Исповедь (1/1)

Барри никогда не хватало времени. Ни на доведение до совершенства своего нового дизайнерского проекта, ни на то, чтобы допить капучино из соседней кофейни, путь до которой занимал четыреста тридцать два шага, посчитать которые он, вопреки своей привычке, умудрился успеть. Там был вкусный кофе и очень милый официант с всегда улыбающимися голубыми глазами. Барри они нравились.

Еще Барри нравился кашемир. И размеренность. Несмотря ни на что, Барри никогда не торопился — разве что в разговоре, — а еще ненавидел суету. Как и ту самую злосчастную нехватку времени, которым он постоянно делился с другими личностями, выходя за рамки собственноручно составленного расписания — одновременно лидер и хороший друг.

В этом был весь Барри.

Теперь только был. Потому что нынешний Барри, судорожно щелкающий кнопкой компьютерной мыши, переступает все свои принципы: торопится, крадет время и во что бы то ни было пытается сделать так, чтобы в этот раз ему хватило минуты или двух, чтобы нажать на прямоугольное ?отправить? в нижнем углу экрана. Он вырывается в сознание каждые несколько часов, но только раз или два ему удавалось удержать его на достаточное для написания и отправки письма время.?Помогите нам?Барри хочет дописать еще — что-то про Дэниса и Патрицию. Про Орду. Про Зверя, в которого верит Орда. Про девушек, запертых в комнате. Он понимает, что нужно было написать именно это вместо повторяющегося ?помогите?, и доктор Флэтчер бы все поняла — она умная женщина. Но Барри успевает сделать лишь один щелчок, прежде чем перед глазами опускается плотная темная завеса, надолго отрезающая ему путь к пятну.Барри нет. Дэнис близоруко вглядывается в экран. У него минус шесть на правом и минус пять на левом, так что контуры букв даже на таком близком расстоянии расплываются и сливаются друг с другом в чернильные строчки, разглаживающиеся, когда дужки очков встают на место, а ?мост? оправы касается переносицы. Отутюженные буквы слипаются в слово. П. О. М. О. Дальше Дэнису не нужно читать.

Тишину разрывает резкий звук удара сжатых ладоней по лакированной поверхности стола, от которого дребезжит металл оставленной в остатках кофе ложки и мелко трясется стекло компьютера, на котором по-прежнему светится тревожное послание Барри. Дэнису хочется смести все на пол — одно смазанное неконтролируемое движение, и стол окажется безупречно чист. Но он сдерживается, выдавая свои намерения лишь трясущимися ладонями, судорожно сжатыми в кулак. Вдох-выдох. Счет до десяти. До пятнадцати. Другой дурацкий способ, придуманный Патрицией, чтобы держать его под контролем. Сама Патриция.

— Ты же говорил мне, что все под контролем, Дэнис.Высокий и раздражающе-спокойный голос Патриции вибрирует в глотке и на кончиках пальцев, оставляя во рту кислый привкус чужой насмешки. ?Смотри, какой ты беспомощный без меня?. Смеется. Радуется тому, что малыш Хедвиг, которому так легко бывает занимать пятно, все еще в ее руках.— Дэнис, — услышать картонную улыбку можно даже не имея перед собой зеркала, — зачем ты сделал...Запинка. Рябь на маске спокойствия Патриции можно ощутить на кончиках больших пальцев стопы.— ...это с теми девочками?Пауза. Ровный вдох женщины и шумный выдох мужчины последовательно нарушают тишину комнаты.?Зачем, Дэнис??. Не Патриция — он сам тихо скребет себя изнутри, давится запахом свежесодранной штукатурки, пыль от которой забивает легкие и оседает на языке, обездвиживая его, не давая возможности ответить.

