Глава IV (1/1)

С приходом октября Англия становится такой, какой ее пишут американские авторы: серой, холодной и туманной. На прогулках Вирджинию уже не греет даже теплый плащ, и она сидит дома, принимая у себя, как в салоне, редких гостей, после коротая ночи в постели Френсиса. Почти пасторальная жизнь, но ужасно скучная.Театральный сезон кончился до следующего лета, но Вирджинии почему-то кажется, что смертью Джен он завершился для нее навсегда. Прийти в Королевский театр и не увидеть мисс Келли — потратить два часа жизни ни на что. Вместо Джен главной актрисой сделали Мардж Ллойд, девицу с кукольным личиком, полнокровную и высокую. Играет она отлично, но прелести в ней нет, посчитала Вирджиния и зареклась ходить на спектакли в Королевский театр.Она сидит в столовой, рисуя фруктовой вилкой и соком груши на тарелке. За окном уже темнеет, капает с продрогших тисов, в доме необыкновенно тихо, и компанию Вирджинии составляет один только мастер Юджин. В обличии мальчика он свернулся в большом кресле во главе стола и пересчитывает пальчиками, похожими на гладкие сосульки, вырезанные на подлокотниках завитушки. — Может быть, съездить в приют? — риторически спрашивает у него Вирджиния, перебирая в руках рубиновые бусы. — Я давно там не была, отец Ричард будет рад меня видеть…Юджин качает головой. — Да, ты прав, с чего бы ему мне радоваться, — усмехнувшись, герцогиня колокольчиком зовет слугу и отдает ему тарелку. Дождавшись, пока он уйдет, Вирджиния встает и говорит Юджину: — Пойдем.Он немного недовольно бормочет себе под нос, но взлетает ей на плечо. Вирджиния откровенно не знает, чем себя занять. С недавних пор ничего ей не интересно, ничего не приносит удовлетворения — ни прогулки, ни чтение, ни еда, ни близость с Френсисом. Будто что-то онемело в ней и никак не наполнится кровью, чтобы потеплеть снова.Она боится браться за дело, которое станет ее концом. Раз за разом Вирджиния гонит от себя решимость взять у Френсиса ключи и, наконец, прикончить тварь, которая разодрала в клочья то, что осталось от ее души. Тысячи “вдруг” клубятся в ее мыслях: вдруг застанут, вдруг он закричит, вдруг все раскроется? И хотя голос внутри, похожий на голос старухи Ламме, ласково уговаривает поторопиться, Вирджиния не смеет. — Матушка, вам письмо, — грубая ладонь хватает ее за локоть, и Вирджиния чуть не падает. — От леди Кэтрин. — Отпусти меня, — почти спокойно стряхивает она руку Джеймса и выдергивает у него бумагу. — Кому второе? — Мне, — заносчиво отвечает Джеймс, и Вирджинии хочется ударить его. — От Скарлетт Доттер, если вам интересно. — Спасибо, я не хотела этого знать, — цедит Вирджиния. Джеймс не спешит уходить, пока она читает письмо. Оперевшись на перила лестницы, он стоит, комкая простой белый платок, и, кажется, прислушивается. Юджин на плече Вирджинии почему-то беспокойно переступает, пока не срывается и не опускается на плечо Джеймса. В сердце Вирджинии что-то обрывается, неожиданно и больно давя на ребра. Джеймс озирается, глупо моргая и не думая, что сама смерть коснулась его своими древними руками. — Я слышал крылья, — неуверенно оправдывается он, замечая, что Вирджиния смотрит не в письмо, а на него. — Как будто рядом пролетела птица. — Тебе показалось, — Вирджинии большого труда стоит фыркнуть. — И у тебя кровь на рубашке.Три алые точки от когтей Юджина расплываются на крахмальной ткани, пока Джеймс удивленно хмурится. Вирджиния не помнит никого, оцарапанного Юджином, кто был бы еще жив. Миссис Оутис, приехав навестить дочь, через неделю скоропостижно умерла в горячке, а отец Роберт, улыбчивый викарий с полным лицом, заразился в больнице оспой. — Отдашь Мэри, она застирает, — прохладно советует Вирджиния, сворачивая письмо. Кэтрин сегодня не приедет. — Скарлетт, наверное, приглашает тебя в Доттер-хауз? — Да, матушка, — Джеймс недовольно приподнимает верхнюю губу, показывая зубы. — Можешь ехать, — с легкой улыбкой разрешает она и, оставив его, поднимается в свою спальню. Старуха Ламме потирает сухие ручки. — Ты отпустишь прислугу и запрешь дверь… — Я знаю, — Вирджиния раздраженно отряхивается от ее голоса.