ГЛАВА 16 (1/1)

Fragile hearts deserve to dieAngels fall, angels fall. They fall into the void(Хрупкие сердца заслуживают смертиАнгелы падают, ангелы падаютОни падают в пустоту).Hocico - ObscuredПробуждение. Нет, скорее возвращение из мертвых.С первым осознанным глотком воздуха в мозг когтями впивается боль. Дышать колко, в носоглотке булькает ядовитая солёная слизь. Ноги пульсируют и саднят лопнувшими мозолями. Свет любой силы отдает жжением на глазном дне.В первое мгновение сияющая стена боли ошеломляет.Лишь через несколько хлюпающих выдохов Варда может прикрыть глаза изящными пальцами с длинными заостренными ногтями.Лицо её рассекает довольная усмешка, любому показавшаяся бы неуместной и жуткой.Но наблюдать её некому. В номере она одна.Память возвращается пятнами, как фотография в растворе проявителя.Вчера Варда выложилась. Она была лучшей.Она сияла ярко, как солнце. Она затмила на этом шоу всех.Всех.Даже Намо.Вечер после выступления надламывается и крошится перед глазами разноцветным калейдоскопом.Вспышками мелькают восторженные лица: Ильмарэ, Аулэ, Манвэ, Намо, менеджеров, технического персонала, журналистов, зрителей. Ей целуют руки, говорят, что она исцеляет больные души.Она помнит, как в руках оказывается гигантский монструозный букет от Илуватара с небольшой биркой: ?Варде, Владычице Звезд. Столь велика твоя красота, что не поведать о ней словами; ибо в лице твоем сияет свет Илуватара. В свете?— твоё могущество и радость?.С концерта её увозит лимузин. Она даже не меняет роскошного концертного платья и идет к нему по тонкому слою свежего снега прямо в высоченных туфлях, лишь накинув сверху легкий полушубок. Она такая горячая и такая всемогущая, что кажется, будто весь мир открыл ей свои объятия.Она помнит, как Илуватар лично открывает ей дверь машины. Он поднимается ей навстречу, по-отечески касается губами щеки, подает руку, помогая устроиться на сиденье. По дороге в отель он говорит с ней об успехе; о приоритетах; о правильном выборе; и о том, что всегда нужно двигаться дальше без оглядки на тех, кто объявил себя ?против?.Варда глупо кивает. Она слабо понимает, о чем он. Она не слышит. В голове ревет её партия, пульсирует её собственный голос. Голос за гранью её возможностей, взрывающийся с яростью, способной разрушать горы и создавать новые миры.И всё же?— это худшее выступление за всю её историю.С самого начала всё шло наперекосяк. Манвэ и Намо так и не явились к открытию, и она выходила на сцену, не получив от Сулимо подбадривающе напутствие в виде сжатого над головой кулака. Это было их маленькой глупой традицией. Маленьким ритуалом, который она первая называла идиотским. Она просила Манвэ так не делать, но иные вещи приживаются сами собой.Он вставал за кулисами с противоположной стороны сцены, подмигивал и сжимал кулак, мол, прорвемся, ты лучшая.И вчера был единственный день, когда ей этого по-настоящему не хватало.Вчера она вышла на сцену как на бой: в броне из грима и концертного платья, готовая принять смерть на поле битвы. Так она выглядела для всех: собранная, уставшая, но непоколебимая. Самой же себе она казалась подбитой птицей, которая вылетела на гигантскую шоу-платформу под ледяной лазерный свет, россыпью взметая вокруг себя окровавленные перья.Она не успела отдышаться, как платформа поехала вверх.Вступила с опозданием. Мысленно выругалась, приветствуя зал своей фирменной протяжкой по всему диапазону: от нижнего регистра до верхнего и обратно.Зрители?— её зрители?— разразились приветственным аплодисментами и одобрительным гулом.Кажется, они не заметили оплошности с поздним вступлением. Они отвечали ей, по-прежнему любили её и хотели слышать.В тот же момент, как она поняла это, гул команды гримёров, техников и костюмеров для неё стал далеким, словно отделенным толстой стеклянной стеной.Стих бубнёж раскрасневшегося Аулэ, который отчитывал Эонвэ.Хотя Варде нравилось, как этот высокомерный засранец краснел, бледнел и пытался дозвониться до Манвэ по всем телефонам одновременно. Нравилось видеть, как ему, парню-?я держу всё под контролем?, приходится сдаться и признать: он понятия не имеет, где Манвэ.Нет, Варда не из тех, кто станет злорадствовать попусту, но её достаточно давно злили методы Эонвэ. Желудок каждый раз словно в ледяной кулак сжимало, когда этот сопляк по первому запросу ?Илуватар Корпорейшн? приводил Манвэ в боевую готовность, даже если тот болел или отсыпался.Он никогда не защищал Манвэ. Никогда не договаривался за него. Он был штатным сотрудником продюсерского центра, и никогда не забывал об этом. Отчасти, именно его Варда винила в том, во что превратился Сулимо.Несправедливо?Да кому это важно.Каждая из этих мыслей отступила и померкла перед реакцией зала на свою сияющую Владычицу.Она вся превратилась в единый поток звука и энергии, рассыпалась перед зрителями на мириады сверкающих нот. Она была собой: мощью, стихией, потоком света.Она лишь краем внимания заметила, что на свою партию Манвэ вышел без опоздания и в гриме: значит, всё нормально.Открытие далось её голосу тяжело: о себе дали знать нервы и усталость. Она едва успела спрятаться за кулисами и отключить микрофон, как глотку свело болезненным спазмом. Связки просто отказывались нормально смыкаться. Варда, стараясь кашлять потише, быстро приложилась к пузырьку с миндальным маслом, который держала за кулисами специально для таких случаев. Почувствовала, как оно стекает по сухим, как наждак, связкам. Кашель все равно прорвался через закрывающую рот ладонь - и это было страшно.Конечно, Намо оказался рядом. Как обычно, будто только этого и ждал.Со своей механической холодной улыбкой галантно подал ей бумажный платок, тихо сказал:—?Что, Элберет, голосишко подводит? У меня есть "гомеовокс", дать?—?Обойдусь,?— прошипела тогда она, зло таращась ему в глаза и боясь выдать боль судорожным сглатыванием.Прицокнул, посмотрел будто бы даже с сочувствием.—?Такая красивая и такая злая. Может, отдохни? Эти нагрузки не для тебя. Давай я возьму твою партию.Варда замерла, как от удара. Расправила плечи и с вызовом посмотрела на него из-под опущенных ресниц.Хватит.Кончики пальцев закололо холодом от белой волны ледяного бешенства.Она глубоко вздохнула.Прошептала так, чтобы услышал только он:—?Запомни, что со мной лучше не связываться. Это мой концерт, понял? Чем болтать, сходи лучше займи рот членом побольше, Намо. Дай своим связкам отдохнуть.Не отводя от него глаз, она сделала характерное движение языком за щекой.Тьма знает, что её дернуло уколоть его именно так. Намо никогда не подавал виду, что понятия ?секса? или ?чувственности? вообще наделены хоть каким-то смыслом.А потому эта нехитрая шпилька была слабой попыткой отбить удар в полной темноте.Что забавно, она его задела.Она увидела это в его изменившемся взгляде.Он отторможенно улыбнулся шире, так, что показались ровные зубы.Выставил руку, преграждая ей дорогу. Толкнул грудью к стене.—?Угрожаешь мне? —?металлически протрескал он ей на ухо.Стоя в темных кулисах, прижатая к стене из гигантских черных чемоданов из-под оборудования, Варда почувствовала, как внутри неё закипает густое и черное, пузырясь и лопаясь зловонной жижей.Злость.Она разозлилась.Весь опасный коктейль эмоций, копившийся в ней в последний месяц, грозил прорваться прямо сейчас и потопить весь этот концерт-холл в крови и огне.Она пронаблюдала за этим словно со стороны.Прямо сейчас отделилась от собственного тела и наблюдает, как какие-то пару мгновений смотрит на выставленную перед своей грудью холеную аккуратную руку.Видит, как её собственное лицо искажается гримасой отвращения. Как она оборачивается и смотрит на Намо, выкатив нижнюю челюсть.Кажется, он не был готов, что она возьмет его за лацканы безупречно черного концертного костюма и с силой встряхнет.—?Приди в себя, Намо,?— говорит она спокойно и холодно. Так спокойно, как сама от себя не ожидала. —?Веди себя профессионально. И отъебись от меня. Навсегда.Её злость, удивительно, была направлена отнюдь не на Мандоса, который, очевидно, намеренно решил вывести её из себя прямо во время концерта. Она злилась только на себя. За то, что перестала видеть свою дорогу как прямое, освещенное тысячами софитов идеально гладкое полотно. Вместо этого позволила увести себя туда, где она маленькая и слабая, где угрозы Намо её пугают. Зависимая от мнения каждого, кто имеет здесь власть.Самая худшая в группе.Самая слабая.Самая бесперспективная.—?С дороги,?— тихо говорит она, глядя на Намо по-новому, будто теперь она видит его. Будто она охотничья собака и уже взяла след того настоящего Намо, живого, а не идеального цельнометаллического робота, которым он выглядел или хотел казаться.Чувствует кожей, как торопливо от них отводят глаза суетящиеся вокруг техники. Как менеджеры предпочитают ?подойти попозже?.Слышит, как на сцене глухо заканчивает партию Манвэ.?Глухо??— это слово проезжает по уху опасной бритвой. Она почти не слышит его голос.Намо сжимает челюсти и криво улыбается. Он слышит то же, что и она.Убирает руку с прохода и с трудом выдавливает:—?Поторопись. Сейчас твой выход, Элберет.Она отпускает его концертный костюм и идет на сцену?— почти на ощупь. Она ничего не видит, перед глазами застыли ослепляюще ядовитые кольца ярости.Манвэ подает ей руку, чтобы она могла эффектно подняться?— это один из элементов их выступления.Она сжимает пальцами его ледяную влажную ладонь. Видит отчаяние в его глазах. Не понимает, что произошло. Бисеринки пота на его заострившемся лице впитываются в память, пару долгих секунд она не может отвести от них взгляд.Варда всегда была осторожна на сцене. Она знает?— она не самородок, её текущий уровень?— это тяжелый, непосильный труд. Ее вокальный аппарат не не из тех, что дан свыше; он был выкован в горниле невозможного многими часами практики, через "не могу", через "не дано". С ним нужно вести себя разумно и взвешенно. Не занижать позицию, следить за интонацией. Отпускать себя только под контролем, на коротком поводке. Каждая эмоция, каждый взволнованный вскрик должен быть предварительно отрепетирован.Если кто-то вроде Мелькора мог выдавать на сцене импровизации, опираясь на голос, как на исключительно послушный воле безотказный инструмент, то для Варды сам голос всегда был целью. Она была сосредоточена только на том, чтобы вывести его на нужный уровень и продержать там максимально долго. Без срывов, технически грамотно и профессионально отвести программу.Варда всегда была разумна и осторожна. Варде нужна стабильная карьера и закончить этот тур, сохранив мозги и нервы в относительной целостности.Варда видит, как Манвэ с отчаянием сжимает пересохшие губы, как смотрит на нее?— с ужасом и мольбой. И в её голове срывает рубильник.Она вступает так резко и громко, что на мгновение глушит сама себя.Не отрываясь, смотрит на Манвэ, и ей вдруг становится так отчаянно больно, словно у неё забрали самое дорогое.Она не понимает, что происходит, и чувствует лишь оглушающую тоску утраты. Чего? Чего-то важного, чего-то, что не заполнить и не вернуть.Эти чувства впиваются в её сердце, в её легкие. Впервые они так подходят сюжету выступления, где вот-вот должен появиться антагонист и объявить, что разрушено всё, что она любила. Всё, что было создано непосильным трудом её души.