— Зверь скоро придет, Дэнис. Что будет, если ты оставишь его голодным?Мужчина не знает ответ на этот вопрос. Не знает его и женщина. Только по телу проходит короткая, непонятно кому из них двоих принадлежащая дрожь. Дэнису хочется верить, что не ему. Его выворачивает от осознания того, что власть вновь перетекает в руки Патриции. И что-то в ее словах настораживает. Сбивает с толку.— Но что…— Хватит потворствовать своим желаниям, Дэнис, — потерявший терпение тенор вновь перебивает баритон. Обладателю последнего осточертело слышать свое имя.— Я делаю их чистыми! — из грудной клетки вырывается сдавленный рык, который тут же затихает, будто придавленный чем-то тяжелым.— Тогда скажи мне, Дэнис зачем ты второй раз приходил к светловолосой?Пауза. Маска спокойствия мужчины дает трещину. Патриция морщится.— А теперь иди и разбирайся с проблемой по имени Флетчер.***Изменения начались еще на улице: Дэнис помнил о зорких механических глазах вокруг дома, и заранее натянул на себя маску Барри. Глупая улыбка, руки в карманах непривычных брюк, отвратительно-сладкая жвачка во рту и готовность начать щебетать по первому сигналу. Чтобы подстроиться к походке потребовалась четверть пути. Чтобы перестать чувствовать себя идиотом, не хватило и всей дороги.Переступить порог, пройти через прихожую, войти в знакомый кабинет. Стены все те же — бежевые. Или светло-коричневые. А может, какая-то их дикая помесь, имеющая свое отдельное название, которого Дэнис не знает. В отличие от Барри, он не различает синий от индиго и понятия не имеет, как правильно сочетать шерсть и хлопок. Руководствуясь логикой и тем, что успел отыскать в интернете и записях Барри, он умеет лишь выбирать правильную комбинацию слов, создающую нужное впечатление. И пока у него это получается. Пока.Дэнис знает, что на прошлой встрече он висел на волоске. Знает, что волосок оборвался. Знает и реагирует на каждое изменение в с виду уютной комнате. Все, начиная от красного узорчатого ковра и заканчивая пестрыми картинками на непонятного цвета стенах, которые он видел уже не один раз, сегодня кричало о том, что в этот раз все будет иначе. И хотя голос доктора Флетчер по-прежнему тих и спокоен, Дэнис ему не верит. Не верит, но на что-то надеется и продолжает притворяться, идя на этот зов, как зверь, загнанный в ловушку дудочкой крысолова.Рот начинает молоть чепуху, лицо сохраняет натянутое еще в начале пути добродушие и жизнерадостность. Ни капли серьезности. Почему именно он, Барри, был лидером? Не важно, Дэнис никогда не мог его понять. Он выбивает ненужные сейчас вопросы из головы, чтобы полностью погрузиться в роль, от которой его по-прежнему тошнит. Но среди разбросанных между его собственными и лже-Барри мыслями все равно назойливо жужжит вопрос: поймают или нет?

