Strange Birds (1/1)

Birdy — Strange Birds23 декабря 2013 года База Креденхилл, Херефордвсе утверждали, что это комплексыи желание доказать свою значимость,взобравшись на пьедестал,желание самоутвердиться за чужой счёт,что я не стала другой и что никогда я другой не стану.все говорили, что это моё лицо,но я видела маску, начавшую прирастать.у меня не было выбора.у меня и сейчас нет выбора.точнее, есть выбор между пыткой и суицидом,и я выбираю, конечно, пытку.я всегда цепляюсь за жизнь до последнего,вгрызаюсь в неё, как бешеная собака.я не верю в судьбу,я не верю в знаки,я не верю в бога, который сильнее нашегоголовного мозга, принимающего решения,я всегда снимаю камень со своей шеи,я всегда останавливаю кровотечение,если грязь нельзя обойти – я пройду через,я нырну в неё, завернусь в неё, как в броню.страх запачкаться – это слабость,я должна истребить его на корню.я хочу быть щитом – исцарапанным, но не пробитым,я хочу быть щитом,я уже становлюсь щитом,я выбираю пытку ради того, что будет потом.всё моё бесконечное одиночество,всё отчаяние, на которое я способна,превращается в мягкие, осторожные фразы.я цепляюсь за жизнь, когда эта жизнь безобразна,я цепляюсь за жизнь, когда мне её не хочется,у меня нет стыда, и это очень удобно,у меня есть нежность, и она никогда не закончится.я всегда отвергаю счастливое неведение,я всегда выбираю боль, а не равнодушие,потому что нет ничего страшнее, чем стать человеком,неспособным заткнуться, чтобы послушать,неспособным содрогнуться от ужаса,воскликнуть: ?да вы тут совсем уже охуели?,содрать себе кожу, разрывая замкнутый круг,но всё-таки вырвать чьё-то истерзанное сознаниеиз грубых рук,судорожно обнять его и заплакать,и шептать ему ласково: ?больше бояться нечего?.неспособность заплакать отвратительна мне особенно –в мужчинах, в женщинах,в не пострадавших от эволюции организмах,говорящих мне: ?мужчины не плачут,а ты же стремишься во всём быть как мужчины,а ты же... а как же?.. а где же?..?сама по себе моя жизнь ничего не значит,она – орудие,мои руки принадлежат тем, кого они держат.у меня нет выбора.точнее, есть выбор междусветлым ?когда-нибудь? и серым стабильным ?завтра?,между хрупкой надеждой и печальной уверенностью.у меня нет выбора,но как же мучительно медленноя иду к надежде.Написала унтер, вспомнив, что вообще-то когда-то писала стихи. После той ночной беседы она чудом умудрилась не заболеть, да и внутри скребло не так сильно. Помогло. Много что помогло. И много кто...Едва ли Том замечала за собой, как постепенно начала проводить больше времени за тренировками и с сослуживцами. Спаивание гаек в надежде, что идея станет былью и педантичное переписывание старых, но полезных программ, а также усиление местной системы отошло куда-то на второй план, хотя, несомненно, полностью из жизни девушки не исчезало. Просто перед Том вдруг стали появляться новые возможности раскрыть себя и улучшить форму, а, может, это в ней сыграла жажда к относительно новым занятиям – ранее ни заниматься, ни активно общаться с людьми у нее не было ни желания, ни возможности, так как технические работы занимали все строчки в ежедневнике. Казалось, она действительно начала привыкать и даже наслаждаться своим новым САСовским образом жизни, по крайней мере, стремлений вздернуться на простыне, мучимой угрызениями совести, более не возникало. А, может, просто Том научилась умело их подавлять. Дела у ОТГ пошли в гору, очень скоро многих из их числа, особо отличившихся, должны были повысить в звании, а кого-то уже удостоили такой чести. Разумеется, с одобрения генерала Шепарда. Он стал реже прилетать на базу, если сравнивать с периодом после провала ?Кингфиш?, и это не могло не радовать – американская персона на английской базе раздражала многих, не только унтер. Том сама для себя сделала вывод, что генерал, возможно, теперь не переживает за репутацию своего начинания и пустил все на относительный самотек, по крайней мере, так она объясняла некую смену кадров в начальстве. Казалось, что с тех пор в большей мере делами отряда стал заниматься единолично МакТавиш, уже будучи капитаном. У него больше не было столько же времени, чтобы уделять его подруге и даже тренировкам – новоиспеченного капитана угораздило попасть под бумажные завалы документации, как никогда ранее непролазные и высоченные. Так что выбор для социализации стал ничтожно мал и Том все время вместе с Роучем и Гоустом, которые с недавних пор тоже носят новые звания. Спустя почти три месяца службы в ОТГ стало трудно представить свое существование в Креденхилле без коллег, ведь во многом именно благодаря ним нахождение Том здесь стало комфортным. Отряд ?