34. Финансовый вопрос (1/2)

Лес казался бесконечным. Даже когда рассвело, и солнечные лучи окрасили мрачную серость в ярко-зеленые цвета, кругом были лишь деревья, деревья и снова деревья, и ни малейшего намека на дорогу или охотничью тропу. Я двигался на северо-запад, ориентируясь по солнцу и отбрасываемым стволами теням, и спустя целый день пути практически без отдыха, всё ещё находился в Великом лесу. В полной мере ощущалось всё его пресловутое величие.

Везло – никого кроме бесов и мелких зверей по пути не встретилось. Зелий магии ныне покойный Мелус Петилиус в доме не держал, и сил моих едва ли хватило бы на самую ничтожную вспышку пламени. Будь ты проклят, Атронах, как я проклят тобой!

При ходьбе привычно шуршала трава и похрустывали ломающиеся ветки. Я посматривал под ноги, чтобы не угодить в овраг, и ступал как можно тише, а вскоре, к удивлению своему, обнаружил одиноко цветущий кустик льна среди корней раскидистого дуба. В желтых цветочках на тонких стебельках лежало моё спасение. Наклонившись, сбросил с плеча тяжеленную ношу рюкзака и принялся собирать семена, чтобы хоть немного восстановить энергию.

Я съел сразу всю небольшую щепотку, что удалось набрать, и прилив сил не заставил себя ждать. Решил заодно и позавтракать, достав из наплечного мешка кусок хлеба и помятую грушу. Еда хоть и скромная, если не сказать скудная, а без нее никаких шансов добраться до Коррола нет. Переведя дух, я отправился дальше, хоть и ноги немилосердно гудели от беспрерывной ходьбы.

Деревья, деревья и снова деревья. Массивные стволы, поросшие мхом – их было столько, что жизни не хватит сосчитать. Я шел почти до вечера, уже потеряв надежду добраться до города, всё тело молило об отдыхе, а вдали раздался издевательский тихий раскат грома.

– Обливион! – прошипел я от досады. Ещё одной бури только мне и не хватало.

И вдруг впереди, среди бесчисленного множества стволов я увидел каменную постройку, издали кажущуюся черной. Всю отвесную стену, преградившую мне путь, оплетала иссушенная лоза, похожая на сгнившую рыбацкую сеть. Отдаленно она напомнила мне мертвую ипомею, что много лет висела на проклятом особняке Бенируса. Я улыбнулся, понимая, что даже если это место заброшено – тут можно будет переждать грозу.

Ускорил шаг, ощутив в груди, как разгорается надежда. На что-то хорошее для меня, удачное, вопреки совершенному злодеянию в честь Владыки Насилия. Значит, оно ему по нраву, раз уберег меня от хищников и позволил дойти до… часовни?

Я замер у стены, задрал голову, глядя на острый черный шпиль, теряющийся в густых кронах. Строение выглядело древним и покинутым и было заметно меньше часовни Дибеллы, что находилась в Анвиле напротив моего дома. На темных от слоя грязи и пыли окнах тусклые витражи встречали меня изображением чудовищ, а не ликами богов. Присмотревшись, так и не смог разглядеть, что на мозаике. Возможно, грязь и обветшалость так исказили потускневший витраж Тайбера Септима.

Нахмурившись, я направился в обход часовни и, миновав полуразрушенную каменную стену ограды, вышел на пустынную деревенскую улицу. С одной стороны, на душе стало легче – здесь точно есть, где переночевать. С другой, меня внезапно охватило тревожное чувство, что здесь что-то не так. Обычно деревни выглядят более приветливыми. В них обычно есть фермеры, содержащие скотину, кур, огороды. А здесь ничего подобного и в помине не было. Гулкая, мертвая тишина давила на уши. Поселение в густом лесу, вдали от троп и тракта, вызывало очень много подозрений. И самое лучшее, что мне могло здесь встретиться, – это контрабандисты.

Посреди улицы валялась сломанная телега без колеса, напротив часовни статуя, тоже вся в иссушенной лозе и настолько древняя и осыпавшаяся, что и не разобрать, в честь кого её воздвигли. Половина домов лежала в руинах, черепица осыпалась с крыш, окна выбиты или заколочены, и кругом эта вездесущая черная лоза. А запах словами не передать. Затхлость и сырость, прелое тряпье и промокшая древесина. Трупы и то приятнее пахнут. Привычнее.

Я бы не удивлялся, будь рядом болото, как в Черном лесу или окраинах Сейда Нин, но Великий лес растет на холмах.

