Йодль (1/1)

Дэнис всегда поражал окружающих своей пунктуальностью, оказываясь у нужной двери или улицы в тот самый момент, когда наступало время встречи, не заставляя ни себя, ни другого человека ждать даже лишние шестьдесят секунд. Словно это было у него в крови, мифическим образом менявшей свой состав вслед за его вступлением в свет, который неравно делили между собой двадцать три абсолютно различных между собой человека. И если бы среди них нашелся тот, кто знал Дэниса достаточно хорошо, он бы подтвердил, что подобная точность обусловлена каким-то внутренним инстинктом, а не постоянной слежкой за минутной стрелкой часов, которые Дэнис ненавидел и всячески старался избегать. Только этот ?кто-то? не нашелся и вряд ли когда-то найдется — Дэнису остается лишь в замешательстве рассматривать стоявшие на прежде пустом месте часы.Тиканье, бившееся в освобожденной от звуков комнате, нервировало и выводило Дэниса из положения того хрупкого равновесия, которого всегда было трудно добиться из-за постоянной внутренней борьбы: вначале с самим собой, а потом и с Патрицией. Позиции в первой войне он уверенно сдавал последние полтора или два дня — Дэнис начинал путаться во времени, несмотря на (благодаря) то (тому), что рядом удар за ударом дробились часы и минуты (что кто-то снова украл свет).Дэнис напряженно перебирал варианты. Хедвиг? Тик. Не знает где ключ от ящика. Так. Барри? Тик. Если бы Барри завладел сознанием, он бы сразу написал доктору Флетчер, а после утреннего приема часов не было. Как и писем. Так. Пленницы? Тик. Двери заперты, это попросту невозможно. Так. Патриция? Тик. Если он не чувствовал сопротивления, это не значит, что она не выходила на свет. Тик. Патриция всегда любит контролировать ситуацию и бесится, когда инициатива оказывается у Дэниса. Тик. Что это означает? То, что время идет? Тик-так.— Зверь близко, Дэнис, — вместе со строгим голосом на Дэниса накатывают холод и темнота. — А ты совсем разучился контролировать свои эмоции.Патриция неодобрительно качает головой, поджимает губы и ждет, когда закончатся попытки Дэниса насовсем вытолкнуть ее из сознания — так же, как в прошлый раз. Только сейчас она хорошо отдохнула, а Дэнис почти целые сутки не спал и вряд ли способен оказать достойное сопротивление. Поэтому он вынужден ее выслушать.

— Зачем ты сделал это с той девочкой, которую мы были вынуждены переселить в кладовку? — Дэнису неприятно это ?мы? и то, что Патриция поднимает этот вопрос. Она не может чувствовать его эмоций, но почему-то все равно угадывает каждую мысль и продолжает надавливать на свежую рану. — Ты причинил ей боль.

Патриция отчитывает Дэниса, как маленького ребенка, как залезшего однажды к ней в вещи Хедвига, который потом несколько дней вымаливал у нее прощение, чтобы продолжить слушать песни перед сном. Только Дэнис помнит панику в ее голосе, помнит страх в отраженной в зеркале паре отдававших синевой глаз, и чувствует, что Патриция просто надела одну из тех масок, которыми они оба пользовались.— Да, я заставил ее страдать, — голос Дэниса сух и спокоен, озвучивает то, что когда-то заискрилось в дорвавшемся до запрещенного теле. — Ты мне говорила когда-то, что страдания очищают, и что мы с тобой и остальными сильнее, потому что испытали эту боль. Так вот, Патриция, я сделал ее чище. Я спас ее.— Но ты замарал нас! — голос Патриции непроизвольно срывается, и ее плечи поднимаются и опускаются немного чаще, чем ей бы самой хотелось. — Он скоро придет, Дэнис, и он вряд ли останется доволен тем, что ты ему оставил.— У нас есть еще две девушки, — ?которых я тоже собирался сделать непорочными?, — отвечает Дэнис, оставляя при себе недосказанное, но не догадываясь, что после того, как число 23 лишилось двойки, в его окружении все же появился человек, имевший в своем распоряжении достаточно времени, чтобы его изучить.— С которыми ты собираешься поступить точно так же, как и с первой, верно? — Патриция усмехается краешками сухих губ. Она кое-что понимает и внезапно успокаивается: понимает, что победила. Остается лишь последний удар: — Скажи мне, Дэнис, в какой момент тебе пришла эта фантастическая идея: до или после того, как ты ее изнасиловал?Дэнис не отвечает. Ни себе, ни Патриции, которую он оставляет в покое и которая наконец-то может сама навестить пленниц и оказать им нужную заботу, которой они были лишены в долгие часы бодрствования Дэниса. Дэниса, который наверняка забыл про цветы.