Браво?, как того неистово хотел Соуп, стал неким подобием семьи для сироты унтер, пусть и вынужденно. Том, отшучиваясь, называла это стокгольмским синдромом, а потом порой добавляла, что если и оно, то она абсолютно не против. В Херефордшире темнело рано, особенно зимой, и холода к приближению нового года становились все жестче – Том навряд ли бы смогла выйти даже в нескольких слоях одежды, не то что босой. Ночью в округу приходит мороз. Пропитанный холодной чернильной синью, он подрагивает, скручивая судорогой липкий воздух. Ледяной ветер резкими порывами бросает в стекла острые льдинки мелкой снежной пыли. Завывая раненым зверем во тьме, он скручивается в тепле оранжевого света из окон, окрашивающего закоченелый узор в причудливый золотистый цвет. Постепенно, когда луну сменяет светило, он растворяется без следа в тихом мареве зимней ночи, но не стихает насовсем, ведь за днем скоро снова прибудут сумерки. Зато было так красиво наблюдать за ним со стороны, когда окружение теплых стен спасает и без того окоченевшее тело, или утром, когда первые лучи солнца только-только начинают касаться промерзшей земли и буря не успевает доделать свои дела. Какая-то даже магическая красота окружала базу и проникала сквозь высокий решетчатый забор: подхваченные ветром снежинки кристалликами исчезали в еле теплом свете короткого дня. Срываясь с низкого неба, они каждый раз плотным пологом укрывают плоские крыши казарм, неясными образами проглядывающих сквозь туманную пелену, ложатся причудливым узором на оконные стекла, оседают на темных стволах застывших деревьев и покрывают тонким белесым инеем, словно сахарной пудрой, сухую траву, проглядывающую кое где сквозь треснутый асфальт. Ледяной воздух, распаханный колкой снежной пылью, дрожит под сереющим куполом темных облаков в тягостном ожидании наступающих рождественских морозов. В нем, пропитанном выстуженным зимним холодом, теплится едва различимый аромат терпкой еловой хвои, которая рваным кольцом леса окружала Креденхилл. — Эй, Том, ты спишь там что ли? — внезапно не слишком довольный голос Гоуста прозвучал где-то совсем близко, почти у самого уха унтер. Лейтенант, для большего эффекта, еще пару раз пощелкал пальцами перед распахнутыми глазами, а когда, наконец, последовала ответная реакция, и Том бросила на друга испуганный взгляд, он, засмеявшись, обернулся в сторону. Боковым зрением было несложно заметить еще одну высокую фигуру. С той стороны затем тоже послышались громкие смешки Роуча. Теперь, как две лучшие подружки, они смеялись вместе. Испуг быстро сошел на нет, сменившись детской обидой – унтер часто вынуждала коллег заливаться гомерическим хохотом, и это, конечно, никогда ей не нравилось, хотя поделать с собой ничего не могла. — Судьбу всей своей жизни за окно увидала, что ли? — добавил лейтенант, смутив Роуча и разозлив Том еще сильнее. Тем не менее, сам Райли был доволен и продолжал смеяться – со своих приколов ему всегда было смешно, особенно в правильной компании. Погрузившись в созерцание происходящего за окном волшебства, Том успела забыть о происходящем внутри комнаты. Природа всегда была чем-то завораживающим для нее, гораздо интереснее, чем то, что создал человек и она порой все еще завороженно застывает на месте, восхищаясь происходящими циклами жизни, на которые обычно совсем не обращается внимание. Несмотря на стужу, за стеклом атмосфера казалась гораздо более приятной, чем в помещении, особенно сейчас. Бураны предвещали собой рождество, новогодние праздники, отдых и развлечение, а тем временем казармы стремительно пустели, придавая всему общему виду тоскливый, одинокий дух, как в заброшенной хижине посреди леса. Многие бойцы уезжали в сочельник к своим близким, ведь это были едва ли не единственные даты в календаре, в которые начальство могло спокойно добро на довольно длительный отъезд. Уставшие от заданий и солдатской рутины, истосковавшиеся по родным, САСовцы мечтали о том, чтобы вернуться домой хотя бы на день, да даже просто глянуть одним глазком. И они, на скорую руку собрав немногочисленные вещи, действительно уезжали, оставляя за собой пустые комнаты и сослуживцев, которые по разным причинам такой радости удостоиться не могли. История была у каждого своя: кого-то раздирало чувство долга и страха, что угроза может появиться даже в праздники и нужно всегда быть готовым к новому заданию; кто-то не общался или рассорился с семьей, предпочитая работу; а у кого-то ни друзей за пределами базы, ни второй половинки, ни семьи не было вообще. По великой случайности, с последней проблемой почти в полном составе столкнулась группа ?