Она очень, кажется, давно продумала, как все случится; как она откроет окно в спальне, взяв у Френсиса ключи, и задушит его. У Вирджинии еще остался опий, и Френсис не помешает. Он будет так рассеян и опьянен, что проспит до полудня, а встанет от руки следователя на плече. Его жалко, жальче, чем Джеймса, но не жальче себя, и ради этого стоит его повесить, почти уговаривает себя Вирджиния. — Маргарет, — обращается она к служанке, застывшей у зеркала. — Скажи кухонной прислуге и Джеку, что после десяти они свободны. Ты останешься на ночь, хорошо? — Хорошо, леди, — Маргарет приседает и уходит. Вирджиния покусывает язык. Как быть с Маргарет? Девчонку никуда не приплетешь, да и она вовсе не виновата. Однако она очень чуткая, и трудно будет потом уговорить ее сказать, что Вирджиния ночевала у себя…Ее отвлекает шорох крыльев и сквозняк, потянувший по плечам. Юджин садится на спинку кушетки и чистит перья, довольно сверкая глазами. — Ты, — задумчиво протягивает Вирджиния, против воли закусывая палец. Внутри все ходит ходуном. — Ты можешь стать мною? Моим подобием?Сова моргает и наклоняет голову вбок, а потом согласно ухает. — Покажи! — она уже не стесняется и требует. Посмотреть на себя со стороны — искушение, доступное не каждому.Юджин сидит неподвижно, нахохлившись, потом его глаза начинают уменьшаться, крылья и лапки — расти. Вирджиния подскакивает с постели, и они оказываются одного роста. Воздух дрожит, в спальне становится холодно, у Вирджинии тихо звенит в ушах. Это почти невыносимо долго.Женщина с усталым, прозрачным лицом и необыкновенно большими глазами без белков, стройная, статная, но уродливая своими птичьими когтями и следами перьев на голом теле, — вот кого видит перед собой герцогиня Чешир. Она многое пережила, но от покореженного тела самой себя тошнит и лихорадит. Юджин не выглядит, как Вирджиния телесная, живая и теплая. — Поможешь мне? — застывшие голубоватые губы неожиданно растягиваются в беззвучном “да”, и это пугает Вирджинию больше, чем когти. — Ляжешь в постель, чтобы Маргарет думала, что я здесь… Не смей попадаться ей на глаза, слышишь?На мгновение вторая Вирджиния кажется обиженной и капризной, но тут же кивает. Юджин, наверное, согласен на все, лишь бы снова свидеться со смертью и умолять его отпустить. От этой мысли Вирджинию по коже царапает мороз. — Стань пока собой, пожалуйста, — тихо просит она, вцепляясь в бусы. Они теплее, чем одежда и воздух. — Так я тебя боюсь немного…Пушистая сова так привычна для взгляда Вирджинии, что совсем не сопоставима с женщиной, которой она была минуту назад. Покружив под потолком, Юджин вылетает в приоткрытое окно. Сотрясшись от холода, Вирджиния решительным шагом подходит к раме и захлопывает ее.Небо уже почти черное, на парадном подъезде зажглись фонари, и через стекло Вирджиния прекрасно видит Джеймса, садящегося в автомобиль. Наверное, ночь будет холодная, и он вернется рано — около двух. К Френсису тогда стоит пойти около одиннадцати, он ужинает в девять, в десять уйдет прислуга… Отдельные части плана никак не могут сойтись у Вирджинии в голове. Чтобы успокоиться, она достает из бюро ящичек с лекарствами и перебирает их, перетряхивает те скляночки, где сиропы застоялись. “Opium”, - значится на одном флакончике. Вирджиния задумчиво считает, сколько капель нужно на стакан. Пять или шесть? Шесть, чтобы он спал глубоким сном. Тогда Френсис не услышит ни борьбы, ни шагов.