ГЛАВА 14 (1/1)

Майрон не рассчитывал, что железный занавес молчания Бауглира сегодня приоткроется.Поэтому, едва попав домой, деликатно отодвинул ногой требующего внимания Тэвильдо и закрылся в ванной комнате.Все вещи на нем пропахли морозным и сажным, были обваляны в сигаретном дыму и запахах с кухни ночного клуба.Запахи в желтовато-горчичных разводах.Почти уютные, к которым он привык за годы работы с этой сферой.Сегодня они на редкость раздражали его. Забивали ноздри, отвлекали. Мешали думать о чем-либо другом.Он отчаянно оттирает их от себя, скоблит кожу до покраснения жесткой щеткой, смывает с волос, пока вместо запахов, отпечатков сегодняшнего вечера не остается чистый белый фон без оттенков. Без отдушек. Без звуков.Только тогда ему становится спокойнее.Он выходит из ванны спустя полтора часа, закутавшись в легкий спальный костюм. Прихватывает из холодильника в темной кухне бутылку прохладной воды и направляется в свою спальню.Замирает на пороге гостиной.В темноте сидит Мелькор. Поставил локти на колени, держит переплетённые пальцы у лица. Задумался.—?Эй,?— тихо позвал Майрон. —?Ты почему не спишь?Мелькор посмотрел на него исподлобья.Давит. Ниже.Майрон прерывисто выдыхает, на мгновение прикрыв глаза. Утихшая от водных процедур боль вернулась в голову, сжала обручем. Заныла шея, будто сверху тяжелым придавило.—?Да так,?— мрачно ответил Мелькор, который не мог догадаться, что взглядом прибил его к полу. —?Разговор один был, неприятный. С близким ведь, когда-то, человеком. А теперь, я думаю, мы больше даже не созвонимся.Он массирует переносицу пальцами, с горечью добавляет:—?Так много такого дерьма стало в последнее время. Ничто меня не разочаровывает так сильно, как люди, которые были своими. А может, они и не были вовсе, а это я, мудак, придумал себе это всё. Разменивают меня так легко. Кажется, если завтра по указке Илуватара меня придут забирать за кражу в особо крупном размере, они передерутся за право сказать, что стырил я самое ценное лично у них. Никаких понятий у людей.Он осматривает бледного Майрона, привалившегося плечом к косяку, и выдает вердикт:—?Ты ложись скорее, уже очень поздно. Я не хочу тебя грузить этим всем. Да и выглядишь ты очень, если честно, не очень. Тяжелое время было.Говорит это и снова уходит в свои мысли.Майрон даже чувствует, какие это мысли. Ядовито-фиолетовые, как экзотические цветы-хищники. Мелькор сомневается в себе. Сомневается в правильности своего выбора. Сомневается в успехе, и в том, правильно ли было ?втягивать? во все это его, Майрона. С кем бы он ни поговорил по телефону, это сильно выбило его из колеи.Мелькор так не привык к самоедству, что сейчас эти мысли пожирают его целиком.Майрон скручивает крышку бутылки и делает несколько глубоких глотков.В голову настойчиво вкручиваются неуместные воспоминания.Когда у него была своя группа, он выступал в ней, в основном, администратором, и играл на гитаре. Работал над аранжировками и отбором материалов для демо.Но была песня, которая целиком от начала и до конца?— его. Его любимая песня. Его слова, музыка, аранжировка.Она называлась ?На службе Врага Мира?. Она не попала ни в один из сборников, ни на один из дисков. Все ребята в группе считали её очень странной.Майрон, в принципе, был согласен, поэтому тогда не настаивал. Но она уже много лет не отпускала его. Можно было править текст или изменять мелодию, но песня, странным образом, оставалась той же самой.Ей так много лет, он писал её почти подростком. Но каждое слово будто въелось под кожу. Если произнести её текст про себя, то прямо в центре грудины, под ребрами, появлялось чувство сродни зуду.Возможно, так случилось, потому что он её не отпустил. Не включил на диск, в записи, в демо. Не отдал слушателям. Он не отпустил её, и она осталась с ним, течь по его жилам вместе с кровью.А может, она всегда была для него чем-то большим, и чем-то даже, возможно, более личным, чем переживания позднего пубертата.Он отлепился от стены, едва шевеля губами.Проклятие собратьев вознося, как знамя,В крови и ужасе я сотворенТобой, чья Тьма меня укрыла нежноПодземным ледяным огнем.Голые ступни утопают в мягком ковре. Он не чувствует ног, не чувствует тела. Делает шаг вперед.В голове играет его любимая музыкальная вставка, отчаянно и печально ревет гитара?— его гитара. Так громко, что голову от боли сковывает, как ледком. Немеет шея.Ему бы бежать отсюда подальше, не подходить туда, где восседает главный монстр, падшее божество. Обходить его по большой дуге, стереть все его записи из плеера. Купить лекарства, чтобы заснуть. Это его личный, очень правильный путь в никуда.Ты клятв не требовал: что те слова? Свидетель?— время.Лишь верной службой я могу вернуть долгиХоть знаю я, что ты отвергнут всеми, словно демон,Я знаю также ясно: ?все??— враги.Слова разливаются кислотой по венам, змеями извиваются под кожей.Майрону по-настоящему плохо. Чем ближе Мелькор, тем сильнее чувствуется напряжение. Даже пальцы покалывает. Майрон с трудом понимает, что руки совсем холодные и дрожат.