глава одиннадцатая, в которой кто-то получает внезапный ответ, а кто-то всё-таки срывается (1/1)

– Мы тебя не боимся, – сказал Тэльво, и Феанаро подавил порыв зажмуриться. Да что за ерунду они несут?– Нет, мы боимся, – уточнил Питьо, – но всё равно не скажем.И чего они теперь ждут?.. Старшие оба встали, вот сидели – а вот уже на ногах, сами будто волны; Нельо, конечно, тут же оказался рядом с младшими. Ну, хоть не заслонил. Ярость дремала где-то рядом – о, знакомая ярость, что, и вы тоже против меня, да как вы смеете, вы, младшие, щенки, младенцы, сосунки ещё, да вы и глаз на меня не должны поднимать; никто из вас ведь ни во что меня не ставит, все вы смеётесь надо мной, и вы и старшие, всем вам одно… – но кроме ярости было кое-что ещё. Был ребёнок, лишившийся родных и никого притом не проклинавший. Были старшие, которые успели вырасти, пока ярость накатывала белыми волнами. Была мать в зеркале и мать в кошмаре – ты умеешь только требовать... Да он себя-то самого толком не помнит, куда ему сейчас с детьми? О, как нужна ему Нерданель, вот в эту самую минуту нужна, руки её нужны, слова нужны. О, любимая, ты ведь всё верно говорила – ну, почти всё. Многое.– Отец, – попросил Нельо, – позволь, я сам с ними поговорю? Они не понимают, что творят.– Мы оба можем, – откликнулся Кано самым неуверенным эхом в мире, – не злись, отец. Они ещё так юны.?И не желают умереть во цвете лет?, продолжил мысленно Феанаро и чуть не рассмеялся вслух – такое грустное у Кано было лицо. Печальное. Трагическое. Возвышенное. Страсти вокруг овечьей шкуры, о, помилуй Эру.– Нет уж, я как-нибудь сам на этот раз, – хотел сказать так, чтобы старшие поняли: не надо быть щитом, я не угроза, – а получилось как будто высмеивал. Дурацкие привычки. Амбаруссар взялись за руки и воображали себя, видимо, бесстрашными воинами в плену у Чёрного Всадника или кем-нибудь в этом роде. Тоже мне герои.– Не хотите сказать? – спросил то ли сердито, то ли вовсе удивлённо. – Но почему? Это должно меня взбесить ещё сильнее? Вы у кого-нибудь её обменяли на эти деньги?Молчат, качают головами в такт – отражения и есть.– Вы у кого-нибудь её взяли без спроса?– Нет же!– Тогда что это ещё за тайна эпохи?– Такая тайна, – Тэльво из этих двоих явно был сейчас упрямее, – мы просто не хотим, чтоб ты узнал.– А братьям мог бы рассказать?– Только если они потом не скажут тебе.– Да что там… что-то связанное с матерью?Снова качают головами – ?нет? и ?нет?. Вот обронить бы сейчас: ?Не стану с вами разговаривать, пока не скажете?, и обратиться к старшим, и дело с концом. Но Финвэ разве сделал бы так? Нет. И Нерданель тоже.– Что-то опасное для вас?Мотают головами.– Что-то опасное для меня?Заминка. Замечательно.– И вы решили оградить меня от опасности, мне же не говоря о ней?– Там не опасность! Там…?Не говори!? – мысль вспыхнула такая яркая, что даже если бы Феанаро и хотел бы – не смог бы пропустить. ?Не говори, не говори, не говори ему!?Кричал всё тот же Тэльво. Старшие мельком переглянулись – тоже услышали, тоже удивились и значит, тоже ничего не знают. Да бездна с ней, с этой шкурой, и кошка как-нибудь переживёт – с детьми-то что?– Там что-то, что я слишком хочу знать? Чего я не хочу знать? Там что, зеркало?..С последним явно промахнулся – Тэльво даже реветь раздумал, так и уставился мокрыми глазами. Ай, как же всё это невовремя. И почему их умолчание – их отказ! – сильней ранит их же самих? Что за упрямство?– Что ж, – Феанаро нарочно выждал паузу, – не хотите рассказывать – ваше право. Для вас ведь это не опасно??