Манвэ вступает с ней в дуэт… и она почти не слышит его. Зато видит взлетевший вверх кадык, напрягшуюся шею, видит каждую крупную каплю пота. На её немой вопрос Манвэ лишь отводит взгляд.И голос Варды взрывается отчаянием, переходит в одинокий вой там, где они должны были петь в унисон.Вместо песни любви?— плач.Единственное, что ей сейчас нужно?— выпеть из груди то, что только что засело там болезненной занозой. Освободиться.Когда вступает Намо с партией Мелькора, вместо игривого любовного треугольника остается лишь противостояние.?Свет, что породил насМне кажется теперь чужим?,?— Намо вступает с мощных низких нот, но Варда перебивает его:?Запутался в опасных снах тыИгра твоя нечестна и обречена??Я тех прошу последовать за мнойКто будет дерзок взять своё??Ты в бездну вверг весь светТы предал всё, что мы любили??В моих чертогах полумракГлазам моим приятней свет огня??Уходи! Уходи!??— Варда срывается на крик. Экстремально высоко.На какое-то мгновение Намо теряется. Пропускает своё вступление. Вместо мощного финального аккорда он лишь выдыхает:?Уйду я, только если ты уйдешь со мной?.Стихает звук. Это конец отделения.Варда слепнет в безжалостном горячем свете ламп.Она может лишь слушать. Сорванное дыхание Манвэ. Глубокие выдохи Намо. И абсолютную тишину в зале. Спустя мгновение, протянувшееся, как черная древесная смола, глухая тишина сменяется сумасшедшей волной аплодисментов. Кажется, будто все зрители превратились в единый энергетический организм, в гигантского монстра, и он бьется в приступе истерики, сшибая хвостом несущие колонны концертного зала.В груди холодеет.Она никогда такого не слышала. В первое мгновение даже неясно, понравилось публике или их раскрыли и освистали.И только когда доносятся частые крики ?Браво!?, до неё начинает доходить, что всё в порядке.В этот вечер она больше не уходит со сцены. Она поет с Манвэ каждую партию. Сражается с Намо, как со злейшим врагом. Она сверкает так ярко, словно в груди на полную мощность включен генератор.К финалу она понимает, что отчаянно хрипнет. Что её связки превращаются в открытую рану. Она понимает, что ей необходимо остановиться, необходимо сбавить обороты, вернуться к самоконтролю?— но она не может.Будто какая-то давно дремавшая тёмная тяга к саморазрушению взяла в ней вверх, принуждая петь так, чтобы причинить самой себе максимальную боль.Но та боль, что в груди, та, что в глазах Манвэ, стократ сильнее. Она не может понять, как это могло произойти и почему именно сегодня. И у неё нет времени думать.Она может только петь, в осколках своего вокала срываясь на крик и плачОна видит себя в лимузине ?Илуватар Корпорэйшн?, прерывисто ловящей ртом воздух.Всё закончилось.Она смотрит на Илуватара и слышит свой собственный голос, свой бесконечно повторяемый вопрос:?Что сегодня произошло? Что с Манвэ? Вы знаете? Ответьте, что произошло?.Но Эру лишь досадливо морщится. Говорит какую-то ерунду.Говорит: ?С Манвэ я разберусь?.Говорит: ?Не волнуйся?.Будто он на сцене штаны снял, а не потерял голос. Прямо во время выступления. Прямо в середине тура.—?Он старался, я видела. Но у него же несмыкание,?— Варда безуспешно пытается разглядеть глаза за стеклами темных очков.Илуватар вздыхает. Снимает дорогие очки, устало мнет переносицу и невидяще смотрит в окно. Варда переводит взгляд туда же.Поздний вечер. В свете фонарей видны крупные частые хлопья снега. Начинается метель.Эру сухо говорит:— У него все в порядке с голосом. Просто по некоторой причине Манвэ решил нас подставить и изменить мою партитуру и расклад голосов. Вместо тенора стать баритоном за один вечер. Естественно, у него ничего не смыкается. Я думаю, такие выходки…Он сипнет на последнем слове, прокашливается в сжатый кулак.—?… такие выходки недопустимы, когда в работе находится проект нашего формата.Он переводит на Варду жесткий взгляд серых глаз.—?То, что на сцене сегодня вытворяла ты, тоже можно было бы назвать выходкой. Но я хвалю тебя. Ведь ты наверняка понимала, что делала, и не стала бы рисковать остаться без голоса в середине тура, верно?Варда неуверенно кивает и сглатывает подступивший кашель.Эру холодно улыбается уголком рта и едва заметно кивает в ответ.—?Ты всегда была очень умной девочкой. Мне нравится эта твоя холодная рассудочность, без неё в нашем деле никуда. Уверен, тебя ждет большое, большое будущее.Он снова отворачивается к окну и тихо заканчивает:—?А с Манвэ я разберусь. Тут совершенно не о чем беспокоиться, у меня всё под контролем.***Аулэ милостиво дал им отоспаться до семи часов вечера следующего дня.Их никто не тревожил ни звонками, ни вопросами, ни стуками в двери номеров.На их этаже не поселили футбольную команду или богатую семью с маленькими детьми.Впервые за месяц им дали время выспаться.Но ровно в семь вечера?— они договорились об этом накануне,?— они должны спуститься в малый зал рядом с баром, чтобы обсудить текущее положение дел в их команде.После четырнадцати часов тяжелого, словно похмельного сна Варда чувствует себя скорее полностью раздавленной, чем отдохнувшей.Вчера её затопило волной чужого обожания. Унесло в открытое море аплодисментов и любви.Сейчас же она проснулась как во время отлива?— выброшенная на сухой песчаный берег. Совершенно измотанная. Полностью пустая.Она сползла с постели в плотных сумерках, закуталась в самую теплую свою кофту.За окном шквальный ветер рвал верхушки деревьев; от порывов стучал козырек крыши.Метель.?Интересно, как мы поедем в такую погоду??Варде хочется надеть на себя все мягкие вещи одновременно. Спрятаться в них как в нору, чтобы никто не следил, как она зализывает раны.Она полощет горло анестезирующей дрянью, вязко-зеленой с едким мятным запахом. Выпивает горсть таблеток: витамины, таблетки для связок, иммуномодуляторы.Всё это нужно, чтобы просто начать говорить.Чтобы петь, у неё есть фокусы посерьезнее, и она рада, что сегодня ей не придется к ним прибегать.Она собирает волосы в пучок, вздыхает: стилистка драла её великолепные черные кудри так яростно, что за время тура вокруг головы стал ореолом возвышаться короткий пушок от недавно отросших волос. Она приглаживает их и надевает на шею теплый согревающий воротник.Каждый глоток, каждое движение шеей причиняет боль.Она надевает теплый спортивный костюм. Осматривает ступни: на косточках наросли артритные шишки, на левой пятке твердеет старая недолеченная шпора. Пальцы покрыты влажными, разодранными до крови мозолями от неудобных высоких туфель. Она прячет ноги в мягкие домашние туфли.?Неосознанное желание сформировать вокруг себя защитную оболочку от внешнего мира?,?— так бы сказал сейчас её психолог.?Иди нахер?,?— ответила бы она этому умнику.Она сплоховала.Слишком большие нагрузки на голос, на связки.Слишком частые трехчасовые концерты с оперными партиями… она и раньше чувствовала, что голосовой аппарат бунтует против таких нагрузок. Ведь она не из тех, кому достаточно слегка приоткрыть рот, чтобы полился звук. Чтобы сделать из воздуха музыку, ей надо буквально вкладывать свою жизнь в каждую ноту. Сегодня же пришла расплата за вчерашнее безрассудство. За безумные партии, за добровольное сожжение связок на сцене.Ей нужен хороший доктор, не проплаченный ?Илуватар Корпорэйшн?. Кто-то свой. Жаль, все свои остались за тысячи миль отсюда.Об этом никто не должен догадаться.Особенно?— Аулэ…Нет. Особенно?— Намо.Намо… когда же он стал её так напрягать?Неясно.Просто однажды она остро почувствовала, что он настроен к ней очень недружелюбно.Чего стоят одни их перепалки во время репетиций.Или изысканный яд, который капает с его языка, когда он видит, где она может оступиться.И еще?— он замечает любые мелочи, будто постоянно наблюдает за ней. Каждый его взгляд говорит ей: ?Я выведу тебя на чистую воду?.Но Варда не помнит ни одного своего секрета, до которого Намо может быть дело.Вчера она была бесстрашной. Она нашла его слабое место. Она поняла, что у него тоже есть бреши в броне.Но также она прекрасно знает?— ему стоит всего лишь шепнуть Аулэ: ?Варда, кажется, устала?.И Аулэ?— этот добрый крестный дядюшка их группы,?— конечно, отмахнется. Но он начнет приглядываться. Начнет наблюдать.Тогда он тоже заметит все эти мелочи. Все её фокусы.Начнет проявлять свою тошнотворную заботу. ?Вардушка, может тебе присесть?, ?Может, перенесем твою партию в конец??, ?Может, уберем эту песню?.Какого хрена, вы обалдели там что ли все?!Это её тур. Её будущее. Она продала за него душу, и она возьмет от него максимум.Варде не десять лет, и ей не нужно объяснять, что в её случае значит ?отдохнуть?, о котором так часто поднимает разговор Намо. Нет дураков, которые не знают, кому предлагают отдых посреди всемирного тура.Нет уж, Варде не нужен отдых.Ей нужно прорваться вперед и светить ярче всех, так долго, покуда она сможет изымать из себя свет.Ровно в семь она берет распечатки с партитурами и спускается на первый этаж их небольшого уютного отеля.Внизу, слева от роскошного вестибюля, в гроте из разноцветных светильников спрятался небольшой уютный бар. Сегодня он почти пустой: свет приглушен, сидят пожилые пары, у стойки пьют коктейли одинокие девушки.Тихо играет одна из их, ?Богов и монстров?, композиций, жестко контрастируя с сонным спокойствием обстановки.Варда хмыкает. Толкает небольшую дверь с табличкой ?Малый?. Не сдержавшись, присвистывает.Для их вечернего сбора арендован целый банкетный зал. Огромный, роскошный, с идеальной звукоизоляцией. Со сценой и аппаратурой. Ничего себе, "малый".Да, Варда не любила и боялась Илуватара. Но такие широкие жесты её всегда впечатляли.Она так и видит их разговор с владельцем отеля.—?Моим ребятам надо порепетировать у вас, поэтому ты уж выдели им зал.—?Дорогой Эру,?— пафосно начинает Большой Владелец Большого Бизнеса,?— у нас культурная программа спланирована на полгода вперед, все залы будут заняты…. —?конечно, тут он сбивается под тяжестью взгляда и заискивающе добавляет. —?Но мы, безусловно, что-нибудь придумаем. Мы всё понимаем.О да, она уверена, что именно так всё и было.Ей нравилось это ощущение… неприкосновенности. Собственности у хорошего хозяина. Что-то в этом было?— притягательное.Кажется, даже убей она кого-нибудь, даже застань её десяток свидетелей на месте преступления, поедающей ногу какого-нибудь бедняги, Эру без труда отбил бы её у полиции.Смотрел бы на полицейских этим взглядом и, отсчитывая крупные купюры из бесконечной пачки, втолковывал, как мудрый наставник нашалившим подмастерьям: ?Это моя девочка. У нее сегодня концерт. Она оступилась, но уже все осознала и больше не будет. А концерт отменить нельзя, у нас солд-аут, все пришли на нее. Хотите, и вам билеты достану. М? Десять бесплатных билетов, приходите всем отделом. Что скажете??Да, так бы оно и было.Сейчас зал пустой, только в центре в круг составлены четыре пластиковых раскладных стула. На двух уже сидят Аулэ и Намо. Они синхронно оборачиваются на шорох её шагов.Аулэ по-отечески улыбается, Намо только мерит равнодушным взглядом.Она демонстративно садится ближе к Аулэ. Отвечает Мандосу тем же.