Друзья Тома (2/2)

— Ты работаешь на стройке? — спросила Китнисс

Гилмор улыбнулся:

— Нет, я ей руковожу.

— Гилм — один из заместителей мэра Четвертого, — объяснил Том, не подозревая каким громом эта фраза обрушилась на Китнисс.

Распрощавшись с Гилмором и Клайвом, Китнис и Том медленно шли вдоль берега моря. Том рассказывал о друзьях, об их участии в восстании, о том, что они пережили. Китнисс почти не слышала его и молча размышляла. В свете информации о положении Гилмора многое становилось понятным. Например, то, каким образом Том добился разрешения на её приезд — естественно, с такими-то связями! Правда, с этими связями ему вообще можно было не уезжать, спасаясь от бандитов. Может, он не сказал другу, что ему нужна помощь? Или… недоверие к Тому, которое она всеми силами пыталась заглушать, снова подняло голову — влиятельные друзья, богатые родители, внезапный переезд в Двенадцатый, то, что он прикидывался бедным почтальоном — зачем ему всё это?

— Эй, Китнисс, очнись! Что с тобой? — встревоженно спрашивал Том.

Китнисс снова отметила внимательность Тома к её настроению. Правда, такая внимательность тоже показалась ей подозрительной. Пит никогда не суетился так вокруг неё, однако, Китнисс была уверена, он всегда был готов её поддержать. Не напоказ.

— Задумалась о том, почему ты уехал в Двенадцатый, от таких-то друзей. — холодно сказала она.

— Решил познакомиться с тобой поближе, — невозмутимо ответил Том. Китнисс даже застыла, приоткрыв рот — она не ожидала такого прямого ответа на этот вопрос.

— Зачем?

— А ты не понимаешь? Ты понравилась мне сразу, как только я тебя увидел, ещё на Играх. Потом я смотрел все передачи с тобой. Разумеется, сначала я и подумать не мог, что буду общаться с тобой лично, хотя, конечно, мечтал об этом, как и многие, я думаю. Я понимал, что это только мечты, которые вряд ли осуществятся. Так я думал до тех пор, пока не познакомился с твоей мамой. Она иногда говорила о тебе, переживала. И после этого ты стала для меня более… настоящей. Не просто героиней, а человеком, у которого есть мать. И тогда я подумал — почему бы не попробовать познакомиться?

— Ты меня преследовал! Все эти якобы случайные встречи… Всё это, чтобы заманить меня сюда! — Китнисс кричала, не обращая внимания на то, что немногочисленные прохожие оглядывались на них.

— Ну и что же я сделал, после того, как заманил тебя сюда? — в голосе Тома прозвучала едкая ирония. — Да, я преследовал тебя, чтобы устроить «случайную» встречу и обманул тебя. Но потом, разве всё не было честно?

— Откуда же мне знать? — Китнисс зло смотрела на Тома. Она не собиралась сдаваться. Может, то что он говорит о чувствах к ней правда, но, всё равно, он манипулировал ею, используя в своих целях. Как и многие другие до него. — Если уж ты договорился со своим другом из правительства, о разрешении для меня, кто знает, о чём ещё ты с ним договорился?

Том вздохнул.

— Знаешь, я думал, ты давно догадалась, что я приехал в Двенадцатый ради тебя, и приняла это. Решила дать нам шанс. Иначе зачем ты согласилась ехать сюда, если настолько мне не доверяешь?

— Решила узнать медведя в родной берлоге, — усмехнулась Китнисс, вспомнив слова Хеймитча. — И, чем больше узнаю, тем больше вопросов появляется. Почему ты скрывал своё богатство? Если богаты твои родители, то откуда у тебя деньги на гостиницу, поезд, подарки? Ты же не пользуешься их деньгами? И на почте столько не заработаешь. Почему ты сразу не рассказал мне, что твой друг — помощник мэра? Я ведь спрашивала у тебя, как ты добыл разрешение!