Нет, отец?, – Тэльво так и смотрел огромными глазами, даже головой не мотнул на этот раз. Ну что ты хочешь, чтобы я в тебе прочёл? От чего мне тебя спасти – от тебя же самого?– Прости, отец, – Питьо склонил голову. – Хочешь, возьми Хуана. Или вели не выходить никуда. Только не злись.Какая красота. Что это за желание если не гибнуть героически во цвете лет, то пострадать во что бы то ни стало. Кого они там видят на его месте.Вот Нерданель сейчас, наверное, обняла бы. Но как ты их обнимешь, как ты его обнимешь, если он всеми мыслями от тебя шарахается?– У меня что, вдруг выросли клыки? – спросил, показывая жестами эти самые клыки. – Рога? Когти? Чёрные крылья за спиной, а из глаз плещет пустота?Они смотрели ошарашенно. Все, даже Кано, даже Майтимо – что ты несёшь, отец? О, что ж, сейчас узнаете.– Ну? Выросли или нет? Кто-нибудь скажет? Младшие?– Нет, – ответил Тэльво еле слышно, – нет, отец. У тебя нет ни клыков, ни… ни когтей.– Так что же вы тогда себя ведёте так, словно пред вами порождение тьмы? Вы пытаетесь мне помочь и вам же от этого плохо. С чего мне вас наказывать? Я что, дурак?О, что-то они слышали, вот только что.– И уж Хуана я у вас точно забрать не смогу, это не мой пёс, – Тэльво смотрел отчаянно, но хоть дышать начал глубоко, а не еле-еле. – Где он, кстати?– Тьелко забрал.– Тьелко забрал! Всё, гуляйте теперь одни, милые братья, и да пребудет с вами милость Эру?– Мы сказали, что будем осторожны.Феанаро рассмеялся. Какой-то это был не тот смех, нехороший смех – Кано, во всяком случае, нахмурился, переглянулся с Нельо и опять нахмурился. Как знать, может, старшие сейчас обсуждали, не уронить ли его в озеро, чтобы остыл. С них станется. Валар со старшими пока, смотри на Тэльво:– Ты думаешь, я что, отрекусь сейчас от тебя? Ударю тебя? Если здесь тайна, зачем вы вообще что-то затеяли с этой шкурой и с этой кошкой?– Мы не думали, что ты спросишь именно про шкуру, – буркнул Питьо, – а перед кошкой мы бы извинились, если надо.– Нет, это ты не думал, – огрызнулся Тэльво, – я сразу говорил, нужно самим…Тэльво трясло. Сейчас он всё-таки расплачется, и какой-нибудь Нельо сгребёт его в охапку, и на этом всё и кончится.– Телуфинвэ, – позвал Феанаро негромко, – а ну-ка подойди сюда ко мне.– Зачем?– А может быть, тогда ты убедишься, что от какого-то паршивого секрета я никуда от вас не денусь.– Отец, что ты…Старшие что-то там ещё пытались возразить, но Тэльво всё-таки шагнул вперёд – и Феанаро притиснул его к себе. Может, он делает не то. Может, надо заглядывать в глаза, гладить по голове и вещать что-нибудь успокоительное. Может, наоборот – секрет сюда или я знать не знаю, кто вы двое такие. Может, ещё вот так: о, я плохой отец, наверное, раз мои дети мне же и не верят, горе мне злосчастному. Можно было по-всякому. Но Тэльво, кажется, больше не трясло, и это было важнее всего.– Иди сюда, второй, – позвал и Питьо тоже. Какие всё же они сделались высокие для младших. И где всё-таки взяли шкуру? Выменяли, что ли?– Это хороший секрет, – сказал Тэльво куда-то ему в грудь, – правда, хороший. Просто если ты узнаешь, ты же совсем раздумаешь возвращаться домой.***– Я хочу найти кошку, – сказал Турко, и Морьо только плечами пожал. Кошка так кошка, кальмар так кальмар. Но кальмар был таким делом – отдельным, огромным, да и поплавать в озере они ещё успеют. Наверное. Оно же не священное, в нём можно плавать? Турко с утра спросил было у Майтимо, но тот думал своё и не ответил толком. Зато вмешался Кано, кто бы сомневался:– А если дети, глядя на тебя, захотят тоже? А вдруг не все из них умеют плавать?