Глава 10 (1/1)
Когда в поместье появилась Ирэн Адлер, Шерлок понял: это его шанс. Он замечал, как она смотрит на него, как пытается привлечь внимание, как призывно улыбается в те редкие моменты, когда они остаются наедине. Юноша давно осознал свою привлекательность. Перешептывание служанок ему вслед, их опущенные глаза и яркий румянец при его появлении, презрение в голосе дяди, когда он выплевывал ?смазливая мордашка?, да еще с такой всепоглощающей ненавистью, что она заставляла молодого человека закусывать губы до крови, чтобы не ответить жестко и грубо. Все это говорило само за себя. Ирэн сама пришла к нему. Глубокой ночью, когда Роджер крепко спал в своей крошечной комнатке рядом со спальней Шерлока, а последний еще не ложился, изучая в кресле у камина очередную книгу о ядах и противоядиях, в дверь тихо, но решительно постучали, и на пороге возникла мисс Адлер. Молодой человек открыл дверь и отступил назад, пропуская леди в комнату.Ирэн была одета в свободное домашнее платье, которое при всей своей простоте, оттеняло ее красоту как королевская мантия, подбитая горностаем. Взгляд темных глаз молодой женщины был серьезным и заинтересованным, но в нем не было ни похоти, ни сладкого томления. Разговор обещал быть интересным. — Мой слуга спит в соседней комнате, — сказал Шерлок чтобы избежать ненужных вопросов.— Вы уверены, что он нас не услышит? — Ирэн кивнула, и, пройдя вглубь комнаты, устроилась в кресле. Холмс, как галантный кавалер, остался стоять, прислонившись спиной к стене: — Абсолютно. Сегодня Роджер помогал конюху и совершенно выбился из сил. Целый вечер он клевал носом, и я отправил его спать сразу после захода солнца. Зачем вы пришли?Ирэн откинулась на спинку кресла:— Мистер Холмс, позвольте мне быть откровенной? Я попала в ваш дом неспроста, а долго и тщательно готовилась к этому. У меня были далеко идущие планы на юношу, живущего под опекой у дядюшки-тирана. Прожив в ?Шиповнике? несколько дней я осознала, что вы не совсем такой, каким я вас представляла. Вы не считаете этот дом своим. Вам намного ближе тот сумасшедший дом, из которого вас забрали ребенком.— Да, я понимаю, что вы узнали что-то и думаете, что это большая тайна, — Шерлок усмехнулся. —Но даже слуги знают, что меня забрали из приюта, в котором умерла моя мать. Это ни для кого не секрет. Мне не дают здесь об этом забыть. Мне жаль, если вы настолько глупы, что решили что-то выгадать от этого так называемого секрета.Во взгляде Ирэн промелькнуло что-то похожее на понимание и участие:— Приношу свои извинения, что мне пришлось напомнить вам об этом. Меня это интересует только как предыстория вашего заточения в этом склепе. Ваш дядя — вот кто получает всю выгоду от того, что держит вас в ?Шиповнике?. Я наводила справки. Как вы уже поняли, я не довольствуюсь в жизни только тем, что нанимаюсь к таким людям, как ваш родственник ради жалких крох со стола. Вы можете покинуть этот дом только в том случае, если женитесь или пока вам не исполнится двадцати пяти лет. Но это будет еще не скоро. И где гарантии, что мистер Стемпфорт не придумает очередную гнусность, чтобы и дальше жить за счет тех средств, которые оставила ваша бедная матушка? Я навела справки о вашем состоянии, и... Во сколько вы себя оцениваете?Шерлок не смог ответить и просто пожал плечами. Ирэн озвучила число. — Это очень большая сумма, — сказала мисс Адлер, пытливо вглядываясь в лицо юноши.Ошарашенный этой новостью Холмс только кивнул.— И она будет нашей, если мы поженимся, — Ирэн впилась в Шерлока взглядом, пытаясь уловить первую реакцию на свое предложение.