Нет. Тщетно. Она не может высечь из себя раздражения. В ней не осталось ничего, за что оно могло бы зацепиться.Пока нет Манвэ, они сидят молча. Каждый читает партитуры, выученные наизусть.Даже Намо сегодня на редкость тих. Никаких комментариев, никаких замечаний.Аулэ поглядывает на часы.Манвэ задерживается уже на десять минут. Всякое, конечно, бывало, но обычно он не опаздывает.А сейчас, на гастролях, привычный ход времени сильно изменился. Когда всё расписано под секундный хронометраж, десять минут начинают казаться целой бездной.Аулэ шумно вздыхает и достает мобильный.Они втроем молча слушают длинные гудки. Один, второй, третий.?В настоящее время абонент не может ответить на ваш звонок?.Аулэ удивленно смотрит на экран смартфона. Набирает Эонвэ.Холодно говорит:—?Ты время видел? Где твой подопечный? Что значит ?не знаю?? Опять ?не знаю?? И зачем ты нужен тогда? Ну, давай, подними свою тощую задницу и проверь его номер. Не знаю, куда он у тебя ушел, но в ?малом? его нет. Проверь бары, спроси у администратора. Делай! Это твоя работа!Варда слушает их разговор отстраненно. В голове до сих пор звучит эхо пустых гудков. Таких пугающе пустых, словно на том конце никого нет. Они напоминают ей о вчерашнем концерте. Об обещании Илуватара ?разобраться?.К горлу подкатывает горький ком. Она трогает Аулэ за рукав.—?Послушай,?— тихо говорит она. —?Не надо Эонвэ. Я сама за ним схожу.Она знает, где его искать. Конечно, ни в каких, в бездну, не в барах. Она уже заставала Манвэ после ?разговоров с отцом?.Варда поднимается на их этаж. У него 103 номер. От лифта направо по пушистым бежевым коврам до конца длинного узкого коридора, дверь налево.Эонвэ, похоже, недавно ушел, подсунув под дверь записку. Варде меньше всего хотелось бы знать её содержание.Она три раза раздельно стучит в дверь. Говорит:—?Манвэ, открой, это я. Я одна.За дверью тихо, темно и пусто. Любой бы сразу понял, что там никого.Но Варда стучит повторно.—?Манвэ, я… послушай, не заставляй меня. Мне очень больно говорить громко. Пусти.Тишина за дверью напрягается. Съеживается в колючий комок.Упрямо сворачивается в узел. Борется сама с собой и спустя минуту сдается?— лопается тихими шагами.В двери поворачивается ключ.Манвэ приоткрывает дверь на ширину трех пальцев. Упирается лбом в косяк у входа. Варде видны лишь мягкие светлые пряди.—?Есть варианты меня потерять? —?безнадежно упавшим голосом спрашивает он.Варда вздыхает и качает головой.—?Никаких. Но… я могу искать тебя достаточно долго.Он колеблется.Но приглашающе распахивает створку, прячась в чернильной темноте номера.Варда оглядывает пустой тихий коридор позади себя, убеждается, что её никто не видит. Заходит и сама запирает дверь на ключ.Оборачивается, скашивает глаза на густую дышащую черноту рядом.Прислоняется затылком к двери. Знает ответ, но уточняет:—?Я включу свет?—?Нет,?— быстрый ответ без раздумий.Она прислушивается. Дыхание рядом сорванное. Немного хрипит и будто булькает на выдохах.Вчера ему тоже пришлось нелегко.Варда глубоко вздыхает, слушая хрипы в собственном горле.Они очень давно отстранились. Возможно, слишком давно.Зарождающаяся близость между ними оборвалась задолго до ухода Мелькора.Когда работы стало слишком много. Когда Манвэ перестал справляться. Когда Варда перестала чувствовать к нему что-либо, кроме раздражения.Когда в её разговорах с ним остались только уколы:?Ты можешь вести себя как взрослый???Соберись уже?.?Никто не собирается тебя уговаривать, ты пришел сюда работать?.Она чувствует себя неловко. Словно, придя сюда, выгребла остатки депозита доверия между ними.Варда знает, в другой ситуации он бы уже цинично усмехнулся и спросил: ?Что, с Мелькором поругались??В другой ситуации она бы ему сказала: ?Ты можешь взять себя в руки? Можешь быть злее? Я так устала?.В другой ситуации.Сейчас она слепо раскрывает руки и говорит:—?Иди сюда.Манвэ существенно выше, она едва достает ему до плеча.Она знает, как сильно он горбится, чтобы уткнуться носом в её согревающий воротник.Он обнимает её поперек ребер так болезненно крепко, что она пропускает один выдох.Варда чувствует?— она была нужна ему. Она запускает длинные пальцы в мягкие волосы на затылке, успокаивающе перебирает пряди, почесывает кожу головы.Он ничего не говорит, дышит ровно и глубоко. Никакой нервозности. Он даже спокойнее, чем обычно.Вдруг он вздрагивает, прижимается к ней крепче. Даже через толстый спортивный костюм она чувствует, какой он горячий.Для вопросов еще слишком рано.—?Манвэ… Я так за тебя переживаю,?— шепчет она ему в кожу.Он молчит.Внезапно опускается на колени, упирается лбом ей в солнечное сплетение.Варда прерывисто выдыхает. Этот жест такой отчаянный и беспомощный, что вчерашняя боль возвращается. Острой занозой, совсем как на концерте. Она медленно скользит по двери вниз вслед за ним, встает на корточки и прижимается лбом к его горячей щеке.—?Как твой голос после вчерашнего? —?тихо спрашивает он.Варда вздыхает. Говорит честно:—?Хуже некуда. Пока не знаю, как я буду дальше.—?Ты… из-за меня это, да?—?Я не знаю. Наверное. Да. Что-то произошло, и это вдруг довело меня до отчаяния.Манвэ молчит. Варда не может открыть рот и выдавить из себя хоть слово. Она понятия не имеет, что нужно говорить в таких случаях.Ей бы хоть немного вчерашней силы, и она могла бы зло и цинично взбодрить его. Могла бы заорать на него, чтобы привести в чувство. Сделать хоть что-то, чтобы это мерзкое чувство полного бессилия свернулось в копошащийся ядовитый ком и сгорело в лучах её огня.Но она не чувствует в себе ничего. Только пустоту и запах пепла. И страх, что это был её последний концерт в этом туре.И только сейчас, в темноте, молча, слушая его дыхание и чувствуя ровное тепло, она чувствует себя спокойно?— впервые со вчерашнего вечера.Она не смогла бы сказать, сколько они так просидели. Может быть, всего несколько минут.Он первым приходит в себя.—?Пойдем, нам пора,?— он говорит это сам. Поднимается и помогает ей подняться.—?Ты готов? Думаю, после вчерашнего у Аулэ не будет для нас хороших новостей.Он усмехается?— она это слышит.—?Сильнее Илуватара никто не бьет, тем более наш старик Аулэ.Он говорит ?Илуватар?, а не ?отец?. Она замечает.Она тайком осматривает его, пока он щурится на свету и запирает дверь номера.Лицо почти серое, запавшие провалы глаз, красные и воспаленные. Руки подрагивают.Он ловит её взгляд и улыбается. Как всегда, обескураживающе: спокойно, очень добро и печально.И даже сейчас он почти преступно красив.Варда всегда полушутя говорила, что отдала бы любые деньги за такие скулы, на которые светлые волосы ниспадают, будто специально уложены туда стилистом для фотосессии. Что самое обидное?— даже если он не удосужился их помыть.За такой порочный силуэт нижней челюсти и искусный изгиб губ. За такой породистый, в меру широкий?— идеальный,?— подбородок.Ей и сейчас сложно оторвать от него взгляд.Всегда сложно не чувствовать себя рядом с ним, как с божеством.Когда они подходят к двери в малый зал, она останавливает его ладонь на ручке. Говорит, пристально глядя в глаза:—?Пообещай, что если я смогу тебе хоть чем-то помочь, ты ко мне обратишься и всё расскажешь. Он мягко улыбается и сжимает её ладонь в пальцах:—?Обещаю. Но есть вещи, с которыми мне еще предстоит разобраться самому.Их встречают взгляды взбешенного Аулэ и совершенно отстранённого Намо.—?Ну наконец-то! —?вскрикивает Аулэ и даже подскакивает на стуле. —?Ваше высочество, я надеюсь, это последний раз, когда на ваши поиски целые отряды надо отправлять.Манвэ падает на последний свободный стул рядом с Намо, широко расставив ноги. Руки безвольно свешиваются вдоль тела плетьми. Он исподлобья смотрит на Аулэ. Молчит.—?На полчаса нас всех задержал! —?Не успокаивается тот. —?С ума сойти. Полчаса! Мы бы уже закончили.—?Аулэ,?— неожиданно резко обрывает Намо. Его голос громоподобным эхом отражается от стен. —?Предлагаю не затягивать еще больше. Давайте приступим.Аулэ смотрит на Мандоса удивленно. Но ничего не говорит, лишь качает головой.Раскрывает тонкий ноутбук, поворачивает экраном к собравшимся.Варда с тревогой наблюдает, как Манвэ мнет пальцами крылья носа. Обеими руками убирает от лица рассыпающиеся мягкие волосы.Он постоянно так делает. Но даже в этих, обычно изящных, жестах, сквозит безжизненная вялость.—?Итак, вчера был… —?Аулэ осекся. —?Интересный концерт. Интересный. Хочу показать вам несколько отрывков в записи.Пожалуй, видеть свой срыв, записанный на профессиональную видеокамеру с максимальным разрешением?— это единственное, чего не хватало Варде, чтобы чувствовать себя растоптанной.Но Аулэ показывает отдельные эпизоды по несколько раз, восхищенно останавливая стоп-кадры с её перекошенным лицом в слезах и умиленно рассуждая, какую невероятную звезду они вырастили.—?Пожалуйста, Аулэ,?— цедит Варда, придерживая пальцами задергавшееся веко. —?Избавь нас от всего этого, твои дифирамбы никому не интересны.—?Нет, ну какая экспрессия! Какое отчаяние! Это потрясающе, невероятно живо сыграно! А зрители, ты видела? Они просто с ума сошли! Скандировали твое имя. Это было невероятно.Варда заводит глаза к потолку.На экране на паузе стоит момент, где она переходила от песни в настоящий истерический плач.Неужели он не видит, что она не в порядке? Неужели этого никто не увидел? Удивительная близорукость.—?А еще вы совершенно невероятно сработались с Намо. Я пересматривал ваши парные партии несколько раз, и я восхищен вашей работой. Какая искренняя ненависть! Какое противостояние! Истинно тьма и свет, я вас еще никогда такими не видел. Если вы не репетировали в тайне от меня, то я не знаю, что это.Это невозможно выносить.Варда прикрывает пальцами пульсирующие болью глаза. Выдыхает на три цикла, уговаривая себя не разбить этот ультратонкий и мощный ноутбук о голову их доброго, но тупого менеджера.—?Но, ребята, у меня для вас, конечно, не только хорошие новости.Она слышит, что голос Аулэ меняется.Он мнется, задумчиво жует губу, перебирает листы партитуры толстыми пальцами, невидяще пробегает глазами текст.—?К сожалению, не все оценили по достоинству вашу работу. Несколько статей критиков вышло… гм… давайте, вы лучше сами сделаете выводы. Вот, например, отрывок из статьи на MusicWorld, называется, кстати, ?Боги и Монстры?: всё под контролем, ребята???— именно так, с вопросительным знаком. Здесь много говорится о… так… ?Вслед за уходом из группы Мелькора Бауглира, группу постигают удар за ударом… так-так-так… тирания низкочастотного Намо Мандоса…. Так… Вот. ?Что касается последнего концерта группы?— надеемся лишь, что он не будет последним в их мировом туре?— Элберет прикрыла грудью голосовое бессилие Манвэ, внезапно проявившее на последнем выступлении?. Так… ?Такой слабой работы в его исполнении мы еще не видели. Что это? Усталость? Куда же смотрит их менеджерская команда, бюджеты которой и так, признаем, излишне раздуты. А если не усталость, то что, бездна его дери, это было? Пока ждем официальных комментариев от группы. Как только они появятся?— сразу дадим вам аудио- и видеоподтверждения нашей теории от участников?. На этом всё.Аулэ смотрит на собравшихся. Они все отвечают ему молчаливым хмурым взглядом.—?