Ну конечно же.Патриция знает, что не может выйти на улицу в юбке, а еще она знает, что не может дать Дэнису снова захватить власть. В ней словно борются две силы, для которых нет варианта не покупать свежие цветы, и среди которых побеждает та, что заставляет ее, наплевав на дискомфорт, остаться в мужском костюме. Она снимает чужие очки и, стараясь не смотреть в висящее возле двери зеркало, покидает их убежище.

Патриция давно не выходила на свежий воздух: связь с внешним миром всегда поддерживал Дэнис. Именно он следил за порядком в зоопарке до начала отпуска и он же ходил за продуктами и стройматериалами для обустройства подвала, который оказался не так надежен, как они думали. И за цветами. Она всегда была недовольна тем, что он приносил, но никогда не выходила за ними сама.Теперь пришлось. Пришлось играть какую-то чужую мужскую роль, для которой она была не такой хорошей актрисой. Пришлось жеманно и неестественно улыбнуться, когда продавщица за прилавком сказала: ?Вашей девушке обязательно понравится?. Да, она и сама так думала, только вот никто другой не должен был в это влезать.

В бумаге, которой обернута покупка — белые капли гипсофил и несколько желтых хризантем, которые она положит в ванной, чтобы оттенить белизну кафеля и сантехники. Патриция никогда не покупала и не купит розы: слишком банально и вульгарно. Совсем не подходит к случаю.Она возвращается домой как раз тогда, когда сгущающиеся сумерки становятся настолько плотными, что тушат солнце. Надев одежду со своей вешалки, Патриция может свободно вздохнуть и сбросить не оставлявшее ее предчувствие о том, что Дэнис, зацепившись за одежду, снова наклонит чашу весов в свою сторону. Снова все испортит.О девушке в кладовке, которой она все же оставила бутылку воды, Патрициястарается не думать. Отвлекает себя нарезкой хлеба для сэндвичей и расположением на подносе тарелок и цветов, а затем входит в заранее отпертую комнату, где по-прежнему спят гостьи, и украшает ванную так, как задумывала в самом начале. Когда она выходит из нее, то видит, что девочка с кудрявыми волосами и изнеженными чертами лица цвета молочного шоколада уже сидит на кровати и, судорожно прижимая к себе покрывало, смотрит на нее с ужасом пойманнойволком овечки.— Прости, милая, я не нашла твою одежду, — мягко пожимая плечами, Патриция берет в руки поднос и подходит к ближней кровати, на которой все еще спит вторая девушка. Ей пора просыпаться.Только ей все еще снятся кошмары-воспоминания, которые она никак не может от себя отодрать. Этот не так отвратителен, как остальные. В этом отец снова учит Кейси, как правильно охотиться. Не учит — показывает. А дядя Джон протягивает ему жестяную банку с гадким темным напитком, которым он как-то раз ее угостил, и поздравляет с удачным выстрелом, повалившим наземь молодую олениху. У нее теплая шерсть и безжизненные, черные блестящие глаза, которые, как кажется маленькой Кейси, смотрят прямо на нее.Несмотря (благодаря) своим болезненным снам Кейси чутко спит. Чувствует каждый шорох и каждый взгляд, которые зеркалятся в ее воспаленном сознании и шуршат в осенней листве, к которой она слишком часто и против воли возвращается. Это полезные сны. В них есть охота, отец, его уроки, которыенапоминают ей, что животное нельзя победить силой — с ним необходимо справляться хитростью. С помощью нее отец всегда побеждал лесного зверя, но почему-то не смог победить инфаркт.