Браво?, за исключением сержанта Сандерсона – он сегодня вечером должен отправиться в Лондон, его там с нетерпением ждали родители. По той же причине сейчас в его комнате собрались вместе с ним Гоуст и Том, выступая ему подмогой в сборах. Вещей у местных жителей всегда было немного за ненадобностью, но Роуч в этом плане был большим исключением. В шкафах и мелкой прикроватной тумбе минимум одежды, несколько необходимых личных вещей и просто горы всякой мелочи, собранной за все время службы, а так же взятой из дома по причине ?чтобы не скучать слишком сильно?. Сержант хранил ее с завидной ревностью, педантично раскладывая по аккуратным рядам и стопочкам, в высокие ровные колонны: вязанный шарф, кулоны и амулеты, какие-то красивые камушки, письма, монетки из разных стран, открытки, жестяные и картонные коробочки, какую только чепуху можно и нельзя было найти у Гэри Сандерсона! Парнишка даже притащил в свою комнату маленькое растение, купленное в Херефорде, но его, к собственному несчастью, взять с собой не мог. Но все остальное, что было так дорого сердцу Роуча и что занимало так много места в душе и шкафу, он складывал себе в рюкзак, бережно связывая подвески в клубок, мелочи типа брошей – в жестяные футляры из-под сигар, которые, скорее всего, сержант бесстыдно своровал у МакТавиша. А, может, это было заранее обговоренное сотрудничество? МакТавиш любил сбагривать ненужное барахло кому попало. Все это собирательство казалось Гоусту таким детским и глупым дурачеством, что он порой сам на мгновение начинал верить слухам, что Сандресон в 22-ом полку оказался по родству с руководством. Том же не разделяла скептицизма лейтенанта, но тоже удивлялась тому, что отобранный боец может заниматься подобным. В эти моменты ей хотелось, чтобы кто-то больно ущипнул за руку или дернул за нос, ведь стереотипы – это глупо. — Так много всего у тебя, — подметила очевидное Том, когда сержант стал выкладывать свой будущий багаж на заправленную кровать. — И когда ты успел все это добро нажить? — сидя на краю, прямо у изголовья, унтер обнимала чужую подушку и безбожно мяла почти идеально расстеленное зеленое одеяло, лишь искоса глядя то на происходящее действо, то на сидящего напротив Райли. Лейтенант своевольно отодвинул от письменного стола стул и, провернув его наоборот, сидел, вальяжно сложив руки на деревянной спинке. Том вся эта атмосфера казалась такой знакомой и даже радостной, ведь воспоминания о похожих событиях в ее жизни были только хорошие, почти – девушка все еще помнила, как не хотела уезжать от папы и как хотела поскорее оказаться в Токио. — Уезжать всегда тяжело, — вздохнула она робко, обратившись непонятно к кому. Недоуменно взглянув на унтер, парни лишь пожали плечами и молча согласились. — Много я пропустила, пока смотрела в окно? — Том неловко улыбнулась. — Что обсуждали? Не хочу выбиваться из разговора. — Поздравляю, уже выбилась, — шутливо констатировал Гоуст. — Да так, Рапунцель мельком вспомнили. Сидит, значит, девка в своей башне и целыми днями в окошко палит, ну и жизнь! Правда, Роуч? — лейтенант в этот раз не засмеялся, как будто то, что он только что сказал, было самой серьезной вещью на Земле, но за него это оперативно сделал Роуч, прыснув, а затем не сдержавшись и издав какой-то сдавленный тихий гогот. — Fick dich, — недовольно фыркнула Том, обиженно насупившись. — Шутник, блин, нашелся тут. — Извините, на эльфийском не понимаю, — Гоуст продолжает издеваться, пока Том продолжает на это злостно реагировать, да еще так смешно и мило. — Ой, боюсь-боюсь большую и страшную унтер! — вскинул он руки, сдаваясь, а потом по-быстрому выставил их вперед, защищаясь от подушки, которой уже замахнулась Том и которая вот-вот полетит в прямом направлении к лейтенанту. Роуч, пытаясь более-менее расправить мятую футболку, встряхивая ее в воздухе поднимает всю местную пыль и чихает, перенеся все внимание на себя. Впрочем, это и было то, что он хотел. — Ребят, ну хватит уже, реально не смешно, — проворчал он, нахмурив брови. Хихикали