Ты клятв не требуешь, но я даю свою:Быть рядом, хоть итог известенСлужить тебе как пес, закрыть собой в бою,Любить тебя, как не напишут в песняхМайрон подошел к Бауглиру вплотную.—?Что-то случилось? —?Мелькор резко вскинул голову, нахмурился, глядя на него снизу вверх.Словно уже не ждал от этого дня ничего хорошего. Словно был готов к еще одной плохой новости.Ну и, возможно, Майрон правда выглядел плохо. Пугающе плохо.Я опускаюсь на колено пред твоей рукойКасаньем обжигает стали лед, но чувствую покойГуб моих касается биение крови под вязью венЯ словно судно в авангарде, чувствую удар, И ощущаю крен.Глаза Мелькора до ужаса расширились, когда Майрон встал перед ним на колени,?— он увидел это как в замедленной съемке.Музыка в голове играла оглушительно громко. Здесь, так близко, была уже не его территория. Здесь были другие чувства, были запахи, мысли и воспоминания?— не его.Была музыка цвета глубокой синей ночи, какие бывают только далеко на Севере. Были песни, скребущие волчьим воем по сердцу.Майрон почувствовал себя пустым листом бумаги, которому нужно, просто, тьма его дери, необходимо пропитаться этим. Начать существовать иначе. А если нет?— он просто сдохнет. Он не сможет пережить эту ночь.Он молчит. Разворачивает руки Мелькора ладонями к себе, касается их горячим лбом, закрывает глаза. Достигшая нового пика стеклянная боль в голове и шее трещит, как оконная рама, растягиваемая в разные стороны.Мелькор, кажется, что-то обеспокоенно спрашивает, но Майрон слышит как сквозь вату, перехватывает его запястья крепче, мысленно просит: пожалуйста, не двигайся, ничего не делай. Дай мне привыкнуть к тебе.Я этот самый миг увижу ясноЧто я судьбу свою с твоей связалПусть будут говорить, что все напрасно,Мою ладонь в своей ты на мгновенье удержал.Дыхание перехватывает, когда напряжение в голове лопается, рассыпаясь крупными и смертельно опасными осколками.Появившуюся пустоту заполняют ледяные ветры Севера, его песни, его музыка. Запах сигарет от пальцев и снежной поземки.Майрон медленно расправляет плечи, берет лицо Мелькора в ладони. Озадаченное лицо. Мелькор осматривает его, пытается, наверное, понять, что случилось и пора ли вызывать скорую.Майрон не смог бы ему объяснить, почему впервые за месяц ему стало так хорошо. Почему глаза у него словно пьяные, почему по губам блуждает улыбка.Он проводит большими пальцами по впалым щекам.?Удивительно, он ведь совсем не такой крупный, каким кажется?.Голос не поддается, получается только шепотом:—?Послушай. Я никогда раньше ни в кого так не верил, как в тебя. Ты лучшее, что могло произойти. Верь мне, что мы всё пройдем, и тебе не нужно беспокоиться о правильности пути.Он коснулся губами теплой кожи на скуле.Мелькор, кажется, хотел что-то сказать, но оцепенел от касания. То есть просто?— застыл.Майрон провел носом вниз по щеке, вбирая в себя запахи и тепло кожи. Прикрыл глаза и прижался губами?— к губам.Для него в касании губами не было чего-то особенно запретного.Любое прикосновение интимно. Даже локтями. Даже кончиками пальцев. Он запретил себе касаться и запретил касаться себя.Но Мелькор?— другой. И Майрон почувствовал это сразу.Когда тот прерывисто выдохнул. Выпустил изо рта воздух одним резким ?Ха?, словно не дышал с начала песни.Пропустил руку под влажными волосами на затылке и сжал. Властно притянул к себе еще ближе и раскрыл рот, но остановил острые клыки, едва коснувшись губ Майрона.Глухо зарычал и прижался холодным лбом к его лбу. С шипением втянул воздух через сжатые зубы.—?Что ты делаешь? —?хрипло, голос будто сорван. —?Ты же не понимаешь, куда лезешь…Майрон слегка отстранился.—?Ты думаешь, я идиот?Мелькор давит своим любимым тяжелым взглядом. Молчит, сжимает челюсть до желваков. Глаза осоловелые, будто пил весь вечер.Он с трудом разжимает зубы, почти шипит:—?Нет, я так не думаю. Я пока не понял, что об этом думать.—?Тогда подумай завтра, а не сейчас,?— Майрон подается навстречу снова. Прикрывает глаза и целует: угол губ, верхнюю, нижнюю по отдельности.Это не было бы таким захватывающим, если бы не реакция Мелькора. Но Майрон собирает в кулак его футболку на груди и чувствует, как бешено колотится сердце. Касается отчаянно бьющейся венки на шее, ощущает на губах резкие рваные выдохи, ловит бешеные, остановленные до бережных касаний, руки.Майрон знает: если бы мог, Мелькор бы его сожрал. Он бы мог сломать его одними объятиями. Пустить кровь?— поцелуями. Оставить синяки от самых сдержанных ласк.Он мог бы или даже, возможно, хотел бы, но он этого не делает.И вот это?— этот восхитительный контраст,?— посылает какие-то импульсы по спинному мозгу, от которых даже ноги немеют.Чтобы узнать, есть ли предел у этой осторожной бережности, Майрон готов пустить его в свой рот. Но Мелькор, едва поняв это, отстраняется рывком.Упирается ладонью Майрону в плечо, смотрит, и в глазах разгорается опасно неконтролируемый огонь.Он выдыхает:—?Нет.Видимо, предел здесь.Мелькор, похоже, тоже так думает. Он закрывает рот рукой, закатывает глаза. На три цикла восстанавливает дыхание и резко поднимается.