глава вторая, где некоторые видят вещи, которых видеть не хотели бы (1/1)

Сны снились угловатые, сумбурные – из таких просыпаешься рывком и потом долго смотришь в потолок. А здесь и потолка не видно – только полог над кроватью. Дома, когда не мог уснуть, Майтимо наблюдал за тенями на потолке – всякий раз разными, сине-серо-фиолетовыми, или слушал шорохи сада и скрип той самой половицы, которая даже отцу почему-то не давалась, и как кто-то из братьев нет-нет да и проскальзывал на кухню. Дома всё было на своих местах.Здесь всё было чужое, странное, неясное, не то что даже раздражающее – непонятное. Будто надел рубаху нового покроя и неразношенные сапоги: там тесно, тут топорщится. Поэтому он ждал подвоха, но ничего не говорил. Отец смирился с перемещением не по-отцовски легко: почти не буйствовал, даже с места не вскочил, когда местный властитель объяснял, в чём дело. Отца как будто занимало что-то своё: обычно это могло быть изобретение или вопрос без ответа, но тут он будто бы… – Майтимо поискал слова, – если бы это был Кано, Майтимо бы решил, что тот пытается уловить песню. Но отец не пишет песен…Хорошо, что их поселили в одной спальне. Конечно, когда все придут в себя, тут ещё произойдёт битва подушками (и не одна), и к местным ванным Майтимо относился настороженно, но, по крайней мере, он слышал, как все спят. Дышат во сне. Он бы даже не отказался, чтобы кто-то из братьев юркнул к нему в кровать: все эти ?на минутку?, ?мне погреться?, ?прости, я…? – и так далее, и так далее. И утешать он был готов. Поэтому, когда услышал чей-то сдавленный плач – не удивился, только тихонько сел, откинул одеяло, ступил на местный ковёр – ай, жёстко – поджал пальцы на ногах и попытался разобрать, откуда звук.– Всё в порядке, – объявил шёпотом, ещё не зная, к кому обращается, – ш-ш-ш, я здесь, я здесь, всё хорошо.Обычно на такое либо замолкали, либо ревели отчаянней, но сейчас ничего не изменилось. Кто-то плакал… неправильно. Не Кано – тот умел беззвучно. Не Амбаруссар – те ревели искренне, все бы уже проснулись. Тьелко должен бы бить подушку и кусать кулак. Морьо на ?ш-ш-ш? сказал бы: ?Ну и не твоё дело?, и это значило бы – заткнись и обнимай. Курво пришёл бы сам или не плакал бы. Да и все братья уже взрослые, чтобы так…Но ведь и плач был взрослый. Раздосадованный плач. Наугад, рассеянно, Нельо прокрался наружу – через пустую гостиную в пустынный коридор. Женщина на портрете у входа только взглядом ожгла. Ну извините – работаете дверью, так не жалуйтесь…А в коридоре, у стены, кто-то сидел, кто-то высокий и темноволосый, и Майтимо выругал себя, что не пересчитал братьев перед тем, как выйти. Знакомый профиль, и манера откидывать волосы за спину, и вообще жесты ой как знакомы, а вот плач – нет, незнаком. Майтимо замер озадаченно, не в силах совместить в голове картинку и звук, и тот, кто сидел у стены, вдруг саданул по ней кулаком, и снова, и снова. Каменная стена же.– Отец, ты что!Нельо упал рядом с ним, поймал кулак в ладони и только тут понял – надо было не заметить. Надо было скользнуть тихонько в спальню, и отец бы не чувствовал себя опозоренным, а теперь уже всё, поздно. Кулак был скользкий от крови.– Эти волшебники!.. – выдохнул отец сквозь зубы. – Эти клятые маги с их трижды проклятыми чарами!– Отец, что произошло?– Что произошло? – Феанаро трясло, то ли от холода, то ли от ярости. Слёзы так и текли по его лицу, и он запрокинул голову и сжал челюсти чуть ли не до судороги.– Что произошло? Ты это у меня хочешь спросить?Брата – любого из братьев – Майтимо просто обнял бы, но что делать с отцом?– Отец, воды?– Да к валар воду. Я гулял по здешним залам, увидел зеркало. ?Еиналеж?, подумать только. В нём был я, – Феанаро рвано вдохнул воздух и опять замолк.Наверно, нужно вести себя как обычно. Не стонать над ним. Не подавать виду, что потрясён. Или ещё можно показаться глупее, чем ты есть, тогда отец разозлится и отвлечётся… Спросил глупое:– Но во всех зеркалах нас встречаем мы сами. Что же тебя потрясло?