Шерлок продолжал молчать, но на его лице отражалось множество различных эмоций. От растерянности до злости.— Признаюсь честно, — продолжила Ирен, — я приехала в ?Шиповник?, чтобы заполучить вас, то есть — соблазнить и подбить на побег. Дальше я каким-нибудь способом избавилась бы от вас. Но мне хватило и десяти минут, чтобы понять – этот план никуда не годится. Я предлагаю вам способ, чтобы изменить свою жизнь и вырваться на свободу. Ну, а в замен — вы поделитесь со мною.Шерлок словно вынырнул из тревожного сна и быстро спросил:— А если мне не нужна свобода?Ирэн снисходительно улыбнулась и, встав с кресла, подошла к Шерлоку:— Думаю, вы просто жаждете вырваться.Холмс отшатнулся, пробормотав банальное:— Дядя никогда не даст согласия на мой брак. — А кто сказал, что мы будем действовать напрямую? —— голос Ирэн был мягок и лился словно патока.— Мистер Стемпфорт будет разыскивать нас, — Шерлок отнекивался лишь для вида, откровенно желая услышать продолжение.Ирэн поняла его и продолжила еще более уверенно:— Не беспокойтесь, у меня есть определенный план. Я привезу из Лондона юношу. Не очень порядочного, чтобы он согласился участвовать в моей афере и не слишком ушлого, чтобы его нельзя было одурачить. Пообещаю ему за работу тысячу или две фунтов, не думаю, что он запросит много. Он таких денег отродясь не видал и все-равно ничего не получит. Он станет вашим слугой и будет помогать мне соблазнять вас, уговорит жениться, а потом, после венчания, поможет отвезти в сумасшедший дом. А там — займет ваше место. Он будет сопротивляться, конечно, но кто его послушает? Его определят в корпус для буйнопомешанных, подальше от посторонних глаз. А вместе с ним, мистер Холмс, упрячут и ваше имя. Подумайте об этом! Вы скинете с плеч свое прошлое, как скидывают пальто на руки слуге, и пойдете налегке, куда вам будет угодно, — у вас будет такая жизнь, какую вы сами пожелаете.***Шерлок был согласен с Ирэн. Первое что они должны сделать — это избавится от Роджера. Мальчишка слишком наблюдателен, сообразителен, чтобы дольше оставаться рядом. Холмс уже давно разгадал его маленькую тайну — Роджер боялся хозяина и в тоже время симпатизировал ему, да и Ирэн была слишком искушенной, чтобы не замечать ревнивых взглядов слуги. Роджер должен исчезнуть из ?Шиповника? навсегда. Эти постоянно следящие за ним глаза раздражали. Мальчишка ни в чем не виноват, просто оказался не в том месте, не в то время. Можно было предложить денег, но это не вариант — собачья преданность не продается, Роджер не уйдет по собственной воле; подставить и обвинить в краже — слишком долго и сложно, а время не ждет. Нужно сделать так, чтобы мальчишка ушел сам и забыл дорогу назад. Лучший вариант — запугать.Шерлок знал, где поздним вечером может находится Роджер. Он обожал лошадей и все свободное время проводил на конюшне, ухаживая за любимым жеребцом хозяина. Легкой тенью Шерлок проскользнул внутрь. Его терзали противоречивые чувства, но пути назад уже не было.Шерлок увидел Роджера в неверном свете тусклого масленого фонаря. Юноша расчесывал гриву Грома, что-то мурлыкая себе под нос.В голове Шерлока словно что-то щелкнуло, оживляя яркие картинки, до сего момента надежно укрытые в самых дальних закоулках памяти.Двенадцатилетнего Шерлока нельзя назвать наивным юнцом: он был необычайно наблюдателен, умел читать по лицам, безошибочно определяя людские слабости и пороки. Шерлок мог выгодно продать эти знания или умело шантажировать половину обитателей ?