ГЛАВА 17.1 (1/1)

ЧАСТЬ 1На потолке?— тень от растущих под окном деревьев.Метель сегодня завывает целый день. Солнце выглянуло только что, кажется, чтобы подразнить Мелькора этим красивым переплетением на потолке теней веток?— как вен.—?Ну, ты готов продолжать? —?Майрон поворачивается к нему от компьютера и непроизвольно подслеповато щурится в солнечных лучах.Он сидит прямо в столбе света яркого зимнего солнца от окна.Утопая в своем глубоком кресле, Мелькор наблюдает, как тяжелая портьера за его спиной разделяет их на свет и тьму. Свежий Майрон в лучах света, как всегда, с аккуратно собранными в хвост волосами, в свежей, расстегнутой только на верхнюю пуговицу рубашке из какой-то ткани, которая выглядит как тонкий шелк, в идеально отглаженных брюках?— также жестко контрастирует с помятым и уставшим Мелькором, как четкая граница света и тьмы, пробегающая между ними через стол.Как завершающий штрих?— два их смартфона, лежащие недалеко друг от друга. Ультратонкий и современный аппарат Майрона без каких-либо опознавательных знаков, который выглядит так, будто его не касалась ничья рука, недалеко от монстра в сколах защитного стекла по краям экрана.Мелькор проводит ладонями по ногам к коленям, расправляя купленные по случаю спортивные штаны. Будто непроизвольно пытается как-то соответствовать. Впрочем, попытка слабая. То, что он из другой стаи, увидел бы даже ребенок. Волосы, с трудом собранные в небрежный рассыпающийся пучок и растянутая майка, которую какой-то чокнутый дизайнер в давно забытые времена счел свежим бунтарски искромсать, а Мелькор повелся. По итогу дырок в ней больше, чем ткани, и полустертая от времени надпись ?destroy? как-то особенно тоскливо отсылает к потертым временем подростковым идеалам свободы и независимости.Другой, впрочем, всё равно нет. Вещи Майрона ему малы настолько, что не застёгиваются, а тратить лишние деньги на шмотки сейчас кажется чем-то за гранью безумия.Он уже успел несколько раз пожалеть о своем порыве отдать ключи от старой квартиры вместе со всеми вещами. Переждать пару недель без них можно легко, но вот остаться зимой с одной толстовкой и джинсами?— не самый уместный квест. Поэтому под звуки метели мысли всё чаще возвращались к вылизанной клининговой службой гардеробной, где каждый комплект одежды, до сих пор, наверное, упакован в отдельный пакет.Майрон сидит неподвижно и ждет ответа, пока Мелькор задумчиво наблюдает, как солнце подсвечивает его радужку, делая глаза прозрачно-желтыми.Наконец, он откидывает голову на спинку и глухо вздыхает, срываясь в тоскливый стон. Говорит, глядя в потолок:—?Майрон, я ничего не слышу. Абсолютно никаких косяков. Я пел чисто последние дубля три подряд?— это точно.—?Ты пел стабильно,?— Майрон делает акцент на этом слове. —?Но также стабильно не дотягиваешь по высоте там, где это нужно. Получается чисто, но недостаточно эмоционально, и ты сам это знаешь.Мелькор пересчитал считать дубли еще часа три назад. Кажется, каждый звук этой песни и собственного голоса уже впивается надоедливой булавкой в голову.—?Блин, просто признай, что это было идеально, а ты придираешься.—?Я? Придираюсь? —?в голосе Майрона только изумление.—?Ты придираешься. Выдай я хоть раз такой результат в ?Богах и монстрах? на записи, мне бы дали пару отгулов вне очереди просто за гениальность. А ты понимаешь, что там ребята не любят раздавать отгулы. Майрон, это было хорошо.—?Хорошо,?— Майрон пожимает плечами, рассеянно перемещает курсор в разные временные отрезки на записи, прослушивая рандомные отрывки. Вздыхает. —?Нет, не дотягиваешь. Не дотягивает до идеала. Так ты готов?—?Майрон! —?Мелькор хлопает раскрытой ладонью по его рабочему столу и резко садится ровно. Бросает горящий бешенством взгляд. Майрон, впрочем, от громкого стука не вздрагивает. Даже не моргает. Продолжает смотреть со спокойным ожиданием.Мелькор шипит, непроизвольно приподнимая верхнюю губу:—?Там всё нормально! Нет никакой нужды писать сотый дубль. Просто сведи всю эту хрень вместе, пожалуйста. И давай её уже выложим. Я не могу работать над одним и тем же куском так долго, это страшно выматывает.Мелькор шумно выдыхает через ноздри, бодая спокойный взгляд желтых глаз напротив. Он абсолютно уверен, что прав.Кажется, Майрон тоже не намерен спорить. Во всяком случае, переждав первые атаки характерного Бауглирова взгляда, всё, что он делает?— пожимает плечами:—?Давай сделаем как ты хочешь, в конце концов, я всего лишь твой аранжировщик. Я могу поколдовать с дублями шестнадцать и сорок семь, пока они мне нравятся больше других. Выложим, как есть. Меня, конечно, смущает только то, что этот сырой продукт мы подпишем твоим именем и опубликуем на твоём сайте. И абсолютно каждый критик скажет точно то же самое, что и я…—?Так, Майрон, это нечестный прием,?— Мелькор хмурится и предупредительно вскидывает указательный палец.—?…то есть каждый услышит, что это недоработанная песня, а мне бы не хотелось, чтобы кто-то так думал о результатах твоего труда. Но, конечно, если ты хочешь…Он намеренно говорит ?твоего? вместо ?нашего? и делает упор на это слово.И что остается Мелькору? Конечно, только устало потереть лицо раскрытыми ладонями и сказать:—?Ладно, хрен с ним, давай сделаем как надо.Майрон удовлетворенно кивает?— он и не ожидал другого ответа.—?Ты готов?—?Да, я в норме,?— на самом деле, Мелькор вымотан несколькими часами непрерывной работы, и горло уже саднит, но ему проще добить всё за пару подходов, чем делать полноценный перерыв и снова возвращаться к пресытившему за день ?Дракону?. Поэтому он тяжело поднимается и встает к микрофону.Майрон замирает, напряженно глядя на него и держа пальцы над пультом. Ожидает кивка, чтобы пустить ?минус?.Мелькор уже готов начать, когда его телефон разражается яростной вибрацией.Бауглир приподнимает вверх указательный палец, проходит к столу и смотрит на дисплей. ?Адвокат?.—?Извини, мне нужен перерыв, это важный разговор,?— не дожидаясь ответа, Мелькор снимает трубку и выходит из комнаты, на ходу собирая с поверхностей куртку, сигареты и простую одноразовую зажигалку.Закрывается на балконе, когда абонент на том конце уже начинает беспокоиться.—?Эй, дорогой, всё в порядке, я здесь,?— Мелькор прижимает телефон ухом к плечу, зажимает сигарету губами и чиркает зажигалкой, пытаясь выжать из этого копеечного куска пластмассы хоть немного огня. —?Как ты? Как всё прошло?Голос на том конце ему не нравится. Прерывистый, неуверенный, нервный.—?Это было тяжело, Мелькор. Очень тяжелое заседание. Пока что, наверное, самое тяжелое из всей серии,?— нервный хохоток. —?Они решили взяться за нас всерьез, знаешь.Мелькор затягивается и зажимает пальцем веко от случайно попавшего едкого дыма. Накидывает поверх майки куртку. Съезжает вниз по стене балкона и садится на корточки.На этом не отапливаемом узком отрезке метра в два длиной он давно оборудовал себе мини-кабинет и читальню в одном: тут стояло старое, накрытое старым покрывалом хозяина кресло, тут же стояла пепельница, сооруженная из банки из-под оливок. Лежала початая книга с вложенной в середине заблокированной кредиткой в качестве закладки.Он любил тут читать, курить, думать?— в общем, оставаться наедине с собой.Так же как любил проводить тут переговоры, которыми не хотел бы грузить Майрона. Всё-таки, он и так слишком помогает, вся эта возня с судом?— точно совершенно лишняя для него сейчас.—?Не томи,?— затягиваясь, говорит Мелькор. —?Давай в деталях.На том конце тяжело дышат, листают бумаги. Словно собираются, прежде чем начать говорить.—?Знаешь… —?наконец, может выдавить из себя собеседник. —?Видео, которое вы с Майроном выложили, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Всё наше судилище по пунктам твоего контракта с ?Илуватар Корпорэйшн? тут же перестало быть томным. Их команда до последнего упирала на то, что это сделано незаконно, в обход любых соглашений… Это было очень опасно. Пожалуйста, советуйся со мной, прежде чем делать что-то такое, хорошо??Ага, конечно?.Вслух Мелькор не комментирует, будто пропускает мимо ушей.—?Что в итоге? Удалось им что-то доказать?—?Да, выехали на том, что это домашняя студия, а не концертный зал, и это бесплатная сеть, а не твой личный сайт. Но это было тяжело. Апеллировать пришлось ко всему, буквально, включая стандарты помещений для концертных залов. Это был очень тонкий лёд для нас, Мелькор.—?Да брось, я знаю, что ты лучший. Думаю, ты сможешь вытащить меня и из остального дерьма. Верно?..Снова шуршание на заднем фоне. Тяжелый вздох.