теперь над ним – чихал он тихо и с милым звуком, как щенок, но раскрывая молнию рюкзака Гэри, благо, смешком не услышал. Сложив тонкую стопку футболок на дно рюкзака, сержант снова нырнул в шкаф, спрятавшись за деревянными дверьми. Хотя его белобрысую растрепанную макушку все еще было видно сверху, рост в этом плане ему явно мешал. — Давайте лучше о хорошем, либо вообще молчите, — буркнул Роуч и высунул голову из-за листа фанерной двери, глядя на Том. Хотя, скорее ей под ноги, словно рассматривая что-то за ними. Почувствовав на себе этот взгляд, девушка быстро глянула на пол. — Э-э… Том, можешь глянуть под кроватью, там ничего нет? — а потом обратно вернулся к одежде, когда унтер подтвердила, что под кроватью, кроме, возможно, спящего монстра, ничего больше нет. Вообще-то Гэри только недавно начал сбор, впрочем, много времени это бы и не заняло. По крайней мере, к вечеру точно успеть удастся. Роуч позвал лейтенанта и унтер не за помощью в перетаскивании барахла в одно место, просто для них всех было важно провести с другом как можно больше времени перед тем, как не увидят друг друга, возможно, целую неделю. Возможно, Гоусту было трудно признать, хотя он об этом никогда не говорил, но сержант был действительно близок ему, как Том была близка капитану [если такое вообще можно сравнивать]. ОТГ разбилось на пары с самого начала, это было довольно удобно, и разделяться после месяцев, проведенных сообща, было как минимум некомфортно. Да и в трио ребята сработались отлично – унтер никогда не ощущала себя третьей лишней, наоборот, порой, как казалось Том, в эту роль часто входил Саймон. Иногда он был слишком молчалив, слишком мрачен, придумывал отговорки или вовсе не общался ни с ней, ни с Гэри, но, смотря на реакцию сержанта, Том становилось несколько спокойнее. Она все еще не слишком хорошо знала Гоуста и не могла угадать, когда его поведение было вполне естественным. Тем не менее, такой же темной лошадкой для девушки оставался и Роуч, который вечно что-то скрывал и не мог сфокусировать взгляд на одной точке и вечно отводил его то в пол, то в сторону. Саймон в эти моменты еле сдерживал смех и бросал какую-нибудь колкость Том по поводу ?девки обычно все понимают?, а унтер в ответ лишь неловко краснела в унисон смущению Сандерсона и в сотый раз ощущала себя самой неправильной женщиной на земле. — Раз уж говорим о хорошем, — пробормотал Роуч, и, наконец, спустя секунды вылез из-за шкафа со всей оставшейся одеждой и вывалил ее на письменный стол скомканной разноцветной [в основном зеленых оттенков] кучей. Довольно поставив руки на бока, он вздохнул и продолжил. — Том, когда там и тебя уже повысят? А то ты единственная осталась, — Гэри улыбнулся и приземлился на кровать прямо рядом с унтер, создавая преграду между ней и рюкзаком с остальными вещами. От такой внезапной близости Том как-то сама собой поежилась, а потом спокойно потянулась, издав костяшками сладкий хруст. — Как тогда мы тебя будем называть? Оберст-лейтенант или просто оберст? Наверное, потом тебя будем домой провожать. Или это все как-то дистанционно пройдет? — почесав затылок, Роуч украдкой глянул на унтер, но все еще нужно было заниматься вещами, и он развернулся почти всем корпусом к рюкзаку. — Ну-у, Со… МакТавиш дал отмашку в мой родной штаб, отправил им все эти нужные бумажки, рекомендации, характеристики, вся фигня, но пока почему-то ответа нет. Остальных, которые не отсюда, тоже, кстати, стороной обходят. Видимо, тяжело с этим. Да когда-нибудь повысят, что уж там. Не велика потеря, если честно, — отмахнулась Том, слегка даже задев плечо сержанта, что тот слегка дернулся. — Да в принципе, как захотите, так и называйте, не имя же в паспорте. Вообще оберст-лейтенант, конечно, слишком длинное, лучше не надо. Так сто процентов будет этот… генерал говорить, не хочу в лишний раз вспоминать о нем. Наверное, да, ?оберст? хорошо подойдет, — Том кивнула сама себе и в ответ ей одобрительно кивнули ребята, взяв на заметку. Гоуст еще прокомментировал, что с одной стороны эта языковая разница удобная, а с другой – нет, потому что ?