– В нём был я, – повторил отец и вдруг так сжал его ладонь, что Майтимо дёрнулся. – И моя мать, Мириэль Тэриндэ. И отец. Они стояли за моей спиной, и я был юн, и мама улыбалась. Она держала руку на моём плече, того меня, что за стеклом. Скажи мне, что это за пытка? Для чего это?Майтимо дёрнулся. Понятия не имею. Может, волшебники так закаляют дух. Может быть, это вроде испытания. Отец не говорил о матери – точнее, говорил, но не так, без рыданий. Что ему ответить?– И ты разбил его? Разбил то зеркало?– Нет, – отец с усилием качнул головой, сглотнул, – нет, я ушёл.Они сидели в тишине. На камне – холодно. Вот бы прижаться к стенке лбом – хоть мысли прояснить…Отец заёрзал, отобрал ладонь и спросил:– Зачем ты сидишь на полу?– Но ты же здесь.– Но я-то взрослый эльда, а не некоторые… – Феанаро встал. Снова уставился на свои руки и нахмурился.– Пошли, – сказал недовольно, как будто это Майтимо тут буйствовал, – поможешь перевязать, раз уж не спишь.***Утро на сей раз началось со скороговорки Тьелкормо.– Отец-отец-отец, – почти взрослый уже сын плюхнулся на кровать без спросу, ухватил Феанаро за плечо и зачастил, как в детстве:– Я видел пса в пещере! В коридоре, то есть. И у него три…– Всем очень интересно, – нараспев отозвался Курво и опустил подушку себе на лицо. Морьо тоже очнулся и сходу швырнул в Тьелкормо свою такую же.– Да ты!.. – Тьелко вскочил, схватил было за угол подушку Феанаро и тут же отступил. – Прости, отец.О, как же это странно. Им – всем семерым – явно было непривычно, что Феанаро тут, рядом, и всё видит. А Майтимо и вовсе невзначай приглядывал – не вмешивался, но следил из-за плеча, готовый оттащить младших, утихомирить средних и вовремя отвлечь самого Феанаро, если вдруг что.– Так что там с псом в пещере? – Феанаро встал. – Морьо, забери-ка своё постельное убранство и больше не кидай куда попало. Курво, подушку надо класть под голову, а не на неё. Амбарусса, вижу, что вы не спите. Кано… – над этим сыном Феанаро прямо-таки навис, но ни трясти, ни говорить: "Подъём!" не стал.Вчера именно Кано сумел правильно объяснить ребёнку, кто они – ?мы не отсюда, потерялись, не причиним зла? – именно Кано первым вступил в разговор с громадным бородатым смертным и с кудрявой девочкой за его спиной. Отрешённый, застывший, маска маской – Кано говорил мягко, ровно, в меру громко, обволакивал голосом и себя, и родичей, и неизвестных, и тогда Феанаро подумал – о нём первом, не о Майтимо даже – сын вырос, кажется, а я и не заметил.– Ты хорошо говоришь, – заметил, пока они шли по лесу к громаде замка.– Я часто мирю братьев, – Кано отвечал медленно, словно шёл с завязанными глазами и ощупывал землю перед тем, как наступить, – часто мирю их, или пою для младших, если Майтимо вдруг занят. Это то же самое. Я думал, ты знаешь, отец.– Мне ты давно не пел.– Но ты ведь не просил?Дома Феанаро бы сказал: ?Довольно?. Здесь почему-то вырвалось другое:– Я попрошу.Пока он вспоминал вчерашнее, к Кано подошёл Майтимо и крепко потряс за плечо. Тот заворочался и попросил каким-то смазанным, смешным голосом:– Ещё немножко… – заёрзал, сбрасывая руку, встал, огляделся, щурясь.– Отец не спускался?..– И тебе доброе утро, Макалаурэ.Пока под общий смех спускались к завтраку – ?не сидеть же нам в комнатах, будто наказанным?, буркнул Морьо и все с ним согласились, – пока спускались к завтраку, Тьелко дорассказал про пса.Оказывается, третий сын не нашёл ничего лучше, чем пойти в коридор на третьем этаже, о котором властитель Дамблдор вчера ясно сказал одно – что он запретный.– Это Хуан, отец! Да это он меня туда привёл, честное слово! – горячился Тьелко, но Феанаро-то знал: наверняка Хуан просто сопровождал во избежание, а Тьелко – тот решил отправиться на разведку. Логично: куда запретили, туда и решил пойти…Дверь заперта надёжно, говорил властитель Дамблдор, и вряд ли вашим детям, при всей их любознательности, удастся вскрыть её.Дамблдор не знал его детей.