—?Мелькор, они предлагают соглашение…—?Никаких соглашений.—?…но это порядка десяти процентов от общей суммы твоей неустойки. Может, хотя бы подумаешь?—?Я не соглашусь. Но если у тебя есть время, ты можешь изложить.—?Ну… ты продаешь им авторские права на все свои материалы и не прикасаешься к инструментам и микрофону три года.—?…И за это?— всего десять процентов отнимают? Поразительно выгодная сделка. Поразительно выгодная не для нас.—?Там есть и другие условия. Например, с твоих счетов снимут арест, ты сможешь стать полноправным членом общества. Менять место жительства, ездить за пределы страны, заводить пластиковые карты. А насчет суммы можно договориться, ведь… —?собеседник замолкает, явно устало потирая лицо и подбирая слова. Мелькор так и видит, как он сидит сейчас в своей машине и протирает очки. —?Ведь пойми. Давай начистоту. Им не нужны деньги. Один час их команды адвокатов едва ли не перекрывает всю твою неустойку. Им нужно, чтобы бренд ?Мелькор Бауглир? остался только в их собственности.—?Мужик, это даже звучит стрёмно, ты понимаешь это?—?Знаю, знаю… но Мелькор, суммы там астрономические. Я уверен, они пойдут абсолютно на все, чтобы достичь целей, которые перед ними поставили, я так полагаю, достаточно четко.Мелькор стряхивает пепел в банку и выдыхает носом дым.Задает единственный вопрос, который его сейчас волнует:—?Ты вот что скажи… ты в деле? Будешь дальше вести?Снова вздох.—?Могу ли я отказаться? Тем более сейчас. Конечно, я в деле.—?Отлично. Дальше. Суммы, которую я перевел в твое распоряжение, когда только началась вся история, достаточно, чтобы покрыть все эти хлопоты?—?Мелькор… —?по ту сторону трубки явно морщатся. —?Конечно, даже более чем. Ведь я еще ничего не сделал и…—?Замечательно. Это самые важные пункты на сегодняшний день.Молчание, прерываемое ровным гулом двигателя и автомобильной печки. Только услышав этот звук, Мелькор зябко поводит плечами и понимает, что замерз.Собеседник, наконец, выдыхает.—?Давай я зачитаю твои запреты по итогам сегодняшнего заседания. Их все строго нужно соблюдать, Мелькор, от них зависит, смогу я тебя вытащить или нет. Итак, до момента вынесения заключения тебе запрещено: покидать страну, пользоваться самолетами, поездами дальнего следования, междугородними автобусами; совершать любые банковские операции от твоего лица или по твоему поручению, распоряжаться имуществом, находящимся в залоге; давать интервью в любом виде, устном или письменном, любым изданиям, в том числе любительским, отдельно?— комментировать работу в ?Илуватар Корпорэйшн?, освещать детали финансового расчета между тобой и ними; обсуждать ход судебного процесса с третьими лицами?— то есть со всеми, кроме официального защитника; использовать имя ?Мелькор Бауглир? как в сочетании имени и фамилии, так и отдельно?— имени или фамилии,?— в портфолио, логотипах, названиях музыкальных коллективов, музыкальных дорожек, альбомов и иного; использовать песни, записанные или придуманные в период твоей работы в ?Илуватар Корпорэйшн? для концертной и иной музыкальной деятельности.—?Это всё? —?уточняет Мелькор.Снова шорох бумаг.—?Да, на время процесса это всё.—?Ну, то есть, у меня нет запрета на создание новых песен, организацию музыкальных групп и концертную деятельность, если нигде не будет упоминаться моё имя?—?Ну… —?собеседник явно не торопится отвечать. —?Технически, да. Но фактически, я очень прошу тебя?— предупреди, если соберешься сделать что-то такое, и я проконсультирую тебя, будет ли это легально с учетом текущей ситуации.Мелькор не отвечает.Тогда адвокату остается только сдаться. После паузы он устало выдыхает:—?Хорошо, я понимаю, что советоваться со мной ты не будешь. Но давай я хотя бы буду знать об этом раньше, чем они, ладно? Мне было нелегко на этом заседании.—?Ладно, я тебе скажу, если что,?— нехотя отвечает Мелькор.—?Есть еще кое-что, о чем тебе стоит знать. В соответствующих ведомствах, в кулуарах, так сказать, верхов, ходят разговоры, что тщательно проверят заявление Варды насчет тебя. Сейчас за эту работу мешает взяться то, что она в отъезде, но срок давности по таким делам большой. Поэтому принято решение, что пока этот вопрос заморожен, но только до момента возвращения группы из тура.Мелькор пожимает плечом.—?Заморожено же пока. Не грузи меня этим, значит. Давай разбираться с проблемами последовательно.—?Ладно. Как ты в целом? Держишься?Мелькор оглядывает промерзший потолок балкона, бросает взгляд в комнату. Достает из смятой пачки последнюю и закуривает.—?Я живу на правах домашней собаки у своего менеджера, который и менеджером-то называется потому что сам захотел, ведь зарплату от меня он не получает; я без копейки свободных денег и хоть каких-то перспектив в музыкальной теме. Как ты считаешь, как я? Да я охуенно. Счастливее, чем за все последние три года жизни. Может, даже больше. Но это сложно объяснить, ты знаешь, я всегда был ёбнутым в этом плане.На том конце легкий хохоток.—?Рад, что ты бодр. Очень рад. Я очень хочу, чтобы мы как можно быстрее разделались с этим делом.?Не разделаемся?,?— не может сдержать Мелькор моментально вспыхнувшей в голове мысли.—?На самом деле, у меня есть к тебе еще одна просьба, Соронтур. Ты не мог бы мне закинуть немного денег из тех, что у меня остались? Нужна наличка на всякую мелочь, типа жратвы и сигарет.На мгновение смешавшись, словно от обращения по имени, адвокат говорит:—?Конечно, без проблем. Моя именная карта у тебя не потерялась? Если нет, то переведу через пять минут.—?Мгм,?— Мелькор пару мгновений крутит в голове новую мысль. К Соронтуру обращаться с этим не хочется, но кажется, больше не к кому.—?Что-то еще? —?на том конце, словно что-то почуяв, напрягаются.Пожевав губу, Мелькор решает, что ему необходимо это узнать.—?Пожалуй… Ты не знаешь, что с моей старой квартирой сейчас? Её, типа, выставили на торги или как? Может, вынесли оттуда всё?—?О, нет. На время судебного процесса она освобождена от прав собственности, но находится в залоге. Она просто опечатана, туда никто не заходил.—?А может… ты можешь достать от неё ключи?—?Что?! —?на том конце скрипят тормоза. Звуки подсказывают, что Соронтур решил припарковаться, чтобы поговорить об этом.Мелькор прикрывает глаза. Так и знал. Соронтур?— неплохой парень, но законность прожрала его мозги насквозь, как ржа?— железо.—?Повтори, о чем ты меня попросил?! Зачем они тебе, Мелькор?—?Блин,?— с досадой отвечает Бауглир. —?Да шмотки мне нужны.—?Шмотки?! Серьезно?! Да ты хоть понимаешь, как незаконное вторжение сейчас ухудшит твое положение? Ну, если ты там совсем пропадаешь, давай я привезу тебе все вещи, какие нужны.—?Слушай,?— Мелькор выставляет перед собой свободную ладонь с зажатой сигаретой, словно собеседник может увидеть этот успокаивающий жест. —?Я не хочу тебя напрягать. Просто достань мне ключи, и все будет нормально. Не бойся, я её не подожгу.Судя по возне на фоне, Соронтур и не думал о поджоге. А теперь начал думать.Он какое-то время угрюмо дышит в трубку. И Мелькор кожей ощущает, как в этой умной голове отщелкиваются статьи из кодексов с мерами пресечения и видами наказаний.—?Так,?— в итоге, решительно выдает он. —?Я не дам тебе наворотить дел, понял? Твоя прошлая жилплощадь просто усеяна охраной и камерами, и каждый из твоих непростых соседей в курсе, что ты там больше не живешь. Поэтому я предлагаю компромиссный вариант: я пролоббирую эту тему в службе приставов. Я смогу попасть в квартиру вместе с ними, и забрать вещи, которые не потребуют дополнительной оценки, по типу каких-то дорогих брендов, кожи, вещей, принадлежащих ?Илуватар Корпорейшн? или находившихся на балансе ?Богов и монстров?. Идет?—?Блин,?— повторяет Мелькор и закусывает губу. —?Там, наверное, всё брендовое. Или кожаное.Новый тяжелый вздох.—?Окей. Я сделаю, что могу, ладно? Если не смогу ничего, то сообщу тебе и в течение недели привезу необходимых вещей,?— он делает паузу и передразнивает. —?Конечно, не кожаных. Но уместных зимой. Идет?—?Ладно,?— Мелькор тушит бычок в своей импровизированной пепельнице. —?Спасибо тебе, мужик, от души.Он завершает разговор и мельком просматривает всплывшие уведомления. Ничего достойнее статьи с заголовком ?Мелькор Бауглир: Гений или Чудовище? там нет, поэтому он без жалости смахивает этот информационный мусор одним кликом.Заходит в комнату, плотно прикрывает за собой балконную дверь.Проводит ладонями по плечам, пытаясь согреться.Перед тем, как вернуться в студию, он идет в ванную?— как всегда.