Открыв глаза и увидев над собой держащего в руках поднос с едой мужчину в женской одежде, Кейси чувствует, что внутри нее все по-прежнему вздрагивает и сжимается. Бьется в панике и хочет спрятаться. Только инстинкт самосохранения продолжает твердить, что она должна оставаться холодной, спокойной и внимательной к каждой детали и движению своего хищника. Хищника, которого, как сказал Хедвиг, звали Патриция, и который оповещал их о том, что пора ужинать. Уже вечер?Кейси путается во времени и слабо представляет, сколько они здесь провели. Два раза им приносили воду, и один — холодную яичницу, кулинарный шедевр Дэниса. Или Патриции? Или просто умело притворявшегося человека, овладевшего азами актерского мастерства? Кейси не знает, только осторожно поднимается на кровати и позволяет Патриции, недовольства которой так боялся Хедвиг, сесть сзади, чтобы привести в порядок ее волосы. Она чувствует, как сминается часть матраса и спутанные волосы шевелятся от мягких и легких прикосновений руководимых женщиной, но мужских рук. Они проходят по позвоночнику Кейси рябью мурашек и, независимо от ее воли, приносят с собой осколок уюта и защищенности. Разум кричит, что это обман, ловушка, но с волосами Кейси так давно не обращались бережно и нежно, что она проявляет слабость и просто плывет по уносящему в светлую часть ее прошлого течению.Патриция никогда никого не расчесывала и вообще ничего не делала с волосами, потому что с покрывавшей ее голову короткой щетиной мало что можно было придумать. Но ей нравится пропускать между пальцев густые мягкие пряди, ловко расплетая запутанные участки и видя, как с каждым новым движением расчески волосы становятся ровнее и покладистей. Эти ощущения легким пухом оседают на подушечках пальцах и очень нравятся Дэнису, который, в отличие от Патриции, замечает легкий тремор, насквозь пронизывающий девочку. Дэнису кажется, что это от страха. Снова.Кейси вскрикивает. Быстро прошедшая боль, вызванная неосторожным движением расчески, вырывает ее из болезненно-приятного оцепенения и заставляет распахнуть полуприкрытые глаза. Боковым зрением она ловит запуганно-удивленный взгляд Марши, которая безуспешно пытается протолкнуть в горло кусок сухого сэндвича.— Прости, — Патриция не понимает, почему рука сорвалась и спешит загладить неприятные впечатления: — Давай украсим твои волосы цветами.Кейси чувствует прикосновение прохладных пальцев и шевеление мелких, цепляющихся за волосы листьев и лепестков. Она больше не чувствует ни безопасности, ни тепла — только желание вырвать заправленную за ухо ветку и втоптать ее в холодный пол. Этому порыву Кейси не следует, только старается не дышать и ждет, когда этот мужчина или кто он там еще оставит ее в покое. Она вынуждена выжидать, вынуждена искать подходящий момент, случай. Усыпить внимание хищника, а самой замечать каждую мелочь.

Самое интересное в том, получится ли у тебя перехитрить животноеВот только теперь этим животным была она.А Патриция опытный охотник: видит напряженные спины и испуганные глаза, но все еще не теряет надежду превратить искусственно воссозданную атмосферу спокойствия и гармонии в нечто живое и материальное. Что-то, что поможет сохранить их нечестивость и оставить Зверя довольным. Она снова вспоминает о Дэнисе и передергивается при мысли о том, что он сделал или может сделать. Патриции снова нужно отвлечься, а еще — разрядить обстановку, и она предлагает всем поужинать цивилизовано, так, как подобает леди. Она ведет их на кухню.

— Можно Клэр поест с нами?Как наивно и доверчиво. Словно принцесса все еще живет в сказке, а в прихваченный с собой плед кутается только от холода, а не от того, что он стал для нее единственной одеждой. Словно все это — неудачная шутка или детская забава, игра, в которую ее против воли заставили играть, но которую можно в любой момент прекратить. Это заставляет Патрицию улыбнуться. Она дает отрицательный ответ.