Медленно проходит через комнату к ванной. У выхода он останавливается, сипло говорит через плечо:—?Иди спать, Майрон. Спокойной ночи***Мелькор прячется в ванной комнате. По-настоящему, сбегает. Как это еще назвать?Хотя, пожалуй, можно деликатнее?— ?тактическое отступление?, но кому нужна деликатность, когда ты один на один с собой. С тем, что внутри тебя.Он запирает за собой дверь.Какова вероятность, что Майрон потащится следом? Минимальная, но исключить надо любую.Мелькор судорожно выдыхает. С размаха бьется о дверь затылком, так, чтобы было ощутимо. Чтобы там, в голове, то, что сейчас плавало в состоянии первичного бульона, наконец встало на места.Конечно, это не помогает.Нихрена сейчас не поможет.Он умывает лицо ледяной водой. Еще. Еще. Недостаточно. Надо, чтобы кожа онемела от холода. Чтобы пальцы свело.Вот так. Он тяжело опирается на раковину и исподлобья смотрит на себя в зеркало.Тяжелые веки, красные от недосыпа и сигарет глаза. Волосы спутанными сосульками свисают ниже пояса. Красавец.Он с шипением втягивает воздух сквозь сжатые зубы и морщится: член от напряжения болезненно сводит.Мелькор знает: не отпустит, само не пройдет.—?С-сука,?— тянет он, низко опустив голову.Что нашло на Майрона? Что-то подсказывало, что он… не понимает. Несмотря на всё, что он там бормотал, у него нет этой похотливой связки мозга с половыми органами. Он где-то настолько на своей волне, что полезть целоваться мог… из жалости. Из уважения. Из благодарности.Ну, например.Мелькор?— такой хороший парень, он так классно поет. Если я его поцелую, ему, наверное, будет приятно. Я поддержу его в трудную минуту. Я видел по телевизору, что люди так делают.Майрон?— он как с другой планеты. Никто не знает, что у него в голове творится.Было бы так ?уместно? его в этот момент грубо трахнуть до болевого шока.?Ты думаешь, я идиот??Да, ты идиот, Майрон.—?Сука,?— хрипло повторяет Мелькор и проводит ладонью по мокрому лицу. —?Бауглир, какое же ты животное.Отражение в зеркале лишь подтверждает: животное. Глаза больные, бешеные. Рожа несвежая. Похож на кого-то хмурого волчару, потасканного в драках.Он расстегивает ширинку, пропускает под грубую тесную ткань ледяную мокрую руку. Резко выдыхает. Хватается свободной рукой за холодный край раковины.За чистый белоснежный край раковины с легким запахом хлорки.Не вовремя приходит понимание: это дом Майрона, и это, вообще, последнее место, где можно расслабиться.Каждый миллиметр белоснежной поверхности смотрит на него здесь с укоризной, словно вопрошая: ?Ты что, собрался дрочить?— здесь?!?Мелькор уходит от давления пространства, крепко закрыв глаза. Уйти получается только в события пятнадцатиминутной давности.Но он и не пытается?— дальше. Не пытается воскресить в памяти ни одно из своих похождений. Не вспоминает жаркие ночи?— по-настоящему, обжигающие, развязные, порочные на грани допустимого. Те, где он был демонически хорош. Где из многочасовых марафонов выходил абсолютным победителем. С исцарапанной спиной, разбитыми от поцелуев губами, с тянущей болью в пустых яичках. С новообращенными слугами, вчера еще казавшимися такими неприступными и высокомерными. Бесконечно пьяно признающимися ему в любви, возносящими ему хвалы, отдающими ему всех себя.Это сработало бы в любой другой ситуации, когда надо быстро передернуть и возвращаться к делам. Но сейчас одно прикосновение к этим воспоминаниям отталкивало очевидным диссонансом. Как громкая поп-музыка, заигравшая в научно-исследовательском институте.Ему нужно сухо зафиксировать свершившийся факт: возбуждает его конкретно Майрон, и возбуждает не в первый раз. И если раньше он мог прикрывать одно другим (ну, нравится ему наблюдать за своим менеджером, мало ли, бывает, позвоним-ка девочкам), то сегодняшний инцидент требовал строгого протокола.Требовал посмотреть себе в глаза и сказать прямо: ?Нет, Бауглир, ты не засиделся, не болен, не устал. Ты бесишься как запертая в клетке зверюга, потому что понятия не имеешь, как выстраивать продуктивные отношения со взрослым мужиком с кучей гигантских тараканов, на которого у тебя колом стоит. У тебя нет такого жизненного опыта. Раньше не было. И ты больше не хорош. Во всем, что касается отношений, где надо не играть, а вкладываться и строить, ты феерически плох. Смирись?.Мелькор смиряется. Принимает. И проваливается туда, где сухие горячие губы бесконечно долго касаются его.Исследуют, как робот?— поверхность грунта какой-нибудь планеты: скрупулезно прощупывая и анализируя каждый миллиметр и передавая данные в исследовательский центр, где уже потом решат, пригоден ли этот объект для жизни. Считывая все изменения атмосферы. Контролируя датчики температуры, сейсмической активности, влажности, токсичности.В этом не было ничего сексуального, ни для кого из живых организмов, обладающих сознанием и рецепторами. Кроме Мелькора.Потому что для него это?— почти невероятный скачок вперед. Это близость, которую он не рассчитывал получить вот так просто?