Ууу, зануда, что он понимает. Турко замахал на него и умчался – всё равно куда, лишь бы подальше. Курво опять был в библиотеке – вечно он туда стремится, нет, это правильно, наверное, не то чтобы Турко был против книг, но ведь столько всего надо осмотреть! Ткнулся в осанвэ, получил в ответ ?попозже?. Ну, позже так позже, сам виноват, что не увидишь озера, и подземелий, и пса, и леса, и всего-всего! К псу они с Морьо заглянули первым делом – нет, ни с кем не столкнулись на сей раз, и пёс пересказал свой сон. Собачьи сны – особое дело тоже, никогда Турко не умел их переводить. И потом они с Морьо даже ему спели – ну, как смогли, не всем же быть как Кано. И голоса у них всё равно красивые, даже у Морьо, если он не сердится. И потом они выяснили ещё кое-что:– Тебя правда зовут Пушок?Конечно, его звали не Пушком, это последний человек назвал Пушком, а изначальное имя было всё-таки про мрак, и значит, Тьелко был прав, а не Гарри, так-то. Запомнил: рассказать Гарри при случае, надо было на что-нибудь поспорить, а впрочем, на что тут спорить; уже совсем собрался было пойти к озеру, но вспомнил вчерашнюю кошку. Не профессора, а обычную. Какая-то она была неправильная: как будто на неё что-то просыпали, и теперь она жалась к полу и боялась. Как будто бы немножко оглушённая. И цвет такой – как пепел, может, в неё тоже кто-то когда-то кинул какой-нибудь вспышкой, как в Хуана, и вот теперь она такая?– Как думаешь, – спросил у Морьо, – кто её хозяин?– Не знаю. Может, он её не любит.– Так не бывает!– Тут за Гарри охотится чудовище и почти всем всё равно. Может, тут бывает.Да ну что он такое говорит! Утро, свобода, никто ни на кого не зол особенно, и кошка – можно ведь хотя бы обсудить с ней? Может, она всем довольна, может быть, у неё всегда такая морда. Подумав, потащил Морьо на кухню – во-первых, где вкусное, там и кошка, во-вторых, Морьо-то кухни ещё не видел. На кухне им пришлось отбиться от: кексов, варенья, бифштексов (один Тьелко взял для кошки), каких-то булочек и какао. Невозможно. И это только первая волна просьб.– Вам правда нравится всё это здесь готовить? – спросил, глядя на маленьких ушастых у своих ног. – Вам что, не хочется погулять? Поплавать? Я не знаю, почитать? Нет?– Нам очень нравится!– Пусть Туркафинвэ-сэр не беспокоится!– Господин Морифинвэ-сэр не желает копчёного бекона?О, иногда Турко казалось – Морьо вообще всё равно, что он там ест. Жевал и жевал: мог с одинаковым выражением лица поглощать свежий мамин хлеб или какого-нибудь зайца, которого сам Турко, будем честны, изрядно пересушил.– А вас что, можно как-то отблагодарить? – спросил Морьо наугад у нескольких ушастых сразу. Мрачно спросил, будто не благодарность выражал, а какое-нибудь презрение. Порицание. – Вас же ведь как-то благодарят, да? Вам платят этими… деньгами?– Нам не нужны деньги!– Мы счастливы радовать Морифинвэ-сэра!– Да вы меня даже не знаете.– Всех, кто дорог Хогвартсу, мы счастливы обслужить, сэр!О, как это странно. И кошки никакой тут не было, не заходила она сюда – ну, как ушастые сказали. Морьо с ними и остался:– Хочу посмотреть, как они всё делают.– Не лопни только.– Я смотреть хочу, а не объесться!Таким образом, за Хуаном Тьелко пошёл уже один – ну а кого ещё просить выследить кошку? Младшие поклялись, что будут паиньками, – надолго бы их, конечно, не хватило, но и Тьелко Хуан нужен был лишь для кошки, туда и обратно.– Как думаешь, они что-то затевают?Хуан считал – они уже что-то затеяли, и лучше бы ему при них и быть, но Тьелко отмахнулся. Он недолго.– Ты можешь найти кошку? Тут одна такая… встрепанная. Усталая, может. Вот не та, что человек, а такая особенная. Может, обойти замок сверху донизу?