Все счастливые семьи... Часть 2/3 (1/1)

Ворон Дюпре так и будет чуть-чуть косоглазить, похоже: Хильде ушла в отгул, и будит Али мама. Шаги у неё быстрые и лёгкие: в первый день лета Али услышала их лишь потому, что повезло, едва успев спрятать подарок.Больше решила не рисковать.А ещё внезапно оказывается, что ей хорошо и с тугой косой вокруг головы, и просто с косой, и с распущенными волосами, папа зря морщится. И приличное платье у неё далеко не одно, то, мешающее дышать. Есть и не такие яркие, но как родные сидящие и выглядящие замечательно.По крайней мере, ни одна из тётушек не делает ей замечаний — а Флорентин и вовсе улыбается искренне и называет её очаровательной каждый раз.Матушка ругает его и тётушку Розали сонями, — они выходят из гостевых комнат, кажется, чуть не в полдень, — но такими красивыми, что почти неважно.Тётушка Элин и дядюшка Калетир, напротив, немного неряшливы — зато начинают занимать себя чем-то с самого утра.Дядюшка Калетир читает и пишет свитки. С буквами, которых Али не знает и просто нигде никогда не видела.Тётушка Элин по временам отвешивает ему шутливые подзатыльники — за замеченные ошибки и просто для профилактики.Али приводит в трепет то, что она вообще что-то понимает.Кажется, то же самое чувствует и Шарлотта, присоединяющаяся к ним где-то в районе завтрака. Только она, похоже, знает немного больше, потому что даже в состоянии задавать им осмысленные вопросы о том, чем они занимаются, — дядюшка Калетир от этого просто счастлив.А на следующий день она даже набирается смелости и просит тётушку и дядюшку потренировать магию с ней — хотя бы самую простую свечку. И приглашает Али присоединиться, видя, наверное, что-то в глубине её глаз.Так в день рождения своей мамы Али получает совсем нежданный подарок: держит в руках грязно светящийся шарик, похожий на вынутый из коробочки комок хлопка, неловкий, неровный, — и глядит на него во все глаза.Кажется, это значит, что у неё есть способности к магии.Шарлотта, светоч которой выглядит гораздо пристойнее, смотрит на неё с нескрываемым интересом. А дядюшка Калетир почему-то глядит удивлённо.— А вы прекрасно себя контролируете, юная леди. Хоть для очень серьёзных занятий магией вам, скорее всего, не хватит потенциала.— Если только с точки зрения альтмера-Ученика, — фыркает тётушка Элин так, будто это что-то значит. — Али, скажи: ты ведь в первый раз пытаешься учить заклинания?Али честно кивает, и тётушка с дядюшкой переглядываются. Хмурятся. Встают, извиняясь, и говорят, что им нужно отправить самые срочные бумаги через портального в Вэйрестской Коллегии.— Почему? — спрашивает Шарлотта сразу после того, как они уходят. — Я не гениальная ведьма, кузина, но даже я могу узнать склонность к магии.Теперь, когда похожий на облачко хлопка комочек не светится грязно в ладонях, а рядом с кузиной всё ещё ровно сияет ярко-голубой шарик, Али чувствует себя совершенно неправильно, потому что — ну какой рядом с этим талант?Но она как хозяйка не может спорить с гостьей, поэтому в воздухе повисает совершенно внезапное и честное:— Батюшка не разрешает.Молчание между ними неловкое. Шарлотта хмурится, то отводит взгляд, то взглядом впивается, будто хочет что-то сказать, что-то спросить, но не может…— Как вы здесь, мои ранние певчие пташки? И где тётушка Элин и дядюшка? Ваша матушка, Ализанна, никак не может их отыскать.Флорентина сами звёзды наградили умением появляться вовремя, кажется. Али облегчённо бросается к нему на шею — ведь кузина не продолжит, она вежливая, значит, говорить на странные и неприятные темы больше не надо.— Сказали, что им нужно что-то там в нашей Коллегии, — отзывается Али, облегчённо глядя ему в глаза. Затем сама себя смущается и отступает, потому что настоящая леди должна уметь скрывать что облегчение, что неловкость, что радость, как это Шарли сейчас делает. Али изо всех сил держится эти два дня с кузенами наравне, даже лучше них знает историю, когда она никакого древнего камлорнского рода напрямик не касается.Но всё-таки она не может быть правильно, выверенно безразлично-холодной, когда предлагает:— Может быть, мы за ними прогуляемся?Кузен улыбается.— Конечно же, что за вопрос. Не соблаговолите ли вы присоединиться к нам, сестра? — отвешивает он куртуазный поклон в сторону Шарлотты.— Только если вы обещаете меньше дурачиться, брат.Флорентина явно невероятно щедро наградили боги и звёзды: Вэйрест, нежно любимый Али, родной Вэйрест, за пределами которого она не была никогда, Флорентин узнаёт во много раз лучше неё за каких-то два дня.