Мой юный гений (1/2)

Что ж, думаю, если Вацлик мне ещё раз позвонит, то я сообщу ему радостную новость. Но муж, который всё утро названивал мне и интересовался, как у меня дела, похоже, понял, что по пустякам меня беспокоить не стоит, и больше не звонил.

?Самой позвонить, что ли? А вдруг у него очередной пациент на операционном столе?, — раздумывала я. Но тут раздался телефонный звонок, это как всегда был мой Лава.

— Привет, красавчик, — игриво сказала я.

— Боже, моя богиня вдруг сменила свой гнев на милость, — также игриво сказал Вацлав.

— Ты свободен сейчас? — спросила я у мужа. Вацлав ответил, что сегодня он рано закрывает клинику, поэтому остаток дня проведёт со мной в ?Машине времени?. Теперь осталось только дождаться мужа и сообщить ему радостную новость. Наконец-то Вацлав получит своё признание, он это заслужил, заслужил своим долгим и упорным трудом. Это хорошо, что после стольких тёмных лет, которые загнали науку и учёных в подполье, решили возродить Нобелевскую премию, надеюсь, на эту премию придут не только уже состоявшиеся, но и молодые учёные.

Вацлав как всегда не заставил себя долго ждать, и как только я заметила его фигуру в окне, тут же накинула на плечи тёплую куртку и пошла его встречать. Сотрудники магазина тоже ушли пораньше, я заплатила им месячное жалование и отпустила домой. — Привет, красавчик, как дела? — спросила я у мужа.

— Как всегда, сегодня только троих пациентов проконсультировал, а ты, я вижу, снова стала сама собой, — ответил Вацлав.

— Прости меня за мои перепады настроения, сам знаешь, — сказала я мужу. Вацлав в ответ только аккуратно обнял меня, после чего нежно поцеловал в макушку. Хоть он относился к тем людям, которые не прощают слабостей не только себе, но со мной Вашек был не такой, он понимающе относился ко мне и даже иногда помогал по дому.

— Я прекрасно понимаю тебя, Китти, — ласково сказал Вацлав. Мы не стали стоять на улице, а вернулись в книжный магазин, где я ему и рассказала о том, что его номинировали на Нобелевскую премию в области нейропротезирования. Видел бы он тогда своё лицо, когда я ему рассказала эту новость. Он с две минуты простоял молча и не знал, что сказать.

— Да, Лава, они всё-таки тебя признали, — сказала я мужу.

— Только этого мне не хватало, тащиться на это сборище зануд, — покосив глаза, сказал Вацлав.

— Ты что, не рад этому? Ведь не каждый раз тебе вручают такую награду! Это хорошо, что эту премию решили возродить, — удивилась я.

Как-то раз Вацлав рассказал мне о своей жизни до Панхеи. Тогда он только начал своё дело и уже сыскал славу не только в научных кругах, его услугами пользовались даже политические деятели, но даже тогда он отказывался от лавров своей славы и предпочитал оставаться непризнанным гением. Я стала уговаривать мужа поехать в Швецию не только из-за премии, но и просто посмотреть на зимний Стокгольм, прогуляться по шведским улочкам и полюбоваться на город.

— Это, конечно, всё хорошо, но в чём я поеду туда? — вдруг спросил меня Вацлав. Честно сказать, слова мужа меня немного удивили, раньше он мог в любое место заявиться в своём панковском прикиде. Ну, кроме нашей свадьбы, когда я увидела его во фраке. А тут он спрашивает меня, в чём ему ехать на вручение Нобелевской премии.

— Поезжай в том, в чём ты обычно ходишь в своей клинике и иногда дома, — намекнула я мужу.

— В этом? — спросил Вацлав. — Не ты им обязан, а они тебе обязаны, красавчик. Так что иди в том, в чём ты ходишь, и ни перед кем не отчитывайся, — сказала я мужу.

— Ладно, Китти, как скажешь. А когда вручение премии? — снова спросил муж.

— Через неделю, — ответила я.

Мы вернулись домой, у нас в запасе была целая неделя, чтобы подготовиться к вручению Нобелевской премии. Хотя Вацлав до сих пор считал эту премию сборищем зануд, но ему было интересно посмотреть, кто придёт на вручение наград в области науки, тем более, не все учёные пережили не только инцидент, но и всё, что после него произошло.

*** Явсё же решил полететь в Швецию на вручение Нобелевской премии, и не ради награды, а ради близких мне людей: моих родителей и моей жены Катарины, которые всё это время поддерживали меня и не боялись осуждения со стороны так называемых ?чистых?. За несколько дней до вылета в Швецию я позвонил своим родителям и сообщил им радостную новость, на этот раз я застал свою маму дома, поэтому сначала я поговорил с ней. Моя мать — Сьюзанна Коллерова — была несказанно рада тому, что её единственного сына номинировали на Нобелевскую премию, но по моему настроению она быстро усекла то, что я не очень рад этому.