Моет горячей водой и мылом руки практически до локтя и чистит зубы. Это его маленький, незаметный, но регулярный вклад в комфорт Майрона.Последнего он находит в той же позе за рабочим столом. Словно он ушел в режим ожидания на время, пока Бауглира не было.Мелькор хлопает ладонями и потирает руки, привлекая к себе внимание. Встает к микрофону.От громкого хлопка Майрон выпадает из сонного оцепенения. Внимательно смотрит на Мелькора.В этот момент солнце за окном скрывается, сменяясь новым порывом шквального ветра со снегом, тушит взгляд золотых глаз до карего.—?Ну,?— бодро отвечает Мелькор. —?Давай продолжать, я готов.Вместо того, чтобы включить минус, Майрон продолжает смотреть.—?Тебе звонил адвокат,?— утвердительно говорит он. —?Расскажи, чем я могу помочь.Мелькор понижает голос куда-то до ?фа? малой октавы, тепло улыбается и говорит в микрофон, глядя ему в глаза:—?Ты помогаешь мне слишком много, Майрон. Так что единственное, что ты можешь сделать еще?— это одобрить сегодняшнюю запись и свести её для публикации. Это будет для меня настоящий подарок. —?На этом моменте он подмигивает.Майрон не моргает. Говорит очень серьезно:—?Если тебе потребуется помощь, ты мне скажешь об этом??Нет?.—?Конечно,?— Мелькор шутливо хмурит брови. —?Но никаких проблем нет, всё отлично. Давай просто сделаем это.Майрон недоверчиво хмурится. Ему не нравится ход этого разговора.Но он включает минус и надевает наушники.Наверное, Мелькору действительно нужна была эта вынужденная передышка.Звонок Соронтура словно выводит его из дремотного равновесия. Заставляет вспомнить о всей ядовитой куче проблем, в которые Мелькор засунул обе руки, как в клубок змей. Вынуждает прочувствовать отчаяние от невозможности предпринять хоть что-то, чтобы не навредить. Заставляет собрать всю безнадежность в единый ком внутри груди и?— заорать.Моментально уходит оцепенение ?сотого дубля?, когда поешь на автомате, только бы это скорее закончилось. В памяти возрождается чувство драйва от этой песни: чистого могущества мифического мощного существа из мышц и литой стальной шкуры, опьяненного собственной властью, по-хозяйски обхаживающего свои владения.В финале он импровизирует: на мгновение замирает, прежде чем отправить этого смертоносного змея в полет.Под гаснущие звуки минусовки он впервые за всю песню переводит дыхание, а Майрон показывает лаконичный палец вверх, отключая запись. Такая похвала от этого педанта дорогого стоит, так что Мелькор не может сдержать довольной ухмылки, когда возвращается к столу.Оборачиваясь к нему, Майрон приподнимает одно ухо наушника.—?Дай мне немного времени, я покажу тебе финальный вариант. Думаю, смогу тебя удивить так же, как ты только что удивил меня. Никуда не уходи.—?Куда я от тебя денусь,?— бурчит Мелькор, но Майрон уже углубился в настройки.Мелькор устраивается в своём кресле с гитарой. Сегодня как раз порвалась одна струна, так что ему есть чем занять себя.…Он приигрывает несложный пассаж для отстройки и разминки, когда Майрон на своем месте судорожно выдыхает.Мелькор с трудом разбирает тихое:—?Готово.Он заинтересованно приподнимает голову, сталкиваясь с горящим азартом взглядом.За такой работой Майрон всё-таки совершенно другой. Никаких механических реакций, натянутых деликатных улыбок и безучастной вежливости.В такие периоды он максимально сконцентрирован. Пальцы так и бегают по клавиатуре. Взгляд становится как у охотника, который ни за что не выпустит цель из поля зрения. Спина прямая, все мышцы напряжены, как на теле хищника.На столе рядом с ним только бесконечно меняются чашки крепчайшего горячего эспрессо.Наблюдать за этим со стороны было бы сплошным удовольствием… только в том случае, если ты не являешься полноценным участником процесса.Сейчас он по-хищному собранный, даже черты лица будто заострились. Движения стали эргономично-профессиональными; он весь жесткий и очень… страстный?—?Ну,?— Мелькор кивает на наушники. —?Включи в колонках, послушаем вместе.Майрон упрямо мотает головой.—?Надо в наушниках. Попробуй так. Иди сюда, на моё место.Он уступает Мелькору кресло с каким-то ритуальным трепетом.И, сколько они работают вместе, таким взбудораженным Мелькор его еще не видел.Майрон встает за спинкой, сам поправляет наушники у него на голове и склоняется рядом, быстро отщелкивая мышкой последние настройки.Он так близко, что Мелькор от неожиданности отшатывается. Пушистые кончики волос из светло-рыжего хвоста мажут ему по щеке, когда Майрон склоняется ниже и дает наблюдать бьющуюся синеватую вену на напряженной шее.Перед тем, как запустить дорожку, Майрон резко оборачивается, окончательно сбивая с толку, и шепчет, лихорадочно блестя глазами:—?Я надеюсь, ты услышишь. Ты поймешь меня.Он запускает трек. Встает строго за спиной Мелькора, будто жрец, горделиво презентующий своему божеству богатое подношение.Заинтригованный Мелькор пальцами прижимает одно ухо, чтобы расслышать все оттенки медленно набирающего силу вступления.Майрон же, кажется, не может стоять спокойно. Когда на записи вступает голос?— с низких, урчащих тонов,?— он снова склоняется и прижимается ухом к наушнику с обратной стороны.Мелькору стоит лишь едва повернуть голову, чтобы задеть носом его нос. Взглядом из-под ресниц он оглядывает закрытые глаза и губы, которые беззвучно повторяют слова песни.Кажется, Майрону нравится сильнее, чем он мог бы подумать.—?Вот, сейчас,?— шепчет тот, и его веки подрагивают, когда вокал в песне выходит в крутое пике перед припевом.Мелькор чувствует, как Майрон кладет ладони ему на плечи и сжимает холодные обнаженные пальцы. Он мог бы дать уши на отсечение, что Майрон делает это непроизвольно.—?Ты же слышишь это? —?шепот совсем рядом с его губами. —?Ты слышишь этот… цвет? Скажи, что тоже слышишь, пожалуйста. Я вложил всё своё мастерство в эту работу. Я так хочу разделить это с тобой.И когда сильные пальцы впиваются в кожу, наверняка оставляя лунки от аккуратных коротких ногтей, Мелькор понимает. Да, блин, он может поклясться: он действительно слышит.Но дело не в его голосе. Не только в нем. В голосе, в живых барабанах и в уникальной аранжировке?— всё это вместе дарит ни с чем не сравнимое чувство полной реальности этой музыки. Её плотности, осязаемости.Песня струится как единая ткань?— ни одного разрыва в плотном потоке. Она звенит чешуей, завывает ветром в крыльях, уносит прочь в опасно бреющем полете. Она взрывается искрящимися вспышками неоново-фиолетовых оттенков, вибрирует опасным золотом молнии. Растекается плотной кроваво-красной массой по переливающемуся внутренним золотом иссиня-черному камню.—?Слышу,?— серьезно говорит Мелькор, и тогда Майрон резко открывает глаза.Оглядывает его лицо, будто проверяет на ложь или издевку. Впивается внимательным взглядом так глубоко, чтобы самому всё понять, чтобы не задавать униженных вопросов вроде ?Правда?? или ?Ты мне не врешь??.Ничего не находит, и это, кажется, сбивает его с толку.—?Тогда расскажи,?— требует он.Мелькор мгновение оглядывает его. Улыбается, глядя на решительно поджатые губы. Знает, как для Майрона это важно. Может только догадываться, насколько болезненно.—?Цвет твоей собственной музыки?— золотой,?— с улыбкой говорит Мелькор, понижая голос.Но не ожидает, что, выдохнув глубокое ?ха?, Майрон в одну секунду преодолеет оставшееся расстояние до его губ. Он целует так легко и естественно, будто это что-то совершенно обыденное. Будто он делает это каждое утро уже много лет подряд. Каждую губу по очереди забирает в нежный захват. Осторожно кладет ледяные кончики пальцев на подбородок, будто стараясь придержать. Будто Мелькор может отстраниться или отстранить.Но он не может, ему бы это и в голову не пришло. Ему нужно совсем немного, чтобы сорвало и так слабые тормоза.Он откидывает голову на спинку и всей рукой за загривок притягивает Майрона ближе, бережно, но настойчиво поднимая градус поцелуя с комнатной температуры.Майрон слишком легко вовлекается в жадные ласки, почти сталкиваясь в поцелуе зубами, кусая мягкие горячие губы, прихватывая язык. Голыми ладонями гладит плечи, шею, грудь.Мелькор чувствует эти осторожные изучающие касания ледяных шероховатых пальцев.—?Иди ко мне ближе… пожалуйста,?— с трудом шепчет он и от напряжения сжимает челюсть так сильно, что выступают желваки. —?Пожалуйста.В наушниках бьют мощные басы последнего куплета.Майрон слегка отстраняется, задумчиво оглядывает его лицо, словно ищет в нем новый подвох. Большим пальцем убирает влажный след у разбитых в поцелуе губ.