Том 4, 4 день месяца Первого зерна, 4Э 190 (1/2)

Жёлтые цветы, обрамляющие тропу, увлекали куда-то вдаль в пелену непроглядного тумана. Тёмными пятнами провожали могильные камни, исчезая за его спиной. Он уже был здесь, он помнил это место. Цицерон остановился, пытаясь поймать рукой белую дымку, и тут же оцепенел, услышав уже знакомый смех. Его источник был неясен, хохот, как удары плети, разносился эхом, повторяясь и путаясь, отскакивал от стен тумана и увязал в нём. Цицерону захотелось крикнуть, дабы выгнать, прежде всего из головы, все страхи, но ком застрял в горле. Может не стоит привлекать внимание?

Кладбище, всеми забытое и брошенное, воскресшее из глубин памяти, рождало в сознании уныние. Именно здесь Хранитель совершил свой последний контракт и навсегда попрощался с должностью душителя. И того, кто назначил его на эту должность, уже не стало. Величие прошлого поблекло, как было прежде, уже не будет.

Его внимание привлёк шорох, так несвойственный этому месту. Движение, которого здесь быть не должно. Птица. Она сидела на могильном камне и чистила оперение, но, заметив чужака, тут же вспорхнула и улетела. Хранитель проводил её удивлённым взглядом, так как никогда не видел птиц такого цвета. Синяя? Он не успел разглядеть. Что за диковина… Шум крыльев растаял в тумане.

— Ты пришёл ко мне…

Цицерон вздрогнул всем телом и обернулся. За его спиной до этого никого не было, только могилы.

«Может это некромант?» — промелькнула мысль и тут же погасла.

Облокотившись о камень, на котором несколько секунд назад сидел, скорее всего, голубь, стоял Амиэль. Он улыбался Цицерону, и вёл себя так, будто между ними ничего не произошло.

— Живой… — слабым голосом непроизвольно прохрипел Хранитель. Все остальные слова затерялись, на них попросту не хватило мужества. Разразился знакомый смех. Это шут, это его он слышал в стенах Убежища.

— Я тебя разыграл, а ты поверил! Хах! Как легко водить за нос простаков! Конечно, я живой. Я притворялся.

— Как… это… притворялся… — Цицерона охватило оцепенение, он едва мог заставить себя дышать. Почему? Почему этот человек вызывает в нём трепет? — Ты врёшь… Ты обманщик… — чуть ли не задыхаясь, простонал Хранитель.

— Я? Обманщик? Хах! Наверно, такой же обманщик, как и Раша? — светло-карие глаза игриво заблестели. Будто бы говорили: «Ну давай, расскажи мне ещё что-нибудь, столь же забавное».

— Откуда ты знаешь Рашу?..

— Я всё знаю! Всё! Сказать, к какому выводу я пришёл? — Цицерон напрягся, ещё полностью не осознавая, куда клонит Амиэль. А тем временем последний нравоучительно поднял указательный палец вверх: — Быть обманщиком может и великое прегрешение, но не настолько тяжкое, как братоубийство! — шут умиленно растянул губы. — Что? Не смотри на меня так. На правду глупо сердиться.

— Откуда ты знаешь?! — повторил Цицерон, всё ещё не находя в себе сил шевельнуться. Хохот загремел в ушах, отчего стало невыносимо терпеть этого выскочку, что смеет болтать слишком много. Цицерон потянулся рукой к поясу, пытаясь нащупать нож, но его там не оказалось.

— Даже не думай… Такой как ты, запятнавший руки кровью брата, не смеет носить оружие!

— Я его не убивал! — озлобленно огрызнулся Хранитель, готовый наброситься на шута, и придушить его голыми руками.

— Не оправдывайся! Это была твоя идея! Я знаю!

— Замолчи!

«Этот проклятый дурак издевается надо мной! Его тело давным-давно должно было сгнить, а кости растащить дикие звери! Почему же он стоит передо мной?! Почему в его взгляде такая высокомерная надменность!»

Ни одна из жертв никогда на него так не смотрела. Чужой задор, граничащий с наглостью, заставил Цицерона взять себя в руки.

— Зачем ты идёшь ко мне, а? Ведь не для объятий же… Хотя не спорю, мы давно не виделись… — попятился Амиэль, не сводя глаз со своего убийцы. Их разделял могильный камень, не давая Хранителю вцепиться в шута.

— А ты зачем убегаешь? Неужели боишься? — нервный смешок сорвался с губ. — К чему эти прятки? Просто стой смирно, как в прошлый раз…

— Не горячись. Что бы ты не задумал, ничего не выйдет, — Амиэль развёл руками и остановился, давая к себе подойти. — Просто мне весело проводить с тобой время. Мне приятно видеть твои страдания. Ты бы видел своё… — шут не успел договорить, как в его горло вцепились чужие пальцы, пытаясь сжать как можно сильнее. — Смотри… — хриплый от нехватки воздуха голос донёсся до слуха. Цицерон, распалённый и ничего не видящий вокруг себя, ощутил на руках холод. Он нехотя перевёл взгляд на лицо напротив, и тут же, увидев, кто перед ним, отшатнулся.

— Раша…

Каджит осуждающе смотрел на него. Хотелось провалиться сквозь землю. Перед ним стоял Уведомитель, хотя секундой ранее на этом самом месте был Амиэль! И снова оцепенение. Почему ему не сдвинуться, не пошевелиться?

Раша прошёл мимо, разглядывая своего подопечного, а после исчез за его спиной, ничего при этом не говоря.