— как подарок. Майрон не уходил в себя, он был там весь полностью. Мелькор мог с уверенностью сказать, наверное, впервые за очень долгое время, что Майрон был в полном сознании. Он точно осознавал, что делал.Мелькор видит перед собой огромные глаза, слышит, как сейчас, признание дрожащим шепотом.?Верь мне, что мы всё пройдем?.Мы? Похоже на присягу. Клятву в вечной верности.Будто Майрон в чем-то разобрался. Долго шарил по груде стеклянных осколков своих мыслей и чувств, изрезал там все пальцы, измазался в крови, но вытащил что-то… ценное. Что-то целое. Что-то, из чего не надо собирать паззл. Вынул какое-то понимание про себя, про них двоих. И наконец окончательно определился с чем-то.Определился и сам пошел на недопустимое нарушение интимных границ?— своих и чужих. Очевидно, впервые в жизни. Майрон сам нуждался в этом.Нуждался… в чем? Гладить его лицо пальцами, водить по шее?— всей шириной ладони, прижимать руку к груди, там, где сердце. Прижиматься теснее, приглашающе открывать Мелькору в губы рот…Мелькор взвыл. С силой закусил кулак, чтобы погасить почти-крик. Не удержал страдальчески взметнувшиеся вверх брови. Пошатнулся, едва успел схватиться дрожащей рукой за край раковины.Оргазм был оглушительной силы, даже в ушах зазвенело, как от выстрела. А после?— полный штиль. Абсолютная пустота в голове. Наконец-то, спасибо. Как приятно.Мелькор открывает воду, опускает под поток правую руку и долго, пустым взглядом смотрит, как с пальцев стекает.Стаскивает через голову футболку, выпутывается из штанов. Встает под горячий душ.Хорошо, теперь нужно горячее. Максимально горячо, чтобы кожа краснела под упругими струями. Чтобы лицо почти обжигало.Он опирается руками о холодный кафель, склоняет голову, чтобы горячая вода хлестала сразу на спину. Стоит, отстраненно наблюдая стекающие по телу струи воды, рассматривая стремительно заволакивающий комнату пар.Бросает взгляд на ровную батарею белых разномастных бутыльков на бортике. Гипоаллергенные средства без запаха. Не раздумывая, берет третью слева?— потому что здесь есть правило: ?Третьим всегда стоит шампунь?.Пока он моет волосы, в голове появляются первые мысли. Тревожно возятся, как змеиная куча, на которую навели свет фонаря в кромешной темноте.Первая была комом:?И почему, раз уж всё так, не нашел мужика попроще?.Попроще…Это типа: ?Эй, бро, у тебя классная задница. Что делаешь вечером??Мелькор фыркает и кривится. Одновременно смешно и мерзко.Ни дворовая юность, ни андеграундная рок-тусовка, ни, тем более, период работы на Илуватара не дали ему позитивных шаблонов отношений между мужчинами. Там везде каждый день надо было доказывать свое право быть ?первым?, быть ?сверху?. Демонстрировать силу, и не только духа, но и грубую физическую. Не давать спуску, а лучше?— бить первым. Каждого зарвавшегося ублюдка ставить на место без колебаний. Не иметь слабостей, кроме тех, которые поощрялись в тусовке как привилегии. Всегда держать удар. Относиться к слабым с нотками превосходящего покровительства. А мужеложцы?— они всегда были одними из самых слабых, где-то ближе ко дну. Из тех, кого было принято не замечать, пока сами не отсвечивают.И то, что в юности было сравнительно дружелюбным и невинным, у Илуватара приняло формы более угрожающие. Слишком большие деньги, большая власть, огромные ставки на всё будущее.Ломались даже лучшие. Предавали даже самые стойкие,?— и на этой мысли Мелькор не смог сдержать горькой усмешки.Каждое предложение помощи сопровождалось змеиной улыбкой. За каждым приглашением к пьяной исповеди был диктофон в кармане пиджака. За каждым ?Знаешь, а ведь я сейчас без трусиков? прятались завтрашние жареные заголовки бульварных газет.Станешь тут, пожалуй, параноиком.Как при приливе, следующая мысль была уже более тревожной:?И что теперь делать? Как себя с ним вести??Хороший вопрос. Отличный просто. Ночь закончится, наступит завтра, и им нужно будет продолжать работу. Здороваться, вместе обедать и РАБОТАТЬ. Много, бесконечное количество часов находиться рядом и выдавать результат. Чем дальше?— тем работы будет больше.Пока не поздно, нужно выбрать какую-то стратегию поведения и спокойно придерживаться её.Чтобы не срываться.Чтобы пальцы не дрожали от касаний.Чтобы больше не было такого дерьма, как этим вечером, когда его просто размазало.Ему не нужно это всё, вся эта ночная дрочка и сопливые подростковые страдания.?И что теперь? Цветов ему купить??Твою мать.Мелькор мнет переносицу и выходит из душа. Отжимает воду из бесконечно длинных волос, переминая в голове, как жвачку, мысль: ?Ты просто бесполезный кусок мяса, Бауглир. С твоими представлениями об ухаживаниях надо было родиться лет сто назад?.В мозг проникает трусливая мыслишка, что проще всего было бы свалить. Съехать от него, встречаться только по рабочим вопросам в предварительно согласованное время. Списать всё что было на сбой в матрице. Сократить количества касаний до ?передай ручку?. Не работать по ночам. Не работать вдвоем.Тогда, наверное,?— наверное! —?его отпустит. Ну, обычно от такого отпускает.