Глава 11 (1/1)

Шерлок отлично помнил тот день, когда впервые увидел Джона. Этого события он ожидал с большим нетерпением. Ждал и боялся. Несмотря на заверения Ирэн, что все идет по плану, Шерлоку казалось, что все вокруг против него и авантюра может сорваться в самый последний момент. Услышав шум подъезжающего к дому экипажа, юноша наконец-то позволил себе расслабиться и погрузился в глубокий сон без сновидений.При знакомстве с новым слугой Шерлок ожидал увидеть перед собой простоватого, неотёсанного и немного вульгарного мальчишку, безуспешно пытающегося скрыть свое низкое происхождение за наспех усвоенными манерами и льстивыми улыбками подхалима. Но реальность оказалась такова, что пришлось менять уже утвержденный план. В сценарий, в котором Шерлок должен был изображать роль наивного, ранимого отверженного гения с причудами, срочно пришлось вносить коррективы.Джон оказался полной противоположностью тому мерзкому ублюдку, которого нафантазировал себе Шерлок. Приятная, располагающая внешность, правильные черты лица, мягкая улыбка, а самое главное — глубокие голубые глаза, смотрящие с участием и теплотой. Шерлок впервые был обескуражен.Джон искренне удивлялся его наивным, а порой и глупым вопросам, вел себя уважительно, но не подобострастно, не реагировал на откровенную грубость и никогда не делал даже попытки посмеяться над ним.Фраза, произнесенная слугой: ?Роскошная одежда ровно ничего не значит, поскольку судят не по ней, а по человеку, который ее носит?, — совершенно сбила Шерлока с толку. Человек, который готов поживиться за счет чужого горя, так трепетно относится к людским отношениям? Это было ново и интересно, и даже в чем-то — увлекательно.Было чертовски приятно видеть, как Джон увлеченно слушает рассказы Шерлока о его жизни, видеть боль и сострадание в глазах. То, как этот пройдоха пытался требовать от других слуг лучшего обращения к своему хозяину, вызывало чувство благодарности, совершенно не свойственное Шерлоку прежде.Кошмары, в которых Холмс безуспешно пытался сбежать из ?Шиповника?, преодолевая тысячи препятствий на пути, перестали донимать его после той ночи, когда Джон остался с ним рядом, держал за руку и баюкал как маленького ребенка. Смущение и злость от того, что кто-то узнает о его страхах и слабостях отступили, перетекая в доверие и признательность.Шерлок с удивлением понял, что прикосновения Джона не раздражают, как это было с Роджером и многими до него, даже невинные касания при одевании будоражили, заставляли прислушиваться к своему телу и прикрывать глаза от приятных ощущений. Это не была похоть, это было нечто другое, словно невидимые нити обволакивали, связывая их через прикосновения.Тот вечер, когда Джон учил его танцевать, был одним из самых счастливых в жизни Шерлока. Сначала Холмс играл роль наивного и застенчивого юноши. Нарочито краснел, отводил глаза и путал движения, но затем, почувствовав крепкую хватку и уверенные движения обнимающих его рук, расслабился и позволил себе насладиться происходящим. Не нужно было быть гением, чтобы понять — Джон взволнован не меньше. Он очень старался не пялиться, но практически не отводил от Шерлока взгляд.Той ночью Шерлок долго не мог уснуть, ворочался, вновь и вновь пытаясь понять мотивы Джона. Его действия совершенно не вязались с той миссией, с которой он прибыл в ?Шиповник?.Шерлока пугали собственные мысли и чувства. Он не мог понять, почему Роджера он презирал за его уступчивость, а к Джону его тянуло словно магнитом. Что это было? Благодарность за заботу, которую он не испытывал по отношению к себе, с тех пор как покинул клинику для душевнобольных, или это притяжение двух одинаково порочных личностей?Когда вернулась Ирэн, стало еще сложнее. Шерлок хорошо научился скрывать свои чувства от этой чертовски умной и проницательной женщины, но все же ему не хотелось, чтобы она заметила его смятение. В её присутствии он старался держаться холодно и отстраненно, едва замечая слугу.Необходимость играть роль влюбленного угнетала, поэтому Шерлок иногда переигрывал, замечая в такие моменты недоумение на лице Джона.Поцелуй в библиотеке, свидетелем которого как бы случайно оказался слуга, был тщательно спланированным представлением Ирэн с целью показать, что взаимное притяжение между ней и Холмсом не пустой звук. Поспешное бегство Джона неприятно удивило и озадачило его господина.