Время отдыха (2/2)

— В детстве я мог стоять тут часами — сказал он. — Но сейчас нам лучше отойти подальше, чтобы спокойно съесть наши бутерброды. Впрочем, — тут же спохватился он — если хочешь, ты можешь ещё полюбоваться, я могу «накрыть стол» сам.

— Ну уж нет! — уходить не хотелось, но позволить Тому сделать всю работу, пока она отдыхает, Китнисс не могла. — А то, позволь тебе, ты ещё и съешь все за меня — шутливо продолжила она. Том усмехнулся, и они вместе начали приготовления к пикнику.

— Ты сам нашел это место? — спросила Китнисс, когда они уселись.

— Ну…и да, и нет. Сначала меня сюда привел отец моего друга. Но я тогда был маленьким, и не запомнил дороги. А вот место запомнил, и очень хотел вернуться. А попросить сводить ещё раз было уже нельзя.

— Почему? Он умер? Отец твоего друга?

— Нет, — вздохнул Том. Китнисс удивлённо подняла брови, и он продолжил: — на консервном заводе перестали выплачивать зарплату, и всей их семье пришлось очень много работать. Законно и незаконно. Просить их потратить целый день, и отвести меня сюда, только потому, что мне здесь понравилось, было как-то неловко.

Да уж, «неловко», это не то слово, подумала Китнисс, отмечая, что Том хотя и был богаче своих друзей, но не кичился этим. Очередное достоинство, как ни крути.

— И тогда ты нашел его сам? — продолжила она разговор.

— Ну да. Долго искал, но не мог бросить поиски. Мне оно очень запомнилось. Отец Гилма ещё историю рассказал об этом водопаде и тисе. О том, как здесь недалеко прятались повстанцы и ходили к этому месту за водой, и как один из них, попался возле этого тиса, и выдал всех, то ли из страха, то ли из-за пыток. Ему обещали обеспеченную жизнь в обмен на предательство и выполнили обещание, но он так и не нашел покоя, и все время приходил сюда. И здесь же нашли его тело. А отчего он умер, никто не понял… Но с тех пор, некоторые люди приходят сюда. Говорят, что это место помогает осознать ошибки прошлого и отпустить их.

— Да, неудивительно, что ты запомнил эту историю. У нас тоже была такая — и Китнисс рассказала, как они с Прим делали «ожерелья из пеньки», послушав «дерево висельника». Удивительно, но имена Прим и отца, хотя и отозвались привычной болью, но слетели с губ довольно легко.

Так же легко оказалась прижаться к Тому и положить голову ему на плечо, а потом позволить ему целовать себя в лоб и в макушку.

— Как ты думаешь, — мысленно спросила Китнисс у старого тиса, повидавшего страшные вещи, — это предательство, или я просто отпускаю прошлое?

***

— Ты стала другой … — вздохнув, заметила миссис Эвердин, с нежностью и немного грустно глядя на дочь.

— Какой? — не то чтобы Китнисс очень хотелось услышать вердикт, но начинать сближение надо с искренних разговоров за общим занятием. Так, во всяком случае, учил доктор Аврелий.

— Мягче. Раньше ты никогда не пыталась идти людям навстречу, — сказав это, миссис Эвердин осторожно взглянула на дочь, опасаясь ее реакции.

Китнисс помрачнела, но промолчала. Скорее всего, под людьми мать имела в виду себя. Девушка напряглась, готовясь к тяжёлому разговору о том, кто из них и насколько друг перед другом виноват, но миссис Эвердин заговорила о другом:

— Раньше ты никогда не сходилась ни с кем настолько быстро. Должно было пройти несколько лет, чтобы человек заслужил твою дружбу. А некоторых, кто пытался с тобой заговорить, и как-то тебе помочь, ты вообще не замечала. Только если они не были младше, — чуть улыбнувшись, миссис Эвердин вздохнула, вспоминая.

— А как ты думаешь, почему они должны были быть младше? — с любопытством спросила Китнисс. Она осознала, что мать права — все ее немногочисленные приятели, кроме Гейла, были младше нее на два-три года.

— Тебе нравилось помогать и заботиться. Это, конечно, хорошо, но иногда я жалела, что ты почти ни с кем не общаешься на равных. А советовать тебе я боялась…

Разговор всё-таки свернул не туда, и Китнисс, не зная, как уйти от опасной темы их взаимоотношений после смерти отца замолчала, делая вид, что увлечена нарезкой сладкого перца. На кухне воцарилось молчание, прерываемое лишь стуком ножа и шкворчанием масла на сковороде…

— А ты знаешь что-нибудь о Томе? — наконец, решилась спросить Китнисс. Возможно, чтобы что-то исправить в их отношениях с матерью, ей следовало просить у нее советов… Или, хотя бы, интересоваться ее мнением.

— Не очень много. Мы познакомились, когда он лечился в клинике. Его тяжело ранили в битве за Капитолий. Я мало что могу про него сказать. Только то, что он хороший пациент — очень редко нарушал предписания и уважал работу медсестер. Он сразу меня узнал — видел по телевизору — и мы иногда о тебе говорили.

Китнисс задумалась. Оказывается, Том не просто помогал повстанцам, а воевал. Она бы никогда не подумала. Он создавал впечатление человека, далёкого от войны и потерь. А тут… Впрочем, тут же с грустью подумала она, это далеко не первый раз, когда она, ничего не зная о человеке делает выводы о нем не в его пользу. Финник, с его якобы лёгкой жизнью победителя, Хеймитч, которого она считала опустившимся слабаком, Пит… горло перехватило. Да и не только они, перечислять тех, кого она посчитала хуже, чем они были на самом деле, можно было долго. Она сразу выносила приговор, не давая людям шанса стать лучше. И вот опять в ком-то ошиблась. Интересно, чего ещё она не знает о Томе?

— Китнисс… — прервала затянувшееся молчание миссис Эвердин — я знаю, что тебе трудно сейчас. И я рада, что ты пытаешься начать жизнь заново, и принимаешь тех, кто тебе в этом помогает.

— Я думала, ты будешь ругаться, что мы слишком быстро… — Китнисс замялась, подбирая слово — сошлись?

Миссис Эвердин слегка нахмурились:

— Я бы не сказала, что я довольна этим. Мне бы хотелось, чтобы вы начали с дружбы. Но ты у меня уже взрослая, и я упустила то время, когда могла тебе советовать. Тем более, мой совет ты уже сама назвала: не торопись. Том хороший человек, но…тебе нужно время.

Дальнейшие приготовления к ужину прошли в молчании, но оно уже не было неловким. Может, доктор Аврелий прав, и все наладится?