2. Hatachi no Sensou (1/1)

Sono kanashimi mo, kurushimi mo,Sono itami mo wakaranai, wakaranainda yoМне действительно нестерпимо стыдно наутро, и я могу только надеяться, что Натсу не запомнил половину из вчерашнего. И что в той половине, которую не помню я сам, не было ничего слишком идиотского. Отоспавшись, остаток выходного я маюсь от похмелья, торча в бывшем кафе Аюты на набережной. Морской воздух освежает голову. Аюта, слава богу, не упоминает вчерашнего разговора.К вечеру подтягивается Ко, и мы болтаем о чём-то пустом и лёгком. Новоиспечённый муж делится подробностями первой брачной ночи. Вечный неудачник Аюта сокрушается, что у него уже несколько месяцев не было секса. Я пью сок, настраиваясь на неделю тяжёлой работы.И я работаю вдесятеро усерднее. Остаюсь допоздна и прихожу чуть заря. Все мои дни расписаны так, чтобы не оставлять ни одного зазора, ни одной лазейки для депрессии. Ни одной паузы для мыслей о Нао.— Эй! — окликает меня бригадир. Я отрываюсь от работы и только теперь замечаю, что на улице уже темно. — Все пошли выпить, хочешь с нами?— Угу, я присоединюсь, — киваю, продолжая полировать деталь. Не люблю бросать незаконченное дело.— Ты так много работаешь... Уже домой пора.— Ещё немного.Бригадир некоторое время стоит над душой, наблюдая, потом спрашивает:— Зачем ты так много работаешь?Немного теряюсь. Странный какой-то вопрос, будто бы на него можно ответить вот так, сходу. Поэтому я называю лишь одну из причин, наиболее насущную:— Мой брат... Я хочу, чтобы он пошёл в колледж.— Ты говорил, он играет в бейсбол?— Да.— Питчер?Киваю, улыбаясь.— Он недавно играл в турнире Канто... И довольно неплохо.Бригадир изучает меня некоторое время.— Твоё лицо всегда светится счастьем, когда ты думаешь о других.Cтановится неловко. А каким ещё должно быть моё лицо, когда речь о моём брате?..— Подумай о себе, — говорит бригадир.Я поднимаю взгляд. Он смотрит на меня своими маленькими бесцветными глазками из-под стёкол очков, совсем обычный, ничем не примечательный человек из толпы, и в этих глазах светятся отпечатки каких-то радостей, каких-то забот и тревог, какой-то жизни. Целой жизни, о которой я не имею представления.Наверное, он тоже считает всё происходящее с ним самым важным в этом мире, тем, вокруг чего этот мир крутится. И возможно — чей-то мир крутится вокруг него.Всё это так странно.Бригадир чуть улыбается и добавляет:— Живи своей жизнью.Своей жизнью? Моя жизнь — это забота о моей семье, так было всегда. Я и не представляю, как может быть иначе.— Мне этого не понять. Я никогда так не делал, так что...~Возвращаясь вечером домой и размышляя о словах бригадира, я понимаю, что думать о пустоте — бессмысленное занятие. Моя жизнь в отрыве от тех, кто мне дорог, о ком я забочусь — это именно пустота, и это всегда казалось мне естественным. Я — это моя семья, мои друзья, моя работа. Кто такой Канзаки Хирото сам по себе?Всего лишь одинокая фигура, бредущая по вечерним улицам, одна песчинка в этом многомиллионном городе.Внезапный приступ одиночества накрывает меня удушающей волной. Я жалею, что вообще прислушался к словам бригадира, жалею, что полез в свою душу, жалею, что заглянул в глаза пустоты.Ноги заносят меня в уютно освещённый музыкальный магазинчик. Продавец, покопавшись немного в архивах, всё-таки находит для меня старый альбом Lands.Та война, что живёт в видеоиграх,Танцует по ту сторону земного шара.До нас не долетят даже ракеты,Не то, что печальные голоса.