Часть 4 (1/2)

Первое, что видит Кейси, просыпаясь (и не отшатываясь лишьв силу обстоятельства, что и так вжата в стенку спиной), ? чужой нос в считанных дюймах от своего и игристые, искристые голубые глаза невообразимого лазурного оттенка на границе радужки с белком. Их счастливого обладателя явно не беспокоила неприличная близость ее лица напротив своего ? да и приличия в целом его тоже беспокоили вряд ли.

Их же взрослые придумали, в конце концов.? Ты красивая, когда спишь, ? тем временем шепелявят рядом, обдавая запахом банановой зубной пасты изо рта; Хедвиг отклеивает подбородок от матраса и улыбается, радостно и честно, не торопясь подниматься с пола, на котором сидел, перекрестив ноги. ? Я скучал, ? признается он. ? А еще мне новые носки купили. Рыжие. Кейси уважительно кривит губы – у нее тоже в детстве были рыжие носки; с лисятами. Остроносыми и лопоухими, совершенно нелепыми, опоясывающими ей щиколотки шерстяными хвостами. В те времена, когда она еще дрожала от каждого лесного шума и оборачивалась на каждый треск веток, папа успокаивал ее полусерьезной шуткой: дескать, ее ручные лисы обязательно учуют опасность и укусят Кейси за пятки страхом, чтобы она бежала быстрее.

Иной раз он говорил без шуток: дикие их собратья переносят бешенство и ластятся, когда заражены. ..Кейси думает о следах зубов у своих шейных позвонков и о возможном осадке звериного безумия в крови, пугающем куда больше охотничьей лихорадки и наверняка обретенного стокгольмского синдрома. Львиный характер, волчьи повадки, птичье ожидание полета в лопатках и прочих прочных, остро выступающих костях, напоминающих усеченные крылья ? она всегда была человеческим детенышем со зверьми под реберной клеткой, но то были звери одомашненные и прирученные, обманчиво-мягколапые, редко огрызающиеся, хоть и плотоядной породы. Она не хотела их оскаленных пастей, их шерсти ? дыбом, их когтей у себя на сердце; не хотела бешенства в своей анималии, но ее уже инфицировали.

Оттого ее звери были так послушны и охотны до чьей-то ласки кроме хозяйской ? Кейси не знает, как иначе оправдать себя; оправдать желание обнять Хедвига, поправить Дэннису воротник или откинуть голову под патрициевыми руками, которые вполне себе мужские и к вопиющему изумлению не вызывают отторжения после второго убаюкивающего прикосновения. От неисполненных порывов, удушенных прямо в колыбели идейного зародыша, дерет нутро оголодалая стая.

Кейси знает, как протекает болезнь ? когда звери перестанут быть ласковыми, ей выжрут органы насквозь ? и очень хочет злиться на человека, сотворившего с ней всё это, но получается только на себя.? Сколько ты уже здесь? ? сипит она.

? Час. Кейси не верит ? ему бы наскучило ждать так долго ? и садится в постели, глядя, как мальчишка приподнимается следом, вставая на корточки.

? Почему тебя не было так долго? Хедвиг хмурится.? Ходил с расстегнутой курткой, и у нас в горле першило два дня, ? неохотно бормочет он, пристыженно зажевывая окончание фразы, и Кейси не без улыбки понимает: наказали. ? Я принес завтрак, ? вскидываясь, оповещает Хедвиг, упираясь ладонями в край кровати, и прыжком усаживается у нее в ногах: Кейси едва успевает подобрать их, согнув укрытые одеялом колени, чтобы он всем своим весом не приземлился ей на своды стоп. На прикроватной тумбочке и вправду ютится сервированный с ювелирной, нехедвиговской симметрией поднос: глазунья, тосты с арахисовым маслом, стакан сока на пробковой подставке. Обернутые в салфетку столовые приборы. ? И еще вот, ? он протягивает ей плоскую картонную коробку размером с коврик для мыши, тут же пряча руки обратно в карманы. ? Извини, что пытался скормить Зверю, все такое.

Кейси вертит в руках неожиданный подарок: декоративная дыра на одной из сторон упаковки обнажает трехгранные, отсортированные по цвету оправы грифелей. Пачка тут же наклоняется и встряхивается: карандаши, откинув кончиками ярко-красную крышку, шеренгой выскальзывают ей на ладонь ? далеко не новые и приубавившие в длине, погрызанные и стертые, но их двадцать пять штук, и они выглядят воплощенной мечтой любого девятилетнего ребенка, забредшего в магазин канцтоваров.

? Нравится?

? Очень, ? честно признается она, и Хедвиг радостно болтает в воздухе ногами. Кейси любила, хоть и не особо-то умела рисовать. Навык завис на уровне мастерства Хедвига в классе этак четвертом, а после совершенствовался разве что узорами гелевой ручкой на тетрадных полях ? клетки, штриховки, спиральки. Иногда зебры, иногда тигры, иногда еще что полосатое ? извечно косолапое и кривое.

Но кого это в сущности волновало? Она нарисует себе окно ? нет, два ? и насадит оба на настенные крючки, чтобы иногда проветривать абсурдом комнату.

Кейси бережно откладывает упаковку карандашей на подушку и вспоминает вчерашний разговор. Мы обдумаем. Сколько времени им нужно, чтобы "обдумать"?? Хедвиг, ты... ? мальчик вопросительно вздергивает домиком брови. ? Ты не мог бы позвать Дэнниса?? Не-е-е, ? тянет он понуро, шмыгая и утирая нос черно-желтым рукавом. ? Не могу.? Почему?? За поцелуй отвечу, ? подумав, оживляется он.

Кейси колеблется недолго и быстро дотягивается до его щеки: под губами колется легкая щетина, и это странно так, что дальше некуда.

? Хэй! ? возмущается он, хмурясь на нее. ? Нечестно.? Ты не уточнял куда.

Хедвиг лишь закатывает глаза и корчит уморительную рожицу, недовольный ее обманом, но после честно наклоняется к ее уху ? обещал ведь.? Он спит, ? выдержав паузу, шепчет он и серьезно кивает собственным словам; это страшная-престрашная тайна, не дай Бог мисс Патриция узнает, что он ее раскрыл. ? И я не стану его будить, неа. Он должен отдыхать. Раньше он совсем не спал, и его отрубало прямо вместе с телом Кевина, и тогда кто-нибудь обязательно крал у него свет. Это не должно повториться. Теперь я сменяю мистера Дэнниса, когда он устает. А мисс Патриция его будит, когда приходит время.

Кейси слушает, не перебивая, но озадаченно клонит голову в конце.? Но.. ты же говорил, что вы все ждете в комнате со стульями, ? Хедвиг кивает. ? И вы в ней спите?? Пфф, ну ты чего! Там же не только одна комната. Есть другие. Они почти пустые и неинтересные, но там тепло, и тихо, и все такое. Снаружи не слышно ничего, диван есть. И ковры мягкие. С вот такенным ворсом, ? щурится Хедвиг и отмеряет добрый дюйм меж указательным и большим пальцем. Кейси против воли представляет в уме ? мельком, украдкой, одни только детали: очки, сцепленные с переносицы и отложенные на столик, сощуренный взгляд на часы на запястье, щелчок выключателя; что-то свободнее и мягче строгой рубашки и брюк ? футболка, может, фланелевые штаны. И засыпал бы он на спине, подложив под голову согнутую в локте руку.