глава 27. (1/1)

— Чез… Ты больше не должен Робу за тот товар, что смыл в унитаз. Я отработала…Он не даёт договорить и хватает Адель за подбородок, резко приподнимая его и заставляя посмотреть на себя. Его глаза темнеют… Они смотрят пару мгновений в глаза друг другу, лицо Честера искажается от боли и, отпустив ее, парень со всей силы бьет кулаком в стену.Он все понял.— Какого хуя, Адель…Блондинка хочет спрятаться от этого гнева, от этой боли, но прятаться некуда, да и бежать тоже.— Чез, это был единственный выход… Что мне было делать?! — слезы сами катятся из голубых глаз, и она выкрикивает эти слова с жутким надрывом, пока он, закрыв лицо руками, сползает вниз по стене. Честер мотает головой из стороны в сторону, словно не веря, и она шепчет еле слышно:— Чез… Прости меня. Я хотела помочь… Я хотела помочь!—?Адель, что ты натворила?! Что же ты сделала… —?слова на тихом, сдавленном полушепоте струятся из его горла, заставляя всё внутри скручиваться спазмами.Честер замирает в ужасе, когда смотрит на ее искаженное болью лицо, и чувствует, как под его ключицы прокрадывается удушье, спровоцированное чувством вины и жалостью к этой девочке.Чувство дежавю бьет парня электрическим током, и он сжимает тонкие пальцы в попытках удержать мелкую дрожь в кулаке.Так странно и необъяснимо. Снова здесь, в этих стенах.… Снова с ней…Снова эти чувства, которые валятся на его голову, словно бетонный потолок на грудную клетку. Накрыт и убит. Поражен и сломлен ее признанием.Парень трясет головой из стороны в сторону и не хочет ей верить.Как жаль, что она не врет.Честер роняет голову на руки, словно она внезапно стала для него самой непосильной в мире ношей. Слёзы отчаяния готовы вырваться из век, но он держится.Второй раз в его жизни, все в этой же комнате, где его спина сливается с холодом стены, и бьющие потоки дрожи снова пробирают его тело, Честер ощущает, как небо безбожно падает им на головы.Адель, которая никогда не была моей, не была со мной. Чужая, далёкая и отчаянная. До предела, до остатка, до дна выпивающая мою совесть. Наполняющая до краев, заполоняющая до самых крайних границ уже вросшее в меня чувство вины. Поражающая наповал своей жертвенностью, горечью, болью. Сражающая мою крепость всесильными войсками своей неправильной, ненормальной, больной любовью.И я.Это всего лишь я, со своими сильными чувствами не к ней. Я, который влюблён не в неё. Я, в чьи сны приходит не она. Я, чьи стихи не о ней.Это всего лишь я. Виновный по всем пунктам. Рушащий, сгорающий и сжигающий.Рукава толстовки засучены, и Честер пару секунд пялится на свои татуировки.Горечь от осознания того, что она с собой сотворила, прожигает его, уже ставшие бумажными рёбра. Честер воспламеняется и медленно тлеет, будто бы бумага, на которую бросили не затушенный бычок от сигареты.Медленно, едко чернеет и превращается в пепел.Подуйте кто-нибудь на меня, я хочу разлететься и раствориться на ветру, не оставив от себя и следа.Когда это все произошло с нами?Где я был, когда эта болезнь вросла в неё? О чем я думал? Когда я успел заразить эту девочку таким ужасным вирусом больной, ненормальной любви?Когда вообще мы начинаем понимать, что любим вот так? Так, что собственноручно занимаемся саморазрушением и жертвуем собой? Если бы можно было узнать и отмотать свою жизнь, как кинопленку, я бы никогда не влез на этот балкон. Я бы никогда не сорвал тот желтый цветочек, который подарил ей в детстве. Я бы никогда не пошёл играть к ней, когда наши родители подружились.Я бы предпочёл не родиться вовсе.Где исток всего? Как остановить жизнь и воспрепятствовать необратимому?Я бы все на свете отдал, чтобы она вот так не рыдала сейчас от боли, которую причинила сама себе. Из-за меня.Мы всего лишь раненые и непонятые дети. За что нам это все?Давно пора понять, что мы в одной лодке. Мы оба здесь. Нет никого больше. Нет ни Клэр, ни моей матери, н и к о г о.Лишь хрупкая девочка, которая решила всех спасти на утопающем в океане корабле. И я. Один на один с собой. Лицом к лицу с этой ее болью.И нам никуда не деться. Мне придётся это принять.Либо выпрыгнуть за борт и захлебнутся в солёных волнах ее слез.Честер поднимается с пола, вытирает горячую слезу, которая так предательски все-таки успела скатиться по щеке, и пораженно смотрит на неё, когда она что-то говорит о прощении.Боже, неужели она думает, что я такой монстр? Что я буду злиться на неё? На неё…? Я зол лишь на себя.