Я вам напомню, что у нас есть штатный психолог и команда врачей. И есть я, к кому вы всегда можете обратиться…?…чтобы Эру Илуватар успел вовремя узнать о проблемах и убрать вас из проекта быстро и безболезненно?,?— заканчивает про себя Варда с ухмылкой.—?Если есть проблемы, давайте их обсудим сейчас, я прошу вас.Ему отвечают мрачным молчанием.Аулэ тяжело вздыхает и продолжает.—?Статью я вам прочитал не чтобы расстроить, конечно. Просто чтобы вы были готовы к вниманию прессы и вели себя осторожнее. Особенно ты, Манвэ. Эру на нашем совещании, конечно, тоже отметил… отметил, что ты не брал свои коронные верхушки на выступлении. Ни одной.Взгляд Манвэ?— потухший вулкан. Он смотрит на Аулэ безо всякого выражения.По Аулэ видно: он подбирает слова, которые были бы достаточно строгими, но смягчили бы передаваемую им позицию Верховного.—?Я хочу напомнить тебе, что мы здесь не в игрушки играем. У нас не гаражная банда, а у вас в руках — не бутылки пива, а трехголосные партитуры, где каждому голосу отведено свое место. Ты — тенор. Менять что-либо перед выходом к многотысячному залу?— это не просто безответственно. Это безумие. Твоим партнерам было очень тяжело подстроиться. И не было ни одной репетиции, поэтому…—?Аулэ,?— глухо обрывает его Манвэ. —?Не трать слова. Мне звонил Илуватар.В ?Илуватар Корпорэйшн? каждый знает, что значит эта фраза.Эру никогда не звонит, чтобы поздравить с успехом.Когда он восхищен?— он приезжает. Привозит что-то дорогое, что-то монструозно огромное и пафосное. Привозит на хвосте толпу журналистов. Здоровается с тобой за руку или галантно целует в ладошку. Поздравляет, сулит успех. Обещает все богатства мира.Так Илуватар покупает тщеславных артистов в свою команду.А вот звонит он, только чтобы дать указания. Или рекомендации. Если один его звонок не вразумил тебя, дальше его юристы будут работать с тобой по расторжению контракта.Обычно он приезжал к Манвэ после концертов. Он всегда изыскивал возможности, даже если они были в разных городах. А сейчас, когда он буквально смотрел концерт из зала?— он позвонил.Аулэ сочувственно поджимает губы и скомкано сворачивает собрание.Он дает им два часа на сборы. Сегодня ночью они должны выехать в следующий город.Он поднимается первым. Уходя, пожимает плечо Манвэ и что-то тихо шепчет ему, склоняясь к макушке.Манвэ вяло кивает, не меняясь в лице.Намо уходит следом.—?Манвэ,?— уходя последней, Варда трогает его за плечо. —?Пойдем, время.Он кивает.—?Дай мне десять минут,?— шепотом. —?Я уже иду.Он сидит без движения, пока за дверью не стихают шаги. Пока не убеждается, что он совершенно один.Тогда он выдыхает и расслабленно оседает на жестком стуле.Будто все это время задерживал дыхание, а теперь наконец дал себе волю впустить кислород в горящие легкие. Съезжает по стулу и некоторое время сидит, запрокинув голову и уставившись в потолок. Думать не хочется. Более того, каждая мысль грозит раздавить его своей тяжестью, так что он больше не сможет подняться.Он прикрывает глаза, но тонкие веки дают слишком мало темноты, пропускают на сетчатку свет.Он накрывает горячие глаза ладонями.Да, отец звонил ему ночью.Он сказал, что разочарован.Против воли Манвэ, обрывки разговора снова начинают звенеть в ушах.—?Обычно, слушая твое пение, я слышу, что ты понимаешь меня. Что мы с тобой всё чувствуем и понимаем одинаково. Для меня очень важно такое единение. Пока ты меня понимаешь, мы все делаем правильно. Но сегодня… я слышал кого-то другого, Манвэ. Тихо, глухо. Никакой выразительности. Что это? Это звучало, как диссонанс. Врезалось мне в голову штопором, понимаешь. Я ни на чем не мог сосредоточиться, кроме этого. И заметь, я сейчас даже не говорю о том, насколько это безответственно, об этом отдельно. Как тебе вообще такое в голову пришло? О чем ты думал?И Манвэ словно глотает раскаленную шпагу, прежде чем начать говорить.—?Нет, Эру, всё нормально. Но… было опасение, что я могу…—?НЕ СПРАВИТЬСЯ? —?Эру на том конце заканчивает за него. Он, кажется, в ужасе. —?Кто был в курсе? С кем ты советовался?Манвэ будто примораживает. От этого ужаса в голосе отца. Что этот ужас?— он по его вине. Это всё потому, что он плохой сын.Он всех обманул. Дал надежду, что может вывезти концерт на запредельно высоких тонах, сделал заявку?— и съехал. Не вывез, не потянул.Его с кем-то перепутали. Это кто-то другой может так петь. А Манвэ просто лжец. Он врун и слабак. Он никогда в жизни не смог бы вынести весь тур на таких высотах.—?Эру, я справлюсь,?— твердо отвечает он. Так твердо, как может, с дрожащими от ужаса руками, с отхлынувшей от головы кровью.—?Ты УВЕРЕН?Манвэ выдыхает.—?Я… хотел бы, чтобы ты приехал. Чтобы ты сам сделал вывод, что я готов к следующему концерту. Возможно… порепетируем.Молчание.—?Я подумаю,?— сухо.И сразу отключился.Манвэ словно снова в ночном номере отеля, который он делит на двоих с пустотой. Судорожно втягивает воздух. Держит уже мертвый тихий смартфон у уха. Смотрит в пространство невидящим взглядом и не может придумать, что ему делать дальше.Время на часах подсказывает, что нужно ложиться спать.И он ложится как есть?— в одежде, на застеленную кровать.Он не может заснуть. Ворочается на холодной гостиничной простыни, тщетно пытается согреться. Но его колотит так сильно, что от дрожи мышцы сводит судорогой. Он не понимает: это ломка? Это нервы?Нужно встать и разобраться с этим, но всё, на что его хватает?— это бесконечно гонять в голове эту мысль:?Мне нужно встать и разобраться с этим?.?Нужно встать и разобраться с этим?.?Нужно встать?.?Нужно встать?.Так и лежит, безуспешно пытаясь заснуть, стуча зубами, покрываясь ледяным потом. Смотрит в потолок, не мигая, пока не становится больно сухим глазам.В какой-то момент грань реальности милостиво проламывается под ним, будто тонкий осенний лед, и он скатывается в сон. В бесконечный липкий кошмар, где он прячется от паука, но паук всегда находит его, где бы он ни скрылся. И у паука неожиданно человеческое лицо, и Манвэ даже знает, чье оно, но там, во сне, забыл.Он силится вспомнить. Он почему-то знает, что если эту тварь позвать по имени, окликнуть, заставить прекратить, то она отстанет.Но он не помнит имени, и у него совсем нет сил вспоминать.И тварь ловит его, опутывает своими ядовитыми нитями, обездвиживает, подвешивает в своем логовище как трофей. Заглядывает в лицо близко-близко, смотрит, не мигая, черными глазищами. Открывает свой ядовитый рот… и Манвэ просыпается.Распахивает глаза в ужасе и, имя твари легко, в тот же момент всплывает в сознании.Сейчас, сидя в хорошо освещенном концертном зале на пластиковом стуле, он будто снова проживает свой бесконечно длящийся кошмар. Он выдыхает:—?Намо,?— хрипло, шепотом.И тут же жалобно сглатывает, понимая, что снова сказал это вслух. Слишком глубоко ушел в воспоминания минувшей ночи. Встряхивает головой, пытаясь отогнать наваждение, и, наконец, поднимается.Чтобы тут же отшатнуться обратно, потому что прямо перед ним, оседлав стул задом наперед и вперив в Сулимо заинтересованный взгляд, сидит Намо.—?Какого…?! —?Манвэ пытается справиться с колотящимся в горле сердцем.Он готов поклясться, что был один.Намо смотрит на него снизу вверх всё с тем же выражением.—?Ты звал меня,?— полувопрос, полуутверждение. —?Ты позвал, и я пришел.Манвэ хмурится. Он что, дурачится?Но на лице Намо нет ни тени улыбки. А в глубине зрачков ровно тлеет тот самый диковатый, алчный огонек из его сна, пугающий Манвэ настолько, что взрослому мужчине должно быть стыдно в этом признаться.Однако Манвэ уже не стыдно. Ему сейчас откровенно страшно находиться с этим парнем один на один в закрытой комнате, и он готов выскочить в коридор и кричать об этом на весь отель.Намо усмехается, будто бы без труда прочитав его мысли.—?Не нужно так волноваться,?— он выставляет вперед ладони в примирительном жесте. —?Я только хочу поговорить с тобой. Можно?И он вперивает в Манвэ немигающий взгляд, вязкий, как паутина и затормаживающий, как яд ее обитателя. Манвэ чувствует, что снова происходит нечто. Что-то неправильное, что происходить не должно.Взгляд Намо как канал в другое измерение. Как наркотик. Один раз пустил по вене?— попался.—?Не делай это! —?Манвэ предупредительно вскидывает палец. —?Только посмей сделать это еще раз.—?Что я делаю? —?Намо удивленно вскидывает брови.—?Хватит,?— устало бросает Манвэ, на мгновение прикрывает глаза и массирует пальцами переносицу. Это единственный способ для него сейчас разорвать зрительный контакт. —?Перестань. Ты подкинул мне огромную гору проблем, и мне сейчас совершенно некогда разбираться, зачем ты это сделал. Я просто ухожу.Он отводит взгляд и быстро направляется к выходу.Намо резко поднимается и перехватывает его за локоть в попытке задержать.Манвэ всегда ненавидел это. Ненавидел, когда его хватают.Он выдергивает руку резче, чем нужно. Резко разворачивается, смотрит в бешенстве.—?Не. Смей. Меня. Трогать,?— раздельно говорит он. —?И не смей больше разговаривать со мной без свидетелей.Снова этот примирительный жест?— выставленные вперед открытые ладони. Намо смотрит без улыбки.—?Хорошо, как ты скажешь. Но, Манвэ, позволь мне кое-что объяснить. Я ведь имею право быть правильно понятым, да?Манвэ на мгновение сбивается с мысли, потому что просьба выглядит вполне здраво, и это озадачивает. Намо пользуется этим и добавляет:—?Давай спокойно всё обсудим, пожалуйста. Я не враг тебе.Ух, последнее было лишним.Манвэ бьет взглядом наотмашь.—?А кто ты мне? —?цедит он, растягивая слова до слогов.Намо словно теряется. Сбивается с некоей логично выстроенной в его голове последовательности их разговора. Словно сам всерьез впервые задумывается над этим вопросом.—?Друг? —?продолжает Манвэ, делает шаг вперед. Грустно усмехается. —?Нет, какой ты мне, в бездну, друг. Коллега по группе? Всего месяц. Так чего же тогда тебя, коллега, так волнует, как и что я пою? У меня, к сожалению, только одно предположение: ты хочешь, чтобы у меня были проблемы. Хочешь подняться на этом в глазах моего отца.Намо слегка дергается, как от пощечины.—?Нет, Манвэ. Всё совсем не так. Я не желаю тебе зла.Ярость Манвэ выходит из берегов.—?А что ты мне желаешь?! Ты вообще слышал, что сказал Аулэ? —?Намо слегка кивает в знак подтверждения. —?А знаешь, что мне по телефону сказал отец? Тебе лучше не знать. Лучше бы этого не знать даже мне. Ты ничего не понимаешь. Вообще не понимаешь, куда влез. Да я лучше выблюю связки прямо на сцене, чем понижу тесситуру.Намо смотрит исподлобья. Покусывает губы, словно раздумывает, какую меру искренности стоит отсыпать этому разговору. Что-то решив для себя, он говорит:—?Я бы не хотел, чтобы ты пострадал от собственной преданности. И я не мог допустить, чтобы ты совершил это творческое самоубийство на глазах всех своих фанатов. Жизнь не кончается на ?Богах и Монстрах?, Манвэ. Я думал, у меня будет возможность с тобой поговорить об этом. Я не хочу, чтобы ты пострадал так, что вообще не смог бы петь дальше. Я больше не могу так, Манвэ.Последнее прозвучало почти отчаянно. Словно под ?так? подразумевалось больше сказанного вслух.Он поднимает взгляд. И теперь смотрит прямо и?— будто совсем немного,?— грустно.Понимай его как хочешь.Но Манвэ не хочет никак.