XIII. Aperi quo. (1/2)
Открытый сезон. Будильник зазвенел очень неожиданно. Резкая и противная мелодия вторглась в мой сон, прервала его и замолкла на секунду, почти сразу же возобновившись. Кто придумал эту адскую вещь? Да чтоб ты сдохла, пищалка чёртова! Нарушать такой долгожданный покой, продлившийся всего три часа... Ну почему я не послушала свою интуицию, вчера упорно подсказывающую мне остановить фильм? Выиграла бы ещё чуть-чуть времени. В конце-то концов, шесть часов — это тебе не три. Ох, как не хочется вставать!
Это продолжалось почти каждое утро. В одно и то же время я ругала всеми возможными матерными словами невинный будильник, потом с такой же гневной тирадой вставала и шла собираться. И так день за днём, точнее, утро за утром, без остановки и перерыва. Словно на повтор поставили, вот честное слово.
А спать всё хочется...
Наконец-таки, преодолев свою огромную и сильную лень, я вставала и отправилась в душ. Потом, проделав все нужные процедуры и одевшись, пошла в спортзал разминаться и тренироваться.
Меня до жути бесят новобранцы. Ох, какие они самоуверенные и наглые! Одного из новеньких уже прибить хочется. Ну вот что он ржёт постоянно?! Именно ржёт, как конь, а не смеётся. Считает, что у него самое крутое чувство юмора. Ага-ага, не тебе с нашими тягаться. Наши ребята так тонко могут намекнуть на что-то, что никто, кроме тебя, не поймёт. А потом ещё и ходишь с неприятным осадком.
Это Организация, детка!
Что ж, порой новенькие не были надоедливыми.
К сожалению, их было очень мало.
— Левой-правой, левой-правой, ать-два, ать-два! — кричал Ридер крупной бегающей группе людей. Они много смеялись, спотыкались и продолжали тренироваться. Они относились ко всему этому несерьёзно, как к шутке, к игре. Ничего, после первого крупного задания они забудут, что такое счастливые улыбка, смех и жизнь. Начнётся депрессия, ребята замкнутся в себе, потом поймут, что ничего не изменить. Многие покончат жизнь самоубийством из-за психической слабости. Всё как всегда, ничего необычного.
И в этом — в первый и последний раз — мне их жаль. Все в Организации сильные духом, чудом выжившие и сохранившие рассудок, перетерпевшие все возможные боль иудары. Мы все что-то оставили позади себя, что-то или кого-то принесли в жертву ради этой новой жизни. У нас нельзя быть слабым. Мы часто открывали двери в комнаты новых Синдикатовцев и находили людей повешенными, либо с перерезанными венами, либо накаченными таблетками, захлебнувшимися собственной рвотой. Никто их не учил, что организм будет всё отвергать, поэтому ты умрёшь не от передозировки, а от своей же блевотины. Ну ладно, это не очень-то и важно. В любом случае, мы молча делали трупу более-менее приличный вид, затем выкидывали куда-нибудь. Я лично несколько раз, с полными безразличием и отрешённостью, доставала людей из петли и завёртывала в чёрный целлофановый пакет, затем завязывала и, если получалось, отвозила к реке и скидывала этот груз туда. Если не получалось, то на дно любого мусорного бака. Только перед этим лицо надо ножом изуродовать, все приметы убрать, чтобы не было понятно, кто это. Это не так страшно, на самом деле.
Хотя, для меня и убивать теперь — увлекательно.
Ладно, не будем о грустном. Всё равно через пару дней опять придётся убирать какой-то труп. Время поговорить о плохом ещё будет, даже достаточно.