Разница только в том, что во всей этой ситуации нет ничего обычного. В Майроне нет ничего обычного.Мелькор на минуту представил, как они встречаются вот так, по рабочему вопросу, и Майрон бледный, как вчера. Прячет в перчатках ладони, сожженные антисептиком и мылом до корост. Вытирает украдкой пот с шеи безукоризненно белым и отутюженным платком.Представил слишком живо, как в этот момент у него улетучиваются из головы все рабочие мысли. Представил, как вместо обсуждения новой песни он только и может бесконечно буравить взглядом осунувшиеся плечи и гонять в голове мысль: ?Он вообще жрал сегодня??А Майрон, он, конечно, не заметит ничего, пока его не спросишь в лоб. А если спросишь, он захлопает глазами, как спросонья, не понимая, какое это вообще имеет для тебя значение.Пожмет плечами и скажет: ?Не помню. Это неважно?.И ладно бы он был просто бестолковым растяпой. Но он гениальный, потрясающий музыкант. И ты знаешь, что он всю ночь сидел с твоей песней, доводя её до совершенства. И весь вчерашний день просидел на телефоне, выбивая тебе лучшие условия для концерта. Потому что он очень опытный менеджер. Он не мямлил, не терял нить, а весь день говорил жестко и только по делу. Прогибал неуступчивых организаторов на лучшие для тебя, пидора, условия.Он работал часов шестнадцать, не поднимая задницы. Он просто забыл поесть. Потому что ты, говна кусок, струсил и свалил. И теперь некому сказать этому парню, что нужно остановиться и сделать перерыв. И он будет работать, пока от истощения не выпадет из реальности на несколько дней. И тогда ты, скотина, прибежишь к нему сам, и забудешь про все эти свои страхи, и будешь умолять высшие силы, чтобы всё обошлось, потому что…На этом моменте Мелькор запнулся, закрепляя полотенце на бедрах. Провел ладонью по запотевшему зеркалу, посмотрел на себя.Потому что… почему?Потому что он лучший. И потому что ты никогда не простишь себе, если из-за тебя с ним что-то случится.Да, пока это то, в чем он готов признаться.Мелькор выходит из ванной только с одним четким пониманием: они никуда друг от друга не денутся. Они, пожалуй, последние на планете, кто мог бы быть совместим для проживания, и они просто необходимы друг другу.Ну, а с этими ?новыми? обстоятельствами он разберется.С утра придется пораньше уехать. А вечером… ну, он просто скажет Майрону: ?Привет?. А там?— посмотрим.***—?А где у вас администратор? —?спросил Мелькор у девушки за стойкой хостес.Она посмотрела на него с сомнением. Перекатила во рту ком жвачки, моргнула и уточнила:—?Кто?Три часа дня, в пустом и тихом клубе работает только технический персонал. Дорогом клубе, кстати. Вечером у его входа вспыхнет ровным неоновым светом странное название?— ?VАЛАР?.Девушка, кажется, после ночной смены. Темные волосы собраны в несвежий хвост, глаза красные, тяжелые веки.И быть вежливой днем не входит в её обязанности?— по лбу крупным шрифтом.Бауглир вынул из кармана бумажку.Ради нее, вернее, ради коряво написанных на ней имени и номера, он поднялся сегодня в шесть утра после тревожной бессонной ночи. Ради неё обзвонил не меньше полусотни номеров.—?Эээ… Лангон? —?с сомнением прочитал он собственные торопливые каракули.Лицо хостес просветлело.—?А, вам к Лангону? Ну какой же администратор, он наш арт-директор. У вас согласовано? Пойдемте, я вас провожу.?Какая разительная перемена в настроении?,?— усмехнулся про себя Мелькор и последовал за своей спутницей.По телефону прояснилось немного.У них что-то приключилось с штатным басистом, а прямо сейчас?— какая удача для Мелькора,?— у них идет ежедневный марафон хитов классики хэви-метал.—?И вот я уже собираюсь набирать своих басистов,?— орет в трубку жизнерадостный голос. —?Спрашивать, кто сможет выручить, как меня набираешь ты. Судьба? Уверен, что она, паскуда. Поэтому, раз уж так всё сложилось, считаю, тебе надо немедленно приехать.—?Эээ, подождите, когда мы перешли на ?ты?, я в первый раз вас набираю,?— Мелькор озадаченно хмурится в трубку. —?Какой толк мне кататься? Вдруг мне ваши условия не подойдут? Ну или, мало ли, я вам… не подойду.На том конце на мгновение замолчали. Как Мелькор понял по звукам, его собеседник уронил какие-то бумаги и теперь собирал их с пола.Параллельно с этим, он пытался давать вразумительные ответы Мелькору.—?Ну, ты классику слабать можешь же? Хэви, ну.—?Могу конечно.—?А что-нибудь из популярного? Не знаю, что-нибудь из ?Богов и Монстров??Мелькор подавился.—?А эти-то какое отношение к хэви имеют?—?Сможешь или нет?—?Соображу что-нибудь.—?Приезжай, остальное давай на месте.На этим он отключился, не дав Мелькору вставить слово.Конечно, можно было проигнорировать приглашение, учитывая, что толком его эксцентричный собеседник ни на что ответить не смог. Но?— Мелькор был уверен,?— без басиста этот парень не останется, а вот Мелькор без предложений?— легко, учитывая, что по пятидесяти контактам до этого ему, так или иначе, ответили отказом. Похоже, что разбрасываться?— не его вариант.И вот он здесь, следует по пятам за невысокой девушкой в форменной черной блузке.