— А ты сам-то рад этому, сынок? — спросила мама у меня.

— Сам не знаю, — признался я, потирая свой аугментированный затылок. После того, как Китти рассказала мне про то, что меня номинировали, я залез в свой компьютер и нашёл список номинантов, мне было интересно узнать, кого ещё номинировали на премию в области нейропротезирования. Как оказалось, я являлся единственным в своём деле, если были другие, то они до сих пор не вышли из подполья.

— Мам, мне и так ясно, что эту награду вручат именно мне, ведь я единственный в списке нейротехнологов, кого они нашли, — сказал я матери.

— Ну так вперёд, чтобы мы гордились тобой, — сказала мама мне. Я ещё немного поговорил с матерью и попросил её передать привет отцу, когда тот вернётся с работы. В последнее время у Лукаша Коллера полно работы, он вновь взялся за восстановление прежнего вида Праги.

— Ну что, рассказал своим родителям про премию? — спросила меня жена.

— Угу.

— И как, они рады? — Разговаривал только с мамой, отец на работе. Мать рада, — сказал я жене.

— Так значит, ты единственный, что ж. Поздравляю, ты затмил их всех! — радостно сказала Китти, прижимаясь ко мне.

— Похоже, остальные так и не вышли из подполья, — сказал я и добавил: — Ещё я видел твоего отца номинированным за заслуги в области антропологии.

— Да, папа в своём репертуаре, — вздохнула Китти.

— Сразу видно, в кого ты пошла характером, — сказал я жене, показывая вчерашний номер журнала ?Наука?. Вчера, возвращаясь с работы, я остановился возле газетного киоска, чтобы купить газету с новостями из мира науки, и увидел выпуск журнала ?Наука? с Обидом Мортоном на обложке, под его фотографией было написано: ?Выступление профессора Обида Мортона в очередной раз всколыхнуло мировое сообщество?. Сначала я подумал, что он в очередной раз открыл какую-нибудь давно исчезнувшую цивилизацию, но оказалось, что обстановка, которая царила в мире, заставила профессора заняться изучением всего человечества. Он резко раскритиковал современное человечество, опираясь на то, что произошло после Панхеи, и, похоже, те, кто был недоволен выступлением Обида Мортнона, увидели в этом выступлении самих себя. Что ж, думаю, я не против буду, если отец моей жены раскритикует всё правительство Чешской республики и упомянет ещё и печально известный город Големов. Мне просто стыдно быть патриотом такой страны, которая легко ведётся на дудку крысолова. Сами посудите, сначала нас разделили со своими братьями словаками, кстати, мой дед был родом оттуда, а потом заставили прислушиваться к мнению Европы и США. А потом всё это разделение на ?чистых? и аугов чуть не добило многострадальную Чешскую республику.

— Да, это в духе моего отца, и поскольку ты негласно стал частью моей семьи... — игриво начала Китти.

— Как? Я думал, что ты стала частью моей семьи, — я развернулся и встретился лицом к лицу с женой, в глазах Китти горел неподдельный огонь.

— Ну, — сказала она, — да, я часть твоего мира, а ты — часть моего, Вацлав Мортон.

— Вацлав Мортон, — повторил я. — Звучит круто.

На следующий день мы сели в самолёт и полетели в Стокгольм на вручение Нобелевской премии в области нейропротезирования. Всю дорогу я готовился к выступлению перед публикой и поэтому немного нервничал. Всё же, это не научная конференция Антона Соколова, где можно было приходить в чём угодно, и где мозг был ценнее того, в чём приходишь. Все нобелевские лауреаты — снобы до мозга костей, одетые во фраки, а тут я заявляюсь в своём почти повседневном костюме. Чтобы хоть как-то поддержать меня, Китти тоже не стала переодеваться в официальный костюм, а решила пойти в тёплом цветастом свитере и джинсах. — Нервничаете, доктор Коллер? — игриво спросила Китти, видя, как я напрягся.

— Немного, — ответил я.

— Как говорится, слава подкралась незаметно. Но ты, милый мой, это заслужил. А заодно потом можешь отправить письмо в Островную Империю своему другу Монти, — улыбнулась жена.

— Хорошая идея, если бы он не сбежал к берегам Островной Империи, его бы тоже допустили до премии, — сказал я. До Островной Империи доходят только письма, написанные в ручную, а не электронные или ещё какие-нибудь.