Ересь (II) (1/1)

Дэнис ненавидел грязь и всячески ее избегал, поэтому когда он обнаружил себя на полу и почувствовал под собой трепыхающееся, как пойманная в сети рыба, тело, ему показалось, что кто-то другой толкнул его за пределы его мысленных рамок, которые ответили на это оглушительным воем сигнализации. Эти звуки рассудка, логики и Патриции сливались в один острый коктейль, от которого Дэниса уже знатно тошнило, и не он, но кто-то второй, половинчатый, очень похожий на Дэниса выключил эту сигнализацию за него. Что это? Дробление в квадрате? Или снятие масок в конце выступления?Дэнис не хотел и не мог об этом думать. Перед его глазами красным пятном маячило заплаканное лицо, светлая нежная кожа под белым бюстгальтером и время от времени — руки, которые слепо пытались достать до его лица и чуть не сбили очки. Он сам их снял. А затем смял в руках два хрупких запястья и, не замечая красных отпечатков, совпадавших с его собственными пальцами, и упорных попыток девушки вывернуться из цепкой хватки, прижал обе руки к бетонному полу. Так, что остались ссадины, а где-то в горле дернулся и затих жалобный вскрик.

— Н-не надо, пожалуйста, не надо... Кто-нибудь, помогите! — Клэр душатслезы и давит подступающая истерика. — Пожалуйста, пожалуйста, помогите! — Она продолжает бороться и звать на помощь, будто поверив, что кто-то сможет ее услышать. — Господи, пожалуйста, не надо, отпустите меня! Выпустите! Я ничего вам не сделала! П-пожалуйста! По...От звона в голове сводит челюсть, и Клэр на время затыкается, прекращая слабеющие попытки вырваться. Она знает, что он не слышит, что и сама она плохо понимает, что делает и что говорит. У нее совсем не остается сил — тело уже не слушается, только вздрагивает, будто от холода, когда слышит треск ткани и чувствует, что верхняя часть белья больше не защищает ее от его взгляда.

Дэнис откидывает лифчик в сторону и снова перехватывает руки девчонки, хотя в этом уже нет никакой необходимости: она давно перестала сопротивляться. Только тихо всхлипывала и время от времени шептала то, что Дэнис не слышал. Или не хотел слышать. Если еще точнее, ему было все равно.Только внутри Дэнис горел, тлел крохотными осколками своих мыслей, разлеталсядымом и пеплом и снова топил себя в чем-то раскаленном, горьком и отдававшим оглушающим восторгом. Он водил ладонями по мягкой прохладной коже, чувствуя каждую линию талии, груди и сжавшихся от холода сосков, время от времени судорожно приникая ртом к смятому под ним телу. Где-то оставалисьследы его пальцев и губ — яркие и розовые, словно крохотные ожоги, от появления которых Клэр хотелось визжать и плакать.Ей было страшно, холодно, мерзко и снова страшно. Впервые в жизни она чувствовала себя по-настоящему беспомощной и захлебывалась этим чувством, отчаянно пытаясь зацепиться за любую соломинку-надежду, какой бы тонкой и ломкой она ни была.— Пожалуйста... — тихий, умоляющий шепот прошел по разгоряченному телу Дэниса новой волной раздражения, и он закрыл глаза, пытаясь вернуть в норму участившееся дыхание и добавить в голос привычно-спокойные холодные нотки.— Довольно, — он говорит негромко, но четко и убедительно, заставляя Клэр сжаться под тяжестью двух раскаленных кусков железа, которые раньше былиспрятаны застекло лежавших в стороне очков. — Если ты еще раз попытаешься... воспротивиться, я могу забыть, для чего ты здесь. В конце концов, в прошлый раз ему хватило двоих.Когда девчонка замолкает, Дэнис думает о том, как это просто: стянуть колготки вместе с остатками нижнего белья, задрать юбку и, звеня пряжкой расстегиваемого ремня и молнии брюк, продолжать делать все аккуратно и без лишней суеты, которая едва не охватила его в первую минуту. Он был практически спокоен — только голова дымилась от напряжения и оглушительного стука, а в штанах было до боли тесно.

Клэр изо всех сил зажмурилась, словно это могло вытащить ее из кошмара реальности и вернуть назад, к родному дому, глупым шуткам отца и перепалкам с матерью, казавшимися сейчас сущими пустяками. Только вместо уютной постели и пустой телефонной болтовни были заведенные над головой руки, холодный грязный пол, по которому разметались ее волосы и который колол ей спину, плечи, а теперь еще и бедра и нависший над ней сумасшедший маньяк. Все это заканчивается резкой болью, эхом прошедшейся по всему телу, и Клэр вскрикивает.А Дэнис зажимает ей рот свободной ладонью. Его мысли путаются, сжимаются в горячий тугой комок и давят любой намек на здравый смысл, которого никогда не было достаточно, несмотря на все внешнее благоразумие. Как и воздуха, который сгорает в легких и плавит грудную клетку. Огонь должен очищать — так думает Дэнис. Вот только с каждым новым, тугим толчком на коже остается все больше липкой грязи, оставленной на нем глухим криком девочки и дорожками слез на ее щеках. Дэнис знает, что то, что он делает, причиняет ей боль. Еще он уверен, что страдания очищают человека.Последнее судорожное движение проходит по Дэнису электрическим разрядом, заканчивающимся крепко стиснутыми зубами и эхом в опустевшей голове. Он тяжело дышит, уткнувшись в мягкие светлые волосы, и глубоко вдыхает исходящий от них тонкий аромат ванили, страха и боли, которые насквозь пропитали Клэр.