Они спускаются по бесконечным стеклянным лестницам. Стекло, хромированные трубы, черный мрамор?— всё здесь было обставлено в духе дорогого минимализма.Проходят через бар, из которого открывается вид на огромный концертный зал.На сцене под светом нескольких одиноких светильников, настраиваются и что-то тихо репетируют музыканты. В зале расставляют столы технические сотрудники в черном.Их работой руководит невысокий парень. Мазнув взглядом, Мелькор отметил только небрежно накинутый на плечи дорогой цветастый пиджак.—?Лангон! —?неожиданно кричит его провожатая и машет рукой. —?Тут к тебе пришли!Парень резко оборачивается на оклик. Смотрит на неё, затем на Бауглира. Задерживает на нем взгляд. Быстро оглядывается на сцену, где всё также возятся музыканты, и подходит к ним.С интересом оглядывает Мелькора, от макушки вниз, по черному свитеру с горлом под тяжелой курткой, по черным потертым джинсам в клепках и до растоптанных тяжелых ботинок.Молча протягивает руку для приветственного рукопожатия. Мелькор жмет, также не представляясь. Это странно, но взгляд Лангона красноречиво предлагает принять эти правила.—?Это ты мне звонил? —?уточняет он.Мелькор кивает.—?Дорогая,?— не глядя на девушку, говорит он. —?Спасибо тебе, иди на пост.Девушка, кажется, хотела что-то сказать. Краем глаза заметив её замешательство, парень повернул голову и холодно посмотрел ей в глаза.—?На пост,?— приказ, от дружелюбного тона не осталось даже воспоминания.Девушка смутилась, и, кажется, даже слегка поклонилась. После чего бесшумно исчезла.Когда она ушла, названный Лангон вернулся к Мелькору взглядом и с интересом уточнил:—?Ты что, прямо так по улице ходишь?Мелькор удивленно приподнял бровь, оглядел себя.—?Да, а что тебя смущает?Тот усмехнулся, покачал головой.—?Пошли ко мне в кабинет, ты слишком… приметный.Кабинет его, видимо, был самым обжитым местом в этом царстве из металла и стекла. Небольшой, обшитый изнутри деревом теплого золотистого цвета, освещаемый несколькими высокими напольными светильниками, рассеивающими вокруг себя теплый белый свет. Стол, заваленный кучей бумаг, чашка с недопитым кофе. Во главе?— удобное кожаное кресло. И?— что многое говорило о нем,?— напротив стояло точно такое же.Только вот окон нет. Клуб уходит глубоко под землю, его кабинет, по ощущениям, был на пару этажей ниже уровня земли.Но Лангон зовет его не за стол и не в кресло, а просит сесть на небольшую банкетку у стены. Сам садится напротив и включает вытяжку.—?Ты не против, если я закурю? —?он достает из внутреннего кармана портсигар. —?Я тут с утра бегаю, времени всё не было.Мелькор хмыкает и пожимает плечами.—?Да пожалуйста, я же здесь гость,?— он тоже достает из кармана куртки мятую, вполовину пустую пачку. Закуривает.Встречается с улыбающимся взглядом.Лангон выдыхает дым через нос и сбрасывает пепел в хрустальный бокал для маргариты. Судя по его состоянию, в качестве пепельницы его используют не первый год.—?Ты не подумай про нашу хостес, что я люблю грубить,?— начинает он. —?Просто, знаешь, она ведь журналистка. Очень хлебное место для них. Тебе повезло, что она по спортивной теме, а не по музыкальной. Но… у нее много подружек. Было бы не очень хорошо, если бы она тебя узнала, Мелькор.Мелькор поднимает бровь.—?А то, что ты меня узнал?— это хорошо или плохо? —?уточняет он. —?Может, мне уже пора давать деру?Лангон выдыхает дым, усмехается.—?Ну, как минимум, я не закину в прессу идею, что у меня в клубе был загашенный в край Бауглир, который перебил половину бара и трахнул табуретку. Это я тебе гарантирую. А дальше ты уже сам решай, что делать с этой информацией.Мелькор невольно усмехается ?табуретке?.Молва насчет его феерических постельных подвигов стала предметом для шуток еще во времена начала работы в ?Богах и Монстрах?, когда он, согласно данным прессы, успевал переспать с несколькими барышнями, находясь на репетиции или вообще на концерте в другом городе.Варда любила тогда зачитывать самые убогие из таких заметок вслух на репетициях, сопровождая их своими фирменными комментариями, в духе: ?Мелькор, разберись со своим членом, эта зараза делает детей по всей стране, пока ты тут батрачишь над очередной песней?.Покатывалась во время таких перерывов вся команда.Даже Манвэ с трудом давил ползущую на губы улыбку.Поэтому на вопросы: ?А где Бауглир?? и ?Почему опять Мелькор опаздывает?? группа отвечала обычно бодрым хором: ?Ебется!?И встречала его хохотом, быстрым шагом возвращающегося с перекура.—?С минимумом принято, а что насчет максимума? —?вскинул он взгляд.Лангон задумчиво сделал губы трубочкой.—?Так-так-так, дай подумать. Бауглир приходит ко мне в клуб вот так вот просто, без охраны, менеджеров, Илуватар Корпорейшн и толпы журналистов. Не собирается бить мой бар и трахать мои табуретки. Тут такие бескрайние возможности сотрудничества, что я пока даже не вижу максимума.Улыбка Мелькора гаснет, будто её выдувают северные ветры.—?Если ты не в курсе,?— холодно отмечает он. —?