Ему хочется вернуться во вчерашний день и отмести дурацкую идею распеться. Хочется дистанцию длиной в половину сцены с Намо.—?Ты меня с кем-то перепутал, Мандос. Несешь какую-то ерунду, не можешь внятно ответить ни на один вопрос. Мы с тобой не друзья, совсем нет. И мне противно находиться с тобой в одном помещении. Серьезно, я не знаю, чего от тебя ждать, но не жду ничего хорошего.Намо кивает. Кажется, понимающе. Прячет руки в карманы и отводит глаза в сторону и вниз.—?Прости. Да, это всё плохо выглядит, и мне… жаль, что всё вышло именно так.Он говорит это тихо и печально.Манвэ замирает.Ему не хватило финального аккорда. Не хватило, чтобы Намо зло выплюнул ему слова проклятия. Или чтобы он признался, что желал зла. Чтобы прямо сказал: ?Да, я хочу выжать тебя из группы, и что мы мне сделаешь? Это конкуренция, сопляк, выживает сильнейший!?Ему хотелось, чтобы все эти безумные действия и разговоры последних дней стали понятными. Обрели какое-то зримое основание.Но Намо стоит перед ним, будто ему и правда жаль.Зачем он это делает? Что в его голове?Манвэ знает?— это плохие, опасные вопросы. Не надо пытаться лазить в чужую голову. И ставить себя на чужое место тоже не надо.И поэтому он отшатывается дальше, назад, к спасительной двери.Если Намо не хочет, то он сам завершит их партию?— как умеет.—?Да пошел ты, придурок,?— бросает он. —?Молись, чтобы мой голос восстановился сам.Намо больше не отвечает. Не смотрит. Стоит посреди пустого зала как статуя, выточенная из цельного камня?— не дрогнет ни один мускул.—?И больше никогда не подходи ко мне,?— говорит Манвэ, нащупывая за спиной ручку. Ему не хочется поворачиваться к Намо спиной: в воспаленном от бессонницы и стресса мозгу слишком явственно ощущение, что стоит отвернуться, как в шею вопьется острое жало. Или зубы. Но совсем не человеческие. —?Не говори со мной. Не думай, как мне помочь. Если я пойму, что ты делаешь это снова, я сам позабочусь о твоих проблемах.Выходя, он грохает о косяк дверью с такой силой, что сам вздрагивает.И выбрасывает печально сгорбившуюся фигуру из головы.***Перед глазами предательски плывет.Это что, слёзы? Нет, не может быть.Варда сидит в своем темном номере на заправленной постели и не может перестать читать злую и очень меткую статью о себе?— ?Bye-bye, Elbereth?.Ей скинули её только что. Будто совещания с Аулэ ей было мало.Оказалось, что юркая маленькая сучка Тхурингветиль, которую так пафосно вывел Илуватар с пресс-конференции?— это один из популярнейших музыкальных блогеров с аудиторией больше пятисот тысяч подписчиков.И она наточила зуб на ?Богов и монстров??— еще тогда, после конференции. Особенно на неё, Варду, за грязную историю с изнасилованием. Как Варда узнала буквально только что, у неё тогда даже выходила соответствующая статья про них с Бауглиром, с говорящим заголовком: ?Святая сука: дружба и предательство by Варда Элберет?.Но сегодняшняя заметка была паршивее и злее. Она написана явно по следам концерта и не вычитана, но каждое слово из неё будто въедается Варде под кожу.?То, что вокальные данные у Элберет слабые?— ясно как день. Во всяком случае, даже мне, вашей мышке без высшего музыкального образования. А уж достопочтенным музыкальным критикам и подавно. Вот сейчас смотрите, что они станут писать, и сразу увидите, кто конкретно проплачен Илуватаром. А для тех, кто не увидит сам, я, конечно, принесу ссылки с подробным разбором этого смрада, не переживайте <3Лично я могла терпеть Варду только в тандеме с Мелькором, уж больно горячая была парочка. Вы видели записи самых отвязных концертов? Ох и ах, прилагаю вам ссылки. То, что они творили на сцене, нельзя показывать детям до шестнадцати лет!Но я тут посмотрела прямую трансляцию с последнего концерта ?БиМ??— и WTF?! Вы тоже видели это?!Первородная тьма, мать наша, чем они её накачали? Лошадиными стероидами?Она почти выхаркала свои гланды мне в лицо!Мне оставалось радоваться, что смотрю не в 3D.С такой оторванной бабищей даже светлоокий сокол Манвэ как-то скис :(Но я уверена, что золотой мальчик оклемается, и уже на следующем концерте будет сиять.Вот оффтопом хочу добавить: как бы я ни ненавидела Илуватара и весь шлак, что он производит, над Манвэ он точно потрудился на славу. Пожалуй, лучшее его произведение. Смотрю в его голубые глаза и?— девачкиии, я не могу писать о нем плохо.Тем не менее, стабильно круто отрабатывает там сейчас только Намо. Но он просто Скала. Намо, мужик, если ты меня читаешь, знай?— серьезно, экстрим-вокал твоей мощи нельзя просаливать в этой совершенно днищной группе. Выбирайся оттуда скорее, парень! Мы уже хотим видеть что-то по-настоящему лихое в твоем духе.Кто только что родился или вылез из танка, ловите видосы, как он натурально лопает голосом бутылки. А еще ловите крутой обзор прошлогоднего "Вакена", он там с ?Пророком? просто выжег, нахер, всех!А с этими вашими ?БиМ? всё понятно, главный вопрос сейчас: как долго проплывет этот гигантский тяжеловесный Титаник дорогой рок-музыки.Сириусли, Илуватар, ты постарел и просчитался. Это дерьмо не окупит себя даже на сотую часть. Лучше вместо очередного платья Варды сделайте ей литую глотку, и пусть она использует её по назначению, а не для пения в микрофон. Не её это, не её.Моя ставка?— на следующий концерт она уже не выйдет. Ну и хорошо, может, найдут какую-нибудь молодую девочку пободрее и талантливее? Или вообще выпустят только дуэт Намо?— Манвэ, и можете кидать в меня тапками (нет), но я считаю, они вдвоем тоже зададут жару. Намо?— такой максимально низкий и холодный, а Манвэ?— высокий и горячий.Может, я даже перестану ненавидеть звуки их соло, если вместо Варды программу будут открывать эти двое? Ё-моё, думаю не о том, чего и вам желаю.Сейчас закинусь парой пицц и сделаю вам крутой разбор с обоснуем всех изложенных выше тезисов по этому концерту, чтобы вы не думали, что я тупой интернет-тролль.Всем зла!?Варда прячет лицо в ладонях и беспомощно плачет. Тихо и без истерики.Кто-то мог бы ей сказать: ?Мало ли дерьма пишут в интернете про звезд твоей величины?.Много. Пишут много.Но правда в том, что Варда полностью согласна с этой соплячкой. Она сама не знает, выйдет ли на следующий концерт.Возможно, это было её последнее выступление.Последнее.Да чтоб тебя.Варда отнимает от лица руки с единственной мыслью: ей нужна выпивка. Прямо сейчас. И чем крепче, тем лучше.Она выходит в коридор: здесь везде снуют ребята из их команды, их всех заселили на третьем. Видимо, готовятся к отъезду. При взгляде на неё они заискивающе улыбаются или отводят глаза. Так, что Варда понимает: они читали. Они согласны. Они, мать их, все согласны с этой малолетней шлюшкой.Но ничего. Варда не первый день в этом бизнесе. Варде ничего не стоит взять себя в руки.Она выглядит пуленепробиваемой и знает это. Холодно улыбается всем, кто с ней здоровается, остальных игнорирует, глядя поверх их голов.В баре ей выдают по запросу бутылку водки. Молодой бармен с серьгой в ухе уверяет, что это за счет заведения.На скептически приподнятую бровь Варды он улыбается и молча достает стакан с толстыми стенками. Со звонким стуком бросает в него несколько кубиков льда и одним ловким движением отправляет вдоль барной стойки ей в руки. Позволяет себе подмигнуть ей и произнести низким шепотом:—?Рок жив благодаря вам, прекрасная Элентари.Она лишь усмехается.Весьма неоднозначный комплимент, учитывая все составляющие этой встречи.Она выпивает пару стопок водки со льдом прямо там, без какой-либо закуски, почти не делая перерыва. Каждый раз замирая, когда алкоголь протекает по израненному горлу.Не рассчитывает только, что на пустой желудок ей и этого многовато.Когда комната бара дает солидный крен, она тихо говорит ?упс?, дружелюбно помахивает бутылкой бармену и предпочитает удалиться, чтобы закончить начатое в номере.Настроение, тем не менее, улучшается. Она чувствует, как из глубины её тела зарождается задорное и иррациональное желание, требующее мгновенной реализации. В пору дворовой юности она всегда называла его потребностью ?доебаться?. Значило оно всегда буквально следующее: когда уровень алкоголя в крови переваливает некую строго индивидуальную отметку, ты чувствуешь в себе растущую необходимость обсудить с окружающими, зачем они тебя окружают.С этой целью Варда игнорирует лифт и предпочитает подняться по лестнице, уходящей красивым винтом наверх прямо из вестибюля.Эта лестница, как весь отель, может назваться очень уютной. Мягкое освещение настенными бра, пушистые ковры, ненавязчивая инструментальная музыка и… никого.?Народ что, полностью разленился и пользуется исключительно лифтом?! Даже обслуживающий персонал?!??— Варда искренне возмущена. Мысленно решает, что в этом случае она точно найдет с кем поболтать по душам на своем этаже.Однако, на втором этаже её догоняет темная спортивная фигура. Скосив глаза, Варда напрягает каждый зрительный нерв и, ликуя узнаванию, радостно кричит:—?Намо!Мандос не замедляется, бросив не ходу холодное:—?Давай потом.—?Наааамоооо,?— кричит Варда в восторге. —?Нет уж, постой. Давай обсудим сейчас, почему ты постоянно ко мне цепляешься? М? В чем проблема?Кажется, он не собирается отвечать. И останавливаться тоже не собирается. Если бы Варда была более трезвой, она сумела бы заметить или, скорее, почувствовать, что он расстроен. Несомненно, ей хватило бы такта отложить этот задушевный разговор.Но в нынешней ситуации она ничего поделать не могла. В конце концов, не она виновата, что он единственный в семиэтажном отеле ходит по лестницам.Поэтому Варда встает посреди широкой ступени и певуче тянет:—?Нааааамоооооо, в чем твоя проблемаааааа? Поговори со мной, ну же. Я у тебя что, когда-то мужика увела?Она замирает и прикрывает рот изящными пальцами. Последнее вырвалось само собой. И тем не менее, собственная шутка кажется настолько забавной, что Варда давится, прыскает и сгибается пополам от смеха. Она хохочет так сильно, что ей приходится тяжело привалиться плечом к стене, чтобы не упасть.Когда она вытирает слезы смеха, то в ужасе всхлипывает и прижимается к стене, потому что Намо?— тут, и стоит почти вплотную. Он совершенно спокоен и смотрит на нее без выражения, препарируя ледяным равнодушным взглядом.Но Варде становится очень страшно.Разгоряченный алкоголем мозг даже подсовывает ей картину, что свет в коридоре моргает и становится тусклее.Это просто игры её воображения, она это знает. Намо не может управлять электричеством.Ведь нет же?—?Элберет,?— тянет Намо и опирается ладонью на стену рядом с её головой. Впивается взглядом в её лицо, обегает одежду, натыкается на скромно зажатую в пальцах литровую початую бутылку. —?Ага. Понятно. Я искренне не хотел говорить с тобой об этом после такого сложного концерта, мне казалось, нам обоим хватило. Но раз ты ТАК сильно настаиваешь, то пожалуйста.Он скользит свободной рукой ей на шею. Задумчиво оглаживает кожу, приоткрывает большим пальцем губы. Дает ей почувствовать пронизывающий холод своих пальцев.Варде не хочется его останавливать. Вернее, хочется, но она не может. Она вдруг чувствует, как в одно мгновение все силы улетучиваются. Остается только совсем немного?— чтобы внимательно выслушать, что он ей скажет.