Честер быстро подходит к ней и крепко обнимает. Прижимает белесую макушку головы к своей груди и гладит ее светлые волосы. Она утыкается лицом в ткань его толстовки и рыдает так, что парня пробивает дикая дрожь.—?Моя девочка… Пожалуйста, прости. Прости меня. Зачем ты это сделала, Адель? Господи, зачем… Что мне сделать? Боже… —?слезы застилают карие глаза, и Честер сбивчиво теряется в своих же словах.Его бьет крупная дрожь, а веки горят огнём. Голос совсем охрип, и он чувствует, как горло сжимается в тугой узел, из-за которого так сложно дышать.Горячие соленые слёзы Адель, чёрные от туши, капают на его толстовку, и, несмотря на всю трагичность ситуации, она отчего-то чувствует себя счастливой, как бы глупо это не звучало. Просто, когда он вот так прижимает ее к себе, гладит по волосам и шепчет ?моя девочка?. Ради этих ощущений можно жертвовать всем на свете.Пусть это все только на мгновение, пусть он никогда не будет любить ее так, как ей бы того хотелось; но пока она может стоять вот так, прижавшись к нему, и вдыхать его запах, ощущать тепло его тела, ей больше ничего не нужно.Она боялась, что он станет презирать ее после того, что она сделала. Что не простит, не захочет больше знать ее. Она ошиблась. Он не злился на неё, но едва ли он сможет простить это самому себе, а это было даже хуже.А еще Адель точно понимала, что если бы у неё был шанс все переиграть, она бы снова поступила так, как поступила.Она слишком любила его, хотя и понимала, что никогда, никогда это чувство не принесёт ей ничего, кроме адской, раздирающей душу боли.Такая любовь лишает воли. Она больная, неправильная. Она заставляет идти на жертвы ради любимого, и плевать, даже если этой жертвой однажды окажешься ты сама. Адель прекрасно понимала это, но по-другому не могла.—?Это все не важно, Честер… Важно лишь то, что я умираю без тебя. Тоска по тебе разрушает меня,?— еле слышно произносит она и поднимает к нему залитое слезами лицо,?— Останься со мной сегодня, Чез…Ее глаза, словно у раненого зверя, огромные и горестные, и казалось, что от его ответа сейчас зависит вся ее жизнь, а, может быть, так оно и было.Она готова упасть ему в ноги и умолять, вцепившись в него мертвой хваткой, только бы он не ушёл сейчас, оставив ее одну.Только бы…—?В последний раз, прошу тебя…Честер моргает пару раз, в попытках стряхнуть с радужки карих глаз жгучую влагу. Он проиграл эту битву, Адель видела это по его лицу. Он не уйдёт, не сможет. Может быть, потом они оба будут страшно жалеть об этом, но это все потом, потом…Если бы сейчас он оттолкнул ее, она бы умерла тут же, на месте, в этом она не сомневалась, и он бы просто не смог так с ней поступить после всего.Она жадно, почти молитвенно прижимается раскаленными губами к его щеке, вцепившись в его толстовку так, что пальцы белеют, и бормочет, словно в бреду:—?Я люблю тебя, я так тебя люблю…Знаете, каким было наше главное преимущество?Мы оба слишком много страдали от одного человека.Этот самый человек стоит сейчас перед тобой, Адель.Неужели ты не видишь? Распахни глаза и ужаснись. Беги со всех ног. Кричи о помощи. Захлопни дверь комнаты, где я снова задержался дольше положенного. Запри замок на три оборота и потуши свет.Или убей меня и сбеги сама.Неужели ты не понимаешь?Безмолвный, немой вопрос. Они знают это оба.Замкнутый круг ее признаний разрушает в пыль плотную честеровскую стену безразличия, и он путается окончательно в самом себе. Стена сломалась не сразу, но она сломалась. И Честер посыпался вместе с ней.Она поднимает на него свои синие глаза и смотрит так обречённо, что ему хочется выть раненным зверем.Это расстояние между ними в пару сантиметров крошится, расходится трещинами. Честер берет ее лицо в ладони и смотрит на заострённый подбородок, а потом и в помутневшие голубые глаза, когда она открывает рот в экстазе от ощущения близости.Их взгляды сталкиваются, вызывают какой-то ненормальный всплеск искр и тут же разбегаются.Происходит что-то странное, пугающее, новое.Честер чувствует, как в нем переплетаются чувства страха, стыда и… дикого желания.Какая-то несуществующая эмоция взрывается в воздухе и падает им на плечи. Укутывает и заставляет тела напрячься, а дыхания?— участиться.Они одновременно наклоняются друг к другу и тут же застывают. Череда вдохов и выдохов друг друга бьют по их лицам, и они оба теряются в этом эмоциональном ворохе. Нет никакой гарантии, что потом они выберутся из-под обломков того, что натворили уже, и того, что натворят ещё.