Шиповника?, но такие мысли не приходили в его юную голову. Людские секреты не были для него тайной. Он знал что кухарка Агнес вечерами выпивает в своей комнате и прячет бутылку в дальнем углу чулана за мешками с чечевицей, экономка, миссис Фей, имеет незаконнорожденную дочь, которая живет у тетки в соседней деревне, а управляющий мистер Джеккинс скрывает ото всех свою любовную связь с горничной Луизой. Именно их срывающиеся голоса Шерлок услышал ранним утром, когда возвращался из парка с уловом — две огромные жабы были ему необходимы для эксперимента с применением синильной кислоты. Когда юноша уже был готов свернуть на тропинку ведущую к дому, до его слуха донёсся еле слышный стон, раздавшийся со стороны конюшен. Поставив банку с жабами на землю, он пошел на звук. Мягкая трава заглушала легкие шаги, поэтому в конюшню Шерлок зашел абсолютно не слышно, и то, что он увидел тем ранним солнечным утром, яркой картинкой запечатлелось в его памяти. Мужчина и женщина стояли у грубо сколоченной стены, через широкие щели на них падал солнечный свет, освещая две слившиеся в одну фигуры. Они целовались, но не так, как это было изображено на гравюрах в книгах об изобразительном искусстве из дядиной библиотеки, этот поцелуй был неправильным. Управляющий — его Шерлок узнал сразу — словно кусал губы и шею женщины, а она тонко стонала, откинув голову назад и прикрыв глаза.Если поцелуй — это выражение любви, почему в этих позах столько страдания? Шерлок застыл в нерешительности, а затем опустился на корточки и продолжил свои наблюдения из-за широкой деревянной балки, надежно скрывавшей его от чужих глаз. Он видел как руки мужчины жадно скользят по телу женщины, перехватывают её руки, задирают вверх подол платья, а зубы грубо рвут шнуровку корсажа. Шерлок видел белые девичьи бедра, на которых мужские руки оставляли яркие следы. Все это происходило в полнейшей тишине, которую нарушало лишь рваное дыхание любовников и шепот ветра за стеной. Женский стон Шерлок воспринял как стон боли — ему было не понятно, почему Луиза не сопротивляется, не зовет на помощь, не умоляет оставить её, а лишь шире разводит ноги и еще сильнее выгибается навстречу мужчине. Джеккинс грязно выругался, и Шерлок увидел, как на дощатый пол, усыпанный соломой и овсом, падают его брюки, представляя любопытному взгляду мальчика поджарые ягодицы и огромных размеров мужское достоинство, на которое тут же опускается тонкая женская рука и сжимается в кулачок.Шерлок широко распахнул глаза, когда мужчина резко выдохнул, обхватив женщину за бедра, приподнял и до упора вошел в податливое тело. Тишину разорвал гортанный крик, глаза Луизы распахнулись словно от боли, но мужчину это не остановило — он снова жадно приник к её груди, не забывая двигать бедрами, едва не вбивая тело девушки в стену. Шерлок закрыл себе рот ладонью, подавляя глубокий выдох — оказывается все это время он едва дышал — и с бешено бьющимся сердцем выскочил из конюшни, побежал, не разбирая дороги, забыв свою драгоценную банку с жабами. В тот день он еще долго сидел в парке под любимым вязом, прижав согнутые в коленях ноги к груди, уткнувшись в них кудрявой головой и пытаясь осмыслить увиденное, а самое главное — понять свои ощущения, ведь они были такими странными, такими противоречивыми: страх, непонимание, отторжение, стыд, вина и... любопытство, граничащее с отчаяньем. И его тело, оно словно предало его — он ясно помнил, как пылало лицо, как вспотели сжатые в кулаки руки, а по телу разливался жар, сменившийся затем нервной дрожью.