Совместные прогулки с Адлер утомляли. Ее четкие рекомендации и уверения в правильности происходящего нервировали и раздражали. Присутствие на прогулках Джона подразумевало томные взгляды и смущенные улыбки - отлично сыгранный этюд для одного зрителя. А Шерлоку отчего-то казалось, что Джон видит всю эту неумелую игру в любовь. Пустота в голубых глазах там, на берегу, когда они с Ирэн целовались, не могла ему померещиться.А потом был тот разговор в часовне. Отрепетированный, выверенный, убийственно искренний, на первый взгляд. Но все пошло совершенно не так.Джон, казалось, был потрясен, когда услышал о побеге и свадьбе. Шерлок мысленно похвалил его актерские способности, но приглядевшись повнимательнее понял, как взволнован его слуга, как мелко подрагивают его руки и не от холода или мерзкого дождя, а потом Джон заговорил о любви и истинных чувствах, о том что венчание с Ирэн может быть ошибкой… И Шерлок окончательно запутался. Затем Джон словно очнулся и, не глядя в глаза, сказал, что согласится с любым решением Холмса. В груди стало холодно, а на душе мерзко. Утешением было лишь то искреннее ?да? на просьбу не оставлять его одного.Чем ближе был день побега, тем бледнее становился Джон, и это было неправильным. Расчетливый и циничный любитель легкой наживы должен был быть доволен собой и, страстно желая покинуть негостеприимный дом, считать часы до побега, но Джон вел себя совершенно по-другому.Шерлок был уверен: в отношении слуги к Ирэн что-то изменилось, словно между ними разверзлась пропасть. Мисс Адлер пыталась развеять сомнения Холмса, но у неё ничего не получалось.Джон избегал Ирэн и старался постоянно быть рядом с Шерлоком, он предугадывал его желания, отгонял вновь вернувшиеся кошмары, но в голубых глазах прочно поселилась непроходящая тоска.А потом случилась та ночь, что стала откровением для них обоих.Даже по прошествии времени Холмс так и не мог объяснить себе, что же тогда произошло. Это было как вспышка, как удар молнии, то, чему совершенно невозможно противостоять, что-то настолько тонкое, личное, звенящее, что не поддавалось описанию. В ту ночь Шерлок впервые почувствовал, как плачет его душа, словно очищаясь от скверны. Он утонул в бездне сапфировых глаз, и ему вдруг захотелось быть первым и единственным. Здесь, сейчас и только для Джона. Первые откровения о неопытности и девственности юноша принял с восторгом и умопомрачительной нежностью, и Шерлок понял, что не ошибся. Он больше не чувствовал себя обманщиком, он узнал, что значит быть желанным. Впервые в жизни он почувствовал себя нужным, и это было прекрасно. Жаркие ласки рождали неведомые доселе ощущения, и Шерлок парил в невесомости, смутно осознавая, что то, что он чувствует не идет ни в какое сравнение с тем грубым совокуплением, что люди ошибочно называют страстью. И уж, конечно, это не было ни на йоту не похоже на то, что было у него с Роджером. Шерлок был уверен: той ночью Джон сделал множество открытий. Его слуга был не слеп и не глух, он все видел и слышал: невысказанные мольбы и слезы. Он понял, что нет никакого чувства к Ирэн, есть только отчаянное желание вырваться из замкнутого круга и одиночество… Жуткое, щемящее одиночество.И Холмс молил Бога, в которого не верил, чтобы тот дал ему сил, указал правильный путь. Но Бог молчал. Молчал и Джон, когда все внутри Шерлока кричало: ?Скажи же, ну признайся, Джон. Ты же не притворялся сейчас, был живым и настоящим, жарко выдыхая “мой” и украдкой целуя мои безобразные кисти. Скажи, что ты чувствуешь, и мы все преодолеем, только ты и я!?Ночью все кажется не таким, как при свете дня. Утро все расставляет по своим местам. Джон ушел из его постели, не проронив больше ни слова, заставив отогревшееся, глупое сердце покрыться тонкой заиндевевшей корочкой.Потянулись пустые, серые дни ожидания. Шерлок видел растерянность и подавленность своего слуги, его пылающие щеки и потухший взгляд. ?Он сожалеет, он считает что совершил ошибку?, — думал Шерлок, слушая, как ворочается в соседней комнате снедаемый бессонницей Джон.В ночь побега Холмс не смог отказать себе в удовольствии последний раз посетить лабораторию, чтобы с мстительным удовольствием обратить в прах многомесячные труды ненавистного родственника. Юноша покидал ?