Он наклоняется к её губам и шепчет, глядя строго в глаза:—?Я цепляюсь к тебе, потому что ты безголосая тупица, Варда. Потому что по сравнению с голосами Манвэ или Мелькора твой?— ничто. И я никогда раньше не мог понять, за что тебя держат в этом коллективе, по силе сравнимом с оперным. Но теперь,?— он неприятно усмехается. —?Теперь я понимаю. Ты попала сюда через постель. И я, возможно, многого не знаю, но догадываюсь, через чью именно. И если мои догадки верны, то с уходом Мелькора все твои позиции в группе висят на волоске. И?— если мои догадки верны,?— то твои обвинения в адрес Бауглира?— такая же гнусная ложь, как и то, что ты вообще способна петь. Знала бы ты, как меня злит, что ты сидишь в этой группе и занимаешь место, которое по праву должно быть у какой-то талантливой и работоспособной девушки. Злит так сильно, что я не могу себя контролировать. И поэтому все твои выходки страшно раздражают меня. И поэтому, Варда, если мой голос будет что-то решать, я обязательно буду против твоей работы в группе. Ты понимаешь это? Понимаешь?Варда чувствует, как лицо Намо расплывается перед глазами, но кивает. Она просто кивает и никак не парирует его маленький гнусный выпад.Дерьмо.—?Умница. И помни, Элберет, тебе не под силу меня по-настоящему задеть. У тебя нет ничего, что могло бы меня расстроить или унизить. Поэтому не трать силы понапрасну. Они понадобятся тебе, когда ты будешь распеваться сожженным водкой горлом. Я напомню тебе, дорогая, у нас концерт завтра. Теперь можешь не просить: твои партии я подхватывать не буду. Сама выбирайся.Варда ничего не видит и не слышит. Только чувствует, что Намо рядом уже нет.Она стекает по стене, не чувствуя в ногах опоры. Они будто студень или кисель.Садится на ступеньку и зажмуривает глаза, ощущая, как по щекам потоком бегут злые соленые слезы. Дерьмо.Скручивает горлышко у бутылки и делает большой глоток.***К ночи метель разгулялась не на шутку. Ветер силился пригнуть к земле темнеющие силуэты сосен, в небо ввинчивались белые снежные всполохи, а на крыше опасно грохотало, грозя сорваться и снести кому-нибудь голову. Расслабляясь под защитой крепких стен отеля, буйством стихии можно было любоваться, дразнить эстетствующим взглядом. Но время отъезда неотвратимо приближалось, и в завываниях ветра музыкантам все явственнее мнилось голодное предвкушение.Впрочем, выезд отложили?— сперва на час, потом на два. Музыканты и персонал, топтавшиеся в коридоре с сумками и личными вещами, потихоньку разбредались по отелю, в то время как Аулэ, заткнув одним пальцем ухо, пытался докричаться до кого-то в трубку. Объяснял что-то про неустойки, просил найти хоть какие-то варианты, предлагал деньги, угрожал.Водители мрачно курили на крыльце, вглядываясь в искрящуюся темноту, и со знанием дела бубнили о том, что ехать куда-то в такую погоду, Ингвыч, чистое самоубийство.Когда пришло второе за вечер смс-предупреждение?— ?метель, порывы ветра до 25 метров в секунду, не выходите из дома и воздержитесь от поездок на автомобиле?, Аулэ несвойственно ему ругнулся и пошел к стойке регистрации?— продлевать бронь. Кругом застонали, но скорее с облегчением?— на самом деле, никто никуда ехать не хотел.—?Так, народ,?— Ауле похлопал в ладоши, призывая ко вниманию. —?Я созванивался с Илуватаром. Если в течение следующих часов ситуация не изменится, завтрашний концерт придется отменить. Метель такая, что дороги не успевают чистить. Но это КРАЙНЕ нежелательно. Так что, если будет шанс, попробуем прорваться.—?Да там пробки на километры,?— вставил Олорин, помахивая смартфоном. —?Машины глохнут, люди службу спасения вызывают.Народ глухо зароптал. Арвен, одетая в тонкую шубку с рукавом три четверти, определенно предполагающую в качестве завершающего верхнего предмета одежды машину, бросила встревоженный взгляд на Аулэ. Рядом с ней воинственно подобрался Арагорн.Галадриэль громко фыркнула, не постеснявшись выразить общее мнение.—?Помрем, и толку?—?Мы в такую погоду никуда не поедем,?— донеслось со стороны заснеженных водителей, в группе чувствующих себя более весомой силой, нежели поодиночке. —?Автобусы из сугробов хотите толкать?—?Тьфу ты,?— Ауле еще раз ругнулся, тиская смартфон в огромной ручище. —?Зачем панику разводите?! Дальше видно будет. Никто помирать не собирается, но и неустойку из-за дурацких причин платить не будет. Всё, ждите. А лучше идите спать.Навьюченная вещами толпа музыкантов и персонала начала с ворчанием рассасываться, а Манвэ поспешил ускользнуть в боковой коридор?— темный и пустынный. Спать не хотелось. Хотелось побыть в одиночестве, не думая ни о завтра, ни о вчера. Только о текущем моменте, где он казался себе последним человеком на планете, блуждающим в недрах занесенного снегом отеля.Мгновенно вспомнилась соответствующая повесть от маэстро ужасов. Манвэ даже невольно покрутил головой в поисках жутковатых девочек-близняшек, пялящихся на пришельца из противоположного конца коридора. Усмехнулся сам себе. Ладно, этому отелю еще далеко до ?Оверлука?, даром что находится он примерно на таком же отвесном склоне.Впрочем, есть здесь и свои монстры. Сулимо попытался вспомнить, был ли Намо среди ожидающих. А если не был, то каков шанс наткнуться на него в этих темных переходах? Он не удивился бы ни капли, если бы сейчас Мандос спокойно шагнул из-за угла?— будто все время поджидал здесь, зная, куда пойдет Манвэ, наперед самого Манвэ. Или вырос бы за спиной, с раздражающей недосказанностью кривя губы в улыбке.Вероятность этого приближалась к ничтожной, но всё же Манвэ, стараясь не утруждать себя объяснениями, поспешил вернуться в вестибюль и сесть поближе к стойке администрации, где всегда было людно.До него доносились обрывки чужих разговоров:?…метель занесла все дороги из отеля, не смог проехать ни один концертный автобус?.?…местные синоптики обещают, что через два дня сообщение будет полностью восстановлено, но никаких гарантий?.?Ни у чего на свете нет вообще никаких гарантий?,?— подумалось Манвэ.Он бездумно рассматривал, как персонал развешивает в холле новогодние украшения, когда его смартфон ожил вызовом абонента ?Эру Отец?.—?Ну как, ты пришел в себя? —?сходу сухо спросил он, и, не слушая ответ, продолжил. —?Завтра появилось окно в связи с тем, что вы застряли в отеле. Да, вы застряли, с этим уже решено. Я договорился с местной студией. Адрес скину, приезжай пораньше. Порепетируем, возможно, что-то запишем.—?Хорошо, Эру,?— Манвэ мгновение медлит. —?Спасибо. Я не подведу тебя.***—?Почему ты так подводишь меня? Я не понимаю, в чем проблема, Манвэ? —?Эру даже наушники сдергивает от злости.Манвэ прикрывает рот рукой.Лицо горит, по кадыку скатывается струйка пота.Лицо Илуватара за стеклом искажено гримасой гнева и презрения.Коктейль этот предсказуемо не предвещает ничего хорошего.—?Манвэ, что происходит? Ты специально решил потратить мое время? Учти, не выйдет.—?Всё нормально,?— собравшись с духом, отвечает Манвэ в микрофон.—?Нормально? Точно? Ты можешь больше не дурачиться, а выдать результат?—?Могу,?— упрямо говорит Манвэ.Он не может поверить.Он выдает стабильный результат больше двадцати лет. И двадцать из них у него получается выдавать больше, чем от него ожидают.Сейчас же Эру включает получившуюся запись, и Манвэ непроизвольно морщится и зажимает уши пальцами: изломанно-скребущий по слуху скрип с трудом можно опознать как чей-либо голос.—?Учти, вот это не результат,?— Эру устало откидывается в кресле. —?Так ты готов?Манвэ не может унять дрожь в ледяных пальцах. Всё хуже, гораздо хуже, чем он думал.Судя по расслабленной позе Илуватара, он тоже пока не понимает, насколько всё плохо. Что же он думает об этом? Что сын решил привлечь к себе внимание?Неважно. Он пока не понял. Это хорошо. Это очень хорошо.Если он поймет, начнется паника. Он сразу начнет искать Манвэ замену. Он не выпустит его на сцену, если будет малейшая вероятность, что вчерашний инцидент или, как уже несколько раз повторил Илуватар, ?выходка? повторится.Манвэ судорожно выдыхает.—?Дай мне минуту, пожалуйста.Илуватар всплескивает руками и выразительно показывает пальцем на наручные часы.—?Одну минуту,?— Манвэ молитвенно складывает руки. —?Пожалуйста, я прошу.Манвэ закрывает ладонью микрофон. Прикрывает глаза. Восстанавливает дыхание, проглатывает подкатившую к горлу панику. Тыльной стороной ладони промокает взмокший лоб.Снова начинает распевку.Аккуратно подбирается к третьей октаве, взяв самый смыкающий связки слог - "ди". Раскачивает - тон вверх, тон вниз, цепляет верхнее до. Дрожащая нота наполняется силой, звуком, обретает плоть почти сразу, ему даже не нужно прикладывать усилий.Хорошо, теперь полтона выше.До диез подрагивает в его связках, как тревожно звенят хрустальные бокалы в нечаянно задетой коробке. Но он выравнивает её. Доводит до плотности горной слюды. Наполняет воздухом, вселяет жизнь?— и отпускает.Ре.Нота выходит неровной, словно он поет её, подскакивая на кочках. Она дрожит и переливается, не желая идти гладко. Манвэ прошибает испарина.Он плотно закрывает глаза, весь?— слух, сконцентрирован только на одном?— на этом звуке. Ре диез. И ми?— как расплавленное стекло, никак не удержать в пальцах. Она прижигает его кожу, подрагивая в глотке. Он напрягает всё свое сознание, чтобы остудить её и придать ей нужную форму.Да! И эта нота ему поддалась.Манвэ открывает глаза и сталкивается торжествующим взглядом со скучающим Илуватаром, который всем видом показывает, что не впечатлен.—?Ну? —?уточняет он. —?Давай дальше. Фа, соль, ля. Возможно, даже си? Я жду.Манвэ в ужасе сглатывает.Он чувствует по горящим связкам?— это предел его диапазона.Кажется, Илуватар что-то видит в его затравленном взгляде.—?Подойти ко мне,?— говорит он в микрофон.Когда Манвэ заходит в рубку, Эру жестом указывает ему на соседний пустой стул.Сулимо садится, промокая платком лицо и шею. Наблюдает, как Эру нервно пристукивает ногой и отводит глаза, явно собираясь с мыслями.—?Послушай,?— начинает он. —?Я не знаю, кто тебе рассказал. Я просил твою мать держать всё в тайне на время тура.Манвэ теряется.Мать? При чем тут она?Илуватар трактует его замешательство по-своему.—?Да, не переживай за неё, я не буду злиться. Я понимаю, почему она это сделала… но ведь я знал, чтоб его, знал, какие это даст эффекты! Почему эта женщина никогда меня не слушает! Он с досадой хлопает кулаком по пластиковому краю приборной панели.Манвэ наблюдает за ним, стараясь скрыть изумление.—?Эру, я….—?Отец! Я твой отец. Вот и называй меня отцом. А ты мой сын,?— Эру оглаживает короткую ухоженную бороду, седым клином выдающуюся за подборок.?— Отец… с матерью ведь всё в порядке?Илуватар с тревогой рассматривает его лицо.—?Ну, конечно. Не думаешь же ты, что я довел её до болезни?Глядя во встревоженные глаза, Эру фыркает и отводит глаза.—?Что за вздор, я разговаривал с ней сегодня. Она в полном порядке.Воцарилось тяжелое молчание. Манвэ пытался сложить в уме полученную информацию. Видимо, приняв это на свой счет, Эру не выдержал.—?Послушай, развод родителей?— это всегда тяжело, и я знал, что это ударит по тебе, но… ты ведь понимаешь, что это не конец света? И вести себя как бунтующий подросток сейчас совсем не время. У нас очень, очень серьезный проект с серьезным финансированием. И когда ты начинаешь выкидывать такие фокусы?