I. На Дрожащие острова (1/1)

1Слабый ветерок не дарит лицу приятную прохладцу. То, что он дует, дают понять слабый шелест листвы и мелкая рябь на поверхности воды. Неприятно пахнет подгнившими за жаркий день водорослями. Волны молчат, не разбиваются о берег.Тем лучше. Бороться и с ветром, и с течением?— напрасная трата сил, находит Талим Ренд хорошее в такой погоде. И тут же отбрасывает?— пока?— ненужные мысли.Костерок радостно потрескивает, грязекраб вот-вот запечётся, его запах перебивает вонь гниения. Талим почти видит, как надрезает панцирь, добирается до горячего нежного мяса, во рту ощущает рыбный вкус. Приходится сплюнуть слюну, потому что её слишком много?— не сглотнуть.Талим, чтобы перебить мысли о еде?— не помогает и отвращение из-за съеденных мерзких помоев из ?Одинокого странника?,?— вспоминает другой вечер, гораздо более давний, однако похожий на этот безветрием и костерком. Запекался не грязекраб, а пепельный батат. И тень отбрасывали не деревья, а большой гриб.Одно другого не лучше: Талим всё же сглатывает слюну, когда вспоминается сладковатый вкус, и глядит на пепельно-серые ладони, местами загрубевшие. На правой много сухих мозолей-свидетелей, в какой руке он держит оружие. Раньше кожа багровела от ожогов?— уж слишком не терпелось добраться до заветной мякоти…Вкусно. И эта вкуснота непременно заедалась историей, и чем темнее время суток, тем страшнее рассказ.—?Во-он под тем холмом… —?Гарас, друг-сосед, обычно звонкий, как колокольчик на шее ездового гуара его отца, понижал тон и говорил по-взрослому грубо. —?Помнишь, мы ещё играли в развалинах? —?Когда Талим кивал, он продолжал:?— Жила там вдова-охотница Хлира со своим сыном Фанвилом. Когда она уходила, запирала его, потому что он убегал. Так вот: однажды она не вернулась. Фанвил день ждал, другой… Мамы нет, а есть хочется. В общем, никто не знает, как?— с даэдра, наверное, сделку заключил?— обернулся он в скального наездника, вылетел через дымовое отверстие и улетел искать Хлиру.Гарас сдувал белёсую прядь со лба, когда замолкал, после истязал молчанием.—?Нашёл? —?Талим пытался дожевать батат, однако кусок не лез в горло?— настолько сильно хотелось узнать продолжение.—?Нашёл! —?Гарас всегда придвигался ближе, когда повествование шло к концу. —?Она, оказывается, попала в капкан. Фанвил подлетел к ней, но после трёх дней голода, да ещё в теле скальника, так сильно хотел есть, что напал на неё и выклевал… —?он резко хватал Талима за правый бок,?— печень!История, совсем не страшная днём, пугала ночью. Талим убеждал себя, что не будет бояться, но раз за разом вскрикивал и ронял батат.…Он выныривает из воспоминаний и глядит на перепачканный песком кусок крабового мяса. Надо же! Даже пальцы подрагивают, как в детстве. И насмешливый взгляд рубиновых?— куда темнее, чем у всех Рендов?— глаз Гараса помнит, будто сидел под грибом и ел батат только вчера.Одновременно с воспоминаниями подступает и горечь, и стыд.Новос если и слушал?— а может, сам рассказывал другу?— байки у костра, то отец родной об этом не знает, потому что слишком мало времени проводил дома, когда сыновний рассудок пребывал в здравии. И?— пока?— не узнает, потому что Новос в безумии не способен связно говорить.—?Обещаю, сынок,?— обещает себе Талим. —?Мы посидим у костра вместе, и ты расскажешь мне страшную историю, а может, и не одну.2Если бы Талим предвидел грозу среди ясного неба, то… озадачился бы, стоит ли путешествие риска, ещё на берегу или в Бравиле. Время бы потерял, однако Новосу нужен живой отец, а не смутная память.Безветрие и ясное звёздное небо не предвещали грозу, однако тучи?— откуда только взялись в штиль? —?набежали слишком быстро, контуры лун размылись на глазах. Путешествие осложнилось ветром, волнами, норовившими перевернуть лодку, и ливнем.Талим вымокает до нитки. Простудиться он, отличающийся крепким телесным здоровьем, не боится.На открытой воде бурю не переждать, не спрятаться под тент. Талим плавать, само собой, умеет, однако добираться до островка таким способом его не прельщает, поэтому он крепко держит вёсла, дерётся ими с течением. Вода заливает лодку, грести тяжелее.