Занятия арифметикой и новые эксперименты под присмотром дяди в лаборатории лишь ненадолго отвлекли Шерлока от увиденного в конюшне. Ночью же мысли и чувства вернулись вновь, окрашивая темный свод потолка в холодной спальне яркими красками. Юноша вновь как наяву увидел искусанные алые девичьи губы, грубые мужские руки, запутавшиеся в светлых волосах, узкие щиколотки, обвивающие жилистую спину; слышал срывающиеся в бессвязный хрип голоса и вновь ощущал невнятное чувство, в котором стыд переплавлялся в щемящее любопытство, а чувство вины — в томление во всем теле.Несколько недель Шерлока преследовали пугающие сны, в которых дядя называл его развратным мальчишкой и в кровь разбивал ему лицо, мистер Джеккинс плотоядно улыбался, стаскивая с него белье, а горничная Луиза истерически смеялась, медленно превращаясь в противную скользкую жабу. Юноша просыпался на мокрых от пота простынях, дрожа, словно в лихорадке.Шерлок так и не смог объяснить для себя, что же произошло с ним в то утро. Он решил надежно спрятать воспоминания об этом необычном происшествии в самых дальних уголках сознания, где они мирно дремали дожидаясь своего часа. *** Шерлок вышел из тени, на освещенный пятачок.— Я смотрю, вам тут неплохо, Роджер. Я ждал вас у себя целый час, но так и не дождался.Юноша ошарашенно смотрел на Шерлока, не понимая о чем идет речь. Хозяин редко появлялся в конюшнях.— Но… мистер Холмс, я не...— Не оправдывайтесь, Роджер, — Шерлок пристально смотрел на юношу, и от этого взгляда тот зарделся, вновь вызвав у хозяина приступ неконтролируемой злости.Наивный, глупый, влюбленный. Шерлок поймал себя на том, что возможно при других обстоятельствах, он бы мог ответить на чувства мальчишки, но сейчас всё было слишком сложно.Сейчас его просто заводил вид испуганного Роджера — беспомощного, тонкого, звенящего, словно завороженного его взглядом. Шагнув к юноше, Шерлок грубо притянул его к себе и завел его руки за спину, оттаскивая от жеребца. Слуга лишь сдавленно ойкнул, но вырываться не стал. Взгляд Шерлока зацепился за хлыст, висевший на стене. Одно легкое движение — и обтянутая кожей рукоятка зажата в изящной ладони. Увидев хлыст в руке хозяина, Роджер зажмурился и задрожал, а Шерлок улыбнулся самой ласковой из своих улыбок, что не предвещала ничего хорошего, и, отбросив плеть в самый темный угол денника, почти нежно поинтересовался:— Почему ты терпишь, никогда не пытаешься сопротивляться, даже не кричишь, обзывая последними словами? Тебе нравится, когда я делаю тебе больно, ведь так?Бархатный голос струился, обволакивал, дразнил. Роджер поднял глаза и посмотрел на своего хозяина, а взгляд, до этого напоминавший взгляд загнанного волчонка, снова наполнился надеждой.Минута — и серебристые глаза напротив потемнели, бархат голоса превратился в скрежет металла:— Отвечай, когда тебя спрашивают!Изящная нога в высоком сапоге из мягкой кожи больно впилась в незащищенный живот.Слуга скрючился от боли и чуть слышно застонал.— Я всё еще жду ответа. Тебе нравится боль?— Да!— Боль, которую причиняю я ? Слуга услышал, как господин опускается рядом на колени.— Да, — тихо проговорил юноша.— Ты лжешь, — глубокий голос, на грани слышимости, и теплое дыхание у самого уха, а затем резкий рывок. Рука в тонкой перчатке тянет за темные пряди, в то время как вторая почти ласкает открывшуюся взору нежную шею, но уже через минуту сжимает её, словно тисками. — Ты не знаешь что такое настоящая боль, ты её не испытывал, мой милый.На глазах слуги выступают слезы, но хозяину до этого нет никакого дела. Ласковый голос резко контрастирует с жесткой хваткой.— А теперь давай поиграем! Ты же этого хотел?