— ты ставишь под удар не себя, а меня. Всех нас.Развод.Слово прогремело в голове Манвэ. После него он уже не слушал.Значит, Илуватар бросает его мать.Он садится, уперевшись локтями в колени, низко склонив голову.Пытается унять гулко ухающий в пустой голове густой ток крови.—?Но почему… сейчас? —?через силу выдавливает из себя он.Эру устало вздыхает.—?Много причин, Манвэ. Много, и они копятся давно. Просто сейчас было очень удобное время, у нас подошел к концу предыдущий брачный контракт, и нам всё равно пришлось бы пересматривать условия… поэтому, решили так.Вот, значит, как. Контракт закончился. Манвэ крепко зажимает рот рукой, чтобы сдержать рвущийся наружу вскрик.Глазам становится больно.Но так дело не пойдет. По мнению отца, слезы?— удел слабых. А его сын должен быть сильным.Когда он вспоминает об этом, внутри что-то будто примораживает.—?Знаешь, Эру…—?Отец,?— поправил Илуватар.—?Эру. Я… пока не готов с тобой обсуждать это,?— и тут Манвэ не соврал. Вся эта информация и такое… оскорбляюще легкое отношение к ней Илуватара ударили обухом по темечку. Ему нужно прийти в себя. Эту информацию ему нужно обдумать, оставшись наедине.Илуватар понимающе покивал.—?Знаешь… извини, если был резок. Но представь мою реакцию! Ведь я просил, говорил о твоем благополучии, и что я получил?—?Действительно. —?В голове Манвэ словно набили ваты. Мысли были глухими, далекими. Манвэ никак не получалось до них добраться.—?Так что? —?Эру продолжил, как ни в чем не бывало. —?Раз мы во всем разобрались, могу ли я сегодня рассчитывать на нормальную работу? Больше не будешь изображать из себя баритона? Честно, слушать это невозможно.Липкий ужас тут же прихватывает Манвэ в районе желудка.Но он заставляет себя расслабленно откинуться в предложенном ему кресле. Деланно вздыхает.—?Отец, ты раскусил меня. Мне очень… обидно, что ты бросаешь маму одну…—?…Все-таки позволю себе поправить тебя,?— Илуватар погрозил пальцем. —?Не я её бросаю. Мы приняли обоюдное взрослое решение.—?Ну, тебе виднее, как это называть. Но правда в том, что мне сейчас, и в самом деле, не до музыки. Я рад, что мы поговорили. Я… знаешь, именно на это я и рассчитывал, когда просил сегодняшней встречи.Илуватар важно кивнул.—?Я сразу понял, сын. Сразу понял, что ты хочешь всё обсудить по-мужски. И тем не менее…—?Я бы сходил к врачу. Мне кажется, я застудил горло. Петь немного больно.При слове ?немного? Манвэ не может сдержать грустной улыбки. Битое стекло в глотке?— пожалуй, лучшее описание для ?немного больно?.Илуватар смотрит испытующе.—?Послушай, Манвэ. Больше точно ничего?—?Ничего,?— Манвэ награждает его ледяным непроницаемым взглядом.—?И, если бы что-то было, ты бы мне рассказал?Мозг рисует живую картину, как Манвэ рассказывает Илуватару: ?Знаешь, один из твоих лучших вокалистов и музыкантов заколдовал меня, и теперь я не могу петь выше ?ми?. Уволь его, пожалуйста?.Манвэ остается только усмехнуться.—?Безусловно,?— говорит он вслух.Эру задумчиво кивает, пару минут сидит, задумчиво поглаживая бороду, после чего достает смартфон. Набирает по памяти несколько цифр.—?Ирмо? Привет, дорогой. У меня Манвэ на связки жалуется, а у него концерт через два дня. Ну, понимаю, что очередь. Ну ведь я поясняю, Манвэ, концерт, два дня. Никак не могу в общей очереди. А мы как раз недалеко от тебя в метели застряли. Было бы очень удобно. Примешь? Завтра? Отлично, спасибо, старина.Манвэ от этого разговора едва заметно морщится. Эру всегда умел поставить в неловкое положение абсолютно каждого, кто мог бы быть ему полезен.Илуватар делает несколько быстрых записей на блокнотном листке, вырывает и протягивает ему.—?Вот. Поедешь к нему.—?Кто это? —?Манвэ изучающе рассматривает размашистый почерк отца.—?Лучший врач для певцов. Лечит, кстати, и болезни души, но всегда очень тяготел к музыке. В целом, он потрясающий. Я знаю, что он поможет любому, даже в самых безнадежных случаях, не то что в нашей с тобой небольшой соматике.?В самых безнадежных случаях?,?— какая-то мысль на этой фразе вспыхивает в голове у Манвэ, но пока никак не может оформиться.Манвэ предпочитает не задавать вопросов, в случае отца это совершенно бессмысленно. Ему не терпится скорее вернуться в гостиницу. Он знает, похоже, единственный способ, который позволит решить его проблему.***—?Извините, а вы не подскажете номер, в котором зарегистрирован некто Намо Мандос? —?Манвэ заговорщицки понизил голос у стойки регистрации.Молодая администраторка выразительно посмотрела на него из-под ресниц и проронила:—?Конечно.Несколько щелчков, и она вновь поднимает взгляд:—?Номер сто тринадцать, это третий этаж.—?Большое вам спасибо,?— Манвэ улыбается самой очаровательной из своих улыбок.Администраторка касается зубами нижней губы.—?А у вас самого какой номер? —?шепотом уточняет она.—?Но ведь вы всемогущий администратор,?— Манвэ подмигивает. —?Вы, думаю, и сами можете узнать обо мне больше меня самого.Настроение у него, если отбросить шутки, премерзкое. После неудачной распевки он чувствует себя так, словно выше "мишника" в жизни не забирался. И вообще - не пел никогда. Сто тринадцатый номер?— налево от лифта. В противоположной стороне от его собственного. Манвэ пару мгновений рассматривает золотую бирку на двери, а затем с силой долбит кулаком. Сначала трижды, и следом?— еще пять раз, так что добротная дверь жалобно поскрипывает на петлях.—?Чем могу быть полезен? —?раздается за дверью знакомый низкий голос.—?Кое-чем можешь, открывай,?— мрачно заявляет Манвэ.В замке поворачивается ключ. Удивленный Намо распахивает дверь. Пару мгновений он рассматривает лицо Манвэ, затем делает страшные глаза, прикладывает палец к губам и выглядывает в коридор, за его спину.Не увидев там никого, он опирается на косяк плечом и смотрит на Манвэ сверху вниз. Притворно вздыхает.—?К сожалению, я не смогу с тобой говорить, дорогой коллега по группе.Когда Манвэ хмурится, вопросительно склоняя голову к плечу, Намо грустно усмехается:—?Ты пришел без свидетелей. А ты сам запретил мне…Манвэ заводит глаза.—?Хватит. Перестань. Нам надо поговорить.—?Я предлагал тебе, но ты, если я правильно понял…—?Намо. Я не могу петь,?— Манвэ хотелось бы сказать это с щедрой долей безразличия, как констатирует страшный диагноз опытный врач, но дрогнувший голос выдает его с потрохами. —?Ты понимаешь? Я не могу, словно вообще никогда не пел. Словно я всю жизнь проработал не профессиональным певцом, а юристом или водителем. Ты можешь поговорить со мной об этом сейчас?Намо замолкает. Задумчиво пожевывает губу. Молча отходит глубже в гостиничный номер, пропуская гостя.Манвэ быстро проходит внутрь. Небрежно сбрасывает с плеч теплую кожаную куртку на заправленную постель.Прижимает пальцы к губам, пытаясь подобрать правильные слова.—?Намо… —?он оборачивается, встречаясь с безразличной сталью серых глаз. —?Через два дня у нас новый концерт в новом городе, а я не могу выдавить из себя ничего убедительнее старческого скрежета.Мандос пожимает плечами, делая вид, что такая проблема, наверное, бывает?— у очень плохих музыкантов. Но точно не у него самого.—?Что ты хочешь услышать от меня, Манвэ?—?Ты что-то сделал со мной, на лестничной клетке того концертного зала. Что-то, после чего я… забыл, как петь. Я ведь прав.Намо кивает. И молчит.Манвэ не может удержать удивленно взметнувшиеся брови. То есть?— он не собирается отрицать это?Он обегает глазами широкоплечую фигуру. Сложенные на груди руки. Поджатые губы. Безразличный взгляд.Намо не отрицает.И не собирается ничего делать.Отлично.Ну и что теперь?Манвэ выпускает из легких воздух.Не выдерживает и с силой бьет кулаком в стену. Прижимается лбом к тыльной стороне холодной ладони и прикрывает глаза.Где-то на стене в полной тишине отсчитывают секунды гостиничные часы. В полной тишине головы Манвэ нет ни одной мысли, как построить этот разговор, чтобы застывший в одной позе Намо пошел ему навстречу.—?У меня на завтра визит к врачу,?— наконец, говорит Манвэ. —?Что он у меня найдет?Намо молчит, и тогда Манвэ оборачивается. Смотрит на него в упор.Под его взглядом Мандос вынужден развести руками.—?Ничего. Я думаю, он скажет, что ты совершенно здоров, и твоими связками можно железо ковать, образно говоря. И уж тем более, ими можно вывезти программу какого-то небольшого мирового тура. И даже не одного.Манвэ кивает. Он так и думал. Болезненно закусывает губу и устало потирает лицо рукой.—?Значит… —?голос срывается, но он не пытается прокашлять хрип. —?Ты не поможешь мне?Намо вздыхает.Наконец, меняет позу?— садится на край кровати, упирается локтями в колени, касается губами сложенных перед лицом больших пальцев.—?Почему,?— начинает он, глядя строго перед собой. —?Ты не можешь понять, что я помогаю тебе прямо сейчас? И что я помог тебе перед концертом? Разве это не очевидно?Сулимо вскипает мгновенно.Опять? Он опять станет ему доказывать, что всё знает лучше? Что он, Манвэ, должен быть благодарен? Да за что?!Он давит эти вопросы одним взбешенным выдохом. Если начать орать здесь?— можно всё испортить окончательно. Он так и видит, как в ответ на его тираду Намо просто встает и открывает дверь. А потом молчит и ждет, пока Манвэ уйдет. Почему-то он знает, что Намо может так часами: стоять, ждать и молчать.—?Не очевидно,?— цедит Манвэ. —?Объясни мне, будь так любезен.—?Охотно,?— Намо переводит взгляд на Манвэ. —?Ведь я всё хотел объяснить ещё вчера, верно?Последнее он произносит с нажимом.Манвэ находит в себе силы только чтобы кивнуть. Отрицать это бессмысленно: да, он хотел, а Манвэ послал его ко всем демонам с его объяснениями. Всё верно.Намо снова переводит взгляд на стену перед собой.—?В какой-то момент, Манвэ, ты запутался. И это произошло существенно раньше, чем я пришел в группу. Поэтому не старайся обвинить в этом меня. К моменту, когда я был с вами, ты уже полностью потерял свои цели и мечты. Растерял понимание, чего хочешь, куда должен прийти. Ты выбрал избегание. Делал то, что от тебя хотели другие. Выдавал и выдавал то, что от тебя было нужно. Интервью? Пожалуйста. Благотворительная акция? Пожалуйста. Круглосуточная работа? Фотосессия? Давайте всё. Разорвать Манвэ Сулимо на сувениры фанатов? Конечно, давайте. И то, что я дал тебе, этот жизненный опыт, он был тебе нужен, чтобы вспомнить. Даже если ты меня возненавидишь, я не против. Главное, что ты, кажется, начинаешь вспоминать, кто ты, потому что потерял самое дорогое, что у тебя было. Я желаю тебе только добра, Манвэ, но самые милосердные поступки зачастую очень болезненные и некомфортные.Манвэ упирается спиной в стену, рассматривая этого мессию с безопасного расстояния. Качает головой.—?Ты же мог просто… поговорить со мной. Как обычно люди разговаривают, без вот этого всего.Намо резко поднимается. Смотрит?— впервые,?— зло. Раскидывает в стороны руки.—?Не мог! Поговорить я с тобой не мог,?— он почти кричит.Резко подходит ближе. Тычет указательный палец Манвэ в грудь.—?Ты хоть помнишь себя? Свое состояние? Ты же весь месяц, что я тебя знаю, ни разу не был в ясном сознании!