Время отдыха (1/2)
Китнисс проснулась от нехорошего сна. Что именно ей снилось, она не помнила, но стычка с неизвестными, произошедшая четыре дня назад, явно не прошла для нее даром — вернулись прежние страхи.
Провалявшись в постели какое-то время, она решительно встала и босиком подошла к окну посмотреть на рассвет. Первые лучи восходящего солнца озаряли небо над морем. Вид был потрясающий, а свежий аромат утра, ворвавшийся в комнату, когда она открыла окно, придал бодрости. Теперь можно было подумать обо всем, что с ней происходило.
За эти дни они с Томом обошли весь городок и его окрестности. Китнисс начала влюбляться в Четвертый, в запах моря, в пение сверчков и стрекот цикад по вечерам. Море как будто делилось с ней тем, чего ей так не хватало сейчас — спокойствием и силой. Иногда, девушка жалела, что не умеет рисовать — ей хотелось оставить в памяти рассеивающиеся далеко в небе предрассветные лучи; перекатывающееся мелкими волнами море, серебристые блики света на воде, густую поросль тропических растений, отгораживающих их жилище от всего мира. Запечатлеть во всех подробностях каждый день, проведенный на этом уединенном островке живой природы.
В такие моменты Китнисс думала о Пите, но даже мысли о нем здесь, среди шума волн и шороха листвы, были лишены горечи. Она вспоминала их разговоры и воображала, что Пит мог бы сказать, глядя на все это великолепие…
Она даже смогла просмотреть несколько передач с его участием и, когда рассматривала его картины, пыталась представить себе, что он чувствовал, когда писал их и радовалась тому, что он казался здоровым. Этому она научилась.
Также она старалась научиться доверять Тому, несмотря на то, что по-прежнему очень мало знала о нем…
Вечером после нападения, Том, действительно, не стал уходить от ответа. Они сидели на веранде, за плетеным столом. Китнисс, поджала под себя ноги и закуталась в плед, прячась от вечерней прохлады. Перед ней стояла чашка горячего чая, пар окутывал ее ароматом пряных трав, но девушка не торопилась пить, выжидающе глядя на Тома. Парень глубоко вздохнул и, отведя глаза в сторону моря, признался:
— Тот официант назвал меня моей настоящей фамилией — Брэндон. Я солгал тебе, когда сказал, что мои родители работали в кафе — они владели кафе. И не одним, а целой сетью. Это, конечно, было не так прибыльно, как иметь подобный бизнес на Юге, — к нам не ездили отдыхать капитолийцы, но моя семья очень богата. Была. Вот почти все мои тайны.
Китнисс некоторое время молчала. От нее не укрылось слово «почти». Да и как отнестись к новой информации она пока не знала.
— Так эти двое…
— Да. Это мои бывшие одноклассники. Их семьи пострадали во время революции, они лишились всего. А я, как они считают, — нет. Мои родители все еще вполне обеспечены. Разумеется, сами себя они теперь считают полунищими. — Том говорил торопливо, словно боясь, что она захочет уехать раньше, чем он все расскажет. Но последнюю фразу он произнес с такой интонацией, что Китнисс сразу со стыдом осознала, что «наивным капитолийцем» Том точно не являлся, и ее сарказм и насмешки в свой адрес прекрасно понимал.
— А почему ты назвался Томом Брэдли, а не своей фамилией? — задала она очередной вопрос.
— Я изменил фамилию, когда мне было шестнадцать. После… — парень судорожно вздохнул и некоторое время молчал, справляясь с собой, решая, стоит ли говорить дальше.
Китнисс с изумлением на него смотрела — Том был всегда спокоен и безмятежен, видеть такие проявления чувств было странно…
— Словом, я понял, что не могу их видеть, и не хочу иметь с ними ничего общего, — уклончиво ответил он.
— Они сделали тебе что-то плохое?
