Все счастливые семьи... Часть 1/3 (1/1)

Али идёт пока только десятый год, но она не глупая вовсе.Она видит: больше улыбается мама, больше суетится нянюшка Хильде, повышенная до гувернантки, бабуля гра-Мот пытается сделать свою стряпню вкусней с каждым разом. Папа, если не запирается в кабинете, ходит по дому хмурой, готовой начать ураган тучей — но всё никак ни на кого не сорвётся. Учитель, который приходит в их дом по утрам, уже неделю прицельно гоняет её по хайрокской геральдике и генеалогии знати. Матушка просит Джарину, которая убирается в комнатах, уделить гостевым особенное внимание.Может быть, это просто поздно, но так сладко расцветающая во Второе Зерно весна, солнечная и долгожданная.Может быть, что-то в воздухе.Но Али упорно кажется: что-то готовится.Всё происходит уже на исходе месяца. Хоть учитель сегодня и не придёт, Али встаёт с рассветом — потому что разлёживаться себе не могут позволять даже знатные леди, куда уж таким, как она. К тому же ей нужно немного времени перед тем, как Хильде заявится: вэйрестские розы, вышитые золотой нитью, вышли совсем как надо — а вот ворон рода Дюпре между ними всё ещё косоглазит, и до послезавтра это нужно как-то исправить!Не может же она подарить косоглазого ворона на день рождения матушки.А то, что ей десять сегодня, всё равно весь день будут праздновать.У Хильде шаги тяжёлые: Али всегда слышит их с самой лестницы, задолго до того, как они остановятся у двери. Можно успеть спрятать работу (и понадеяться, что Джарина не нашла её, а если и нашла — даже не подумала рассказывать матушке), улечься обратно в постель и прикинуться спящей.Разумеется, этого у неё не выходит.— Поднимайся, плутовка, — говорит ей неловко и строго нордка, — батюшка велел тебя к сегодня как следует подготовить.Али покорно встаёт и готовится к пыткам. “Как следует подготовить” — это Хильде вычешет волосы так, что больно, и уложит их ладной, но при каждом движении тянущей неприятно косой вокруг головы, а её саму запихнёт в платье — самое-самое красивое, да, но дышать в нём смогут разве только вампиры. Которые, кажется, не дышат?..И всё бы ничего — но ей ещё весь день в этом ходить, и перед домашними-то ладно, они, если не Альвгейр или Хильде, батюшке на неподобающее поведение не нажалуются, — а вот если перед гостями показывать слабость, гнева совершенно точно не избежать.Но вместо красивого и богатого платья, которое почти мало, — более свободное, более лёгкое, более любимое. И вместо косы Хильде бубнит под нос, что волосы чистые и матушка приказала не делать с ними тогда ничего такого.Али начинает серьёзно задумываться: может быть, это какой-то могучий маг из Имперского города поделился с ней волшебством?На этом сюрпризы не заканчиваются, впрочем. Когда они с Хильде спускаются в трапезную, папа уже ждёт рядом с одетой совсем как она мамой. Почему-то не в праздничном, а в походном плаще. Морщится при взгляде на неё, но — магия какая-то, — держится.— Я уезжаю проверить торговые точки. Не смей меня опозорить, — говорит он совершенно немыслимое и непривычное вместо приветствия.Али подходит к маме, которая почему-то сияет почти незнакомым теплом. Отец же торопится из комнаты так, будто куда-то опаздывает.— С днём рождения, Али, — говорит мама и протягивает ей желанную монографию об истории Даггерфолльского Ковенанта.Папа тормозит на выходе и оборачивается.— Да, с днём рождения, дорогая. Подарок будет, когда приеду.И уходит — теперь уже, видно, совсем.Матушка приобнимает её за плечи.— Всё хорошо, Али. Всё очень-очень хорошо. Главное — не бойся гостей.Али хочет ответить ей, что ничего бояться не собирается, она ведь уже взрослая. Она ведь уже привыкла: каждый праздник приходят папины деловые партнёры и поставщики; каждый праздник ей говорят, что из неё вырастет прекрасная леди, и хвалят так, что почему-то хочется не слушать и в свою комнату убежать…Думать об этом не слишком приятно — и Али устраивается изучать монографию прямо в трапезной.Но от хитросплетений союзов и предательств из Второй Эры её отвлекает скрип входной двери, такой громкий и привычный. Али оставляет книгу и бросается к уже стоящей в холле маме — папа вернулся, что-то забыв?Но почему-то видит ткань там, где папина голова должна быть.