Она не шевелится, только открывает зажмуренные глаза и смотрит на облезлый,с темными разводами потолок, в центре которого мерцает тусклая лампа. Ей хочется перестать чувствовать свое тело и плещущуюся в нем боль, и она пытается отвлечься, слушая звук застегивающейся ширинки и сиплый, задыхающийся голос, который говорит ей, что ?теперь она чиста?. Дерьмовый способ.А Дэнис теряет контроль — не над собой, но над телом, в котором он находится, и на свет наконец-то выходит Патриция. Раздраженная, злая Патриция, которая поджимает губы так, что их линия практически исчезает, и делает несколько коротких вздохов, чтобы не сорваться от отчаяния. Смотрит на девочку, которая неловко одергивает юбку и шарит по полу дрожащими руками, пытаясь найти остальные части одежды, и чувствует легкий укол жалости, который тут же выветривается, едва Патриция вспоминает о Звере. Звере, который будет очень недоволен.— Мне жаль, что тебе пришлось это пережить, — она принимает дружелюбный вид, складывает руки на животе и морщится, когда девочка начинает скулить и отползать от нее. — Тебе не стоит меня бояться: Дэнис уже ушел. Как тебя зовут?— Клэр, — она отвечает тихо, со ставшей привычной дрожью, а в голове мечутся догадки о том, кто этот человек на самом деле: талантливый актер или сумасшедший.— Тебе нужно одеться, Клэр, — с натянутой улыбкой просит Патриция. Она проходит мимо двух половинок бюстгальтера, подбирает светлый комочек темной от пыли и грязи ткани и подает его девочке. — Тебе правда не нужно меня бояться, дорогая.Клэр мало что понимает и чувствует себя настолько подавленной, что ей уже все равно. Она берет протянутую ей одежду и, путаясь в рукавах, натягивает на себя колючую кофту, которую она предпочла бы сжечь вместе со всем этим местом. Ей плевать, кто эта женщина или этот мужчина, что у них там в голове и что они могут сделать с остальными. Ей просто хочется попасть к этим остальным, зайти в душ и содрать с себя кожу, а потом обнять Маршу и дать волю слезам (будто она еще этого не сделала). Поэтому Клэр выполняет все требования и следует за легкой и мерной поступью, считая повороты и прерывистый стук своего сердца.Только Патриция не спешит вернуть ее в ту комнату, из которой ведет лабиринт вентиляции — она останавливается посреди коридора возле простой, сливающейся с бежевыми стенами дверью, на которой нет ни замков, ни задвижек, и распахивает ее перед Клэр. Девочка испуганно шарахается назад, но Патриция мягко подталкивает ее ко входу и закрывает за ней дверь, не обращая внимания на сдавленный плач за стенкой. Остается лишь прикрутить шпингалет, а сделать это почему-то может только Дэнис. И Патриция пускает его обратно в круг (будто именно она контролирует ситуацию).Работа занимает у него не более трех минут, и все это время он больше занимается мыслями в голове, чем прикручиванием шурупов. Он думает о том, что натворил и чем все это может обернуться, ищет внутри себя отвращение и стыд, но находит лишь какую-то отдающую фанатизмом идею, в рождении которой никак не хочет себе признаваться. И хотя когда-нибудь Дэнису все равно придется согласиться с тем, что его воплощенные в оболочку действительности фантазии были орудием очищения, сейчас он заметает эту догадку в дальний угол пыльного сознания и снова отправляется мыть руки, потому что, как ни приятны они ему были, он больше не мог позволять своим мыслям и самому себе переходить за черту.Завтра его ждет новое свидание с доктором Флетчер: Барри снова удалось вырваться и написать ей очередное письмо о помощи. Только ему не везет: никогда не успевает расписать детали. А Дэнис хороший актер, пересмотревший не одну видеозапись с участием бывшего ?командира?, поэтому он сумеет ее обмануть, будет внимательней, чем в прошлый раз, и не допустит ни одной ошибки. Все будет замечательно. А сейчас у Дэниса есть дела поважнее: он должен не допустить повторения истории со сбежавшей блондинкой.Он берет из кладовки нужные материалы и инструменты и отправляется в комнату с двумя оставшимися пленницами, которые жмутся к стене, когда он подходит, и настороженно наблюдают за каждым четко выверенным действием. Дэнис сметает ошметки гипсокартона в одну шуршащую кучу, поднимается по стремянке и начинает работу. Все это время он чувствует на себе пристальные взгляды то ли двух, то ли лишь одной пары глаз. Он догадывается, чей взгляд внимательней, призрачно-спокойней и дольше, и от этой догадки в голове загорается новая, какая-то блестящая и малопонятная Дэнису мысль, избавиться от которой он вряд ли сможет. Эта заноза его нервирует, и он старается полностью погрузиться в работу.— Подругу вы больше не увидите, — слышит Кейси, когда последний шуруп встает на место, и вентиляция оказывается наглухо забита гладкими, ровно и крепко прикрученными досками. — Она будет жить отдельно.Кейси не заботится о том, где сейчас Клэр, только смотрит на собравшуюся в складках мятых брюк мужчины грязь и гадает, откуда на рубашке взялись пыльные разводы. Думать о том, почему этот мужчина вдруг решил нарушить все свои правила чистоплотности, она не хочет, равно как и о том, что могло случиться с Клэр: это не ее собачье дело. От этого ни ей, ни Клэр, ни Марше лучше не станет. По крайней мере, так Кейси объясняет свою трусость.