Легко опуститься в кресло, продолжить болтать о шерсти — ничего сложного, разве что сам он особо не понимает, что говорит. Доктор Флетчер тоже не понимает, но делает вид, что заинтересована. Это не так, и Дэнис чувствует, что ловушка захлопывается, и, как загнанный зверь, продолжает несвязную болтовню Барри. Продолжает тянуть время.Сидящая напротив женщина преклонных лет никуда не торопится. В своем собственном доме, на собственноручно выбранном кресле, в положении, позволяющем следить за каждым движением до дрожи сложного пациента, она может обращать внимание на каждое нервное движение человека перед ней. Тон и тембр голоса, мельтешение рук, поза — где-нибудь он ошибется, и она, затаившийся хищник, легко нападет на этот промах.Флетчер не ошиблась — она редко ошибалась: руки, которые Дэнис старался тщательно контролировать, ослушавшись хозяина, совершают быструю вылазку на колени, чтобы убрать невидимые частицы пыли, разъедающие Дэнису затылок. Дважды судорожно сжимаются желваки. Взгляд время от времени падает на полку, где психиатр специально нарушила ровную линию корешков, выдвигая одни и задвигая другие книги ближе к стенке шкафа.Но главным были глаза. Глаза, в которых не было Барри, потому что в них застрял страх. А Барри, общительный и открытый Барри, никогда ее не боялся.— Мы обсуждаем смесь шелка с шерстью вот уже 20 минут. Дай угадаю, ты написал мне посреди ночи, чтобы назначить срочный прием, потому что... ?бытовуха достала?? — она не забыла прошлый сеанс. Дэнис тоже — он проклинает себя за неправдоподобную отмазку, но продолжает притворяться, что все в порядке.— Я депрессовал, решил написать, но утром почувствовал себя лучше, все бодрячком, — он глупо улыбается, думая, что так становится больше похож на Барри. По крайней мере, она пока не назвала его настоящее имя.— Я тут подумала, давай поговорим о том случае на работе.Дэнис замирает. Тело зеркалит его внутреннюю тревогу, и все силы уходят на борьбу с мышцами, а не с воспоминаниями, в которых мужчина тут же тонет, уносимый вглубь монотонным голосом женщины.Зоопарк. Школьный автобус у ворот слепит грязью желтого и запахом выхлопных газов. Дети, возомнившие себя взрослыми, которым гораздо интереснее играть с людьми, чем с животными. Кто-то смеется. Кто-то зевает. Кто-то таращится на животных, кто-то — на персонал.Воспоминания чужие и мутные. Дэнис смотрит не своими глазами: не он вышел на свет, не с ним рядом шепчется группа подростков, не к нему подходят две юные девушки, но именно он чувствует тепло их тела, проникающее через тонкую школьную форму и бюстгальтер. Тепло, которое тут же разбивается злостью звонкого смеха двух подростков, поспоривших, что смогут положить ладони недоумка-смотрителя на свою грудь.По телу проходит волна унижения и боли, которую мужчина накрывает словами о том, что это была всего лишь шутка, пустяк. Но не для него, справедливо предполагает женщина, которая, как кажется Дэнису, видит его насквозь.Будто читая его мысли, Флетчер продолжает:— Полагаю, происходящее всколыхнуло воспоминания о том, как тебя били в детстве. — Дэнис чувствует себя музыкальным инструментом, на котором музыкант задевает лишь самые больные струны, за звуками которых следуют новые зудящие вспышки воспоминаний.Первое, что он видит — ноги женщины и выцветший розовый ее домашних тапочек. Второе — вспышка красного, когда дешевое кольцо с правой руки женщины впивается в его лицо. Третье — пьяные крики, за которыми следуют новые вспышки света.Он не кричит, не плачет, не пытается защищаться. Тихо вздрагивает от каждого нового удара и ощупывает языком распухшую губу, запоминая железный привкус собственной крови. Его зовут Дэнис, ему уже за тридцать, но его тело слишком маленькое и слабое, чтобы дать отпор. Дэнис знает, что когда-нибудь оно изменится, и тогда он сможет защитить не только себя, но и тех, чье призрачное присутствие маячит в его голове.Удары прекращаются, и картинка задерживается лишь на несколько минут, а затем исчезает вместе с ногами женщины в розовых тапочках, чтобы вернуться опять, когда снова начнутся побои.Речь заходит о звере, и Дэнис выныривает из омута прошлого, напрягая слух, но по-прежнему удерживая маску Барри, готовую вот-вот разойтись по швам. Сила, ловкость, почти сверхъестественные способности. Словно вся его собственная сила, боль и злость достигли своего апогея и вышли новый уровень.Когда психиатр переходит к описанию его, Дэниса, качеств, новая рябь проходит по его лицу. Легкий укол гордости почти стирает образ Барри. Ему отчаянно хочется открыться, подтвердить ее слова и дать знать, что его нахождение в голове Кевина не просто случайность, а острая необходимость.— Я знаю, как ты заботишься о Кевине, — Флетчер словно понимает его без слов, выигрывая еще больше очков доверия, — поверь, я не считаю тебя злым. Ты нужен ему. Прошу, это ведь ты, Дэнис?Его лицо наконец-то приобретает истинное выражение, и шутовская игра рассыпается в прах. Доктор Флетчер с волнительным восторгом наблюдает за результатами долгого и кропотливого труда, чувствуя близкое приближение победы.

Короткий вздох. Серьезный, незнакомый голос. Признание.— Рада наконец познакомиться, Дэнис.— Взаимно.