Мелькор сейчас на подвох не способен, он не в том состоянии. Все его игривые смешки и подмигивания, неоднозначные намеки и шутки?— всё исчезло, будто и не было никогда. Майрон видит, как тяжело он дышит, как мелко дрожат от прикосновений к его коже горячие ладони, как серьезно и неотрывно он смотрит, и взгляд?— не тёмный даже, непроницаемо-чёрный.Обходит кресло. Упирается коленом рядом с бедром Мелькора.Склоняется ближе и проводит губами по его щеке, втягивая тонкий запах.Шепчет, подспудно надеясь, что мощный рев песни в наушниках заглушит звук его голоса:—?Мне нравится, когда ты такой.—?Какой? —?моментально реагирует Мелькор и носом ведет вслед за касанием.Майрон едва заметно улыбается, не открывая глаз, отвечает в кожу:—?Настоящий. Без всех этих твоих…Чувствует, как между лопаток смыкаются объятия. Медленно, будто с недоверием исследуют ребра под шелковистой тканью рубашки.Мелькор не делает ничего более вызывающего. Не спускает руки ниже. Он тяжело прерывисто дышит вплотную к губам Майрона. Не открывает глаз.В наушниках?— после резко стихшего последнего припева визгом взрывается гитара.Словно повинуясь этому звуку, он сжимает Майрона в руках. Прижимает к себе вплотную, жадно зарывается носом в шею, скрытую за воротником.Майрон непроизвольно прижимает к себе его голову. Слегка откидывается, открывая кожу касаниям прохладного носа.Он чувствует, что от этого руки у Мелькора сводит дрожью, как судорогой. Чувствует, какое горячее у него тело.Но ему не знакомо желание удержать под контролем возбуждение любой ценой, лишь бы не потерять вдруг ставшую такой важной не физическую близость. Он не знает, как сильно Мелькор боится всё испортить одним несдержанным движением.Последние звуки песни затухают хлопающими звуками крыльев и ледяными волнами, которые вдребезги разбиваются о камни отвесно уходящего в море утёса.—?Это очень… —?Язык у Мелькора заплетается. Он берет паузу, прокашливает севший голос и стягивает с головы опустевшие наушники, пытаясь скрыть резким жестом дрожь в пальцах. —?Это потрясающе, Майрон. У меня нет слов, чтобы выразить это… нет нормальных, цензурных слов, я имею в виду.Тот не глядя откладывает ?уши? на стол себе за спину. Тихо говорит, прямо глядя в глаза:—?Я знаю, что тебе тяжело со мной работать. Но, я надеюсь, теперь ты понимаешь, ради чего это всё. Надеюсь, ты услышал разницу между ?хорошо? и ?идеально?,?— он кладет всю ладонь на щеку Мелькору, улыбается, грустно опустив уголки губ. —?Пожалуйста, не говори мне, что я придираюсь. Я не умею к тебе придираться. Я так давно влюблен в твой голос… единственное, чего я хочу?— чтобы все услышали его так же, как слышу я.Мелькор мягко сжимает ладонь в пальцах. Отвечает в губы:—?Хорошо. Я так больше не скажу, даже в шутку. Ты исключительно гениален, Майрон. Будет всё, что ты скажешь, потому что никто не слышит и не понимает меня так, как ты. Даже я сам. В первую очередь, я сам.Майрон упирается лбом ему в лоб, прикрывает глаза. Выдыхает с благодарным облегчением.—?Давай… ещё раз послушаем,?— тихо просит он.—?Давай,?— Мелькор улыбается в новое касание губ. Садится ровно, осторожно притягивает к себе еще теснее. Так, чтобы собственное заполошно бьющееся сердце пробивало чужую грудную клетку?— насквозь.Обнимает лицо Майрона ладонью и вовлекает в особенно глубокий поцелуй.Низ живота тоскливо тянет ноющим напряжением, которое заставляет выдыхать через раз. Жадно прикусывать вместо такой нужной сейчас осторожности. Впиваться пальцами в чужие волосы.Майрон отвечает так отчаянно, будто остановиться?— страшнее. Будто всё происходящее для него?— многотонный состав, который разогнался до предельной скорости.Неважно, сорвешь ты стоп-кран или поедешь дальше, тебе всё равно?— пиздец. Потому что любой машинист знает, что такого монстра нельзя разгонять выше скорости велосипеда. Но ваш?— конкретно ваш,?— то ли вышел из кабины на полном ходу, то ли просто сошел с ума еще в самом начале пути.…На столе пробужденным драконом требовательно рычит вибрация звонка на побитом в боях смартфоне Бауглира.Мелькор её даже не заметил бы, но позвоночник под его ладонью моментально напрягается до прямой линии.Как прорубь на морозе, Майрон быстро схватывается льдом, будто только сейчас приходит в себя.И это невозможно не заметить, тело под пальцами по-настоящему коченеет.Мелькор отстраняется, смотрит в серьезные потемневшие глаза, на тёмно-малиновые от поцелуев губы. Он видит, может поклясться, что видит, как остывает распаленный взгляд.Майрон разрывает объятия и спускает ноги на пол.—?Ответь. А я… Мне нужно закончить,?— голос тусклый, не ярче больничной стены в серый зимний день. Майрон словно вспоминает ?как надо?. И срывает стоп-кран, принимая любую возможную расплату, любую силу отдачи?— как данность.Он отводит взгляд и быстро собирает в хвост растрепавшиеся волосы.Вибрация на пару секунд прекращается, чтобы разразиться с новой силой.Мелькор обреченно вздыхает, рассматривая бескомпромиссно прямую спину. Неосознанно проводит ладонью у носа, втягивая сохранившийся запах, и подкатывается на кресле к столу.?Салмар?.Последнее, на что сейчас есть силы?— это изображать дружелюбную радость. Но Мелькор знает, игнорировать его нет никакого смысла. От Аулэ в своё время и то было отвязаться проще, чем от этого улыбчивого и подростково-нескладного трубача.Поэтому он заводит глаза и отвечает на вызов. Украдкой отмечает, как Майрон, стоя у стола, особенно усердно копается в базовых настройках, бездумно перетаскивая по настроечным шкалам ненужные маячки.Он понимает, что нужно освободить Майрону кресло. Нужно выйти из комнаты и дать рассеяться этой концентрированной, сжатой в тугой пучок чёрной силе, которая связала их прямо сейчас наподобие жгута, и грозит рассечь пополам обоих. Нужно, но онемевшее от низа живота и практически до колен тело дает обещание, что любой шаг сейчас станет пыткой.Он давит тяжелый вздох, зубами собирает с губ остатки вкуса.—?Эээй Бауглир,?— возмущенно взрывается трубка. —?Чего ты там возишься, время детское. В толчке что ли?—?Салмар,?— Мелькор прячет глаза в ладонь. —?Говори резче, чего надо. Мне неудобно разговаривать.—?Тюююю, а чего это мы такие деловые? —?Салмар в секунду опускает тон до заговорщицкого шепота. —?Ты там с бабой что ль? Мне позже перезвонить?—?Блядь. Да давай ты уже без прелюдий.—?Ааа… Давай! Или, погоди, ты это не мне? Ты думал, что отбил мой вызов, а на самом деле не отбил? —?Салмар искрится балагурством.Забавно. Столько лет мужику, а совсем не изменился с их тринадцати.И эта схватившая за глотку неуместная ностальгия единственная спасает Салмара от мгновенной страшной кары. Жаль он, тупица, никак не может этого просечь.—?Салмар, соберись,?— шипит Мелькор. —?И изложи свою мысль кратко. Я дома, мы с Майроном. Это всё?—?Оооо, круто! Привет ему. Что делаете?Хороший вопрос.—?Ничего. Работаем,?— Мелькор морщится от железобетонной эрекции и кладет ногу на ногу. Единственная его удача сегодня?— это то, что на нём широкие спортивные штаны, а не обычные рваные джинсы, в которые с мылом нужно залазить.Он вспоминает дыхательные упражнения и запрокидывает голову, мучительно пытаясь отдышаться.Трубка продолжает вещать с бодрым хохотком.—??Ничего работаем??— это про всю твою карьеру в музыке, Бауглир, пора бы уже начинать работать нормально. Я на Майрона в этом плане возлагаю большие надежды. Неужели он подвел?..Мелькору сложно сосредоточиться на том, что ему говорят. Он почти не слышит. Невпопад выдыхает:—?Блядь, Салмар… какой же ты всё-таки гондон. Я тебя, наверное, прокляну.На том конце замирают со стаканом у рта. Даже слышно клацающий стук зубов о толстое стекло.Салмар тревожно уточняет:—??Прокляну??— это серьезно. Проклинал ты меня всего два раза, и оба раза я помню очень хорошо. Эй, давай я правда перезвоню? Что у тебя там, насколько критично от одного до десяти?Десять, Салмар. Твердые десять.Но нет никакого смысла перезванивать, магия утеряна безвозвратно. Золото без остатка исчезло где-то в пространстве, как в растворе царской водки, и Майрона снова откатило куда-то очень далеко от него. Куда-то во льды или в другие миры, где он обычно зависает. Куда-то еще дальше, чем он был утром.Мелькор печально прослеживает неестественно прямую спину, напряженные руки, принужденные пружинящие движения пальцев. Наблюдает, как он обрабатывает ладони антисептическим спреем?— уже третий раз за последние несколько минут. Будто пытается смыть любые следы прикосновений.