Все это время она не спускает с мужчины глаз. Следит за слаженными движениями напряженных рук и плеч, за мышцами под сбившейся рубашкой и сосредоточенным выражением лица: ей интересно, о чем он думает и какая у него цель. Еще Кейси очень хочется спросить, кто должен за ними прийти, но она боится разозлить Дэниса — если, конечно же, Хедвиг не соврал, и это действительно он. Поэтому она тянет до последнего и срывается на короткое ?Постойте? только когда мужчина открывает перед собой дверь.— Кто придет за нами? Зачем мы здесь? — Кейси пугается своей смелости и тому, что она смотрит Дэнису в глаза — прямо и почти дерзко, — и тут же затухает, гася угольки в своем взгляде пеленой вновь подступивших слез. Но все равно получает ответ.— Вы — священный ужин, — после короткой паузы произносит Дэнис, а затем быстро уходит, оставляя за запертой дверью двух уставших от страха девушек, потерявших в происходящем любой намек на здравый смысл.***Она догадалась. Поняла все еще в самый первый незапланированный прием и читала его, Дэниса, как открытую книгу, ища нужные страницы с помощью оставленных Барри закладок. Воспоминания об этом бесили до вздувшейся на виске вены и вмятин-полукружий на сжатой в кулак ладони, которую Дэнис прятал в кармане пальто, скрывавшим непривычную и мерзкую на ощупь кофту. Чистая синтетика. Как Барри вообще мог это носить?Дэнис проходит прямо по куче вывалившегося из перевернутого бака мусора, вспарывая отходы черными носками ботинок и размазывая их по земле. Он знает, что возле дома психиатра натыкана куча камер и что он наверняка засветился в одной из них — ему нравится эта мысль: пусть старуха думает, что ошиблась. Пусть снова вернется к мысли, что все в порядке, и что Барри все еще контролирует ситуацию. Ну же.На зубах остаются ошметки шоколада с крошками фундука, которые еще больше увеличивают раздражение Дэниса, возводя его практически в абсолют. Он плюет на все установленные правила не обращать на себя излишнее внимание и заходит в аптеку, чтобы взять ополаскиватель для рта, а потом с облегчением дорвавшегося до дозы наркомана избавляется от зудящего чувства тревоги и нервозности, не оставлявших Дэниса с того момента, как на его плечах оказалась одежда Барри.

Дом, смена мешковатых вещей на удобно сидящую рубашку и очки, которые возвращают мир в фокус, ставят точку в процессе установления чувства комфорта. Только помимо внешнего мира существует и внутренний. У Дэниса он весь в рытвинах и язвах, разъедаем тем, что он никак не может из себя вытащить.... но его отлучили от сознания за то, что, помимо всего прочего, он любит смотреть на то, как танцуют обнаженные девочки, хотя сам знает, что это нехорошо, и безуспешно пытается себя побороть.Она даже не может себе представить, насколько безуспешно.

За своими спутанными мыслями Дэнис не сразу замечает, что ноги приводят его к камере с пленницами, в которую он, отперев, входит и в нерешительности замирает на пороге. Смотрит на расслабленные черты лиц, на отпечатавшуюся на них временную безмятежность, и понимает, что они спят. Дэнис не хочет их тревожить, но тот, второй, проснувшийся накануне Дэнис делает шаг вперед.

...хотя сам знает, что это нехорошо.Он подходит к кровати слева, где, укрыв ноги покрывалом, на спине спит Кейси — та, что с оленьими глазами, которых сейчас не видно. У нее болезненно бледное, совсем неестественное, но притягательно юное лицо, и у Дэниса вновь начинают чесаться руки.

Нехорошо.

Он подходит ближе, наклоняется, едва не задевая ее кожу своим дыханием.

Не...

... и, чувствуя под дрожащими пальцами шероховатость мягкой кожи, отводит в сторону выбившуюся прядь волос, а затем резко разворачивается и уходит.

Как раз вовремя, чтобы не видеть, как дрожат ресницы сомкнутых век, из-под которых по вискам стекают тонкие дорожки слез.