немецкий звучит ужасно и как скороговорка?, но это его мнение быстро осадили. Немного помолчав, Том вдруг нахмурилась и тыкнула Роуча локтем в спину, чтобы тот обернулся. — Не поняла, а ты откуда знаешь какое у меня следующее звание? С каких пор inselaffe этим интересуются, — Гэри явно знал больше, чем говорил, походя этим на Райли, но их различие было в том, что Саймон никогда себя не выдавал, а Роуч делал это то ли нарочно, то ли иногда забывался. Ровно так же, как Том забывалась с оскорблениями англичан – Роуч явно титула островной обезьяны не заслуживал. — Извини, я не со зла, отпечаталось уже из-за кое-каких личностей, — Том бросила косой взгляд на Гоуста. — Ну, я это... — вдруг замешкался Роуч, застыв на месте со сжатой коробочкой в руках – она была бумажной и от давления слегка промялась. Сержант слегка поежился на месте, стараясь незаметно отвернуться еще сильнее. Безобидный вопрос выбил его из колеи, что у Гоуста вызвало только добрую усмешку. Порой Том переводила взгляд с дрожащей спины Сандерсона на Райли и его выражение лица. Оно у него было такое самодовольное и уверенное, как будто он сейчас с кем-то спорит и знает, что прав и победа за ним. В этот раз Саймон совсем не скрывал того, что что-то знает, но Том ну в упор не понимала, хотя, кажется, в глубине души догадывалась. Вернув взгляд к сержанту, унтер мягко накрыла его плечо своей рукой и слегка встряхнула, стараясь подбодрить. Роуча это действительно разбудило, и он снова развернулся к друзьям, отставив на вытянутой руке раскрытый рюкзак. — Короче, однажды стало интересно и я решил почитать про Бундесвер, внутреннюю кухню, какие у вас там подразделения, что отличается, что похоже. Что-то, вот, запомнилось. — Все так. И я тоже мельком заглядывал. Ну, точнее мешал ему читать, — вклинился Гоуст. А потом вдруг его лицо сделалось сначала хмурым, а затем разгладилось и стало заинтересованным – мимику можно было разглядеть даже сквозь маску, хотя и нижняя часть у нее была отдернута вниз, обнажив рот и заметно облегчив задачу в распознавании эмоций. — Кстати, к шпионажу дело не имеете, унтер? Так, для друга спрашиваю, — невзначай спросил Райли, скрестив руки на груди. Вопрос в своей сути был серьезный, да и Саймон искусно сделал вид, что заинтересован в получении ответа, но Роучу сразу стало понятно, что это был очередная колкость ради секундного смешка. Правда, чего скрывать, зато интерес вспыхнул у самого сержанта яркими искорками в голубых глазах – Гоуст никогда не бросался словами на ветер, даже когда шутил. Том же вопрос не на шутку смутил, отразившись пунцовым румянцем на щеках и полуоткрытым ртом, который в идеале должен был вымолвить хоть что-нибудь, но любые отговорки застревали прямо на устах. Увидев в выражении Том полное вырождение чувства юмора, Гоуст махнул рукой и поспешил успокоить зануду. — Да ладно тебе, уже частично тебя выдал. Рассказывай. Господи, я же не серьезно. Не глупая вроде, прекрасно поняла что я имел в виду. Так что давай, мы внимательно слушаем. — Честно обещаем никому не выдавать, — смеясь, добавил Сандерсон. — Просто научный интерес. Информация из первых рук, так сказать. — И мы тут все, напомню, вообще-то вроде бы друзья. Не особо в человеческих отношениях разбираюсь, конечно, но, по-моему, друзья ничего друг от друга не скрывают, — водя ладонь в воздухе, Гоуст наблюдал за Том и видел на ее лице все больше недоумения, и это даже слегка бесило. То ли лейтенант говорил такими уж непростыми загадками, то ли Том была и впрямь не такой умной, как казалась все это время, но необходимость в пояснении была видна четко. — МакТавиш в очередной раз спихнул на меня все свое дерьмо из архивов и, пока разбирал, нашел копии на досье всех иностранцев из ОТГ. Твое в том числе, ага, — указал рукой на унтер, которая, кажется, с облегчением выдохнула, наконец, поняв, о чем шла речь. Тем временем Роуч уже с интересом развесил уши, ожидая развязки этого разговора. — У тебя там в умениях кучу языков прописано, и все такое. Я это имел в виду, — затем Саймон перевел взгляд на Роуча, заговорив уже с ним. — Ну, правда, нахрена нормальному человеку из Европы японский? Если, конечно, ты не шпион, тогда это все объясняет. Вот я и спросил, — Гоуст пожал плечами. — И мы ждем объяснений. Мы здесь как бы хорошее настроение Роучу перед праздниками поднимаем, так что не советую нас расстраивать. — Не поняла, это угроза? — Том приподняла одну бровь, театрально. — Да хоть мольба, не увиливай, — скрестив руки на груди, Гоуст положил их на спинку стула, а сверху еще свою голову, устремив взгляд куда-то Том в живот. Впрочем, Саймон редко смотрел кому-либо в лицо в повседневной жизни. — Ну ладно-ладно, — игриво протянула Том и медленно перевела взгляд сначала на лейтенанта, потом на