— Как сказать… Они сами не поняли, что плохого они сделали. По их словам, меня просто испортили нищие ребята, с которыми я общался. Возможно, так оно и было — родители хотели, как лучше для меня, но, к тому времени, мы уже по-разному понимали, что является лучшим. Сейчас мы общаемся, но прохладно — так, поздравляем друг друга с праздниками, киваем и улыбаемся при встрече. Я иногда захожу в их кафе, но никогда не пользуюсь их деньгами. Почти никогда — один раз воспользовался, тогда мы и начали снова общаться, но этот долг я надеюсь им вернуть, когда-нибудь.
Тем вечером, Китнисс подумала, что Том дал исчерпывающие ответы, но прокручивая в уме прошедший разговор, она поняла, что не узнала о нем почти ничего нового, кроме того, что он не просто не голодал, а был очень обеспечен, и не ладил с родителями. Остальная его история скрылась за обтекаемыми фразами и осталась тайной. Можно было догадаться, что, когда ему было шестнадцать, с ним произошло что-то плохое, но стоило ли пытаться выяснять, что именно, или лучше дождаться, пока Том сам расскажет? В конце концов, откровенность требует ответной откровенности, а она пока не была уверена в том, что готова рассказывать Тому о себе. Некоторые её вопросы остались даже без расплывчатого ответа, так как ей не пришло в голову их задать. Почему он переехал из Четвертого? Может, сбежал от своих бывших приятелей, которые хотели то ли отомстить ему, то ли поживиться за его счет — вернее, за счет его родителей? Но почему именно в Двенадцатый? Предполагаемый ответ на этот вопрос Китнисс очень не нравился. И откуда Том знает ее маму?
Мама, по всей видимости, устроилась хорошо — работала старшей медсестрой в местной больнице, арендовала очень уютную квартирку. Это и радовало, и не радовало одновременно. В глубине души, Китнисс очень хотела, чтобы мама беспокоилась о ней чуть больше. Настолько больше, чтобы хотя бы на время приехать к ней, когда ей было плохо. Но, чего нет, того нет. Надо как-то жить с тем, что имеется. Тем более, что вторая встреча прошла намного лучше, чем она ожидала. Они даже нашли общее дело — решили вместе готовить по вечерам. И как раз первая их такая встреча была запланирована на сегодняшний день — будет хорошая возможность расспросить маму про Тома.
***
И куда мы идем сегодня? — спросила Китнисс у Тома после завтрака.
— Сейчас я проверю, помнишь ли ты, куда я обещал тебя сводить, когда мы ехали в поезде? — с наигранной строгостью сказал он.
— В место, которое ты любил в детстве. Но мы и так все это время ходим по местам твоего детства, разве нет?
— Нет, это — особое.
Место у водопада, куда Том ее привел, и правда было чудесным. Деревьев вокруг было немного, и непрерывный поток воды переливался на солнце всеми цветами радуги. На скалистой горе, там, где водопад начинался, расправил ветви старый тис. Кряжистый, мощный, с торчащими из скалы корнями, темный и мрачный, он контрастировал с окружающим солнечным пейзажем и невольно притягивал взгляд. Как старик, бдительно смотрящий за резвящейся вокруг молодежью, и охраняющий ее.
Китнисс отвернулась от привлекшего ее внимание тиса (при виде него ей вспомнился Хеймитч) и с наслаждением вдохнула воздух, полный запахов цветущих трав, хвои и прохлады.
— Красиво, правда? — Том говорил громко, стараясь перекричать шум воды. Вид у него был радостный и торжественный.
Китнисс молча кивнула. Говорить не хотелось. Водяные потоки, несущиеся с головокружительной скоростью, дарили ощущение свободы и легкости. Здесь, казалось, сочетались все противоположности: холод от воды и жар от камней, легкомысленный и дразнящий запах цветов и сильный, глубокий запах хвои, веселье и беззаботность блестящих на солнце искр и печаль старого тиса.
Некоторое время парень с девушкой молчали, глядя на стремительно убегающую воду. Наконец, Том встряхнулся и потянул Китнисс подальше от водопада.