II. Heu quam est timendus qui mori tutus putat. (1/2)

Тот страшен, кто за благо почитает смерть.Дрожь по телу. Холодно.

Бледный луч луны проник в комнату, прошёлся по белым обшарпанным стенам и остановился на таком же, да ещё и обляпанном в какой-то краске, потолке. Прямо над моей головой. Пристально смотрю на маленький кусочек света. Ещё пару секунд подержался наверху, а потом огромные чёрные тучи закрыли всё небо, и луч пропал. Собирался дождь, даже можно сказать, что ливень. Деревья качались от сильного-сильного ветра, очень громко шелестела трава и листва. Луны почти не было видно, лишь мрак, который постепенно становился темнотой. Всё как в фильмах ужасов. Погода в этот раз против меня. Холодно, темно, страшно.

Сжимаюсь в комочек.Я никогда не думала, что всё так будет плохо. Да, я знала, что убийство требует железных нервов и крепкой психики, но наивно думала, что морально (физически-то точно!) готова к этому... Ужасу? Аду? Мучению? Какое правильное слово подобрать, чтобы выразить моё нынешнее состояние? Как правильно описать все чувства, чтобы меня не посчитали сумасшедшей, психопаткой, человеком, который очень сильно испугался? Но ничего не происходит в больной голове. Там словно пустота, вообще никаких слов нет. Да не то что слов, мыслей практически не осталось! Только одна, которая уже больше трёх часов мучает меня.

Что происходит со мной?!

Я ведь не боюсь ни капельки, я знала, что этот момент наступит, так почему же трясусь от страха, с трудом пытаюсь удержать слёзы и всё внутри меня режет и крутит? Убийство прошло легко, я просто отравила парня, даже не притронулась ни разу к нему, хотя он отпускал такие шутки и замечания, что хотелось врезать со всей дури и выбить зубы. Или, если совсем не хватит сил, хоть бы синяк оставить. Желательно под глазом. Хотя поначалу человек был очень мил, по-доброму улыбался, культурно разговаривал. Эх, что делает алкоголь с людьми... Хорошо, что он ничего не почувствовал. Умер в состоянии алкогольного опьянения, сердце не выдержало такой огромной дозы. Надо меньше пить, господа и дамы! Иначе сдохните, как собаки. Отнюдь не геройская смерть, никому не кажется? Так почему же все рвутся напиться? Не, признаюсь, я сама люблю выпить, но мне сколько не давай, буду трезвая, как свежий огурец.

Но не всё так радужно. Я курю с тринадцати лет. Как-то раз поспорила в день рождения, что буду смолить десять лет без остановки, а потом резко сброшу. И знаете... эта привычка приелась. Только про дыхание врут: никогда не задыхалась. Как дышала спокойно и ровно, так и до сих пор делаю это. Хотя с моим распорядком абсолютного "здорового" дня (проснулась — сигарета, позавтракала — сигарета, после тренировки — опять сигарета) мои лёгкие должны были стать чёрной смоляной губкой. Или не должны? Нас много чем пугают, но половина из этого — наглая грубая ложь. А мы верим. Наивно доверяемся каким-то неизвестным учёным, которые, может быть, просто талантливые актёры. А мы им верим, считаем, что они правы. Но незнакомому человеку ты не поверишь, не протянешь руку, не поможешь. Так почему мы доверяемся неизвестным людям на экранах?!

Всё размышления — и не только о смысле жизни — это, конечно, хорошо, но боль никуда не делась. Она лишь только усилилась, забрала все силы, чувства. Я ничего не понимала, ничего не осознавала: ни течения времени, ни того, что уже скоро надо будет вставать, ни холода, ни тепла. Всё словно остановилось, тянуло меня куда-то в темноту, апатию, нежелание жить. Перед глазами стояло лицо недавно убитого мной парня. Его раскрытые глаза, гримаса боли на лице... Он так и не понял, что это сделала я.

А ведь ничего не предвещало беды: он просто закашлялся, сказал, что в горле щиплет. Яд действует не сразу, нужно, чтобы желудок его принял. Или отверг. В любом случае, это занимает полчаса, в крайнем случае — час.

А потом к кашлю добавилась кровь, парень вышел на улицу, подышать воздухом... Там же и упал.

Я до сих пор вижу, как он корчится, пытается закричать, смотрит на меня умоляюще. Закрываю глаза.

Плачу.

Боже, а ведь мне только четырнадцать. И я уже начала убивать. Что же будет в восемнадцать? Двадцать? Я стану маньячкой? Буду браться за каждую миссию, где будет фигурировать слово "смерть"? Да. Если я буду продолжать так делать, то постепенно стану злой, бессердечной, буду неспособна на жалость. Все хорошие чувства уйдут. И вот останется холодная, мрачная, интровертка, меланхоличка от некогда весёлой и доброй Залии. Если уже не осталось...Я с трудом двигаю рукой по одеялу, пытаясь найти телефон. Наконец, беря его в руки, я более-менее успокаиваюсь. Дрожащими пальцами набираю нужный мне номер и жду ответа.

Гудки-гудки-гудки, затем тяжёлый вздох и сиплый тихий голос:

— Да, алло?

— Ридер, это Залия. Не разбудила?

— Да я понял, что не Клаус. Разбудила. Что-то важное? — обеспокоено спросил Ридер.— Ты можешь ко мне прийти? — всхлипнула я. В трубке раздалось молчание.

— С какой целью? — теперь настала моя очередь отмалчиваться. — Залия? С тобой всё хорошо?

— Мне очень плохо. У меня перед глазами этот парень... Которого я убила.

Тяжёлый вздох.

— Сейчас буду.

Кладу трубку и пытаюсь встать, но не получается. Тело словно как у статуи. Снова пробую. Ну же, Залия, поднимайся! Давай, ты можешь! Так... Руками упираюсь в кровать, приподнимаюсь, теперь ногами в пол, нахожу равновесие. Ещё чуть-чуть усилий, найти опору... И я, сильно шатаясь и дрожа, наконец неуверенно стою, держась пальцами за спинку кровати. Выравниваю дыхание, слушаю тишину, пытаюсь разобрать любые шорохи. Уже через пару минут раздаются три негромких стука, и я направляюсь к двери.

— Привет. — Ридер смотрит на мои заплаканные красные глаза, на дрожащее тело, и, пройдя в комнату, сразу же обнимает меня.

— Всё настолько плохо? Почему ты дрожишь?