Пока громадная фигура поминает дэйдра и пытается кое-как наклониться и в их дом протиснуться, Али испуганно прячется за маму — когда папы нет, мама хозяйка дома, она защитит, ещё бы папа оставил Альвгейра!..— Ну и низкие у вас в доме двери, Аннет! — с улыбкой в голосе произносит совсем не знакомый альтмер в богатой мантии.— Смотри ещё и макушкой о потолок не ударься. А то знаю я тебя, — доносится, кажется, у него из-за спины строгий и низкий женский голос, тоже чужой, но почему-то зовущий неуловимо похожими интонациями и нотами… — И вообще, позволь мне уже, наконец, войти в отчий дом.— Это он разве? — удивляется альтмер. Али слышит, как он отступает в сторону, натыкается на стену и айкает, неловкий и долговязый. — А двадцать лет назад потолки здесь были более высокие...— А двадцать лет назад ты, Калетир, горбился, ходил по дому аккуратно, как не ходишь во время экспериментов сейчас, и смотрел на отца, будто он дэйдрический князь, а я — полупринц, которого тебе безвозмездно отдают на исследования.— Но ты лучш… — пытается сказать альтмер, но его перебивают:— Аннет, дорогая! Выглядишь так же чудесно, как в девятнадцать. Если бы я не знала, ни за что не сказала бы, что твоей дочурке сегодня десять.Голос приближается, и Али сначала замирает испуганно от упоминания себя, а потом цепляется за мамино платье только крепче: “Защити, пожалуйста”.Но вместо того чтобы защитить, мама строго одёргивает юбку и шагает ближе. Али испуганно смотрит, но отпускает.Мама и незнакомая женщина обнимаются крепко-крепко, кружатся в холле. Когда они заканчивают, чужачка оказывается прямо перед ней, и Али понимает для самой себя неожиданно: она уже взрослая, но тоже бретонка, и у неё тоже кудрявятся тоже рыжие волосы. Да ещё и такие же карие, как и у самой Али, глаза…— А вы, юная госпожа, копия меня в детстве, — доверительно сообщает ей женщина. — Калетир, любовь моя, знай: если ещё лет через двадцать я погибну при невыясненных обстоятельствах, а ты возьмёшь эту леди замуж — я тебя, изменника алинорского, из самого Обливиона достану, если понадобится.— Ты же знаешь, что не понадобится, Элин, — отзывается альтмер с такой нежностью, что Али даже опешивает. И почти пропускает мимо ушей тихое мамино:— Как же ты похожа теперь на матушку, Эль…Они обнимаются ещё раз — ещё крепче.Только к концу этих объятий гостья спохватывается:— Милая, а мы вас, случаем, не потревожили? А то только рассвет, а мы уже на пороге: знаешь, этот, с позволения сказать, учёный весь последний месяц вставал в такую рань, что к рассвету уже обедать пора. И представляешь? Даже к этому человек привыкает! Я только по тому, что портальный маг был злой и заспанный, и вспомнила, что так жить не нормально!..— Не волнуйся, Эль, — обрывает её мягко, но спокойно матушка. — Слуги пока спят, кроме гувернантки Али, взявшей себе три свободных дня, — но она уйдёт, как только мы выйдем из холла. Стесняется при гостях. А хозяйки… — улыбается. — Уже, как видишь, встали. Розали я, по-твоему, чтобы до обеда валяться?— А… хозяин? — осторожно спрашивает альтмер.Али не понимает, что, — но что-то в его интонации ей не нравится.— А хозяин прямо перед вами уехал по делам купеческим.— Вот и славно, — улыбается… тётушка Элин? — Значит, мы уже можем тебе в подготовке вечера по-своему помогать."Помогать по-своему" на языке тётушки Элин и дядюшки Калетира — это с помощью магии, понимает Али в момент, когда огонь в жаровне разгорается сильно, ровно и сразу по простому щелчку пальцев.Дальше — больше: тётушка парой слов и непонятных знаков вымарывает с ковра пятно, так до конца Джариной и не оттёртое. Дядюшка за минуту в полутьме безошибочно находит места в крыше, которые недоконопатили босмеры, а затем подсвечивает им работу маленьким лучистым шариком.Любопытство Али не выдерживает, когда он цепляется неловко за угол шкафа мантией — но вместо того, чтобы заставлять кого-то прореху штопать, заговаривает края — и мантия выглядит будто новая.— Как вы так сделали, дядюшка? — спрашивает она.К несчастью, выходит так, что из всех слов, которые альтмер вываливает на неё, Али понимает едва ли каждое пятое. И, как бы она ни хотела понять всё-всё, только кивать и остаётся — до момента, когда подходит тётушка, бьёт по чему-то звонко и говорит:— В доме ещё есть где помочь, милый. Не отлынивай. И ребёнка мне тут не вздумай пугать.