Я больше не имею никакого отношения ни к Илуватару, ни к ?Богам?. Поэтому если ты хотел пару билетов на их концерт, то с этим сотрудничеством точно не ко мне.Лангон мгновение смотрит на него серьезно, но не выдерживает. Сначала у глаз собираются морщинки, а затем… он начинает ржать. Смеется так искренне, что Мелькор смотрит на него с недоумением.—?Прости, не сдержался,?— утирает он слезу. —?Но ты, конечно, сказанул… Илуватар разве еще только по домам не ходит, чтобы каждому лично донести, что ты больше с ними не работаешь. И то, может я просто не всё знаю. Так что поверь мне, работая с этим бизнесом, не заметить это невозможно. Кстати, они у нас выступают в финале своего тура. Хочешь увидеть их промо-листовки?—?Нет,?— однозначно отвечает Мелькор.Но Лангон лишь отмахивается.—?Ты погоди отказываться, тебе понравится.Он отходит к столу и возвращается с несколькими листами плотной глянцевой бумаги формата А4. Передает Мелькору.—?Вау,?— только и может выдавить он.—?Угу,?— довольно отмечает Лангон и закуривает следующую.С первого промо на него смотрит белобрысый патлатый тип с тяжелым подбородком и каменным безэмоциональным лицом. Один, на черном фоне, в футляре и с тростью, он властно держит перед собой руку, как будто приглашая зрителя проследовать за ним.—?Это же этот… как его, Мандос,?— Мелькор знает это лицо. И помнит, что он был на той самой памятной пресс-конференции. —?А ты не знаешь, чем он знаменит?—?Не знаешь его? —?Лангон удивлен. —?Надежда мирового экстрим-вокала, Намо Мандос собственной персоной. ?Боги? для него, конечно, стали отличным трамплином. Да и он теперь у них главная звезда.Мелькор смотрит следующее промо и не может сдержать комментарий:—?Оно и видно.На нем, на сером фоне уже трое: Намо, Манвэ и Варда.Намо строго по центру, уверенно стоит в глухо застегнутой черной рубашке, в модных очках в широкой черной оправе, развернув плечи и сложив руки на груди.Манвэ и Варда справа и слева от него, чуть поодаль, оба в профиль. На Манвэ какая-то полуспортивная белая хламида, а на Варде?— бесформенное короткое платье, напоминающее чешую или кольчугу.—?Интересно, сколько они заплатили, чтобы она это надела,?— хмыкает Мелькор.Когда он работал в ?Богах?, концепты тоже были разными, но одно оставалось неизменным: все постеры были с ними тремя. Потому что именно в этом был смысл. В этом было напряжение, и это вызывало ажиотаж.Они всегда были на одной линии, и Варда всегда была по центру. В этом тоже был особый смысл. Она, обычно, держала их за руки, обыгрывая то идею объединения противоположностей, то муки выбора между двумя любовниками.На одной из самых растиражированных фотосъемок они запечатлены камерами сверху на огромном антикварном диване. Мелькор и Манвэ сидят по краям, широко расставив ноги. Оба в одинаковых костюмах, с распущенными галстуками, расстегнутыми верхними пуговицами. Они запрокинули головы на спинку дивана, сыто и устало глядя в камеры на потолке сквозь приспущенные веки. Мелькор держит в пальцах сигарету, из приоткрытого рта идет дым.Варда лежит между ними, головой на колене Мелькора, а длинными ногами?— подлокотнике дивана со стороны Манвэ.У нее смазана помада, растрепаны волосы, распадаются между ног Мелькора упругими темными кольцами. Платье не в порядке, порвано в районе груди, слишком высоко задралось. Рука Манвэ по-хозяйски спокойно лежит на её голом бедре.Очень дорого, неоднозначно и многообещающе.Эта серия фотографий продавалась отдельно лимитированной серией. Кажется, некоторые исходники даже продавали в частные коллекции на аукционах.Говорили, если посмотреть это фото в максимальном разрешении, можно увидеть цвет трусиков Варды и бисеринки пота на шее Манвэ. По таким мелочам с ума сходили.Не говоря уже о том, что их концерт, на рекламу которого они пустили огромные растяжки с этим фото, имел оглушительный успех даже среди тех категорий населения, на которые они не рассчитывали.Поэтому то, что видит Мелькор на нынешних промо?— это не просто корректировка программы или концепта. Ему ли это не знать. Это в корне измененная парадигма взаимоотношений в группе. Он ушел, и интригующий треугольник рассыпался сам собой. А Намо?— максимально сильный вокалист, сильнее Манвэ. Он не играет на контрастах и не работает в команде, он просто оттягивает всю мощь на себя.Мелькор хмыкнул и внимательно посмотрел на лицо сфотографированной Варды. В этом бизнесе нет ничего стабильного. И если Манвэ в любом случае останется при отце, а Намо, скорее всего, скоро вырастет в отдельный проект, то ей есть о чем побеспокоиться.Лангон с удовольствием наблюдает за лицом Мелькора. Видимо, ранее сам делал те же выводы.—?Видишь, я говорил, что это интересная вещь.—?О да, ты прав,?— Мелькор отрывается от созерцания. —?Я могу их забрать с собой?Лангон только машет рукой.—?Забери, пожалуйста. И можешь еще полсотни экземпляров забрать, они мне весь склад завалили этим добром.Мелькор тушит сигарету в бокале, складывает постеры в два раза и прячет во внутренний карман, к пачке сигарет. Хочется обсудить их с Майроном, он наверняка скажет что-нибудь интересное.