Кажется, Майрон даже не слышит этот разговор, стоя в метре от него.—?Ноль, Салмар. Никакой критичности. Но говорить мне, поверь, очень тяжело. Поэтому просто скажи, что хотел, и отпусти меня.—?Ааа! Я понял. Этот зануда небось загонял тебя по вокалу. Я сразу увидел в нем этот потенциал. А то я слышу, у тебя голос какой-то севший. Ну, тогда понятно. Фух, напугал ты меня. В общем, я быстро. Как ты, наверное, заметил, сейчас ровно середина декабря, а это значит, что пришла пора новогодних корпоративов!Мелькор отодвигает от уха пищащую восторгом Салмара трубку.Когда гул стих, Мелькор смог заставить себя разве что бросить усталое:—?Ты меня шабашить зовешь, что ли? Брось. Где я?— и где корпоративы. Меня сейчас разве что как чучело можно на них привозить, из тех, которые сжигают в конце. Но я пока не готов.—?Тшшшш,?— на том конце Салмар пытается прервать поток, явно расходящийся по настроению с его собственным. —?Нет, бро, ну, за кого ты меня принимаешь? Мы здесь, у нас, устраиваем большой?— очень большой,?— новогодний корпоратив. Наш. Который только для своих, но своих очень много. И среди них много кого полезных, смекаешь? И кстати, ?свои?, включая старика Ульмо, это или те, кто Эру сильно недолюбливают, или те, кто с ним в состоянии вооруженного перемирия. Сложи три и четыре, сдюжишь?—?Допустим,?— впервые за разговор Мелькор заинтересован. —?Что делать надо?—?Старик хочет, чтобы ты сыграл несколько песен из своего. И он хотел бы с тобой поговорить, но о чем?— понятия не имею, не спрашивай. Могу только сказать, что он лично настоял на том, чтобы я тебя позвал. Вообще, давно он за тобой наблюдает.—?Ну вот ты со всего этого мог начать? Чего титьки мял тут полчаса.—?Не мог! Мы уж сколько с тобой не виделись? Я соскучился. Сидишь там безвылазно как сыч, со своим этим… кстати, о Майроне. Бери его с собой. С ним старик тоже хочет поболтать. В общем, запоминай координаты. Будет у нас, тридцать первого. Подъезжайте к шести на репетицию и саунд-чек. И?— никаких отмазок. Давай, бриллиантовый мой, отпускаю, до связи.Мелькор еще мгновение смотрит на затихший смартфон. Чувствует в себе силы подняться. Подкатывает кресло законному владельцу, встает рядом, опираясь о стол сжатым кулаком. Заглядывает в монитор за головой Майрона. Тот неотрывно следит за конвертацией песни в формат для выгрузки онлайн. Будто это самый важный, технологически сложный процесс, требующий его неусыпного внимания.Последние зачатки здравого смысла в нём вопят: ?Отойди. Не подходи. Не трогай. Не касайся его, слышишь???Дай вам обоим выдохнуть и остыть?.?Иди перекури, подрочи, поспи. Просто отъебись от него. Ты же понятия не имеешь, каково это всё для него. Что вообще в его голове треснуло и покрошилось от того, как ты его только что чуть не сожрал. Это не его скорости, чувак?.—?Майрон. —?Он кладет ладонь ему на плечо. Чувствует, что под рубашкой?— будто ледяной литой камень. Как если бы он решил потрогать мраморную статую в холодный зимний день. Это значит, что продолжать не надо. Значит, дальше будет только хуже. —?Майрон, ты можешь поговорить со мной.Майрон не вздрагивает. Только оборачивается и смотрит, не мигая. Взгляд пугающе пустой. Такой, будто его там сейчас нет. Он где-то глубоко внутри пытается сожрать себя за то, в чем не виноват. Будто монстроподобный смартфон в сколах защитного стекла по краям экрана застукал его с поличным. Стал физическим свидетелем того, что Майрону хотелось бы спрятать даже от самого себя. Чего-то значительно более постыдного, чем несдержанные ласки, пусть даже с особью одного с ним пола.Какая разница, какой пол, дело вообще не в нём. Только в том, что Майрон… доверился? Не просто сказал ?я тебе доверяю?. И не просто отдал второй комплект ключей. Не сказал: ?Ванная слева, кухня тоже, следующая дверь?. И даже не подставил правую щеку для удара.Он?— пустил. Куда-то существенно глубже, чем в рот. Куда-то, куда кого-либо пускать строго запрещено правилами.В тот самый момент, когда понял, что его слышат. Его?— видят. Кто-то другой, живой, телесный услышал его музыку так же, как её слышит он сам. Это пробудило его тщеславие. Заставило усомниться в том, что он сумасшедший. Заставило?— на какой-то момент,?— поверить, что он важен. Что он не один.В том глобальном смысле, где каждый одинок, он?— не один.Мелькор планировал сказать: ?Я сегодня больше петь не смогу?.Ему нужно было сказать: ?Я должен побыть один?.Но он смотрит в ставшие блёкло-серыми глаза и не может выдавить из себя ни одного слова. Он не имеет на это права.Будто он в один момент оказался слишком близко или слишком глубоко. Где-то не в своём мире. В мире, где всё скучно-серого цвета. Идеально правильно, и бесконечной суетой по наведению порядка подменяется отсутствие всякого смысла. Стереометрически-совершенная система с рядом уходящих далеко вверх заповедей?— строго по центру. Не правил, а именно заповедей, истин непреложных, не подвергающихся сомнению, не нарушаемых.—?Эй,?— Мелькор разворачивает его к себе за плечи рывком, сжимает лицо в ладонях, заглядывает в глаза. Майрон не сопротивляется. Но скорее как не сопротивлялась бы тряпичная кукла, нежели выражая свободную волю и желание подчиниться. —?Майрон, ты где? Приём.—?Я в порядке,?— с трудом выговаривает Майрон и обхватывает ледяными пальцами его ладони в слабой попытке отнять их от своего лица. —?В порядке. Я в порядке. В порядке… Мелькор… Тебе лучше уйти сейчас.Наверняка лучше.Но сейчас у Мелькора напрочь выдувает из головы собственный эгоизм.Он рассматривает пустой взгляд несколько долгих мгновений. А затем?— притягивает к себе и с силой, отчаянно сжимает Майрона в руках.Он не смог бы объяснить, зачем, если бы его спросили.Он только знает,?— это же очевидно,?— разрывы должны срастись по-новому.Майрон на мгновение настороженно замирает. Напрягается каждым мускулом. А затем вцепляется напряженными пальцами в его растянутую майку на спине, как сделал бы утопающий или почти утонувший, когда дотянулся под водой до спасительной руки.Он прерывисто выдыхает. Мелькор чутьем знает, что у Майрона сейчас только одно отчаянное желание: попросить отвернуться и не смотреть. И ни в коем случае не трогать.Майрон оттолкнул бы его, заставил убраться отсюда, если бы мог. Когда с тобой случается такое дерьмо?— это похлеще, чем сниматься в самом низкопробном порно. И последнее, чего ты хочешь в этот момент?— чтобы это наблюдал кто-то из тех, на кого тебе не плевать.Мелькор прижимает его голову к своему плечу.Тихо выпевает в самое ухо вибрирующе-низким голосом:—?Тшшш. Тише, Майрон. Спокойно. Всё нормально.Он что-то бубнит еще. Что-то глупое и бессмысленное, бессвязное, но успокаивающее.Безумно долго. Так долго, что пятки начинают неметь без движения.До тех пор, пока пальцы на его спине не расслабляются до ладоней, а дыхание в его кожу на шее не становится ровным и теплым.Когда Майрон возвращается, меняется даже оттенок его глаз.—?Ты не должен,?— взяв себя в руки, сдержанно говорит он, поднимая ворох мурашек горячим выдохом. —?Разбираться со всем этим. Я не в норме, Мелькор, и ты можешь думать, можешь рассчитывать, что что-то изменится, но не изменится ничего.Мелькор кивает.—?Я знаю.—?Тогда почему ты еще здесь? Я же попросил уйти. Мне было важно, чтобы ты ушел. Чтобы я остался с этим один. А ты стоишь и гладишь меня по волосам. Не говори, что тебе пришло в голову унизить меня брезгливой жалостью, я не поверю, что ты настолько малодушен,?— в голосе Майрона нет злости или желания задеть больнее. Только отчаяние.Мелькор вздыхает. Говорит правду.—?Нет, мне тебя не жаль.—?Тогда что? —?Майрон поднимает голову и смотрит прямо и строго.Мелькор отважно встречает этот пронизывающий взгляд. Находит смелость, чтобы впервые задать тот же вопрос себе самому.Что, Бауглир?Что тебе надо от него?Хочешь трахнуть? Ну, прямо сейчас? Стоит ведь на него, как не стоял на твоих самых разнузданных оргиях.Давай, скажи это, глядя прямо ему в глаза, чего таращишься? Будет очень в твоём духе, он даже не удивится. Нет ведь.Не на секс надеешься, когда вот так его возвращаешь.Сука.Майрон не выражает никаких признаков нетерпения. Только спокойное ожидание.Он готов стоять так хоть час, лишь бы получить прямой ответ.—?Мелькор. Так почему ты это делаешь?—?Потому что… —?И от мгновенного осознания Мелькору разом становится страшно до липких ладоней, до клокочущего в горле тока крови.Он отпускает драгоценное тело из захвата, закрывает лицо руками. Устало проводит ладонями, словно стараясь смыть жар с кожи. Устало и зло бросает, толкая прямой строгий взгляд своим?