Али сама за себя оправдывается: Флорентина не подгоняет Хильде, и он на улице не только потому, что батюшка позволяет, и дома его на неделю ни за что не оставят, если он будет вести себя неподобающе или потеряется — среди лавочек, среди улочек, среди толпы, среди ярко-зелёных деревьев и строгих, но лёгких зданий.Глядя на него в такие моменты, Али думает: в том весь смысл и заключается, в самом деле. Потеряться — а потом внезапно вынырнуть в месте, где никогда не был. Широко улыбаясь, расспросить пару прохожих, где ты сейчас и как добраться туда, куда тебе надо.Потеряться — это не так уж и страшно.Рядом легко можно найти кого-то, способного и готового нарисовать тебе карту.И, — думает Али, выходя из ухоженного, но немножечко неказистого проулка, которого в жизни не видела, к самой Коллегии, — в том и смысл, наверное. Потеряться — но только и именно для того, чтоб найтись.Тётушка Элин и дядюшка Калетир находятся буквально тут же, о чём-то негромко спорящими у фонтана. Только завидев их маленькую процессию, они замолкают — а через несколько секунд, получив ласковый тычок локтем, дядюшка Калетир пытается спрятать покоящееся у него в руках и явно пошитое на матушку платье. Потом ловит её взгляд, — скорее всего, не только её, — и вздыхает:— Главное, до обеда леди Аннет не рассказывайте.Почему, Али знает уже: традиция была такая в доме бабушки с дедушкой — дарить подарки перед тем, как для празднующих закончится праздничный день, чтобы дольше продлилось счастье. Но почему тогда матушка её не поддерживает, и даже монографию о Ковенанте Даггерфолла дарила с утра, при папе?..Али думает об этом всю дорогу — но под увлечённый рассказ тётушки Элин о том, что и зелёный цвет Аннет пойдёт, и имперский крой тоже, а ещё такое сейчас в моде по всей Империи от Эвермора до Анвила, и, если мода докатится до Вэйреста, ей будет что надеть в свет, ничего не придумывается, как ни странно.Дядюшка Калетир коротко и совсем невпопад вставляет, что платье зачаровано на сопротивление ядам.Конечно же, после того, как обед проходит, матушка платью радуется — её любимый цвет и почти невозможно нежная ткань. Флорентин дарит золотой браслет с россыпью гранатов, Шарлотта — веер из перьев птиц, названий которых Али даже не знает.Али немного неловко на этом фоне, но при виде её подарка мама светло улыбается, а после ласково обнимает.Ворон рода Дюпре чуть-чуть косоглазит.— А на Западе сейчас в моде что-то вроде этого, — щебечет тётушка Розали, протягивая матушке шкатулку розового мрамора и лежащий в ней перстень с массивным синим камнем. — Помнишь? Такое ещё Жаклин пыталась в моду вводить лет пятнадцать назад. Кстати, как она там, всё ещё счастлива со своим графом?Али не понимает, почему мамино лицо мертвеет, а за столом воцаряется тяжёлая тишина.— Спасибо большое, Розали, — отвечает матушка ровно. — Жаклин всё ещё счастлива со своим графом, полагаю, как ты и сказала — прости, я уже больше десяти скамповых лет заперта в четырёх стенах как купчиха, поэтому не могу ничего поведать тебе про знать.Её губы взрезает тонкая — и, кажется, злая? — усмешка.— Хотя… знаешь, какая мещанская сплетня может быть тебе интересна? — замечает матушка вкрадчиво. — Служил молодой и перспективный офицер в нашей городской страже лет почти что двадцать назад, ему ещё капитана прочили. Может, Розали, ты даже по имени его помнишь.Тётушка Розали сжимает вилку так, что белеют костяшки.— Прекрати, Аннет, — говорит тётушка Элин негромко, низко, с… угрозой?Тётушка Розали тихо сипит не своим и совсем не щебечущим сейчас голосом:— Что с ним стало?Матушка лениво, почти задумчиво отклоняется на спинку стула.— Папа был прав: так и не вышло из него капитана. На смазливой мордашке там, где все за тёплое место насмерть грызутся, так высоко не выедешь… Он в конце концов это понял. И спился.Тётушка Розали бледная, а матушка ласково скалится ей улыбкой, в которой нет ни следа ласки.— А знаешь, о чём месяц назад заговорили? Он, кажется, убил кого-то. То ли любовницу свою, то ли не-любовницу… я не знаю. Кстати об этом: выпьем за сестринскую взаимопомощь, сестра?Она поднимает кубок — рука немного дрожит. А в кубке слишком много вина: оно проливается по серебристым бокам прозрачными редкими каплями. Али смотрит только на него, не хочет смотреть ни на кого больше, особенно на саму матушку.