Но сверху донизу не получилось – в одном из холлов он столкнулся с Курво.– О, – сказал Курво, – привет, брат. Привет, Хуан.– Мы ищем кошку, хочешь с нами?– Что за кошка?– Вчера мы видели на пути к башне.– А! Я думал…Он часто начинал и не заканчивал – будто бы в одиночку владел домом, заваленным самыми разными сокровищами, а пускал всех обычно не дальше порога. Ну, отцу, может, дозволял смотреть. Ну с самим Тьелко неожиданно делился, и то от случая к случаю – ну и ладно! В конце концов, братьев ведь любят не за открытость. Поэтому Тьелко не стал спрашивать, что он там думал, а спросил проще, про другое:– Где ты был?– Пас твоих смертных.– Каких смертных?– Встретил Гарри и остальных, девочку и рыжего; почти узнал у них, что они думают, но тут наткнулись на одного... Знаешь, вот есть такая рыба, забыл имя, она ещё надувается, чтобы казаться страшней? Ну так вот он как эта рыба. Всё мне испортил. А потом они сбежали.– Ты их обидел, что ли?– Нет, на урок сбежали, тут недалеко. Я хочу их дождаться, но под дверью сидеть не буду.– А напроситься посмотреть на урок?– Зачем?Вот тут опять был какой-то такой угол беседы, на котором они с братом вообще друг друга не понимали. Не сходились. То ли Курво имел в виду ?зачем им мешать?, то ли ?что там может быть интересного?, а ещё он так говорил, как будто бы…– Почему ты сказал, что смертные мои?– Ну, ты о них хлопочешь. Разве нет? Гарри то, Гарри это. Позвал старших вчера.– Это Морьо позвал!– Привёл к отцу. Они твои птенцы, да?– Почему птенцы?И вот тут Курво сделал запрещённую вещь, ту, что сам Тьелко делал только если уж очень злился. Курво улыбнулся, сложил руки у груди и изобразил птицу-мать, заприседал, заквохтал:– Ооо, мои смертные друзья, я так волнуюсь, о, я пойду с ними смотреть на птиц, о, а вдруг с ними что-нибудь случится, ооо, и какая разница, что я их знаю второй день, вдруг мой брат их обидел!– Перестань!– Ооо, что я сделаю, если он не перестанет, неужели пойду нажалуюсь старшим, ой, стой, старшие же велели нам не драться, что же я буду делать, какой ужас, птенцы же смотрят на меня с благоговением, они теперь моя свита!– Да какая тебе свита!Конечно, он опять не рассчитал – сказано было сто раз, не врезайся со всей силы, Курво меньше тебя, тоньше тебя, могучий ты наш, не дай валар ему сломаешь что-нибудь – но Тьелко думать обо всём этом забыл, и сшиб Курво с ног, конечно, и они покатились по полу. Как хорошо, что смертные на уроке. Хуан, конечно, гавкнул что-то вроде: ?А ну-ка перестаньте возиться в грязи!?, но они были не щенки, и между попытками то ли встряхнуть друг друга, то ли придушить кричали вот что:– Да ты сам ушёл в эту библиотеку!– А ты и рад? Зайти ко мне никак не мог, да?– Чтоб ты сказал: ?Светлая встреча? и молчал?– О, ну конечно, зачем меня навещать, тебе же есть с кем развлекаться, тебе всегда есть! Что же… – тут Курво пришлось прерваться, потому что Тьелко потянул его за волосы. – Что же… пусти! – позвал бы сразу десять смертных, почему нет? – Это не свита, – о, только б головой не треснуться об эти камни, – они хорошие, и я не понимаю…– Да тебе все хорошие!– А тебе трудно прямо рассказать, что скучно одному?– Тебе понять трудно?!И тут вдруг они покатились вниз по лестнице. Тьелко пытался замереть – только бы Курво головой своей не ударился! – и даже выставил руку, чтобы уже упереться хоть во что-нибудь – как лестница двинулась. Заскрежетала, будто где-то там, внутри, двигались ржавые колёса с рычагами, и медленно поползла, одним концом – над пропастью.