Али хочет сказать, что не испугана, просто не понимает, — но не может, потому что это уже совсем некрасиво: что выглядеть глупо, что спорить с гостями, ещё и старшими.Тем более что домашние почему-то и правда боятся вместо того, чтобы быть в восторге. Бабуля гра-Мот особенно.Утро проходит в приятных хлопотах, и Али так уютно, так интересно и так спокойно, что громовой стук в дверь, разносящийся, кажется, по всему дому, застаёт её врасплох.Папа так не стучится обычно. И вообще обещал быть в поездке.Но, может быть, всё-таки не случилось, и теперь у него очень неважное настроение?..К холлу она успевает в момент, когда матушка открывает дверь, и видит, из коридора несмело выглядывая, что у двери явно не папа.Хотя бы потому, что там стоит со строгим лицом незнакомая женщина: золотые волосы и гордая стать. Массивный золотой медальон на шее, изящные золотые серьги, крупное шитьё видно что золотой нитью на платье — и, кажется, по золотому кольцу буквально на каждом пальце…— Выглядишь как купчиха, Аннет, — наконец первой бросает женщина, чуть вздёргивая подбородок и мешая Али себя разглядывать.— Я тоже рада тебя видеть, Розали, — отмирает почти сразу за ней мама. — Только, прости, ты порталом ошиблась: у нас здесь не Строс М’Кай, чтобы быть попугаем. Знаешь, я даже клетки золотой не могу тебе предоставить…Тётушка Элин впархивает в холл мимо Али на какой-то нечеловеческой скорости — и как раз вовремя, потому что гостья с каждым маминым словом становится всё багровее:— Аннет! Розали! Опять лаетесь, едва мне замешкаться стоит?! Девочки, совесть имейте хотя бы: вы, на секунду, сёстры. И мы здесь собрались, потому что праздник.— Но… — говорят они обе в один момент, но тётушка Элин останавливает их жестом и отрезает:— Мне не важно, кто начал. И кто как продолжил, мне тоже не шибко важно. Ну-ка живо обнялись.И они обнимаются, что-то говоря друг другу вполголоса. Тётушка Элин не слышит, кажется, Али не слышит тоже — и на то, что это что-то хорошее, может лишь надеяться.— Матушка, а "купчиха" — это случайно не комплимент? Потому что тётушка выглядит великолепно, — вдруг раздаётся мягкий голос от двери. — А вам я сразу сказал, что как минимум медальон не сочетается с серьгами и платьем, даром что подарок советника самого Императора.Голос звучит как песня — и Али, тона тётушки Элин немножечко испугавшаяся, любопытно выглядывает ещё раз.Вовремя: юноша, темноглазый, темноволосый и улыбающийся, как раз склоняется перед тётушками и матушкой в изящном поклоне. Затем целует им руки, говоря каждой что-то негромко, — но даже Али понимает, что улыбка и голос гораздо важнее слов.Так думает, похоже, и матушка. Она говорит — и Али почти видит весёлую усмешку у неё на губах:— С последней нашей встречи вы очень выросли, Флорентин. Вам сейчас, кажется…— Почти шестнадцать, — отвечает он, не прекращая улыбаться.— Породой в отца пошёл, — замечает тётушка Элин, — но глаза всё равно бабкины. И не тяжело тебе, Роз, с таким сыном... обаятельным? А то, знаешь, самый возраст, чтобы начали через хорошо если год приносить бастардов…Он краснеет, — душно, пунцово, — хочет что-то сказать и не может.— Благодарю вас за ваше мнение, тётушка, но не могу не заметить: мой брат уже помолвлен. И человек он достаточно честный, чтобы быть верным своей невесте, — и я тому гарант и свидетель.Из-за спины Флорентина в дом врывается новая гостья. Лицо её горит праведным гневом, а глаза будто метают молнии.Кажется, Флорентин от этого тушуется только больше.— Шарлотта! — повышает он голос то ли обиженно, то ли уязвлённо.— Копия, — говорит тихонько матушка. — Твоя полная копия. Даже больше похожа, чем на меня Али.А тётушка Розали вдруг заливается смехом, становясь совсем не такой надменной и страшной:— Только если её разозлить — и, уверяю, Эль, для этого нужен недюжинный талант, потому что Шарли спокойнее меня в десять раз. Так что я от тебя прямо-таки в восхищении.Девочка, почти что Али ровесница, отводит глаза и краснеет так же, как до того краснел её брат.— А ещё в сотню раз умнее меня в двенадцать, но я вам этого не сказала. На рынке невест ум — скорее недостаток, знаете ли…Тётушка Элин громко фыркает — почти что демонстративно.— Как же я знаю, Роз… — говорит матушка.Похоже, будто они переглядываются.