Роджер наблюдает за тем, как руки хозяина спускаются вниз, вероятно оставив на белоснежной шее неприглядные отпечатки. Как эти тонкие изящные пальцы распахивают его сюртук, добираются до рубашки, резко и грубо разрывают её с треском, который наконец выводит слугу из оцепенения.— Мистер Холмс, пожалуйста… — взгляд юноши метался от рук на своей уже обнаженной груди к бледному тонкому лицу, на котором сейчас застыла маска вожделения, а в глазах плясали огоньки адского пламени. — Я не хочу, не хочу так!— Как — так? Что ты о себе возомнил? Ты любишь боль — ты её получишь! Я заставлю наконец тебя кричать, просить пощады, ненавидеть!Нет больше сил выносить этот преданный взгляд, эту рабскую покорность, это обожание, которое пересиливает страх. Хозяин практически рычит и вгрызается в дрожащие губы, прокусывает их и слизывает выступившую кровь. Властные губы спускаются вниз, оставляя на своем пути яркие отпечатки ярости, руки в перчатках скользят по бокам к животу и подныривают под пояс брюк. Роджер вздрагивает, дышит отрывисто и рвано, хватая ртом воздух, а затем, к удивлению хозяина, начинает вырываться. Его руки вцепляются в плечи хозяина в попытке оттолкнуть. Роджер с ужасом слышит что-то, похожее на смех.— Ну наконец ты ожил. Смелый мальчик! — хозяин ухмыляется, а потом шелковистые кудри на миг касаются нежной кожи живота, и эта почти ласка вновь успокаивает слугу, он прикрывает глаза, силясь запомнить это нереальное ощущение.Но тут же все прекращается. Грубый резкий рывок, и брюки с бельём спущены до колен. Холодная кожа перчаток скользит по внутренней стороне бедра, грубо мнет нежную кожу ягодиц.Роджер слышит удивленное хмыканье и вновь начинает вырываться, чувствуя, как его накрывает жгучий стыд.— Да ты обманщик, мой мальчик. Теперь я вижу, что ты действительно получаешь от боли удовольствие.Еще полностью одетый хозяин наваливается на дрожащего юношу, яростно кусает в плечо, переворачивает на живот, холод перчатки скользит по беззащитной спине вниз, резкое движение и тело слуги пронзает невыносимая боль, он кричит, захлебываясь слезами, пытается вырваться, цепляясь непослушными руками за соломенную подстилку.Хозяин тяжело дышит, грубо удерживая слугу одной рукой за беззащитную шею, а другой расправляется с собственными брюками. Юноша всё чувствует — чувствует, как эти тонкие пальцы, о которых он грезил ночами, продолжают грубо врываться в него, неся с собой жгучую боль, слышит, как бархатный баритон переплавляется в звериный рык.Слуга закрывает глаза, пытаясь отрешится от происходящего, но сейчас это невозможно. Новая боль накрывает подобно волне, разрывает юное тело на мириады осколков, а затем уводит в спасительно небытие спустя несколько невыносимых минут. Шерлока все еще трясет от наступившей разрядки. Он скатывается с застывшего под ним тела. В тишине глубокой ночи слышно только его тяжелое дыхание. Он поднимается на ноги, натягивает брюки, стаскивает испачканные перчатки и, посмотрев на распростертое у его ног хрупкое тело, презрительно морщится, как от боли, и уходит, не оглянувшись, бросив холодное:— Я хочу чтобы ты исчез. Навсегда.***На следующее утро ?Шиповник? был взбудоражен неслыханным доселе происшествием: слуга мистера Холмса, Роджер, бесследно исчез. Все его вещи так и остались в его комнате, но сам молодой человек словно испарился, и ни слуги, ни сам господин не могли прояснить ситуацию. Поиски, организованные мистером Джеккинсом, ничего не дали.Пару дней спустя Ирэн Адлер отбыла в Лондон по делам мистера Стемпфорда, а через неделю в ?Шиповник? прибыл новый слуга мистера Шерлока Холмса — Джон Смит.