—?А теперь,?— Лангон серьезнеет. —?Давай о деле. Ты звонил мне насчет бас-гитары. И да, мне нужен басист, но… ты уверен?—?Уверен ли я, что могу играть на басу? Уверен.—?Нет, в этом я тоже не сомневаюсь. Просто… зачем тебе это?—?Мне нужны деньги.Лангон приподнимает брови. Сочувственно уточняет:—?Неустойки?Мелькор кивает. Добавляет:—?Не забудь о судебных тяжбах с ?Илуватар Корпорейшн?, которые или уже начались, или светят мне в ближайшее время.—?Сколько?—?Мне нужно минимум семьдесят пять через… два вечера.Лангон задумчиво вздыхает.—?Мои басисты не зарабатывают столько за два дня.—?Ну, а за сколько?Лангон задумчиво пожимает плечами.—?Месяца за два при стабильной загрузке на два-три концерта в неделю.Мелькор разочарованно прицокивает языком.Во взгляде Лангона что-то меняется. Он смотрит на Мелькора оценивающе. Бауглир сидит на банкетке, широко расставив ноги, уперевшись локтями в колени. Задумчиво свел вместе кончики пальцев. Зацепившись за этот взгляд, он подается вперед.—?Что?—?Басисту это конечно жирно, но вот если бас и вокал одновременно, да еще на два этих загруженных вечера… можно подумать?Мелькор усмехается:—?Парень, у вас ?Боги? выступают в конце тура, у собственников явно свои дела с Илуватаром. И если они не лезут в текущую программу, то вот откуда в прайм-тайме взялась рожа главной персоны нон-грата, их заинтересует очень сильно.Лангон фыркает:—?Да, тут ты прав. Но ничего, есть пара мыслей.—?Нет,?— Мелькор останавливает его категорическим жестом. —?Нечего тут думать, просто не ввязывайся. Еще ни у кого, кто со мной связался, ничем хорошим карьера не закончилась.—?Звучит как хорошая такая реклама,?— Лангон иронично кривит брови.—?Слушай, ты классный парень. У тебя хорошая работа в очень мощном месте. Просто не делай этих глупостей.Лангон серьезнеет. В который раз за разговор. Изучающе смотрит на Мелькора.—?Тебе деньги нужны?Мелькор вздыхает.—?Нужны, но…—?Ну вот я тебе скажу, что если ты не собираешься в торговлю наркотиками или в порно, ну или обратно в Илуватар Корпорейшн, что, по сути, что-то среднее между двумя предыдущими вариантами, то за два дня ты эти деньги не найдешь.Мелькор внимательно оглядывает его.—?Ты знаешь,?— медленно начинает он. —?Я совсем недавно купаюсь в дерьме, но мне уже порядком осточертело переживать за тех, кто подставляется за меня.Он подается ближе. Доверительно понижает голос.—?Эта машина просто переедет тебя. Ты потеряешь больше, гораздо больше, чем приобретешь. Послушай меня, здесь я лучше всех знаю, о чем говорю. Я думаю, у тебя могут быть неприятности уже от одного того, что я приходил сюда.Во время этого спича Лангон смотрит на него, не мигая. Когда возникает пауза, он приподнимает бровь:—?Ты всё сказал?Мелькор разводит руками. Как бы говорит: ?Что тут еще скажешь?.—?Тогда вот что тебе нужно знать. Я работаю здесь уже десятый год. Я вывожу самые сложные, самые купленные, самые отстойные мероприятия на себе. Делаю из них шоу, о которых еще месяцами все шепчутся. Которых никто не забудет. И ты знаешь, я тоже устал. Я хочу один раз в десятилетку устроить шалость. Хочу, чтобы со сцены этого клуба звучал голосище Бауглира. Если и не в составе ?Богов?, то хотя бы в кавере классического хэви-метал. Потому что почему нет, тьма их дери.Он замолкает и смотрит, всем видом говоря: ?Ну, и что ты теперь скажешь??Мелькор не знает, что тут можно сказать. Поэтому Лангон помогает ему:—?Ты в деле?Мелькор выдерживает паузу. Взвешивает все ?за? и ?против?. Вздыхает. Кого он обманывает? Тут нихрена невозможно просчитать наперед.—?Мне нужно посмотреть трек-лист,?— наконец, говорит он. Сдается.Лангон хлопает в ладоши и расплывается в улыбке.—?Ну, вот и договорились. Кстати, насчет бара. Хочешь что-нибудь выпить сейчас?Мелькор хмыкает и потирает глаза.—?В любой другой ситуации. Но знаешь, я не спал бездна знает сколько времени, и держусь только на силе своей природной ярости. Боюсь, виски сейчас подействует лучше любого снотворного.Лангон некоторое время оглядывает его, будто видит привидение.—?Кажется, слишком многое, что я знал о тебе?— это слухи,?— задумчиво говорит он. —?Давай я попрошу бариста сделать тебе кофе, а потом?— мы обсудим, как протащить незамеченным слона, то есть тебя, по центральной площади в воскресный день. Сиди здесь, не высовывайся.Когда он скрывается за дверью, Мелькор задумчиво закусывает губу.Почему, интересно, этот парень сразу вызывает симпатию, будто свой в доску? Откуда Мелькор вообще взял, что ему можно доверять? Может, это какое-то НЛП продвинутое?Вернуться бы сейчас этому Лангону с охраной, судебными приставами или журналистами, и Мелькор выдохнул бы даже облегченно. Это то, к чему он привык. Зарычал бы на них, дал им немного зрелища, съездил бы говнюку по лицу.Это было бы правильно.А неправильным было то, что внутри как-то слишком осязаемо неприятно зудело поганое чувство, что Лангон на его стороне. И значит, очень скоро Мелькор принесет беду в его дом, каким бы аккуратным ни пытался быть.