Нас ничего не касается,И мы этого не понимаем.В этом городе каждыйЖивёт так, как вздумается.Потому что эти тоска, мука и больНас не достигнут, не достигнут.Потому что эти тоска, мука и больНам непонятны, непонятны.Я не слишком понимаю, о чём пел Натсу в этой песне. Но как раз это непонимание и заставляет слова обретать смысл. Я воспринимаю его не рассудком, а скорее подсознанием. Мягкий, глубокий и чуть хрипловатый голос Натсу из прошлого успокаивает, будто обладает какой-то волшебной силой. Он нисколько не изменился за прошедшее десятилетие.И, наверное, Натсу смог бы спеть ещё не одну настоящую песню, если бы ему было, о ком и для кого петь.Я даже не удивляюсь, когда в следующую субботу ноги сами приносят меня на порог того самого клуба.Натсу снова там, в той же позе за стойкой, в той же толстовке и мятых джинсах, снова недовольный очередной выступающей на сцене группой, но со мной держится, как со старым знакомым. Мы болтаем о бесконечном количестве сложных вещей и напиваемся вдрызг.— Я тоже раньше думал, что буду любить её всю жизнь, — заразительно смеётся Натсу, и я ничего не могу поделать — смеюсь вместе с ним. Насмехаться над собственными чувствами почему-то доставляет удовольствие, сродни мазохистскому. — Потом отпустило. Ничто не длится вечно.— Возможно… — мне искренне хочется ему верить. — Вот тольк…— Шшш-шшш, — вешается на меня Натсу и шепчет в ухо, как всегда делает, когда хочет поведать что-то доверительное. — Верно. Ничего на смену не пришло. И не придёт. Забей, Хиро-чан.Он хлопает меня пару раз по макушке, словно закрепляя смысл слов.…С тех пор это входит в традицию. Выходные — клуб — Натсу — жестокое похмелье. Я ухожу из дома вечером субботы и возвращаюсь под вечер воскресенья. Мать решает, что я завёл девушку. Рэн хмурится. Я никак это не комментирую.Этот клуб, названия которого я так и не удосужился прочесть, становится для меня чем-то вроде тихой гавани. Или скорее — портовой таверны на каком-то острове, затерянном в океанах, где время от времени встречаются наши корабли, зашедшие, чтобы пополнить запасы провианта и рома. Мы не договариваемся о встречах и не обмениваемся номерами телефонов. Мы никогда не ждём друг друга. Однако каждую субботу, неизменно, мы здесь.~— Ностальгирующие фанаты написали петицию, — делится как-то Натсу. — Требуют, чтобы мы собрались и дали концерт.Я оживляюсь. Не то, чтобы я стал фанатом Лэндс… Никогда не понимал, что такое фанатеть по кому-то. Но послушать их вживую — заманчивая перспектива.— Хм… и что ты думаешь?— Что это та ещё задачка. Эти ленивые задницы попробуй отыщи и собери.— Вы что, совсем не общаетесь? — удивляюсь я. Хотя чего удивляться. После той истории мы с Аютой и Ко тоже разбрелись разными дорогами и несколько лет никак не пересекались…— А чего с ними общаться. И так знаю как облупленных. Юкари, правда, стала вконец вредной тёткой. Юкия с Аруми таки поженились. Всё звали в гости, но я как-то… — он передёргивает плечами, — с детства не люблю эти штуки типа тёмных комнат, привидений и всякой готичной хрени.Я смеюсь, представив себе эту парочку по фото на альбоме и описаниям Натсу. И ещё — Натсу, боящегося привидений. Забавно.— И всё-таки, почему бы не попробовать?Натсу тычет меня в ребра:— Хочешь послушать, как я пою?— Я купил диск Лэндс, — мои щёки отчего-то слегка теплеют.— Ха? — удивлён Натсу.— Угу. Ну, любопытно было. Так что я в курсе, как ты поёшь.— Вживую — это другое, — говорит он.