Новобранцы пробегали уже третий круг, и некоторые уже чуть ли не падали на пол. Наверное, стоит заметить, что спортзал располагается не в канализации, в которую мы "переехали" — повторюсь — из-за внепланового пожара, а в какой-то спортивной гимназии. Не понимаю, как нам разрешили тут тренироваться, даже камеры убрали. Поэтому часто используем магию, совершенно не стесняясь. Всё равно никто не видит. Итак, общая протяжённость круга составляет примерно полкилометра. В общей сложности, новенькие пробежали уже полтора. Ничего, ещё один разочек, и они, довольные и усталые, лягут на пол и будут лежать ещё минут десять, пока будет перерыв. Потом встанут, разомнутся, начнут закалку и общую тренировку с заклинаниями... Всё как всегда. Я порядок уже наизусть выучила. Каждый чёртов день я тренировала одних и тех же людей, даже не пикая, — это было бесполезно. Но, спасибо Клаусу, он увидел мои мучения, сжалился и разрешил объединиться с Ридером. Теперь большую часть времени мы проводили вместе, как в старые добрые времена. Только вот нынешнее время не такое уж и радужное. Каждый день, проведённый тут, отзывается болью в сердце. Это безумно заезженная фраза, но иначе я описать своё состояние никак не могу. Во мне что-то менялось, я уже не хотела так слепо идти за властью, потому что видела, что счастья она мне не принесёт. Она тёмная, мрачная, кровавая, за неё нужно не просто бороться, а убивать, сметать всех на своём пути, идти с твёрдо поднятой головой и ножом в руках. Это очень тернистый путь.
Так, я, кажется, не хотела о грустном.
В любом случае, что мне это принесёт? Я люблю Клауса, я благодарна ему. А эти слова про "тьму" и "кровь"... Просто пора перестать читать страшилки. Клаус знает, как лучше, он меня вырастил, он не может меня обмануть. Две красивые девушки, лет восемнадцать-девятнадцать на вид, запыхались и отстали от ряда, ушли в конец. Одна из них зло посмотрела на моего друга, который нагло улыбался им всю тренировку, и стала громко вслух ругаться. Я в ответ показала ей язык, рыжий же расхохотался и обнял меня за плечи. Я знаю, что веду себя, как маленький ребёнок, но ничего не поделаешь. Какая-то она наглая. Лучше бы силы на потом поберегла, а то уж тяжело будет бороться. Упадёт от первого удара, стопроцентно гарантирую.
— Последний раз, и отдых! — Вновь крикнул Ридер и стал снимать верхнюю одежду. Мне намёк был понятен: сейчас сами будем отжиматься и приседать. Пора разогреваться, а то это неправильно: "подопытные" бегают, а "тренера" даже не готовы. Пора начать приводить себя в форму. Поэтому, стиснув зубы, мы принялись за сто — без остановки — приседаний. Это хорошая цифра, да и не очень-то сложно, если долго тренироваться. Помню, после того, как в первый день пятьдесят раз это сделала, потом три дня кое-как ходила, едва не падала. Это было давно, пару лет назад. Так что теперь усердная тренировка — до седьмого пота — для меня не проблема. А многие ещё и спрашивают, почему я худая. Если бы они каждый день проводили со мной, то таких вопросов бы не было. Но, к сожалению, не всё в нашей жизни происходит так, как ты хочешь.
Так, пора остановится, а то опять в философию ударюсь. Мне это ни капельки, вообще абсолютно, не нужно! Я убийца, шпионка, не мне размышлять о жизни!
Хотя и очень хочется.
В конце концов, высказать мысли я могу и дневнику, выкладывая их в виде стихов. Никогда бы не подумала, что буду их писать! Я, которая читает, из-за нехватки времени, раз в месяц, я, которая вообще не слушает музыку! Повороты судьбы порой бывают очень неожиданными. Если бы об этом знал Клаус, он был бы в шоке, а потом долго ругался бы. Но это всё равно ничего не стоит той пустоты, появляющейся от каждого написанного, правда, пока ещё с трудом правильно подобранного, слова. Словно кто-то забирает всю мою злость, обречённость, грусть. Этакое очищение. И теперь я только надеялась, что никто не найдёт эти записи, не прочитает и не даст их Клаусу. Иначе мне будет крышка.