— тяжелым и мрачным:—?Потому что. Точка. Я не знаю. Не знаю я нихрена. Сам думай.Майрон рассматривает его, с тревогой переводя взгляд на каждый из глаз. Говорит:—?Я думал. И, Мелькор… Для меня работать с тобой?— как пытаться ходить босыми ногами по воде. Я безумно хочу, и со стороны кажется, что это легко. Что достаточно только практики и постоянного самоконтроля. Достаточно одного желания и концентрации. Но это не так. Пока я пребываю в иллюзии, что у меня получается?— я тону. Чем дальше, тем глубже.Он прерывается, судорожно втягивая ртом воздух. Будто на какой-то момент и правда забыл, как дышать. Забыл, что он не под водой, и со вдохом ледяная соленая вода не хлынет в легкие.Ярость во взгляде Мелькора тухнет в тот же момент. Он снова?— близко. Касается его подбородка только кончиками пальцев, так бережно, будто в его руках стеклянное кружево.—?Тише, спокойно. Не надо об этом. Давай не будем, просто забей. Не ковыряй это.—?Нам надо ковырять,?— Майрон судорожно набирает в грудь воздух, смотрит угрюмо. —?Потому что, Мелькор, я не понимаю, как дальше. И мне?— очень, пойми, очень?— страшно. Мне так хочется, чтобы всё было легко и… чтобы я что-то мог дать тебе. Но я так не могу. Потому что я не умею дышать под водой.Мелькор смотрит тяжело. Вздыхает, будто сдается:—?Мне тоже страшно. Майрон. Только с тобой мне стал ведом страх.—?Это от того, что я не совсем… здоров,?— Майрон говорит утвердительно. Тяжело качает головой. —?Не представляешь, каким я чувствую себя ничтожеством от того, что пугаю тебя этим. Если бы мы встречались только по работе, мне было бы гораздо проще. Я никогда ни с кем не жил в одной квартире до тебя… поэтому прости, что…Мелькор яростно мотает головой, заставляя прервать этот самоуничижительный поток. Бодает лбом в висок. Говорит тихо, но так четко, что Майрону кажется, будто его голос отражается эхом от стен.—?Я боюсь не того, что тебя срывает. —?Мелькор грустно усмехается, делая паузу. Он не знает, нужно ли говорить то, что он собирается сказать. —?Знаешь, когда ты рядом, я больше всего на свете хочу касаться тебя?— постоянно. Госпожа бездна… Майрон, ты даже представить себе не можешь, как и где я бы тебя касался. Это даже говорить вслух?— верх бесстыдства. Но мне не стыдно. И страшно мне не от этого. Я боюсь пугающе реального чувства, что скорее отрежу себе пальцы, чем позволю себе тебя тронуть, если ты этого не хочешь или не готов.Майрон сглатывает. Откидывает голову, чтобы встретиться глазами. Молчит, только прерывисто тянет ртом воздух и смотрит, так, будто не верит тому, что слышит. Заглядывает в непроглядную темноту взгляда напротив.—?Ни одна преграда в мире не сдерживала меня так, как я сдерживаю себя сам, когда я с тобой,?— продолжает Мелькор с тоской. —?И вот это?— знаешь, оно пугает меня до дрожи в пальцах. До мурашек на затылке. Потому что раньше я даже не знал, что такое возможно. А теперь я знаю, что убью любого, кто тебя потревожит, даже если это буду я сам.—?Мелькор, ты меня с кем-то путаешь. Ты не можешь говорить все эти слова про меня.—?Ни с кем я тебя не путал,?— возмущенно отвечает тот. —?Или ты думаешь, у меня полная записная книжка таких, как ты?—?Я не знаю,?— растерянно отвечает Майрон.—?Нет,?— уверенно отвечает Мелькор. Заставляет вздрогнуть, когда пальцами ведет по чувствительной раздраженной коже ладони. Крепко сжимает.Майрон спускает взгляд, смотрит на их руки. Видит свои уродливые, кривые, разбитые игрой пальцы с крупными суставами в выпуклых зеленоватых венах, в красных шершавых пятнах раздражения от перчаток и антисептика, перевитые с породистой крупной кистью с невероятно длинными артистичными пальцами.Чувствует себя ещё гаже.?Мне нужно вымыть руки. Великая тьма, я же полдня не мыл руки?.Мелькор прослеживает его взгляд. Словно читает мысли.Подносит руку к губам, прикрывает глаза. Горячо выдыхает в центр ладони. Мечтательно улыбается и целует. Бережно и влажно касается губами шероховатой кожи. Крупных суставов. Кривых длинных пальцев. Выпуклых зеленоватых вен.Срывает тяжелый стон с близких губ. Майрон непроизвольно подается вперед бедрами, хрипло шепчет:—?Как же я сразу не понял. Просто ты тоже больной.Не отрываясь, Мелькор кивает. Горячо выдыхает:—?Абсолютно ёбнутый.—?На всю голову,?— шепчет Майрон, отчаянно кривя брови.—?Гораздо сильнее, чем ты,?— с удовольствием отвечает Мелькор, томяще-долго выцеловывая синеватые вены на пульсе. —?Страшно?—?Уже нет. Двое сумасшедших под одной крышей?— что в этом может быть опасного, верно?Мелькор усмехается.—?Звучит как завязка отличной истории.Майрон улыбается и едва не пропускает поцелуй в губы. Приходится откинуть голову, потому что Мелькор отпускает его руку внезапно, и также внезапно оказывается слишком близко от его лица. Смотрит, и глаза маслянисто-пьяные. Хмельно улыбается и носом ведет дорожку к уху. Тихо говорит:—?Я не знаю, что это, я такого не испытывал. Но знаю, что ты самое ценное, что у меня когда-либо было в жизни. Если бы я относился к тебе хоть немного иначе,?— горячий влажный шепот щекочет кожу. У Майрона от него мурашки бегут по спине. —?Поверь, я бы уже давно, очень давно тебя совратил. Майрон изгибает бровь.—?Это должно меня как-то впечатлить? Или… порадовать?—?Это я напоминаю тебе, как сильно ты привлекателен, даже если сам так не считаешь. Признаюсь в чувствах, как умею.Майрон фыркает.—?Получается не очень.Мелькор лишь пожимает плечом.—?Главное?— ты мне веришь?Майрон серьёзнеет. Молчит, словно прислушивается к себе. Говорит, глядя в глаза внимательно и вдумчиво:—?Верю.ЧАСТЬ 2Макар закурил следующую и занес паяльник над особо тонким контактом. Тут нужна ювелирная работа. Нужна полная концентрация, чтобы эта доисторическая окаменелость могла выполнять функцию микрофона еще хотя бы пару месяцев.Макар поправил на глазах лупу и прицелился.Максимальная концентрация.—?Вот так… вот таааак, детка, давай,?— шептал он, осыпая при этом столбик пепла прямо на рабочий стол.—?МАКАААААААААААААААР! —?раздался визг из дальней комнаты.От неожиданности он вздрогнул и прижег сразу весь пучок контактов, как и боялся. С досадой вздохнул. Посмотрел на часы и пожал плечами: действительно, надо было сначала проверить время. Спит она всегда четко по двенадцать часов.Затянулся и положил сигарету на край плоской стеклянной пепельницы. Аккуратно убрал с рабочего стола рассыпавшийся пепел, протер поверхность сухой тряпкой. Отключил паяльник и поставил его на ножки-подставку.—?Макааааар, развяжи меня!Он медленно снял с глаз очки и устало потер переносицу. В падающем со спины столбе солнечного света его зеленые волосы светились и отбрасывали на пол салатовые блики. Ему всегда нравилось за этим наблюдать.—?Макааааааааар, иди сюда немедленно!—?Иду,?— тихо ответил он в пространство, зажал губами сигарету и поднялся.От этой комнаты, служившей и им и прихожей, и гостиной, и рабочим кабинетом одновременно, в разные стороны убегали паучьими лапами узкие темные коридоры.Макару они никогда не нравились.Именно поэтому он предпочитал почти всё время проводить в кабинете или вообще вне этой квартиры. Даже жрал за рабочим столом. В самом деле, каким надо быть чокнутым, чтобы построить одну квартиру с шестью коридорами?В таких коридорах на простого работягу-музыканта могло напасть что угодно: демоническая тварь из преисподней, хтонический неописуемый ужас, экзистенциальный кризис, внезапное желание нанести себе несовместимые с жизнью увечья. Или его сестра, которая, в целом, являла собой сумму вышеуказанных понятий, возведенную в квадрат.—?МААААКАААААР,?— теперь уже утробно завывала она. —?Я в туалет хочу, развяжи меня!В куб. Возведенную в куб.Он глубоко вздохнул, задрал голову к потолку и решительно вступил в темный коридор.Его Мэассэ так научила: если смотреть на потолок, то оно не будет нападать.Преодолевая легкую тошноту от постоянно сжимающихся с боков стен и сюрреалистического узора ржавчины на потолке, Макар дошел до двери в конце коридора, нащупал ручку, повернул и с силой толкнул внутрь. Встал на пороге, пытаясь отдышаться.—?Макар,?— теперь уже спокойно сказала она. —?Ты как? Оно снова?..Макар подавил очередной судорожный вздох и кивнул.—?Да,?— выдавил он и с наслаждением затянулся. —?Оно снова чуть не сожрало меня. Я шел и эти дьяволовы стены, клянусь, они просто сжимались вокруг меня. Пока я дошел, они только чудом не зажали меня в тисках. Я мог бы не дойти.—?Но ты дошел,?— резонно заметила Мэассэ и пошевелила локтями. —?