сержанта, который был заинтересован настолько, будто сейчас поедет не в Лондон к родителям, а прямиком в Токио познавать местный язык. Правда, сборы он так и не оставил – приступил к оставшейся одежде, которая грустно валялась комом на столе. — На самом деле, история жуть какая тривиальная, ничего интересного. В школе отличникам предлагали программу обмена, я согласилась. Дали список стран, брошюрку такую, а они все либо неинтересные, либо я там уже была: в основном банальные европейские направления, по типу Франции, плюс Штаты. Я читаю-читаю, уже думала отказаться, а там в конце, бац, и Китай с Японией, — Том демонстративно хлопнула в ладоши. — Отец потом отговорил меня лететь в Китай, мол, воздух плохой, язык слишком сложный, поэтому полетела в Японию. Вот там так и оказалась: проучилась год, друзей завела. Один, кстати, лучший из них, тоже в армию пошел. И никакого шпионажа, прошу заметить! Языки так-то легко учить, когда нет другого выбора, а мне его не давали. Хотя, уже не помню, может, и не могли вообще. Там мало кто по-английски говорил, в конце нулевых, — пояснила Том, откинувшись спиной к стене, когда сидеть было уже тяжело. — Ну, что, довольны? МИ-6 такую информацию точно не примет, — усмехнулась она, а следом и парни. Пустые разговоры продолжались и дальше – каждый рассказывал по какой-то своей истории или что-то про себя. Все это время Том и Гоуст наблюдали за сержантом, который увлеченно рассказывал о своей любви к растениям и желании обладать собственной оранжереей, пропуская половину слов мимо ушей. Оказывается, Роуч настолько любил болтать, что забывал обо всем вокруг, в том числе и как нормально складывать одежду. Заболтавшись, Сандерсон превращал свою выглаженную до идеала форму в нечто различных оттенков хаки, и затем помещал все это непотребство в рюкзак, который, как и предвещали лейтенант с унтер, совсем скоро забился. Они еле сдерживали смех, наблюдая за сосредоточенным напряженным лицом сержанта, которое моментально из трупного белого окрасилось в розоватый, и как на висках у него еле заметно выступали вены. В какой-то момент, сжалившись над Гэри, решила вмешаться Том, прервав его очередной великолепный рассказ. Сержант испуганно охнул, когда тонкие пальцы обхватили его запястье на лету, и робко поднял на унтер взгляд, покраснев еще сильнее от почти интимной близости их лиц. Том по-доброму улыбнулась и, отпустив руки Роуча, сунула их в рюкзак почти до самого дна, и беспардонно вывалила оттуда все скомканные пожитки, предложив сержанту реальную помощь в сборах. Гоуст тут же согласился с унтер и добавил, что Сандерсону не мешало бы самую малость подрезать язык, во избежание проблем потом. После такого Роуч не мог не отказаться. Поблагодарив друзей за помощь, он со спокойной душой взялся за перебирание своих любимых побрякушек. Теперь все были на своих местах, и процесс тут же ускорился. Краем глаза Том наблюдала за Роучем: как он перебирал в руках поблескивающие камни кулонов, искал подходящие для коробок крышки и разглядывал чужие портреты на монетах. Все это казалось ей каким-то странным и чужеродным – так себя здесь никто не ведет [хотя, разумеется, это было слишком опрометчивое обобщение]. В голову сразу лезли вороны, сороки, маленькие дети, старики, художники, коллекционеры, критики и археологи и весь тот прочий контингент, который любит подбирать всякое, что плохо лежит и при этом выглядит, как кажется им самим, привлекательно. — Откуда у тебя столько всего? — не сдержалась Том, продолжая разглядывать поблескивающую на зимнем холодном свету мишуру. Протянув ладонь в бок, она аккуратно провела ладонью по всей кучке, слегка сдвинув ее в бок и повернув другой стороной. Как в калейдоскопе, картинка тут же поменялась: сменила цвет, форму, стала совсем другой, хотя, по сути, составляющие были одни и те же. Жутко хотелось спросить еще о том, зачем все это. Унтер никогда не понимала собирательство, хоть сама коллекционировала книги и значки. Но они, как оправдывала себя сама Том, имели свои функции, интеллектуальные и декоративные, а какую пользу за собой несли камни с побережья? Было так забавно узнавать этих суровых солдат ближе, ведь многие из них, удивительно, оказывали творческими душами, которые, к несчастью, в созданном для них поприще успеха не сыскали. Соуп рисовал, Роуч пишет стихи и коллекционирует безделушки, а что тогда Гоуст? — Это так мило. И все это домой повезешь? Зачем? — Том