— Кстати, матушка, — наконец-то приходит в себя Флорентин, — ваше любимое ожерелье Шарли захватила с собой. И, по счастливому стечению обстоятельств, к платью оно подходит гораздо больше медальона…— Когда твой старший ребёнок имеет более тонкий вкус, чем ты — это больно, — замечает философски тётушка Розали. — Но ничего. Из вещей, которые с нами, уверена, можно сделать что-то пристойное.— Можно быть, просто заранее продумать образ… — тянет тётушка Элин.— Знаешь как я устала продумывать образы?В голосе тётушки Розали почему-то отчётливо слышится боль.Мама качает головой:— А лет двадцать назад ты обожала приёмы.— Дурочка, — огрызается беззлобно тётушка Розали, — на наши никогда не залетали птицы такого полёта, чтобы одним взглядом уничтожить, — а мой Фабьен, оказалось, друг детства с новым главой...В этот момент Флорентин вдруг ловит взгляд Али — и она резко перестаёт слушать то, о чём говорят взрослые, потому что он, сияющий и грациозный, подходит, улыбается и целует ей руку — Али чувствует себя, как большая.— Рад знакомству, кузина! Вы просто очаровательны. И день для появления на свет выбрали совершенно сказочный, поздравляю вас....как-то так получается, что в этот день Али больше не слушает старших. Флорентин просит её познакомить их с Шарлоттой с домом и домашними — и она исполняет эту просьбу, как истинная хозяйка: показывает и гостевые, и библиотеку, и холл, и столовую; настоятельно просит держаться подальше от родительских покоев и отцовского кабинета; знакомит с теми домашними, которые в доме остались.Очарованы Флорентином остаются абсолютно все. А бабушка гра-Мот говорит, будто Али цветёт от счастья.И немудрено: матушка такая весёлая, дядюшка показывал ей волшебные фокусы, у неё самые лучшие в мире кузены и тётушки…Только к вечеру, когда начинается большой семейный обед, до Али доходит: это ещё далеко не всё.Дядюшка Калетир сонно моргает и громко хвалит стряпню бабули гра-Мот, признавая, что она лучше любой магии, когда тётушка Элин нечаянно проливает на него своё вино.Он извиняется и выходит из-за стола.Затем возвращается. В руках у него — увесистый том, на котором стоит небольшая шкатулка и изящная мраморная чашечка с… ложечкой?Он прочищает горло.— Ваша матушка не дала нам знать о том, предрасположены ли вы к магии, дорогая племянница. Поэтому мы с Элин взяли на себя честь познакомить вас со смежной наукой, не требующей Дара. Хотя бы основами.— А батюшка ваш, Ализанна, понимать должен: в алхимии мало того, что нет ничего дурного, так она ещё и в высшем свете ужасно полезна, — подхватывает тётушка Элин. — Если придётся, юная леди, так ему и передайте.— Кстати о достижениях алхимии, — вспархивает со своего места тётушка Розали, исчезает из столовой и почти тут же влетает обратно с целой шкатулкой каких-то скляночек, ни на секунду не умолкая.Что объясняет она, показывая добрую дюжину милых глиняных горшочков и хорошеньких стеклянных виалов, Али не очень понимает: слишком их содержимое завораживает. Что-то яркое, что-то тёмное, что-то приятно пахнет, что-то рассыпчатое как песок — что-то похоже на масло...— А не рано ли? — хмурится матушка, но тётушка Розали только отмахивается:— Начинать ухаживать за собой и выглядеть красиво никогда не рано, сама понимаешь. Хотя она у тебя, не скрою, красавица…Кузен выразительно кашляет. Затем поднимается со стула совсем рядом с ней и достаёт из-за пазухи небольшой футляр.Протягивает ей. Улыбается.— Не бойтесь, кузина. Открывайте.Она слушается. Дерево под пальцами рыжее и тёплое, в коробке, кажется, бархат… и серьги. С невероятными прозрачными камнями.— Это, — говорит Флорентин негромко, — горный хрусталь. Или, как его называют у нас, слёзы Ротгариана. Я подумал, что он подойдёт вам, Али. Он очень нежный и светлый.Кузина Шарлотта дарит костяной гребень, немного неловко, но всё же тепло улыбаясь.Когда матушка наконец отпускает её в комнату, помогая с дядюшкой Калетиром отнести подарки, на которые никаких рук не хватит, Али первым делом примеряет серёжки.Конечно же, они сидят идеально.В учебнике по алхимии потрясающе красивые иллюстрации.Травы в шкатулке пахнут нездешне и успокаивающе.Костяной гребень приятно холодит ладонь.Виалы и склянки пока пугают — но и с ними она ещё разберётся. Обязательно-преобязательно.Али сама не понимает, откуда в глазах слёзы.Кажется, от счастья.