Чтобы продолжить больше напоминавшую монолог беседу, Патриция включает радио. Ей все еще не нравится звенящая тишина, которую не может разрушить даже восточный мотив, и она занимает ее разговорами о том, что ей больше всего ближе. Звери.Патриция говорит о львах и тиграх, а Кейси — об оленях. Дэнису это кажется символичным. Он продолжает начатое Патрицией приготовление сэндвичей и следит за тем, что происходит за его спиной, полагаясь на слух и внутреннее чутье. Слышит шевеление губ и скользящих по столу рук, но плохо разбирает слова и в попытке расслышать делает неправильный, смещенный вправо разрез. Удар по разделочной доске импульсивен и необдуман, но он приносит с собой облегчение. И Патрицию. Она начинает готовить новый сэндвич, слушая восточную музыку и пытаясь понять, как Дэнису удается выныривать в реальность. Она не слышит за своей спиной умоляющего шепота и тихих шагов босых ног. Она чувствует только глухой удар, на несколько секунд выбивающий ее из сознания и возвращающий в него Дэниса со всей скопившейся в нем яростью, раздражением и болью.Он приказывает Кейси возвращаться в свою комнату, а сам бросается вслед за сбежавшей девушкой, испытывая скорее что-то вроде досады и сожаления, нежели настоящую злость. Ну почему они такие глупые?Несколько раз картинка меняется слишком быстро, и Дэнис понимает, что Патриция не оставляет попыток его вразумить. Он слышит обрывки фраз и глушит в себе здравое желание им уступить, вдавливая Патрицию все дальше и дальше в темноту, а она все равно вырывается вперед. Но лишь на несколько минут — ровно на столько, чтобы объяснить смуглой девочке с перекошенным от готовых политься слез лицом, почему она здесь. Почему она ?нечестива?. На этом ее власть заканчивается. Окончательно и бесповоротно, как думает Дэнис — по крайней мере до конца сегодняшнего дня.В его руке по-прежнему лежит рукоятка кухонного ножа, острием которого он проводит по низу обнаженного живота новой беглянки. Дэнису кажется, будто он сам чувствует прохладу металла в своих внутренностях, которые накаляются, жгут все сильнее и заставляют Дэниса неосознанно отойти назад, сесть на стул и, оперевшись на его спинку, произнести то, что навязчивой мелодией скрипит в его голове.

— Танцуй.

Одно короткое слово напоминает Марше оглушительный щелчок кнута, от которого она прячется за зажмуренными глазами и дрожащими, обхватившими плечи руками. Плед, как и здравомыслие Дэниса, остался на кухне, и Марше нечем было прикрыться от пристального, голодного взгляда сидевшего напротив мужчины, который уже успел надеть свои очки и немного отдалиться от нее их стеклом. Лучше бы это был бетон.

— Ты заставляешь меня ждать.Тяжелый взгляд и низкий голос похожи на прикосновение лезвия, которое совсем недавно было к ней приставлено. Марша не хочет это повторять, поэтому глотает слезы и начинает неловко двигаться, радуясь тому, что в этот раз он к ней хотя бы не прикасается.

А Дэнису снова очень хочется это сделать. Он снова чувствует расслоение своих желаний и воли, новую борьбу между ?хочу? и ?нельзя?, в которой первое одерживает очередную победу. В сражении — не в войне, успокаивает себя Дэнис. Он уже заносит руку, чтобы подписать капитуляцию, как гулко хлопнувшая дверь и быстрые шаги в коридоре заставляют его резко вскочить и кинуться навстречу шуму.— Я же велел тебе сидеть в своей комнате! — Дэнис рычит от ярости и, жестко схватив Кейси за руку, тащит ее за собой. Он дышит сквозь плотно сжатые зубы и проклинает ее... Любопытство? Геройство? Попытку сбежать? Дэнису плевать: он скоро с ней разберется, но прежде — с той, что осталась одна в соседней комнате. А пока он заталкивает Кейси в опротивевшую ей клетку-комнату, решетка-дверь в которую с грохотом захлопывается и запирается на два полных оборота.

Кейси не обращает на них внимние: она прислушивается к своим ощущениям. Кейси не знала, что в ней может быть столько смелой глупости, не понимала, что заставило ее, забыв о своей осторожности, хитрости и расчетливости, кинуться на помощь той, с кем она за всю жизнь перекинулась не более чем тремя фразами. Ради чужого, совершенно не нужного ей человека, Кейси загубила всю игру, неосторожно смахнув своего ферзя с шахматной доски, которая и так вот-вот треснет.

Голова Кейси тоже трещит и вот-вот разойдется по швам. Кейси больше не хочет ни о чем думать — только забыться. Лечь на кровать и погрузиться в очередной кошмар кажется хорошей идеей, и Кейси послушно воплощает ее в свой сон.