повертела в руке одну из закрытых коробочек, в которой что-то характерно гремело, стоило только потревожить. — Да, все повезу, — Роуч неловко улыбнулся, раскладывая вещи по внутренним отсекам и маленьким карманам – чтобы слишком сильно не шумело и не разбилось по пути. — Ну, это ведь мое, поэтому забираю. Из дома, может, что-нибудь еще привезу, и будет еще больше, — рассмеялся он. Пошарив рукой по кровати, сержант зацепил на пальцы металлическую цепочку. Убедившись, что взял правильную подвеску, Роуч протянул ее унтер, выставив на свет два металлических прямоугольника. Блеск металла ослепил на секунду, но потом Том смогла разглядеть на них имя – Саймон Райли. — Это жетоны Гоуста. Сейчас у него другие, а эти он мне отдал. Не вру же? — Гэри бросил быстрый взгляд на лейтенанта, тот молча кивнул. — У меня их много. Ребята отдают свои старые и ненужные, а у меня они обретают новую жизнь. Как на блошином рынке. Здесь не только САС, я начал собирать их, когда только пришел в армию, — подтвердив свои слова, Роуч показал целый моток из чужих жетонов. Том завороженно разглядывала имена на них и, кажется, даже нашла в этой коллекции своеобразное очарование. — Конечно, может, это все слишком фанатично, но... это ведь не просто вещи. Каждая из них связана с каким-то событием или человеком, — объяснил сержант, и передал жетоны в руки Том, которая давно закончила с одеждой, отставив ровную стопку на освещенный подоконник. Когда подвески оказались у девушки, Роуч придвинулся ближе к ней, неловко кашлянув в руку, и выставил на свет одно из имен. То когда-то была собственность некого Чарльза ?Мэнни? Максвелла. — Он погиб два года назад, на Ближнем Востоке. Мы начинали вместе, а потом вышло так, что я остался здесь, в Британии, а его отправили в Ирак, бороться с войсками Аль-Асада. Возможно, другие ребята, которые начинали вместе с нами, уже забыли о нем. А я помню, и все воспоминания о Мэнни в его жетоне. Смотрю, и мы снова как будто играем в футбол в обеденный перерыв. Понимаешь? — лицо Гэри дрогнуло в слабой улыбке. Они обещали, что не будут сегодня говорить о грустном, но зато Том смогла понять мотивацию сержанта. Да и, впрочем, никто ни капельки не расстроился. Роуч затем забрал у Том все жетоны, и поместил их в рюкзак вместе с той стопкой, которую любезно подал Гоуст. — Не знаю, разве тебе не хочется... — голос предательски дрогнул, отозвавшись жаром на лице, вызвав у лейтенанта только испанский стыд. — Остаться в чьем-то сердце навсегда? В наших, например.— Господи, сейчас расплачусь, — Райли едва заметно закатил глаза. Его окружение так любило пафосные разговоры, от которых тошнило. Но Роуч был, видно, был очень горд своим рассказом и Гоуст ворчал не слишком сильно. Знал, зачем это все, да и сержант был порой точно ребенок, а им вполне можно позволить многое. — Спасибо, в моем сердце не надо, — отмахнулся Гоуст, метнув искру прямиком в Сандерсона. — У меня его нет. А вот в твоем, Роуч... — протянул лейтенант, а в голове так и летало ?какой же идиот, господи помилуй?. — Том, не волнуйся, у тебя на сердце Роуча полный карт-бланш, делай, что хочешь, — заведомо не обратив внимание на произнесенное одними губами Сандерсоном ?пошел ты?, Гоуст начал издеваться. Но Том только посмеялась, хотя, как показалось обоим парням, точно что-то заподозрила. Только одного это обрадовало, а другого повергло в ужас. Рано, еще рано. — Горьким миндалем запахло, чуете? — отшутилась Том, взъерошив свои морковные кудряшки. — Маркес говорил, что несчастная любовь пахнет миндалем... красиво, правда? От тебя прям несет, Гоуст, — хихикнула унтер, наконец-таки бросив в Райли ту злосчастную подушку. Лейтенант на лету схватил ее и тут же вернул отправителю. — Черт, спалили! А так хотелось отравить кого-нибудь, — Гоуст театрально стукнул кулаком по спинке стула. — Красиво, кстати. Капитан бы записал себе в дневник, — подметил он. Роуч поддакнул, что ему тоже понравилось. — Конечно, у кого что болит, тот о том и говорит, — теперь подушка прилетела уже от Роуча, и в этот раз попала точно в цель – голову Саймона. Во избежание последующих атак, лейтенант бросил ее рядом с собой на пол. — Кстати, Том, нашла свой дневник? Где просрать умудрилась...