На часах всего семь, но Вирджиния ложится на постель и старается задремать. Выспаться ночью вряд ли выйдет, а силы понадобятся: Джеймс моложе ее и наверняка будет пьян. Но сон не идет, Вирджиния вертится, поглядывает на циферблат и вздрагивает от каждого шороха в туалетной комнате. Только около восьми она забывается, тяжело ворочаясь и ежась, и встает в половину одиннадцатого еще более разбитой, чем была. Юджин сидит по ту сторону окна, на узком карнизе, и сердито шевелит ушками. Повернув в двери ключ, чтобы Маргарет не вошла случайно, Вирджиния впускает его и сама расстилает постель. Минутная стрелка, по счастью, почти ползет, и она успевает переодеться и освежить лицо, пока холодная герцогиня Чешир устраивается в кровати. Без свечи лицо у копии не такое страшное, но Вирджиния все равно вздрагивает, когда краем глаза видит почти саму себя в зеркало. — Я приду около трех, — тихо и торопливо объясняет она, накидывая халат. — Помни — Маргарет не должна тебя видеть. Не зови ее.В отличие от мастера Юджина, женская подделка не может говорить, и из ее рта вырывается только понимающее уханье. Это настолько жутко, что Вирджиния выбегает из спальни с колотящимся сердцем и на нетвердых ногах. Маргарет в туалетной нет, и она спокойно идет по дому, оглядываясь и прислушиваясь; никто не должен понять, что первую половину ночи в спальне ее не было. Прислуги нет, в столовой тихо, и Вирджиния ловко достает из напольной вазы связку ключей. Она почти не помнит, какой из них от чего, но самый большой явно запирает парадные двери. Замок едва слышно щелкает, эхо холла разносит его в углы, и Вирджиния стоит тише статуи, пока не убеждается, что это никого не потревожило.Френсис читает в своей постели — за ним есть отвратительная привычка класть книги под подушку. Лампа с фиолетовым абажуром дает, на вкус Вирджинии, слишком много света, поэтому она дергает за шнур, выключая ее, и развязывает пояс на халате. — Вы сегодня рано, леди, — тон Френсиса слегка удивленный, но больше ласковый. — Я знаю, но у меня в спальне холоднее, чем у вас, — Вирджиния поражается тому, что собиралась соврать, но не соврала. — Что вы читали? Я не успела посмотреть… — Мольера, леди.Он мурлычет, как сытый кот, когда целуется. Это милая привычка, но Вирджиния почти не обращает на нее внимания; нынешним вечером все ее мысли только о флакончике опия в кармане халата. Френсис подминает ее и ласкает так, будто собирается расшевелить мраморную деву, а Вирджиния совсем не мраморная и чуть не теряет голову. Всем нужно успеть насладиться в последний раз: тем, как он медленно вводит в горячее и мокрое лоно пальцы, и они скользят совсем свободно, тем, как он кусает ее за шею и ставит на подгибающиеся колени, сгребая волосы в руку. Вирджиния вцепляется в простыню и почти неслышно поскуливает, потому что больно в затылке и хорошо в животе, пока Френсис толкается в ней коротко, жадно и грубо — как обычно. Искушение продлить хоть еще на вечер чувство болезненной, щекотной сладости так сильно, что Вирджиния согласна ради него пощадить тысячу Джеймсов. Она медлит меньше, чем обычно, и потягивается, наслаждаясь помятостью и ломотой. — Не хочешь пить? — Вирджиния легко скатывается с кровати и берет графин. Френсис лежит почти без движения, и только грудь приподнимается быстро, словно он бежал. — Не откажусь, леди, если вам не трудно. — Совсем нет, — у него закрыты глаза, и Вирджиния спокойно берет маленький флакончик. Кажется, что шесть капель — мало, но запах разливается так, будто разбили бутылку. Френсис поводит носом. — Это мое снотворное так пахнет, ничего страшного. — Только доктор Грей мог прописать такое отвратное лекарство, — бормочет Френсис и в два глотка осушает чашку. — Кажется, это была ваша вода. — Нет, моя у меня, — убежденно возражает Вирджиния и ложится рядом, поставив свою чашку на стол. — Спи спокойно.Френсис едва слышно вздыхает и устраивается удобнее под одеялом. Вирджиния же мучительно раздумывает — ждать Джеймса у него или остаться здесь, пока он не придет? Лучше у него, но Вирджинии отчаянно не хочется. В постели Френсиса, однако, она может уснуть, и тогда ничего не выйдет…Выждав десять минут, она все же встает, набрасывает халат и привычно ищет в одежде Френсиса его жилет. Ключи здесь новые, замки — тоже, и дверь в комнату Джеймса открывается без скрипа. В ней немного пустовато, если не сказать — необжито. Он почти не ночует дома, но Вирджиния прекрасно знает, что сегодня он вернется. На свое же несчастье.