А надо ли?Обломки стали больной обителью чувств, которые Адель выражала так ярко, так тлетворно, так сокрушительно к Честеру.А я принимаю. Я сделаю это. Вдруг нам станет легче? Вдруг это поможет?Честер теряется на задворках истины и собственных принципов. Он прямо сейчас ходит по тонкому лезвию чужих чувств и сомневается во всем.И во всех.Касается подушечками пальцев ее лица и чувствует безысходность, которая забирается им обоим под грудные клетки и сквозит.Сейчас, в этот самый момент, когда ее слёзы падают на кисти рук его, он просто откладывает оружие своих принципов. Он выбрасывает его подальше и раскрывает свои ладони навстречу ею телу.Вот, смотри.Сегодня в них нет привычной для тебя ледяной пустоты. Теперь здесь нежные цветы, и я буду прикасаться ими к твоему телу, стирая твою боль безвозвратно. Забирая ее себе.Я до предела наполнен чем-то неясным.Смутным.Невнятным.Неуловимым.Расплывчатым.Непонятным чем-то внутри.Я не оттолкну ее, я сам не хочу этого. Это не игра, это война, и моя неприступная крепость почти капитулировала. Нельзя на попятную.Честер судорожно вцепляется в край своей толстовки и стаскивает ее через шею. Адель замирает на пару мгновений и, кажется, теряется, но он уже самостоятельно проделывает тоже самое с ее верхом.Он надвигается ближе, и она встаёт на цыпочки, чтобы дотянуться до честеровских губ.И он целует ее.Слишком резко. Их губы больно сталкиваются, но Честер тут же зализывает повреждённое место на ее нижней пухлой губе, отчего Адель непроизвольно стонет. Она выгибается от ощущений и обхватывает его плечи. Ее руки скользят по его телу, и, когда Честер открывает глаза, чтобы посмотреть на неё, то ловит максимально расфокусированный взгляд из-под густых ресниц.На кон поставлено все, и он рискнул.Назад пути нет.…нет никаких фейерверков, нет аплодисментов, они больше не главные герои чьих-то рассказов. Всем плевать на пару потерянных людей, безысходно пытающихся разобраться в своих безысходных жизнях.Никто не видит, как Честер подхватывает ее трясущимися от желания руками и выцеловывает ее красивые ключицы. Никто не видит, как Адель судорожно, в какой-то ненормальной эйфории закидывает на парня свои ноги, и они просто падают на пол, на шерстяной ковёр, не дойдя до кровати несколько шагов.Никто не видит, как тонкие девичьи руки цепляются в плечи напротив, а холодные губы с металлическим колечком покрывают молочную кожу груди, не пропуская ни миллиметра.Никто не видит, как они оба даже не замечают того, что уже давно освободились от всей одежды. Они притягивают друг друга ближе, теснее, будто пытаясь срастись, слиться, раствориться друг в друге.Острожные поцелуи с языком превращаются в безумный, неистовый поединок. Потому что здесь нет места для нежности. Нежность осталась где-то за пределами их собственного мира, который они создали в этой закрытой комнате.Здесь только безнадёжная тоска; здесь сильное неконтролируемое желание, здесь непринятие, здесь попытки все исправить, попытки избавить и избавиться от боли. Здесь только стоны нездорового желания и обезумевшие глаза, что отражаются в зеркале шкафа-купе.Здесь только сорванная наспех одежда и погружение в ядовитые волны похоти и безответной любви.Честер тонет. А она стонет под ним слишком громко. Задыхается от ощущений и растекается по его венам обжигающим воском.Сильнее.Глубже.Быстрее.Чувствуешь, как сильно я хочу спасти тебя?Я чувствую, как сильно ты любишь меня.Чувствуешь, как я хочу забрать твою боль, быть с тобой сейчас, быть в тебе?Чувствуешь, как мы катимся прямиком в ад, трахаясь, как чертовы подростки прямо на полу, без остановки?Чувствуешь, как мой огонь разрастается в тебе, и твоё тело краснеет, а глаза ненормально блестят?Громче, громче, громче.Пусть вся вселенная слышит наши стоны, пусть все отводят глаза от сошедшей с ума парочки, заведомо погибших.Мне плевать.Я задыхаюсь, я улетаю, ты кричишь, я почти что готов кричать.Мы горим заживо.Мы?— пепел на губах друг друга, дотлевающие на рассвете души.Мы умираем друг на друге, снова и снова меняясь местами. Ты кончаешь, кажется, уже второй раз и снова погибаешь.И мы не восстанем из мёртвых.Только не мы, понимаешь?Чувствуешь, как ты рассыпаешься в моих руках?Чувствуешь дыхание смерти на затылке?А теперь?Я тоже…Потому что я кончаю в тебя, даже не сообразив, что конкретно произошло. Уши заложило, сердце выскакивает из груди, и я падаю прямо сверху на тебя, придавливая тебя до предела мокрым телом к полу.