Манвэ набирает в грудь воздуха, чтобы возмутиться, и замирает, глядя в отливающие металлом глаза. Вспоминает бесконечный поток работы, взрывающийся неоново-яркими вспышками, перемежающийся стимуляторами. Стимуляторы и работа.Смотрит в ужасе.Он что, прав? Действительно, настолько ужасающе прав? Манвэ казалось, что он принимает не так уж и много. Но сейчас он пытается вспомнить хоть одну репетицию за последние пару недель?— и не помнит ни одной.Намо смотрит на него сверху вниз. Восстанавливает дыхание и убирает от лица пару выбившихся из хвоста прядей. Делает вперед полшага.Полшага?— потому что больше шагов не остается. Манвэ за горло перехватывает паника.Он встает прямо и расправляет плечи, чтобы быть выше. Напряженно прижимается затылком к стене. В горле клокочет потребность напомнить Намо про дистанцию. Но он чувствует?— тот еще не закончил.Дурацкое воспитание и музыкальная выучка. Они требуют услышать заключительную часть их внезапного этюда.Намо словно не замечает его реакцию, он чувствует себя, кажется, вполне комфортно.—?И почему, может, ты знаешь,?— Намо понижает голос до шепота. —?От всего, что ты с собой делаешь, и что с тобой сделала компания твоего отца, больно мне, а не тебе?Этот вопрос ответа не требует.И Манвэ знает?— и это тоже еще не всё.Но он предупредительно выставляет вперед ладони. Кладет их на рубашку, туда, где должны быть грудные мышцы. Манвэ в мозг врезается мысль, что там не мышцы, а металл. Это бы Намо очень… подошло. Он кто угодно, но только не человек. Он слишком поздно понимает, что бесконечно долго рассматривает причудливый серый узор на серой рубашке.Намо прихватывает его за подбородок, возвращая прямой контакт глазами. В любой аналогичной ситуации Манвэ бы был взбешен этим жестом. Но сейчас ему просто страшно. И в глаза эти смотреть?— страшно.Но он смотрит, заставляет себя смотреть?— спокойно и прямо.Намо продолжает:—?Всё это время с прошедшего концерта ты ничего не принимал, ты хоть понял это? Ты начал есть. Помнишь ли ты, что еще неделю назад питался одними… веществами на завтрак, обед и ужин?Кажется, сейчас он ждет ответ.В голове у Манвэ темно и вязко, и он может выдавить только бессмысленное:—?Всей нашей команде безумно повезло, что ты с нами.Пустое. Как поздравление в корпоративной открытке.Намо мгновение смотрит на него растерянно, как вдруг рассыпается в звучном глубоком смехе.—?Вашей команде? Разве я говорил, что предан ?Богам и Монстрам?? Или, может, я говорил, что жизнь отдам за ?Илуватар Корпорэйшн?? Не помню такого.Он успокаивается и с улыбкой касается Манвэ кончиками пальцев в районе груди.—?Я говорил только про тебя. Это тебе я не враг. И для тебя готов делать добро. Что, в целом, не значит, что я не пойду по головам, когда это потребуется. Просто там не будет твоей головы. Ты это понимаешь? Ты вообще понимаешь, о чем я говорю?Тук. Тук. Тук.Кровь у Манвэ тяжело ухает в ушах, словно сердце теперь обосновалось где-то в горле.—?Как-то… мне немного… дико это слышать,?— Манвэ пытается даже выдавить улыбку в ответ, хотя, по ощущениям, это больше похоже на спазм.Резко становится так жарко, что горят даже кончики ушей.Намо наклоняется непозволительно близко к его губам и шепчет:—?Я рад, что мы с тобой всё прояснили. Рад, что ты знаешь. Да, Манвэ, ты мне нравишься.А затем он насмешливо улыбается. Кладет ладонь на солнечное сплетение. Отходит на расстояние вытянутой руки и прячет ладони в карманы. Рассматривает Манвэ, чуть запрокинув голову. Пожимает плечами?— сегодня это его любимый жест:—?Уходи. Дверь не заперта.Манвэ отлипает от стены. Не глядя, медленно проходит мимо Намо и забирает с постели брошенную куртку.Он так и не получил никаких ответов на свои вопросы, и теперь, после всего, точно не станет спрашивать.Никаких ?И что мне теперь делать?? или требований в духе ?Верни всё как было?— немедленно?. Нет уж, с него хватит.В дверях он останавливается. Оборачивается, окидывает взглядом неподвижную фигуру. Намо задумчиво смотрит в окно.—?Намо… —?зовет Сулимо.Тот оборачивается, смотрит с обычным ледяным безразличием.—?Нет. Ничего. Манвэ аккуратно закрывает за собой дверь.Он один в пустом и неуютно-темном коридоре. За окном сгущаются сумерки, но свет еще не зажгли.Манвэ невидяще смотрит перед собой, достает из кармана джинсов лист с запиской отца.И что теперь делать?Есть ли вероятность, что Намо наврал ему? Наверное. Но у Манвэ скверное, скверное чувство, что он сказал ему правду. Что врачи ничего не найдут.И что тогда?Мандос достаточно четко дал понять, что ничего делать не собирается.Или собирается, но… с какими-то… невыполнимыми условиями.Нет.Манвэ нечего ему дать. Он не сможет жить и работать, если перестанет себя уважать.Если придется унижаться и выпрашивать милость у мужчины, которому он нравится.Намо и это?— в голове не укладывается.Сама собой появляется простая и понятная мысль: если он не сможет спеть на ближайшей репетиции, то уйдет из группы. Просто выйдет из ?Богов и монстров?.В груди что-то опадает гроздьями ледяных осколков.Уйти?Он сам себе решительно кивает.Уйти. Как ушел Мелькор.Как Илуватар ушел от его матери.Они просто ушли, когда поняли, что им нужно двигаться дальше.Их не остановило ничего: ни обязательства, ни ответственность.Он тоже уйдет. Возможно, произошедшее?— важнейший в его жизни знак, что ему тоже давно пора.Не страшно, даже если он будет погребен отцом под гигантскими неустойками.Уедет куда-нибудь к морю и больше никогда никому не будет ничего должен. И никогда не будет петь. Будет юристом или водителем.Никаких менеджеров и фотосессий. Никакой бесконечной гонки ради чужой наживы, никакого тиражирования.Никакого Намо Мандоса и его тяжелого, тягучего расположения.Ледяные осколки в груди словно топит горячее южное солнце.От слишком лихой фантазии сердце сбивается с ритма. Он задумчиво осматривает записку.Кажется, он знает, кому этот визит нужен больше, чем ему.Он идет вдоль по коридору до номера Варды. Подходит к двери и слышит, как она неуверенно распевается.Он решительно стучит.Варда как раз пытается штурмовать верхние ноты — Манвэ даже слышать это больно. —?Зайдите попозже, пожалуйста, я занята,?— отвечает она из-за двери.—?Я ненадолго,?— отвечает он. —?Открой, пожалуйста. Я один.Варда открывает не сразу. Кажется, перед этим она приводит себя в порядок и вытирает слезы.Лицо у нее красное, глаза опухшие, как бывает от долгих рыданий.Как бы ему сейчас хотелось обнять её и разрыдаться вместе с ней.—?Манвэ, я… —?она озадаченно трет изящными пальцами лоб. —?Прости, но мне действительно немного некогда.—?Всё в порядке? —?он пытливо вглядывается в её лицо. —?Я имею в виду… всё остальное.Остальное?— это кроме музыки. Кроме работы в группе. Варда понимает. Она кивает молча. Сглатывает и на мгновение замирает. Морщится.—?Всё хорошо. Не волнуйся за меня. Так… что ты хотел?Манвэ протягивает ей листок.Варда принимает его двумя пальцами и некоторое время рассматривает. Хмурится:—?Здесь адрес и завтрашняя дата. Что это?Манвэ смотрит на неё. Рассматривает такие знакомые черты лица, впивается в каждую из них и никак не может остановиться. Пожалуй, Варда?— единственное, по чему он будет скучать. Кто еще скажет ему: ?Эй, овощ, отрабатывай как следует? на репетиции?Он силой заставляет себя вернуться к теме разговора.—?Это врач. Он… здесь недалеко. Он знакомый Эру, но не трудится в штате нашего любимого ?Илуватар Корпорэйшн?. Я думаю… если честно, я уверен?— это то, что тебе сейчас необходимо.Варда еще секунду смотрит на лист, затем на Манвэ?— и снова на лист. Кажется, она не верит.Не верит, что Манвэ может быть полезен?Как прозаично.Делает шаг за дверь и крепко обнимает его за шею. Шепчет:—?Спасибо тебе.Манвэ чувствует её тепло. Обнимает обеими руками и зарывается носом в пушистые волосы. Вдыхает запах шампуня и мятных таблеток для горла. Говорит:—?Это всё, что я могу сейчас. Это совсем немного. Ты вчера меня спасла, Элберет. А я тебя подвел. Как обычно. У тебя есть право злиться.Варда отстраняется. Смотрит в его глаза с тревогой. Касается пальцами подбородка.—?Манвэ… ты разобрался? С тем, что произошло.Он улыбается:—?Думаю, да, я разобрался.Она смотрит на него недоверчиво.—?Всё будет хорошо,?— он с улыбкой целует её в макушку.Да, теперь он и сам в это верит.Он запирается у себя в номере.Забирается с ногами на подоконник, занавешивает себя тяжелыми портьерами. Он так делал, еще когда был совсем маленьким?— прятался ото всех в уютной нише у окна.Достает смартфон и набирает в поиске запрос: ?уехать жить на морское побережье?.Открываются тысячи ссылок с поэтапными инструкциями, туристическими рекламными брошюрами и рецензиями. Он сам не замечает, как его быстро это затягивает.Его маленькая спонтанная мечта, совершенно безрассудная фантазия, вдруг обретает вес и силу, становится осязаемо-реальной в фотографиях и рассказах других.Десятки вкусно написанных историй от самых разных путешественников: жаркие тропические страны, скалистые суровые побережья ледяного океана, мертвые моря в пустынях…Поверх очередной истории всплывает окно входящего вызова. ?Эонвэ?.Манвэ вздыхает и берет трубку.—?Да?—?Мммм,?— издевательски тянет менеджер. —?Решил мне ответить? Молодец какой, впервые за два дня. Мне просто интересно, сколько сотен у тебя пропущенных от меня.Манвэ откидывается, прижимаясь затылком к прохладной стене.—?Что я должен тебе сейчас на это сказать?—?Ничего, конечно, ты же тут главный, а я так, червь у твоих ног. В общем, слушай: надо сейчас подъехать, адрес я тебе в чат скину. Тут рекламная компания одной не последней, знаешь, спортивной торговой марки. Все равно пока делать нечего. Небольшая фотосессия, ну, может споешь им. Разберемся. Давай, в общем, жду.Образ морского побережья перед глазами Манвэ становится четче и ярче. Вибрирует перед его мысленным взглядом от плавящего белоснежный песок полуденного солнца. Когда он был на море в последний раз? Лет семь назад, кажется.Он смотрит в окно на снежные шапки деревьев. Смотрит, как на магазине напротив служащие растягивают золотистый дождь гирлянды. Они делают это, перемежая работу шутками, их смех видно по облачкам пара. Он наблюдает за их работой, за их весельем…—?Кому надо? —?неожиданно для себя спрашивает Манвэ.—?Что? —?для Эонвэ это, кажется, тоже неожиданно.—?Ты говоришь: надо сейчас подъехать. А я тебя спрашиваю, кому это надо. Точно не мне.—?Нашей любимой ?Илуватар Корпорэйшн? конечно. Твой отец благословил, если ты об этом.—?А ты менеджер-то чей, Эонвэ? Мой или Эру? —?Манвэ говорит это спокойно, но пальцы слегка подрагивают.Пару секунд Эонвэ напряженно обдумывает полученную информацию.—?Поняяятно,?— наконец, тянет он и прицокивает. —?Ясно, как ты заговорил. Ну, знаешь, когда я тебе нужен, я всегда вытаскиваю тебя из задницы. Больше тогда не приползай ко мне с…—?Эонвэ,?— Манвэ обрывает его устало и резко. —?Меня бессмысленно шантажировать. Я очень устал и никуда не поеду. Научись разговаривать и приходи ко мне только с ценными предложениями, идет? А до тех пор не звони.Он отключает звонок, не дождавшись ответа.Выдыхает.Дрожь в пальцах проходит, стоит отбить вызов.Он открывает следующую статью и жадно впивается глазами в скалистое побережье, обрывом уходящее в волны бушующего океана.