Для того чтобы успокоиться, она закрывает дверь и начинает поочередно сдвигать щеколды на окне: одну, вторую, шестую, такие окна старые. Рама отходит плохо, как отсыревшая, но отходит, и Вирджиния снова плотно закрывает ее, чтобы в комнату не тянуло сыростью. Теперь можно прилечь до самого появления Джеймса. Всего лишь около полуночи, Вирджиния устраивается на не расстеленной прислугой кровати и терпеливо ждет, разглядывая роспись на стенах. Это, кажется, копия с Ватто — овны, пышные нимфы, купидоны, — но лес, в котором резвятся мелкие греческие духи, темен и так густ, что не видно солнца и облаков, а свет испускает сама темно-зеленая сень. В какое-то мгновение Вирджиния различает на коре лица — злые, сморщенные древностью лица, и овен не бежит к ногам нимфы ласкаться — он ищет у нее защиты. Тонкие одеяния девушки развеваются на ветру, но она стоит, и в чаще не шевелится ни один листик. Чтобы не смотреть на вакхическую поляну, Вирджиния переворачивается на спину. Потолок девственно чист и недавно выбелен, нет даже трещин, и она блаженно закрывает глаза. Пробует считать до ста, чтобы задремать, и снова не выходит. Вирджиния ворочается и сбивает чужую постель, наконец, встает и поправляет ее, не оставляя ни одной складочки.Время тянется, как патока, и Вирджиния смотрит в раскрашенную стену, сидя в кресле и почти ее не видя. Она едва погружается в сон с открытыми веками, когда шорох за окном заставляет ее подскочить. Пока она тускло соображает, что это Джеймс, на стекло начинают сыпаться удары.Судорожно выдернув из петель халата пояс, Вирджиния подходит к окну и открывает раму, едва не попадая Джеймсу по лицу. Он, кажется, ждал вовсе не ее и удивлен, но быстро опоминается и перескакивает через подоконник — растрепанный, вымокший под начавшимся дождем и бледный. — Матушка, что вы здесь… — он бравирует, но затыкается и пытается кричать, когда Вирджиния трясущимися руками сильно и резко затягивает на его горле петлю из шелкового пояса. Выходят одни хрипы, Джеймс вцепляется в ее запястья, больно сдавливая чуть не до хруста костей, и неожиданно шагает вперед.Вирджиния не знает, как так получается, что он путается в ее ногах и падает на подоконник затылком, увлекая ее с собой. Она только слышит хруст сломанной шеи, глаза Джеймса прямо перед ее лицом стекленеют, а на светлый жилет брызгает кровь с чем-то желтым, пачкая и пояс, и руки Вирджинии. Еще несколько мгновений он содрогается и затихает, должно быть, навсегда.Чтобы не закричать, Вирджиния убеждает себя, что не она убийца. В конце концов, она всего лишь придушила его, а споткнулся он сам… Глупая смерть, в которой сама Вирджиния виновата самую малость — настолько, чтобы получить его душу в подарок за неприятности. Она не колеблется и секунды, прижимаясь к мокрым от слюны губам своими губами. Большего труда стоит держаться так — между ртами пробегает явственный холодок, а в глотке становится горячо и сладко, словно она откусила от теплого пирожка. В висках стучит кровь, и впервые за долгое время Вирджиния чувствует не страх, а стыд, отрываясь от Джеймса. Не сдерживая желания, она касается своих губ — и к пальцам липнет противная, склизкая паутина.Из желудка поднимается горечь, Вирджиния быстро встает на ноги и стирает паутину рукавом. На то, чтобы распутать окровавленный пояс, закрыть окно и запереть двери у нее уходит всего три минуты. Френсис спит, и его веки даже не вздрагивают; Вирджиния складывает пояс и засовывает его в рубашку Френсиса, а ключи — на место, в жилет. Все так складно, что не верится в благополучный исход. И, лишь открыв парадные двери, Вирджиния верит, что все закончилось.