…– И у него три головы. Он сначала сделал вид, что хочет нас сожрать, но мы поговорили, и он оказался славным. Флейту любит!– О, правда? – оживился Кано. – Это он сам тебе сказал?– Конечно, сам!– И что же, – спросил Курво медленно, этим своим ?да мне совсем не интересно? тоном, – звучало, если честно, по-дурацки, сперва вырасти – а потом тяни слова, – и что, пёс всё время проводит взаперти? Не слышу возмущения, брат.– Это пещерный пёс! Ему там нравится. Пещерный пёс из Гр… странное слово, гром и цоканье как будто бы, – из далёкой страны, вот! И ещё он хранит сокровище.***– Гермиона, они мне не приснились!– Гарри, я тоже с ними говорила. Конечно, не приснились.Вот так всегда. Только столкнёшься с чем-то удивительным, а Гермиона тебе – да-да-да, конечно, я же читала об этом в ?Истории Хогвартса?.Восемь – как они там себя назвали, эльдар?.. – прошествовали в столовую. На них оглядывались – не так, как на Гарри, когда Макгонагалл на распределении назвала его фамилию, но всё-таки. Не так часто в школу прибывает сразу восемь гостей непонятно откуда, да ещё ближе к концу года, да ещё Дамблдор просит оказывать всяческое содействие и больше ничего не объясняет.– Я думаю, – объявила Гермиона, – что на них скоро кто-нибудь поспорит.Она одновременно поглощала омлет и листала книжку – что-то увесистое для лёгкого чтения, – и потому казалось, что ей всё равно, о чём разговор. Гарри знал, что это не так – наоборот, чем она сосредоточеннее смотрит на страницы, тем сильнее волнуется. Будешь тут волноваться – когда сперва ищешь кого-то, кто убивает единорогов, потом встречаешься с кентаврами, а потом ещё всякие типы, которым ты по локоть, сообщают тебе, что бояться нечего. Раз нечего – зачем вы успокаиваете? И голос первого, кто с ними заговорил, тоже был странный – нельзя иметь такой красивый голос, просто не положено. Гарри поклялся бы, что этот Макалаурэ использовал какие-то чары, но палочки ни у кого из гостей не было. Только ножи, вилки и пёс.– Почему вы… – не то чтобы Гарри тогда хорошо соображал, что говорит, когда они все вместе шли обратно к Хогвартсу, – сэр, а зачем вам в лесу посуда?– О? Это случайность.Их пса несли на руках – точнее, подросток чуть постарше близнецов кое-как сграбастал его в охапку и так тащил, и не позволил никому применить чары, и пахло обгорелой шерстью, и пёс лизал подростку лицо.– С Хуаном всё будет в порядке, – обратился к хозяину пса чуть ли не самый высокий из гостей – высокий и рыжий. Несмотря на свой рост, он будто занимал меньше всего места, и Гарри не понимал, как у него это получается. Некоторых людей ты замечаешь сразу, как только входишь в комнату – а некоторые будто сидели там всегда, и никого это не удивляет. Вот и Нелья… – серьёзно, что за имена? – Нельяфинвэ?.. – будто всегда шёл рядом с Гарри по лесной тропе. С ним было не страшно.– Вот и он сам так говорит, – шмыгнул носом хозяин пса. Он тоже представлялся, но имена пришедших путались в голове, и их ведь ещё нужно было поблагодарить, и…– Хуан и сам говорит, что всё в порядке, но я всё равно доберусь до этого…– Остынь, Туркафинвэ, – отец положил руку сыну на плечо. Этот отец говорил меньше всех – и резче всех своих детей, и Гарри очень старался идти подальше от него.…– Я думаю, – продолжила Гермиона, – что скоро им начнут, не знаю, слать записочки. И на спор задавать вопросы. И тому подобное. Во всяком случае, если бы всё это случилось в моей школе, ну, там, где я училась раньше – всё бы точно так и было.Дамблдор же не дал бы кому попало просто бродить по школе, так? Хотя он верит Снейпу – значит, и этим может верить, даже если и не стоит.Рон, сидящий по другую сторону от Гарри, расплылся в улыбке:– Ух, гляньте-ка, там трое рыжих, и двое из них близнецы!Нашёл чему обрадоваться. Ладно, во всяком случае, с утра, в шумном большом зале, гости не выглядели больше такими нездешними – трудно продолжать смахивать на привидение, когда поглощаешь бекон.И всё-таки что-то с ними да было не так.Макалаурэ вдруг поймал взгляд Гарри – и кивнул.