— Ты чего такая грустная? — Отвлёк меня Ридер от мыслей. Так, вроде бы, я не переставала приседать. Уже шестьдесят три раза, если я не сбилась. Ключевое слово — "если".
— Да нет, — пожала я плечами, продолжая считать. Да я же убийца диалога, чёрт его побери! Шестьдесят четыре, шестьдесят пять... — Всё нормально. — Шестьдесят шесть, шестьдесят семь, шестьдесят восемь...
— Пару минут назад ты была чуть веселее. — Шестьдесят девять, семьдесят...
— Да меня эти подопытные огорчают, — выкрутилась я, всё ещё продолжая приседать. Да, меня реально прёт назвать новеньких "подопытными". Только почему-то я их постоянно представляю на операционном столе. Ну да, я знаю, что мысли материальны. — Я понимаю, что мы сами были такими, — пришлось говорить тише, — но это не отменяет того факта, что они идиоты! — А вот последнее слово было сказано громче. Надеюсь, никто не заметил. А если даже и сделали это... Да плевать я на них хотела!
— Не волнуйся, я постараюсь выбить для нас миссию, чтобы прекратить это. — Восемьдесят пять, восемьдесят шесть. Всё, дыхание начинает сбиваться. Ну ничего, скоро всё закончится.
Я внезапно вспомнила, что за прошедший месяц я к сигарете практически не прикасалась. Непорядок, пора уже! У меня такая занятость с этим тупым открытым сезоном, что даже времени покурить нет. Ох, чтоб тебя, открытый сезон, отменили! Пойду после тренировки, выйду, наконец-то нормально продолжу портить свои лёгкие. Счастья будет полные штаны! Точнее, шорты. Хотя это не так уж и важно. Зачем придираться к мелочам? Всё равно смысл один и тот же.
Девяносто шесть, девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять...
Автоматически включаю барабанную дробь в голове.
Святой и родимый стольник!Ура! Я уже и не надеялась, что дойду. В этот раз почему-то всё было дольше, время шло очень медленно... ...Вечность замирает.
*** В этот раз всё было намного страшнее. И пугающе. Словно кто-то все остальные чувства забрал, не оставив ничего. Инстинкт самосохранения включился на полную катушку. Хотелось убежать, скрыться, спрятаться, — всё, лишь бы не смотреть ужасу в глаза. Чтобы не видеть, как мёртвое тело разлагается на части.Не ощущать застывшие, некогда вязкие, словно клей, красные капли на своём лице.
Страшно, очень страшно.Где-то там, над моей головой, труп висел на верёвке, широко раскрыв глаза и покачиваясь от ветра взад-вперёд. Повешенный самоубийца. К сожалению, он был мне незнаком. Но каждый раз, когда он слегка ударялся о каменную стену, эхо от этих касаний раздавалось у меня в ушах.
Больно, безумно больно.
Словно отвечая мне, суицидник открыл рот. Видела я это нечётко — слишком уж было темно. Шея затекла, а болевая пульсация проходила по всему телу.
Интересно, жутко интересно.
Он смотрит на меня в упор, а не в стену, как раньше. Бледная рука — точнее, то, что от неё осталось — с висящими кожей и мышцами слегка приподнялась. Дыхание сбивается. Это как ужастик —и страшно, и затягивает. Причём настолько, что уже не контролируешь себя. В коротком луче света блеснула кость-палец. Что это было? Луна? Уличный фонарь? Кто-то прошёл недалеко от нас, светя чем-то? Нет, я не знаю. Я даже не имею понятия, где я нахожусь. Мертвец указал на меня, всё ещё не закрывая рот и с безумием разглядывая худое замёрзшее тело.Адреналин по венам.
— Убийца! — Тонкие губы плотно сжимаются, а потом висельник улыбается — безумно, сумасшедше, как психбольной улыбается своей последней жертве. И я не могу пошевелиться. Страх ушёл на задний план, взгляд прикован к этому незнакомому мне человеку. Если я не ошибаюсь, то он блондин, лет двадцать семь на вид. И его голос кажется мне подозрительно знакомым.