Шиповник? с легким сердцем, крепко держа за руку Джона, словно боясь, что тот растворится в предрассветном тумане.Слуга был неотразим в новом костюме, что подарил ему хозяин, и смотрелся, как настоящий аристократ. Шерлок горько усмехался. Подарив Джону этот костюм, он сделал последний шаг. Только какой? Шаг к свободе, или шаг в бездну?!Детали побега совершенно не сохранились в памяти Шерлока. Погрузившись в свои мысли, он не замечая ничего вокруг, мечтая, чтобы все это поскорее закончилось.Незнакомые люди, ненужные церемонии, алчные глаза викария и хозяйки пансиона. Все смешалось в одну кучу. Шерлок ждал. Ждал, сам не зная чего. Может того, что случится чудо, Джон вдруг поднимет на него глаза и хриплым от волнения голосом скажет, что был лжецом и трусом, что просит прощения и раскаивается, что не позволит одеть на его палец обручальное кольцо… Но чуда не случилось. Церемония прошла на удивление быстро и без осложнений. А потом произошло то, чего Шерлок от себя никак не ожидал, он думал, что не способен на такие яркие проявления чувств, но фактически впал в истерику у брачного ложа. Ему нестерпимо захотелось, чтобы Джону было так же больно, как и ему, и он сорвался: просил, умолял, требовал, лишь бы еще раз ощутить теплоту и сладость губ человека, который стал для него ближе всех на свете. Тот, казалось, тоже был на грани помешательства, ответил со всей нежностью, а потом сбежал, чтобы оставить его наедине с новобрачной.Ночью Шерлок не сомкнул глаз, сидел полностью одетым в стареньком продавленном кресле у окна, прислушивался к мерному дыханию спавшей Ирэн и проклинал тот день, когда встретил Джона и позволил себе поддаться чувствам. Шерлок чувствовал, как его накрывает апатия: черная, страшная, необратимая.Полчаса глубокого сна без сновидений, и утром следующего дня миру явился обновленный Шерлок Холмс. Умный, смелый, расчетливый красавец с обезображенной шрамами душой и холодным сердцем.Все следующую неделю Шерлок с упоением играл отведенную ему роль, следя за тем, как мучается непониманием Джон и расцветает от предвкушения Ирэн. Недоеданием он довел себя до истощения, обливая Джона презрением и нарочитой грубостью в ответ на его желание помочь, полностью игнорируя вопросы о своем здоровье.Когда прибыли доктора, вызванные Ирэн и прошли в каморку Джона, неведомая сила повлекла Шерлока в коридор. Он никогда не опустился бы до банального подслушивания, но сейчас было необходимо убедится, что все, что происходит, — единственно верно. Голос Джона был тихим, постоянно срывался, но фраза: ?Мне бы хотелось, чтобы вы забрали его и присмотрели за ним. Чтобы отвезли куда-нибудь, где никто его не тронет, не обидит...? — острым кинжалом резанула по сердцу.— Замаливаешь грехи? — зло прошептал Шерлок и скрылся в своей комнате.В день отъезда молодой человек старался быть абсолютно спокойным, хотя в голове набатом гремело: ?Смотри, запоминай! Ты больше никогда его не увидишь!? Он незаметно наблюдал за Джоном, впитывая все то, что за месяц стало таким близким и родным: жесты, мимику, голос, взгляды, которые тот украдкой бросал на него.Путь в Лондон показался изощренной пыткой. По жаре, в наглухо закрытой карете, с напряженным Джоном на расстоянии вытянутой руки и обманчиво спокойной Ирэн. Несколько раз накатывала паника, хотелось просто взвыть, выскочить из кареты, и бежать куда глаза глядят. Вот и конечный пункт путешествия. Место, которое надежно скроет грязную тайну сообщников. Джон нервничал, он даже не догадывался о ловушке. Мышеловка сейчас захлопнется, но кот и мышка поменяются местами.Когда к Джону пришло понимание, его охватила паника, но даже тогда он продолжал обвинять во всем Ирэн, посылая проклятия, пока их глаза наконец не встретились, и тогда в воздухе зазвенело такое обреченное ?гаденыш?, что Холмсу стало больно дышать. Шерлок до крови прикусил губу и, следуя сценарию произнес циничное: ?Бедный, бедный мистер Холмс!? — филигранно справляясь с дрожью в голосе. Только когда ворота клиники с громким бряцаньем закрылись, и экипаж стал удаляться прочь от этой мрачной цитадели отчаянья, Шерлок очнулся, словно выплыл из непроходимого вязкого болота. Глаза предательски защипало, когда он понял что там, за этими уродливыми воротами, он оставил частичку своей души.