Теперь развяжи меня, я не шутила про туалет.Теперь Макар рассмотрел её внимательнее. И присвистнул.Сегодня она закрепила себя на бамбуковых балках под потолком особенно искусно. Даже короткие волосы собрала в хвост и подвесила за отдельную веревку. Видимо, чтобы она держала ей голову.Он подошел ближе и на мгновение замер, решая, с чего начать. После чего стал ловко разматывать многочисленные узлы.—?Твое мастерство растет,?— уважительно сказал он.—?О да, а с ним улучшаются и мои практики,?— Мэассе облегченно выдохнула, когда ей освободили один локоть и волосы. —?Если голова не заваливается вниз и кровь не приливает, то спится особенно хорошо. Я говорю, гравитация?— зло, тебе тоже стоит попробовать спать как я.—?Тогда нам придется спать по очереди, а это достаточно хлопотно,?— Макар отвязал её ноги, и Мэассэ с легким стоном поставила их на пол и стала разминать ступни в следах перетяжек.Взгляд Макара упал на тусклый треугольный осколок зеркала в голубоватых пятнах и щербинках. Он вздохнул.—?Сестра моя, я уже две недели покрашен в этот цвет. Он начинает казаться мне вторичным, потому что не отражает мой стремительный духовный рост. А ведь уже две недели я посвящаю себя аскезе, не дозволяю себе ничего лихого и прилежно работаю от восхода до захода солнца, как повелел наш с тобой общий гневливый друг.Мэассе задумчиво осмотрела его, глядя через плечо, насколько позволяли туго накрученные на локте веревки. Вздохнула.—?Ты прав. Как всегда прав. Зеленый груб и вторичен.Он расстроенно поджал губы.Задумчивость на её лице резко?— пожалуй, слишком резко,?— сменилась радостным ажиотажем.—?Есть мысль! Давай оба покрасимся в лиловый! Тогда будет видно, что мы двойняшки.—?Лиловый? —?задумчиво спросил Макар и придирчиво осмотрел себя в зеркале, поворачиваясь то в профиль, то в фас. Цепочка, протянутая от его уха к носу, мелодично звякнула. —?Знаешь, да, хорошая мысль. Лиловый отразит мои внутренние изменения. Всю бурю в моей душе. Всю тоску по несвершившемуся. Весь моей протест против дружеской тирании!—?Сегодня же! —?Мэассэ топнула ногой.Они не привыкли откладывать дела в долгий ящик. Главным образом, по двум причинам: во-первых, если отложить дело, о нём очень легко забыть, а и дураку ясно, что через пару часов оно потеряет свою остроту и необходимость; а во-вторых, откладывание дел, пусть и незначительно, однако же приближало к планированию. А планирование даже в умозрительном смысле всегда оскорбляло их мятежный дух.Поэтому Мэассе решительно отмела идею завтрака, сопроводив отказ грубоватой присказкой бабки: ?Жрать не срать?— можно обождать?.Вместо этого она милостиво усадила Макара на хромой стул с щербатой спинкой?— редкий предмет мебели в её комнате,?— позволив ему никуда не ходить с ней. Затем она поразительно бодро для провисевшей в связанном виде двенадцать часов убежала в тёмный коридор.—?Только не закрывай дверь,?— успел крикнуть Макар. —?Я буду присматривать за ним.На самом деле, он был восхищен её бесстрашием, но немного беспокоился. Этот ублюдок хитер, он может поймать Мэассе и выманить его из безопасной комнаты в своё узкое темное нутро.Он напряженно уставился в темный дверной проем. Зря он попросил оставить дверь открытой. Темнота смотрела на него оттуда, будто пульсируя. Вот мгновение?— и ему уже мерещится в узоре обоев лицо уродливого карлика.Макар тревожно поерзал на стуле, отчего тот застучал хромой ножкой по вышарканному паркету. Крикнул:—?Мэассе, у тебя там всё в порядке? Ты скоро?Она что-то невнятно проорала ему из ванной комнаты. Но эта комната слишком далеко, чтобы он расслышал. Он попытался определить по голосу: всё ли у неё в порядке?В этот момент его мозг пронзает мысль, теперь с новой силой: почему Мэассе так легко убежала, если всю ночь была связанной?Он начинает вспоминать всю сцену их встречи, пытается вспомнить, было ли что-то странное.Тяжелая работа мысли сквозит в каждой черте худого веснушчатого лица.Наконец, он ахает и хлопает себя ладонью по лбу.Ну, точно!Мэассе всегда нравился зеленый цвет. И?— Мэассе никогда не нравилось соглашаться с кем-либо в чем-либо без долгих споров.Так значит, вполне вероятно и очень логично, что в ванную комнату сейчас убежала уже не она. Или не совсем она.По спине побежали крупные мурашки. Интересно, это жадное чудовище оставило здесь хоть что-то от его настоящей сестры?Не спуская взгляда с темного проема, Макар медленно, чтобы оно не напряглось, опустился на колени на пол. Осмотрел проем так напряженно, что заболели глаза. Моргать нельзя, когда туда смотришь: оно нападет, если глаза закрыты.Кажется, карлик пока ушел.Пора!Он выдыхает и резким рывком поворачивает голову, бросает взгляд под панцирную кровать у стены. Там валяются какие-то вещи. Слой пыли на них говорит сам за себя: они лежат здесь веками. Но также там лежит какой-то маленький блестящий предмет, отсюда не разглядеть.Макар в отчаянии бросает взгляд на проход. Тьма! Карлик снова там: на рисунке обоев. Стоит и скалится на него.Макар замирает. Улыбается заискивающе и максимально дружелюбно. Поднимает перед собой ладони, чтобы успокоить этого больного ублюдка. Смотрит на него, не моргая, пока не начинают слезиться глаза.Его спасает Мэассе?— или то, что от неё осталось.Она возникает в проходе, закрывая собой карлика, и Макар может выдохнуть и моргнуть.Она непроизвольно замирает, увидев, что он стоит на коленях с поднятыми руками. Но затем только безразлично пожимает плечами, мол, если тебе так удобно, то почему нет?Проходит в комнату, и ногой закрывает створку. Макар может облегченно вздохнуть и вернуться на стул.Руки у Мэассе заняты: там бутыльки, миски, кисточки, пульверизатор с водой и бритва. Стоп, бритва?—?Зачем она тебе? —?тревожно спрашивает он, указывая на лезвие в её руках.—?Ты зарос,?— отвечает она, ловко смешивая в миске страшно вонючие цветные жижи. —?Я буду брить твой череп, чтобы ирокез, когда мы его поставим, смотрелся максимально агрессивно.Макар уважительно кивает: какая бы тварь не подселилась в мозги Мэассе, она говорит дельные вещи.—?О, кстати,?— он вспоминает о том, что действительно важно. Наклоняется, шарит рукой в пыли под кроватью и достает на свет блестящую штуку.Подносит к глазам и внимательно рассматривает сережку в виде улыбающегося желтого смайлика.—?Что ты скажешь об этом? —?торжествующе говорит он и довольно протягивает Мэассе трофей на ладони.—?О, моя сережка,?— Мэассе бросает беглый взгляд и снова возвращается к колдовству над невыносимо вонючим ведьминским чаном с красками. —?Забери, если хочешь, мне она всё равно не нужна.—?А почему,?— Макар делает акцент на этом слове. —?Она тебе не нужна?На самом деле, ему, конечно, хочется ошибиться. Хочется, чтобы Мэассе оказалась собой. Потому что он не чувствует в себе сил сражаться сегодня с какой-нибудь омерзительным монстром в теле его сестры. Он еще от прошлого раза не отошел.Но также он знает, как опасно желать таких вещей: потусторонние мрази чуют слабину, и всегда легко обманут того, кто хочет быть обманутым.—?Потому что, если ты забыл, мы порвали мне мочку, когда неудачно стаскивали противогаз,?— спокойно отвечает Мэассе и ставит миску с жижей в его раскрытую ладонь. —?И теперь эта сережка мне не нужна. Держи немного выше миску.Она ловко отстегивает цепочку от его уха и вынимает из носа пирсинг. Кладет прохладную ладонь на щеку.Заглядывает в глаза.—?Эй, не грусти. Ты опять испугался, что меня утащили монстры?Он смотрит на неё. Один зрачок у неё шире другого. Кажется, это всё-таки Мэассе. Монстр не сможет так натурально сыграть истинное безумие.Макар кивает.Она заботливо проводит пальцем ему по переносице.—?Просто утро?— не лучшее время для тебя, я давно поняла. У нас каждый день с этого начинается. По вечерам ты обычно уже не боишься стен в моем коридоре.Она встает за его спиной, и Макар чувствует, что она сбрызгивает его волосы теплой водой из пульверизатора. Вздыхает.—?Что такое ?каждый день?, сестра? И не живем ли мы в замкнутой хронотопической единице? Как ты понимаешь, что наступил новый день? Разве не только по тому, что у тебя есть воспоминания о прошлом? Но что есть воспоминания? Насколько они реальны? Может быть, мы застыли с тобой в одном дне, как муха в капле прозрачной смолы, и тешим себя иллюзией жизни? А может, каждый день остается где-то и продолжает, бесконечно продолжает происходить? А в новом дне просыпаемся какие-то другие мы, и оставляем во вселенской базе данных запись еще одного бесконечно воспроизводимого дня.