Пролог 4. (1/1)
— Где у тебя свет в туалете зажигается? — раздается за спиной голос.Женя вздрагивает: не привык, что она — у него.— Там лампочка перегорела. Вчера, — зачем-то добавляет он.Это ?вчера? случилось где-то на прошлой неделе.— Ты знаешь, не надо ничего. Я устала, тебе вставать рано. Давай спать.Ксюша заходит в туалет. Не закрывая двери, стягивает колготки и трусы. Вопросительно смотрит на Евгена.А он только сейчас обнаруживает, что стоит в дверном проеме.— Ладно, ты давай тут. Полотенце в ванной... Ну, какое есть... Чистое, вроде... — неуверенно говорит Васильев и идёт в спальню.Блин, блин, блин, белье, белье... Серое, вонючее. Сам не замечает, но месячной давности белье просто обязано быть грязным и вонючим, как портянка.?Антресоли!? — рыбьим хвостом бьется спасительная мысль. Женька залезает на табуретку, распахивает дверцы и вытягивает пыльный баул. Женя расстегивает ?молнию?, роется среди свитеров, сунутых мамой, и радостно вытягивает пакет: комплект-?полторашка?, подарок от мамы на прошлый Новый год.Евген соскакивает вниз и шуструет в комнату. Ксюша уже закрылась в ванной, включила воду. Васильев застилает кровать чистой простыней, едва справляется с наволочками, на пододеяльник уже не хватает сил, вертит его в разные стороны, матерясь громким шепотом.Бросает на кровать, подходит к подоконнику, он вытягивает из лежащей на нем пачки сигарету. Женя закуривает, разглядывая заоконную темень. Пепел стряхивает в горшок с алоэ. От бабки еще остался... Вроде, поливал, раз живой до сих пор.Докурив, вновь принимается за пододеяльник. Да пролазь же ты, сука... — Дай сюда.Ксюша опять появляется неожиданно. Завернулась в полотенце — Женя прыгает взглядом по ее голым плечам и ногам — и собрала на затылке волосы в пучок. Ему всегда нравилось, когда она делала так: лицо, скуластое, с острым подбородком, становилось очерченней, жестче немного, но привлекательней...Жена — бывшая, бывшая, да, но жена ведь! — забирает скомканное белье и буднично как-то спрашивает:— В ванную пойдешь? Пойдешь если, дай мне футболку. Чистую, если можно.Ничего у нас не будет сегодня, понимает Женя. На вот тебе футболка, дорогая. Разок всего надета. Сука, даже если полезешь сама... Хер чего получишь. Вот хер тебе...— Что? — переспрашивает Ксюша.Вслух, что ли, сказал? Идёт в ванную — там тепло и после Ксюши еще влажно. Безо всякого удовольствия Женя стоит под душем, пытаюсь сделать контрастный, но от горячей воды становится нехорошо, набрякает лицо и звенит в ушах, даже сквозь шум воды слышно... Он просто стоит под слабыми, не колкими совсем струйками, в надежде протрезветь. Замечает, что совершенно на автомате тщательно намыливает пах. Хотя даже подрочить желания не возникает. Женя пытается представить лежащую под одеялом Ксюшку, но ловит себя на мысли, что равнодушен. А ведь еще час назад... Усталость, конечно, запой этот... Ну и усмешки ее — огня и страсти не добавляют.Васильев выключил воду, отдернул штору. Полотенца нет. Ну да, она ведь в нем вышла. Обтерся наскоро футболкой, бросил под раковину.Выходит Евген голый, не прикрываясь.Свет в комнате выключен. В темноте все равно может разобрать, что Ксюша лежит в своей любимой позе — на боку, сунув руку под подушку и поджав ноги. Лицом к Жене. Видит его, фыркает, зарывается в одеяло и поворачивается спиной. Лежит молча.В ушах у Жени сильно звенит от выпитого и от усталости. Спать лучше не ложиться. Нет смысла уже, утро почти. Евгений садится на край постели, спиной к жене. Замечает, что мысленно начинает опять называть ее женой. Курить совсем не хочется, но надо себя чем-то занять. Он докуривает сигарету до половины,Женю начинает мутить. Вминает бычок в блюдце на табуретке и забирается в постель. В квартире холодно. Женя тянет к себе край одеяла. Залезает под него, чистое белье приятно трется о чистое тело. Васильев чувствует тепло, исходящее от Ксюши. Сам того не желая, прижимается к ней животом и ногами. Ксения делает отстраняющее движение рукой. Евгений резко разворачивается к ней спиной. — Спокойной ночи. Она не отвечает. Лежат так долго. Васильеву кажется, что пару раз он даже проваливался в какую-то мутную дрему. Скоро рассвет. Ему кажется, она плачет. Оборачивается. Острое плечо торчит из-под одеяла. Женя осторожно трогает прохладную кожу. — Я хочу пить, — почему-то шепотом говорит она. Евген нашаривает ногами тапки, надевает их и идет на кухню. Свет не зажигает — на кухне занавесок у него нет, а в правом крыле дома уже светится пара-другая окон: кто-то собирается на работу. Дождь, кажется, так и не прекратился. Зонта у Жени нет, куртка сырая... Выходить куда-либо в такое утро желания нет никакого. Он начинает искать приличную отмазку. Позвонить на кафедру, сказаться больным?.. Покашлять, посипеть, сходить в поликлинику опять. Двести рублей — и больничный продлят на три дня. Что он буду делать с Ксюшей, другой вопрос.