И тётушка Розали взрывается — плаксиво, по-детски обиженно, тонко:— Аннет, отчего ты никогда не хочешь вести себя как сестра? Почему ты всегда бросаешься на любую мою оговорку так, как Фабьен не бросается?! Ты же знаешь, сама всегда говорила — я не вы с Элин, я просто дурочка, я никогда не хочу никому ничего плохого, просто не умею удержать язык за зубами. И Девять свидетели, как я получаю за это после приёмов — но в моём родном доме, Аннет? От сестры, которую я десять лет не видела? За что ты так?!— Успокойся, Розали, — пытается ещё раз вклиниться тётушка Элин. — Не в праздник.В её голосе совсем уже не прикрытая сталь.— А когда?! — заливается тётушка Розали слезами и смехом. — Когда, если мы всей семьёй не можем собраться даже по самым большим праздникам? Помнишь, как прошёл твой последний юбилей?! "Простите меня, девочки, нас с Калетиром наконец-то пустили для обмена опытом в скайримскую Коллегию, я даже не буду объяснять, как это для меня важно и что это самый лучший подарок, вы всё равно не поймёте"!— Элин не могла написать такого, — хмурится дядюшка Калетир.Но, хоть он и говорит громко и уверенно, тётушка не замечает.— А мой последний юбилей? Матушка Фабьена мне умудрилась и напоследок в душу нагадить: ведь так неприлично даже думать о празднике, когда ещё не успел закончиться траур! Аннет! А твои тридцать лет скамповы, которые мы не смогли отпраздновать из-за этого бородатого мудака?!Что-то внутри Али, и так треснувшее, на этих словах ломается. Потому что она слова-то такого знать не должна, не то что говорить и опознавать — но понимает его значение по тому, сколько же в нём ненависти, и злости и презрения, и… это не может быть правдой! Тётушка Розали не может так… папа не может так…— Это ведь всё из-за братика, мама, да? Папа же хотел, чтобы ты не волновалась?— Помолчи, Али, — пытается оборвать её матушка, но поздно.Над столом опять душно нависает мёртвая тишина.Тётушка Розали смотрит заплаканными глазами с ужасом.— Аннет, то есть ты потеряла…— Да, — отрезает мама.Тётушка Элин тяжело поднимается из-за стола. И звучит ровно, но глаза её метают молнии.— Аннет, а я почему-то даже после того, как тебя нашли в постели Жаклин, считала, что у тебя есть мозг. Сколько раз я говорила тебе: одна строчка в письме — и мы, когда подойдёт время, пришлём лучшего мага Восстановления и повитуху, которым доверяем? Или ты забыла, как твой чуть не сэкономил на Али до смерти?— Матушка. Тётушки. Дядюшка. — Флорентин встаёт из-за стола, невозможно прямой, и не поднимает голоса, но всё равно почему-то оглушительно-громкий. — Мы с девочками пройдёмся. Самое время после обеда, тем более за окном изумительная погода.Он поднимает её за руку из-за стола — не тянет, лишь уверенностью движений зовёт и поддерживает. Али не смотрит ни на маму, ни на тётушек, ни на кого — только в пол.Лишь за порогом обеденной понимая, что трясётся всем телом.Она не знает, сколько так проходит времени. Знает только — всё это время её обнимают Флорентин и Шарлотта, и всё это время никто ни слова не говорит ни о том, что она леди, ни о том, чтобы она вела себя, как большая.— Флорентин, это же всё неправда, да?.. — наконец выдавливает из себя она, когда не может больше плакать. — Это ведь не может быть правдой?..— Конечно, Али, — отвечает ласково он, а Шарлотта гладит её по волосам.Взрослые приходят к ним только через несколько часов, тихие-тихие, с виноватыми лицами.— Мы… попрощаться, дети. Эксперименты... — роняет дядюшка Калетир неловко и рвано.— Значит, нам тоже пора, — поднимается Флорентин, и Али едва удерживается от того, чтобы ухватить его за камзол.Её обнимает мама — ласково как никогда.Прощаются скомканно.Тётушка Элин обещает в грядущий свой юбилей позвать всю семью в Эвермор, показать Али город, посоветовать ей хорошего учителя магии.Тётушка Розали перед тем, как уйти, останавливается на пороге.— Аннет. Просто знай: если всё-таки, ты всегда можешь…Мама улыбается ей неожиданно тепло:— Всё хорошо. Я справлюсь.Без гостей праздничный дом снова становится обычным. Два ларца у ступка Али в комнате, гребень да хрустальные серьги в ушах — вот и всё ей напоминание о том, что они что-то праздновали.По крайней мере, так кажется всего через полчаса после…— Госпожа, — вдруг Джарина её зовёт, выходя из гостевой. — Кажется, кто-то оставил.И правда оставил: у Джарины в руках золотой медальон, который Шарлотта не снимала все эти три дня. Очень редкий, она сказала, зачарованный на удачу...Слыша стук входной двери, Али хватает его и опрометью бежит в холл: раз кузина забыла, нужно отдать!— Так соскучилась по мне, Али? — улыбается папа.