—?Тише,?— она успокаивающе кладет ладонь ему на плечо. —?От этих мыслей я всегда плачу. А сейчас мне нужно покрасить две головы. Это достаточно сложно делать, когда ничего не видишь от слез. Мне остается лишь надеяться, что, если сегодня мы проснулись с одним цветом волос, а завтра будем с другим?— это позволит нам вернуть иллюзию относительного контроля над реальностью.—?Даже цвет волос?— это продукт восприятия нашего тупого неверного мозга, дорогая,?— Макар вздыхает и достает из широких армейских штанов пачку сигарет и спички. Зажимает сигарету зубами, чиркает спичкой. С наслаждением вдыхает запах серы и зажигает сигарету. Длинно затягивается.—?Чем иначе ты объяснишь, что каждый из живущих видит цвета по-своему? Вот ты красишь меня в лиловый. Я знаю, что он лиловый, но это лишь слово, которое описывает цвет. А сам цвет я вижу не так, как ты. А дальтоники, как с ними быть?—?Но тогда что же делать? —?уточняет Мэассе, аккуратно развозя жижу по всей длине его мокрых жестких волос.—?Не знаю. Мне кажется, выход только один: дождаться, когда нас отпустит от всей этой коллективной иллюзии. Дождаться и вспомнить, как всё было на самом деле.—?Мне больше всего грустно от того, что ты тоже часть иллюзии. Так же не бывает, если мы двойняшки?Макару не хочется её расстраивать. В конце концов, она же проснулась всего полчаса назад.—?Наверное, мы с тобой?— продукт чьего-то одного больного разума.Мэассе этот ответ вполне устраивает.Во всяком случае, когда она приступает к бритью головы опасной бритвой, то уже тихо напевает что-то из военных маршей. У Макара теплеет на сердце: всё-таки ни один монстр не сможет воспроизвести вкус Мэассе в выборе композиций.Они управились с покраской быстро: всего какие-то пара часов.И вот уже Мэассе перед осколком зеркала осторожно зачесывает ему на одну половину головы длинные влажные волосы. Они настолько лиловые, что почти светятся. Вторая половина головы остается абсолютно лысой. С этой стороны она снова пристегивает ему цепочку от пирсинга.—?Знаешь,?— говорит она, любуясь делом своих рук в тусклом отражении и перебирая концы его волос. —?Не хочу тебя расстраивать, но мне безумно нравится, когда твои волосы такие длинные и просто падают на плечи. Ирокез?— это круто. Но сейчас ты такой красивый. Побудь сегодня вечером таким.Он пожимает плечами: почему нет?Она наклоняется к нему, так, чтобы в зеркале их лица были рядом. Поправляет свои собственные влажные волосы, чтобы убедиться, что они абсолютно одинаковы по цвету.Тепло шепчет:—?Мы так похожи.На самом деле, они совсем не похожи. У Макара узкое худое лицо в веснушках и тонкий нос с горбинкой. Глаза серо-голубые, светлые брови и почти не растет борода. Он сам назвал бы себя ?блёклым?, если бы, конечно, считал внешность достаточным информационным поводом для описания.А у Мэассе от рождения тёмные, почти чёрные волосы, прозрачная кожа, которую никогда не брало солнце, голубые глаза. Впрочем, правый кажется почти чёрным от постоянно расширенного зрачка.Но сейчас, когда они вдвоем покрашены в лиловый, выглядит, на самом деле, похоже.Макар вздыхает.—?Сегодня очередной тяжелый день, полный тревог.Она согласно кивает, не отводя взгляда от их двойного отражения.Они принимают решение расслабиться.В конце концов, им это нужно.Мэассе приносит из кухни поднос со всем необходимым, а Макар достает из старого комода несколько мешочков.—?Так… что у нас сегодня? —?Мэассе в предвкушении потирает руки.Макар затягивается и внимательно рассматривает пакет из тонкой коричневой бумаги.—?Сегодня у нас… хм, пятилетний белый, собран на юге.Мэассе в предвкушении заводит глаза.—?Обожаю чайные церемонии,?— томно выпевает она.Они садятся на пол перед низким деревянным столиком. Сливают первые две воды с чая в специальный отсек в столе, затем заливают в чайник горячей воды и долго наблюдают, как медленно раскрываются чайные листья в стеклянной колбе.—?Просто улёт,?— шепчет Макар, завороженно наблюдая за этим процессом.—?Медитативно,?— подтверждает Мэассе.Когда она затягивается и передает ему сигарету, медленно выдыхая дым носом, то говорит:—?Помнишь, мы читали про сеансы невесомости, где нужно погружаться в металлическую камеру с соленой водой, чтобы отключать мозг?Макар кивает.—?Моя невесомость на веревках?— это что-то очень похожее. Только эффект наступает через часа полтора. Когда ты уже не чувствуешь перетянутых рук и волос, но висишь над поверхностью, не ощущая гравитации. Приход такой же. Знаешь, мозг в какой-то момент смиряется, что ты паришь. Отпускает тебя и дает выход подсознанию. Подсознание начинает руководить.—?И что происходит, когда подсознание начинает руководить? —?с интересом уточняет Макар, возвращая ей сигарету.Она пожимает плечами.—?Сложно описать. Когда как, знаешь. Иногда просто осознанные сновидения, яркие, как карамельки. Иногда я вижу себя спящей будто со стороны и могу ходить по квартире. По нашей, но, будто бы, не совсем не по ней. Иногда, мне кажется, я даже вижу будущее. Или прошлое. Позавчера мне снились древние войны, и я плакала всю ночь.—?Отчего ты плакала? —?удивленно уточняет Макар, разливая настоявшийся чай по крошечным узким чашкам.Мэассе глубоко затягивается и долго смотрит в стену перед собой.—?От того, что я в них не участвовала.Макар усмехается. Бережно берет чашку двумя руками, вдыхает аромат, благоговейно прикрыв глаза, и делает глоток.—?Мы с тобой еще не раз повоюем, дорогая,?— с улыбкой говорит он. —?А что там в будущем?Мэассе недовольно кривится.—?Там непонятно ничего. Я там никого не знаю. Кто они, насколько отдаленное будущее?— ничего не понятно. Но я тебе расскажу, если что-то из моих видений начнет сбываться. Впрочем, скорее не ?если?, а ?когда?. Я в себе уверена.Она также осторожно касается губами чая и блаженно прикрывает глаза.—?Да вы вообще охренели, что ли?! —?Макар приходит в себя от голоса, который он ни с чем не перепутал бы даже после смерти.Мимо них зло топают ноги. Готмог настежь открывает окно.Старая рама поддается с трудом, скрипит и хрустит старой ссохшейся краской.В комнату врывается вихрь ледяного воздуха. На старый паркет сыплются крупные снежинки.От этого Макар возвращается. Мёрзло стучит зубами и зябко ёжится.—?О, Готмог пришел,?— вяло говорит Мэассе, приходя в себя. Тепло улыбается. —?Привет, Готможка.—?Хуётможка,?— рявкает Готмог. —?Вы тут чем накачались? Я же, блин, подумал, вы сдохли. Дым сигаретный по всей хате, вонь какая-то. Что это?!—?Это чай,?— пожимает плечами Макар. —?Лечебный, кстати.—?Ага, бля, грудной сбор. Лечи мне тут тоже. Где достали это дерьмо?!—?Готмог,?— снисходительно говорит Макар. —?Мне казалось, что ты знаешь нас достаточно долго, чтобы понять: нам не нужны наркотики, чтобы нас выносило в астрал. Мы и так оттуда редко возвращаемся.Готмог переводит подозрительный взгляд на Мэассе, и та важно кивает.—?Кстати, куда делось солнце? —?уточняет она, бросая тревожный взгляд на ночную тьму за окном. —?Я никого не хочу пугать, ребят, но оно было буквально только что.—?Какое солнце, в жопу?! Девять вечера! Вы тут сколько сидите в позе куколок?!Макар и Мэассе переглядываются. Макар неуверенно достает коричневый бумажный пакет и перечитывает вкладыш. Непонимающе разводит руками.—?Чай, ребят. Отвечаю, это обычный чай.Готмог смотрит на это тяжелым темным взглядом.Наконец, машет рукой.Макар только сейчас видит, что он даже куртку не скинул. Похоже, и правда испугался.—?Короче, отвечаю, меня заебало это всё,?— говорит Готмог. —?Я попробую договориться, чтобы вас, отбитых, взяли на работу.Он открывает смартфон и смотрит последние вызовы. Их всего три: ?Дурин?, ?Майрон? и ?Мудак Чернявый?.Поколебавшись между двумя последними, он открывает чат с Майроном.Набирает:?Привет. Гитара и женский вокал нужны??Не больше двух секунд?— и сообщение прочитано.Майрон набирает ответ:?На твой взгляд, они хороши??.Готмог задумчиво морщит лоб. Оборачивается и оглядывает этих двух ублюдков, гипнотизирующих пустыми глазами стену.Пишет: ?Надо смотреть, не возьмусь судить?.В ответ прилетает:?Давай смотреть?.?Завтра ок??Готмог снова бросает на парочку скептический взгляд. Отвечает:?Лучше послезавтра?.?Принято. Сориентируй по месту/времени. Дай им разучить ?Дракона? и ?Извне?, чтобы были готовы к полноценной репетиции?.Готмог облегченно выдыхает. Наконец-то снимает куртку. Бросает:—?Приберите тут всё, чтобы через полчаса были как штыки.Когда он хлопает за собой дверью, в спину ему выстреливает громким поставленным сопрано старый военный марш.