— Ясно, — Том вздохнул, собираясь с мыслями. — На эти твои вопросы я могу ответить. Я действительно не пользуюсь деньгами родителей. Те деньги, которые я трачу сейчас, были выданы мне на лечение и реабилитацию после войны — я был ранен. На почту я устроился работать, чтобы у меня был повод проезжать или проходить мимо твоего дома — так было легче устроить «случайную» встречу. А про Гилма и разрешение… — я сам не могу сказать, почему промолчал. Возможно, я всё ещё не воспринимаю его как кого-то важного, возможно мне не хотелось, чтобы ты слишком официально отнеслась к нему при встрече… Или, — слегка улыбнулся он, — мне хотелось показать тебе, что я волшебник, и для меня нет ничего невозможного…

— Прости меня, — немного подумав, добавил он. — Я понимаю, из-за чего ты злишься. Китнисс, я не могу обещать тебе, что с этого дня у меня не будет никаких тайн. Это будет нечестно. Но я попытаюсь быть с тобой более откровенным. Давай все-таки попробуем?

Китнисс молчала — почему-то, все время получалось так, что у него находились ответы на всё вопросы. И Том, действительно, пока не сделал ей ничего дурного. Может, стоит попробовать, и дать ему ещё один шанс? Наконец, она поняла, какой вопрос она хочет задать:

— Клайв упоминал какую-то историю, о том, что они тебя бросили в трудный момент, или что-то вроде этого. Это как-то связано с тем, что ты сменил фамилию?

— Связано напрямую. Это довольно долгая история. Давай сядем? — предложил Том, бросая свою куртку на прохладный песок. Они уселись, и стали смотреть на шумящую воду и огни какого-то полуострова вдалеке. — Сразу говорю, возможно, я опущу некоторые подробности, об этом не очень приятно рассказывать. Восемь лет назад на Игры попала девушка из нашей компании. Её имя было записано тридцать шесть раз. Я не понимал, как это возможно, ведь я ничего не знал про тессеры — друзья мне об этом не говорили, а сам я никогда не спрашивал. Я знал, что они голодали, слышал, про то, что можно что-то обменять на еду, но никогда не интересовался, участвуют ли они в этом обмене. Мне казалось, что добываемой нелегальными способами еды им хватает на пропитание — представляешь, каким я был идиотом? У неё было ещё двое младших братьев, но всей её семье должно было хватать одной-двух рыбёшек в день! Да и у остальных ребят были такие же проблемы, которые не приходили мне в голову — я хорошо проводил с ними время и считал, что мы всегда поможем друг другу, если попросим о помощи. А раз они не просили, значит, у них всё хорошо. Когда Лану выбрали, я обещал сделать всё, чтобы спасти её, и обратился к родителям. Они согласились стать спонсорами. И стали — вот только помощь отправили не ей, а парню из Первого. Разумеется, не по ошибке — они поставили на его победу и выиграли, а на вырученные деньги решили подарить мне ресторан. Тогда я и ушел из дома.

Том остановился, погрузившись в воспоминания. Китнисс молчала — она хотела как-то показать парню свое сочувствие, но не знала, как это сделать. Поступок родителей Тома её почти не шокировал — примерно так же, в свое время, её не удивили откровения Финника о Сноу — такого она и ожидала от богатых людей. Естественно, что процветание сына для них было важнее, чем судьба какой-то безродной нищей девушки. А если Том ещё и был влюблен, то они вообще вздохнули с облегчением, избавившись от неподходящей для него партии. Побег Тома тоже не удивлял. Так и не решившись взять парня за руку, ругая себя за чёрствость и недоверчивость, она задала вопрос:

— Разве можно одновременно делать ставку и спонсировать?

— Разумеется, нет, — усмехнулся Том. — Не напрямую, во всяком случае. Я предполагаю, что они посоветовали кому-то поставить на Первого, сами отправили ему помощь, а выигрыш поделили пополам. Или действовали через подставных лиц. На самом деле, у них было много схем обогащения на Играх — в это время деньги просто рекой лились.

Схемы обогащения на Играх. Прекрасно. И сейчас эти люди живут себе спокойно, владея уютным кафе, а Том не разговаривает с ними, но получит от них наследство. Хотя… Китнисс не знала, как бы она поступила в этой ситуации — отдала родителей под суд, сообщив обо всех их делишках, или попыталась бы отстраниться от них настолько, насколько это возможно? Том, судя по всему, выбрал второе. Не ей его осуждать.