Талиму как никому знать, что грандиозные планы нередко рушит нелепый случай, и почти выполненное задание угрожает сорваться, покатиться алиту в пасть. Гроза?— осложнение, причём неожиданно-непредвиденное?— настолько, что впору сложить вёсла и ждать, когда ветер и волны перестанут играться с утлым рыбацким судёнышком.Но Талим Ренд не считался бы хорошим шпионом Империи, если бы не доводил дело до конца. Поэтому он упорно движется против течения…Вперёд.К цели.Тем более, что на Дрожащих островах сейчас прекрасная погода.Талим обсохнет-отогреется, а потом… Он не любит импровизацию, однако ему придётся принимать решения в одно мгновение.Мысль обрывается, когда он причаливает к берегу, узкому?— единственному пологому, и втаскивает на сушу лодку?— как можно дальше от края воды, чтобы не унесло в море: от двух лун приливы ой какие сильные.Дождь уже не льёт струями, но орошает лицо крупными каплями. Одежда неприятно липнет к телу, в сапогах хлюпает. В который раз Талим отмечает, что голова, забитая думами о цели, не позволяет жалеть себя, насколько неуютно и зябко в мокрых тряпках.Новос бы простудился, вспоминает он и радуется, что безумие сына хотя и далеко зашло, но подарило грозобоязнь. Тот прячется, забивается в угол, когда слышит раскаты грома.…а отца?— единственного, кто может успокоить, рядом нет.—?Ничего, сынок,?— бормочет Талим и выпрямляет ноющую спину. —?Вернусь?— и всё будет как… Хорошо! —?уверенно произносит он последнее слово, зная, что ?как прежде? уже не будет.Всё будет хорошо, просто по-другому, утешает он себя.3Талим не торопясь бродит по островку, вдыхает воздух?— свежий, пропитанный солью Нибена?— и пытается уловить нотку чуждого, которым ему придётся дышать довольно долго. Розовая, полупрозрачная кружевная занавеска утра наброшена на плотное тёмное покрывало ночи, но он медлит, глядит на проложенные заходящими Массером и Секундой дороги на неровной глади прямые-параллельные дорожки?— широкую, яркую, красноватую, и более узкую сероватую, почти незаметную на серебре воды.Талим не встаёт ни на одну из этих дорог?— идти ему иным путём: ступить в широко раззявленный рот одной из трёх голов, добровольно скормить разум.Талим медлит?— не потому, что боится свалиться-утонуть в нутре неизведанного, не чёрного, а приятного глазу светло-лилового, а чтобы надёжно спрятать под покровом безумия крохотный, но важный осколок разума?— с острыми краями, чтобы терзали рассудок, если тот, укрытый сумасшествием, уснёт.Ветер торопит, толкает в спину, однако Талим крепко цепляется за остатки рассудка и осматривается.Земля грязно-бурая, не твердь, а месиво после грозы. На глазах вспухает нарост-гриб, чья желтизна настолько яркая в невзрачности, что режет глаз. Талим решается прикоснуться к частичке безумного.—?Тук!.. Тук-тук! —?привычно выбивают ритм его пальцы по грибу, но тот отдаёт непривычно глухие в ответ тона и, раздувшись до предела, обдаёт ладонь жёлтой слизью.Выпадает шанс попробовать безумие на вкус?— и Талим прикасается к пальцам кончиком языка, несмотря на то, что ладонь?— а теперь и во рту?— жжёт. Он осознанно попирает наставления матери не пробовать на вкус разную гадость.…потому что давно твёрдо усвоил: чтобы маскарад удался на славу, нужно, чтобы оболочка-костюм не просто сел как влитой, но и врос в тело второй кожей.Талим не знает, насколько покров безумия с ним сросся. Если сильно, больно будет его отдирать, оголяя кровоточащий и оттого?— беспомощный разум.Но он готов терпеть боль ради Новоса.Поэтому решается и смело делает шаг в лиловую пасть. Вместо воздуха лёгкие заполняются тягучей слизью, Талим перестаёт дышать… Помрёт-застрянет от удушья, чего доброго, так и не ступив на другую сторону.…Но опасения напрасны. Талим стыдит себя: не с его навыком носить чужое обличье бояться.Покров настолько надёжен, что врата-пасть пропускают его в нутро, удивительно безмятежное в буйстве зелени и огромных, похожих на те, что растут на родине, грибов; с лиловым безоблачным небом и приятным, не душным теплом?— в самый раз, чтобы просушить одежду и обувь.Талим Ренд редко ошибается. В этот раз?— тоже.На Дрожащих островах прекрасная погода.