком, который повстречался на моем пути. Сейчас мне было досадно, что я был таким глупцом, что совершил из-за него много ошибок, что потерял место в газете, разлюбил писательство. С тех пор, как все это на меня навалилось, я не написал больше ни строчки, ни слова. У меня все еще был тот отрывок, который я написал, живя в его квартире, но дописать его желания не возникало. Пару раз в пьяном угаре я чуть было не спалил его к чертовой матери, но вовремя останавливался. Теперь эти страницы стали моим горючим: перечитывая написанное, я все больше его ненавидел, все эти слова казались мне полнейшей глупостью, бредом больного человека, но теперь-то я наконец поправился!Но знаете, что все это время не давало мне покоя? За что я ненавидел его больше всего? Догадаться вам не составит труда. Я, нормальный мужчина, позволил ему очаровать себя, да что там, я просто помешался на нем и теперь очень боялся, что о моем гомосексуальном опыте станет известно, и я вынужден буду всю жизнь носить позорное клеймо гея. Это убивало меня, не давало мне покоя, и хотя я старался быть осторожным, любой умный человек при желании мог легко сложить два плюс два… Мы жили с ним под одной крышей, мы часто шумели, и эти звуки не были такими безобидными, как мне тогда казалось. Но главное – это он! Ведь Серж никогда не скрывал того, кем он был, и это било по мне тоже! И хотя Лондон очень большой, я боялся, страшно боялся, что в газете или где-то еще могли обо всем догадаться. И теперь мою душу грела мысль о том, что убив Сержио, я избавлюсь и от этого страха – что он может кому-то рассказать, что он меня выдаст. Ведь он наркоман, дешевая подстилка, и за деньги сделает что угодно.И я твердо шел к своей цели, подпитывая свою ненависть слежкой за ним, я не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на его унижение, и если по вечерам меня отвлекали какие-то дела, я дико психовал и потом не мог уснуть всю ночь. Я должен был не спускать с него глаз, узнать все его привычки, маршрут передвижения, где он живет и с кем. Это оказалось совсем не трудно, потому что маршрут его был одинаковым – от грязной комнатушки, которую он делил с еще двумя такими же опустившимися существами, до ?работы?, а оттуда – прямиком в притон, за дозой. Он задерживался там до утра, а затем плелся отсыпаться. И так каждый день. Больше в его жизни ничего не было – устоявшийся рутинный образ жизни наркомана. Я был даже слегка разочарован, ведь мне хотелось действовать, следить, узнавать детали, а узнавать было нечего. Его жизнь была пустой, он понапрасну коптил небо и позорил весь мужской род, продавая свое тело за деньги.Как ни странно, деньги были нужны нам обоим, и помногу – ему на наркотики, мне – на пистолет. Тех денег, что я получал, подметая улицы, мне не хватало, я не мог ждать долго и копить, и мне пришлось устроиться еще и мойщиком посуды в забегаловку. Теперь я вкалывал целый день, вечерами следил за ним, и на сон времени почти не оставалось, но мне оно и не требовалось. Мои нервы были так приятно возбуждены, что мне хотелось все время чем-то заниматься, и ночами я снова начал писать, теперь уже о своей к нему ненависти. Пускай это будет детектив – никто не догадается, кто главный герой и какая ему уготована участь.Единственное, что немного угнетало меня в моей новой жизни, это отсутствие собеседника. Я всегда любил поболтать, но вот уже пол года открывал рот только по большой надобности, на работе, например, или в магазине. Мне не с кем было говорить, да и поделиться тем, что было у меня на душе, я ни с кем не мог. В церковь я не ходил, и мама верно бы рыдала, узнав, что я перестал исповедоваться. Моя семья относила себя к ревностным католикам, теперь же я сказал бы, что потерял веру, и что бога нет. Иначе он не допустил бы такого моего грехопадения, отвернул бы, поддержал в трудную минуту. Но я был совсем один, и теперь меня это вполне устраивало. Нервы были ни к черту, я стал несдержанным, и вести себя вежливо и деликатно уже просто не смог бы, чего стоило только молча мыть посуду, когда вокруг все галдят и подкалывают. Они прозвали меня молчуном, и, верно, думали, что я немой. Их это очень веселило, я же был рад, что не нужно им ничего отвечать на их глупые шутки. И тогда я начал разговаривать сам с собой.Сидя в своей комнатке, я поначалу тихо бубнил что-то, просто мысли вслух, а затем это вошло в привычку, и я стал обсуждать сам с собой свои планы. Ничего же ненормального в этом нет, так мне просто легче было думать. Я находил себя приятным собеседником, и меня бесило, что мужчина, у которого я снимал комнату, начал задавать совсем ненужные мне вопросы. Какое ему, в сущности, до меня дело? Платил я исправно, никого не водил, но мой голос долетал до него через отдушину в стене, и мешал ему спокойно жить. Поначалу этот старый хрыч решил, что я подселил к себе соседа, и желаю скрыть от него сей факт, чтобы не платить за еще одного человека. Пока меня не было, этот проныра обыскал каждый угол в моей комнате, он рылся в моих вещах, и это вывело меня из себя.В тот вечер я пришел с работы позже обычного, накопилось много посуды, да ко всему была моя очередь мыть плиту. Я ужасно опаздывал на ?свидание? к Сержу, как я теперь с сарказмом это называл, а тут такая подстава. Едва переступив порог комнаты, я сразу понял, что здесь побывал посторонний. Сделано все было аккуратно, но я жил один слишком давно, чтобы не заметить этого вмешательства. У меня побежали по спине мурашки, а лоб покрылся холодным мерзким потом. Чертов неоконченный роман, он все еще был здесь! Я собирался сжечь его, устроить таким образом поминки по Сержу, после того, как все будет кончено. Это мое позерство могло сейчас меня погубить. Я сделал глубокий вдох, надеясь таким образом унять бешеное сердцебиение, и прошел в угол комнаты, туда, где стояла тумбочка. Стараясь производить как можно меньше шума, я отодвинул ее, и, заметив слой пыли, облегченно вздохнул. Сюда он полезть не догадался, я был спасен! Я вытащил одну за одной плашки рассохшегося паркета, и вынул оттуда пожелтевшие страницы. Я жег их довольно долго, ведь не выходя из комнаты избавиться от более чем 100 страниц было не так-то просто. Я методично сминал их, укладывал на жестяную тарелку и сжигал до тла. Ни на какое ?свидание? я не попал, и был очень зол. Нужно было действовать, все это становилось слишком опасным. Я пересчитал накопленные деньги и решил, что этого будет достаточно.Купить пистолет в таком большом городе не составило труда. Я давно заприметил в газете с объявлениями подозрительное предложение, и оказался прав. Утром я позвонил и договорился о встрече, а уже вечером выходил из портовых доков, крепко прижимая к груди револьвер. Он был не новым, да и пуль всего три, но мне бы хватило и одной, я не сомневался в себе и знал, что на этот раз не промахнусь. Теплый ветер приятно развевал мои длинные волосы, и я подставлял лицо под лучи заходящего солнца, жмурясь и впервые за это время искренне улыбаясь.