— Да черт меня знает. Где-то просрала. МакТавиш до сих пор надо мной ржет. Навряд ли уже найду, может, кто-то давно им в сортире подтерся, — Том с грустью вздохнула – там ведь были все ее личные записи, рисунки... и не только ее! Да, Роуч был прав. Воспоминания очень важны. Соуп часто рисовал в ее дневнике, особенно в праздники, как бы вместо подарка. И куда теперь все это девалось? — Эх, жалко, — всхлипнула Том. — Ага... жалко, — поддакнул Роуч, закрыв молнию на рюкзаке, уже полном до отказа. — Вот и все, собрался. Спасибо, ребят, вы очень помогли, — сержант лучезарно улыбнулся и получил в ответ такое же солнечное ?обращайся?. ***Несмотря на дикий мороз, который докрасна обжигал щеки и не давал даже нормально двинуться, ОТГ вышло проводить отчаливающих бойцов, собравшись в плотное полукольцо дрожащих, мерзнувших до посинения фигур. Путешественники проверяли свои карманы – документы, телефон, кредитки, все, что понадобится им в обычной жизни. Сначала их довезут до Херефорда, а там каждый разбредется туда, куда нужно, наконец-то в свободный мир, и Роуч теперь крепко держит в голове время отлета в Лондон, чтобы ненароком не забыть и не опоздать на самолет. А еще он ужасно боялся забыть сделать кое-что перед отъездом. То, что собирался совершить довольно давно, но так и не решился выполнить в том виде, в котором замышлял изначально. По крайней мере, Гоуст сказал, что и так тоже неплохо, если на Гоуста вообще можно было положиться в таких вопросах. В толпе провожающих было нетрудно выискать знакомый силуэт – рыжая голова торчала, как морковка из земли. Поправив на спине тяжеленный рюкзак, сержант сделал глубокий вдох и медленный выдох, засунув руку во внутренний карман пуховика. — Надеюсь, ты не сильно разозлишься, — занервничал Гэри, подойдя к Том. Снег быстро покрыл ее ресницы белесым инеем, а щеки – пунцовым платком. Девушка с недоумением глядела на сержанта, а потом на руку, спрятанную за одеждой. Медлил Сандерсон недолго, и в следующую секунду вынул ладонь из-под толстой ткани, но уже с маленькой книжкой в руках. Глаза у Том округлились до двух блюдец. — Вот он. Твой дневник... Честное слово, я ничего не читал, — пытался оправдаться. — Я подслушал ваш с Саймоном разговор тогда, после Гибралтара, и я подумал, что это может тебе помочь. Д-друзья ведь помогают друг другу, правда? Оно на форзаце, много места не заняло, — перед тем, как окончательно вернуть дневник владельцу, Роуч показал свою рукопись, а затем захлопнул. — Ну, я поехал. Пока? — сержант слабо улыбнулся. Унтер, оглядев дневник со всех сторон, словно видя его впервые в жизни, медленно подняла взгляд на Роуча и широко улыбнулась. От этой улыбки на душе стало так тепло и вроде бы даже спокойней. — Не злюсь, честно, — Том обняла Роуча на прощание, продолжая неловко улыбаться. Теперь она все поняла. ***— И как ты все это время не замечала? — Гоуст покачал головой и закурил. — У этого идиота все на лбу написано. — А у тебя маска, — парировала Том. — По твоему лбу не прочтешь. — Ты какая-то неправильная немка, знаешь. Немцы обычно хорошо разбираются в химии, — выдохнув струю дыма. — Ну, ты знаешь. Циклон Б, все такое.— Ага. Не удивлена, что несчастной любовью не от Роуча, а от тебя разит. Я ведь и отомстить могу.— Пойдем уже, мстительница, или точно заболеешь, — Гоуст отвесил унтер свой фирменный щелчок по лбу, который будет болеть еще очень долго. — В этот раз тебя некому будет чаем отпаивать. — Зато потом всю жизнь будет греть. Или любовь живет три года? — Том больно ущипнула Гоуста под ребрами. — Под венец еще завтра пойдите, господи.***если спросят о шрамах, мы скажем: таков наш стиль.если спросят о тьме, мы пошутим на тему тьмы.не сдавайся. никто не явится нас спасти,потому что защитники – это мы.мы не прячемся, не пытаемся убежать.если спросят о страхе, мы скажем, что страх нелеп.даже если в груди у тебя пожар,дай им нежности – лучшей нежности на земле.дай им смелости, дай им силы и доброты,дай покоя – и ничего у них не возьми.в этом аду им нужна такая, как ты, –та, кто напомнит, как быть людьми.самый честный ответ не срывается с языка.самый искренний текст никогда не пойдёт в печать.слёзы в твоих глазах – двадцать пятый кадр.верь в хеппи-энд. мы должны его обещать.улыбайся: улыбка скрасит усталый вид.боль однажды пройдёт, и останется только свет.если спросят о смысле, мы скажем, что смысл в любви.если спросят о смерти, мы скажем, что смерти нет.Ты действительно заняла свое законное место в моем сердце.Надеюсь, что хотя бы на секунду смогу занять в твоем. Молюсь, чтобы ты не жалела о моем возвращении потом. Верю, что это все не просто так. Целую. Гэри.