— Собственно, всё остальное произошло из-за того, что родители успели похвастаться своей удачной ставкой и вложением в меня, — продолжил Том, задумчиво глядя вслед прошедшей мимо них компании ребят, выбирающих место для ночного купания. — О покупке ресторана было известно во всем городе. А вот о том, что я отказался его принимать, ещё нет. Поэтому, когда я пришел к Гилмору, чтобы попросить приютить меня на время, он сказал мне одно слово: «поздравляю». Он решил, что родители предложили мне на выбор — помощь тому, кто заведомо проиграет, или возможность иметь свой собственный ресторан, и что я выбрал второе. Я не стал его разубеждать — просто ушёл, всю ночь бродил по городу.

Потом выяснилось, что Гилм почти сразу пожалел о своих словах — он вообще только кажется сдержанным и хладнокровным, но, если разозлится, бьёт словами больно и наверняка, не всегда разбираясь в том, прав ли он. Он мне не доверял, считал, что я их отвлекаю на пустые развлечения, поэтому сначала предположил худшее, потом пожалел, но было поздно. Они с Клайвом меня искали, чтобы выслушать и помириться. Но, когда нашли, уже я не стал их слушать. В конце-концов, — Том грустно усмехнулся. — У меня была вся ночь, в течение которой я жалел себя, настраиваясь на то, что у меня нет ни родителей, ни друзей, разве можно после такого сдаться и признать себя менее несчастным и одиноким? Поэтому я сказал им, что как бы мы сейчас ни объяснялись, они уже показали, насколько мне доверяют, и, разобиженный, ушел в Южную часть дистрикта. Я стал называть себя фамилией Брэдли, чтобы никто не заподозрил, что я имею отношение к Брэндонам — они тогда были на слуху, из-за своего «внезапного» выигрыша. Я брался за любую работу, ночевал в ночлежках или на улицах, и нигде не мог задержаться надолго. Не потому что плохо работал или боялся преследования — просто, если я долго жил в одном месте, и начинал привыкать к людям там, мне становилось тревожно. Так прошел год, а потом Гилмор и Клайв все-таки нашли меня — я не знаю каких усилий и рисков им это стоило, но точно знаю, что это было опасно для них — и убедили больше не дурить. С того времени, всё у нас начало налаживаться.

— Ты их простил? — Китнисс, наконец-то, решилась придвинуться поближе к Тому и взять его за руку. Увидев его кивок, она продолжила: — Я бы, наверное, не простила, я не умею, — теперь ей уже хотелось рассказать ему о матери и Гейле, но она не знала, как подобрать слова.

— Вот уж в это я не верю. Ты только кажешься жёсткой и беспощадной, может, ты сама про себя так думаешь, но это не правда. Ты сама не знаешь, какая ты на самом деле.

Китнисс вздрогнула. Нечто подобное ей сказал Гейл, и говорил он также мягко, желая заставить её увидеть то, чего в ней не было.

— Я не знаю, и ты не делай вид, что знаешь. Не люблю, когда люди, с которыми я едва знакома, показывают, что они знают меня лучше, чем я сама, — проворчала она.

— Ладно, — Том улыбнулся. — Что же до прощения, то у нас с ребятами всё произошло как-то само собой — они не умоляли меня их простить, даже не просили об этом. Мы просто один раз поговорили, разобрались из-за чего всё это произошло — я тоже был виноват — и потом вели себя друг с другом так, что были точно уверены, что такого больше не повторится. И это важнее. А то, некоторые люди полагают, что, попросив прощения, они уже сделали всё, что нужно, и после этого обижаются, что их не простили, и буквально требуют этого. Ты уже поняла, что я сейчас говорю о своих родителях, — вздохнул он.

— Я тоже говорила о родителях. О маме, — решила признаться Китнисс.

Том отпустил её руку и обнял, прижавшись щекой к волосам. Некоторое время помолчав, он посоветовал:

— Я думаю, самое главное тут понимать причины произошедшего, и помнить, что ты никого прощать не обязана. Если вы обе хотите и стараетесь — она заслужить прощение, а ты — простить, то, со временем, всё придет само собой.

Они ещё долго сидели на песке, глядя на спокойную безграничность моря, доверяя свои чувства времени.