Раздался топот шагов, будто справа от меня кто-то пробежал. Тут же хлопнула дверь. Я резко обернулся на звук:

– Эй! Кто здесь?!

Никто не отозвался. В окне соседнего дома промелькнуло чье-то бледное лицо и тут же скрылось за пыльным стеклом. Я подошел ближе, поднялся на крыльцо с перекошенным козырьком и требовательно постучался в дверь.

– Убирайся, чужак! – раздалось из дома. Даже не узнали, что мне нужно.

– Я… – да, о гостеприимстве тут явно не слышали, но кто я такой, чтобы винить этих людей? – Я ищу место для ночлега.

– Так иди в таверну, а лучше проваливай из города!

«Города?» – мысленно удивился я, осматриваясь. Ну, это явно не Коррол, и я не слышал, чтобы в Великом Лесу были другие города.

На глаза попались две вывески, я перешел улицу и подошел к двухэтажному дому с низким, утонувшим в земле, крыльцом, чтобы прочитать название.

«Галантерея Мослина» – гласила выцветшая деревянная табличка. Напротив неё висела клетка, в которой распластался белый скелетик птицы. Оценив декорацию опытным некромантским взглядом, толкнул дверь лавки и оказался в темном, пропахшем сыростью помещении, уставленном всевозможным хламом. Свечи чадили еле-еле и не давали никакого света, оттого удушливая гнилостная тьма казалась ещё плотнее.

– Вы Мослин? Добрый день, я… – начал представляться, но был бесцеремонно прерван.

– Чего тебе нужно, чужак? – грозно поинтересовалась торговка, выдвинувшись из-за стойки. Она даже не столько выдвинулась, сколько нависла, словно туча на небе.

– Обычно долгожданных клиентов приветствуют немного радушнее, – я сделал слабую попытку шутить, отчего черные брови женщины наползли на лоб. Эта туча в любой момент грозила разразиться бурей, похлеще, чем поджидала меня снаружи.

– Если ждешь радушия или скидок, то ты пришел не по адресу. Выкладывай, что у тебя есть, если намереваешься торговать. Да не вздумай хитрить! – с её предупреждающим рокочущим тоном спорить не хотелось. А где ещё продать чужую броню, если не в таком захолустье?

– Хитрить? – оскорбился я, но лицо женщины ничего не выразило.

Я выложил на прилавок зачарованные вещи.

– Двести, – она даже не взглянула.

– За каждую?

– За всё дам двести монет. И не септимом больше. Не устраивает сделка – проваливай.

– Двести… это же… – жажда наживы внутри меня вступила в ожесточенный бой с желанием избавиться от ноши, – это зачарованные доспехи!

– И краденые?

– Нет! – искренне возмутился ей в лицо. – Я искатель приключений, нашел их в одной… э-э… пещере.

– Ну да, в пещере, – саркастично проворчала торговка. – На трупе другого искателя приключений? Мне не важно. Это моё единственное и окончательное предложение. Не нравится, – она резко вскинула руку. – Дверь сзади.

– А вы тут явно не жалуете путников… – от балласта всё равно хотелось избавиться, и алчность уступила благоразумию. – По рукам.

Женщина забрала вещи, наклонилась под стойку и вытащила два туго набитых монетами кошеля, не сводя с меня глаз:

– А теперь уходи, – бросила она.

– Однако мне придётся остаться, – сгребая деньги, выдал я. – Есть у вас тут таверна?

Торговка скривилась, будто я ей гуарий навоз под нос сунул на прощание, хотя он-то пахнет получше, чем весь этот замшелый городишко. По колючему взгляду понял, что постоялый двор где-то есть, но уточнять ничего не стал. Кто я такой, чтобы беседовать с тучами? Она что-то невнятно пробормотала себе под нос, по интонации похожее на проклятье, после чего я вышел на улицу.

Сгущающийся туман окружал этот странный поселок. Я привык видеть туманы по утрам, но здесь… Здесь что-то было не так. Дождь пока не начался, но в воздухе чувствовалась приближающаяся непогода. Везло же мне на бури в последнее время. Хорошо, что в этот раз хоть будет крыша над головой.

Шорохи за углами привлекли моё внимание, я осмотрелся, но снова никого не заметил, а, не дойдя до статуи, вдруг замер на месте.

Стражники! Где все стражники?

В Империи не принято, чтобы не было ни одного легионера, даже в самом захудалом поселке. Хоть один дежурный, но прохаживается время от времени или подпирает столб, лениво следя за порядком. Здесь была лишь гнетуще-пустая улица, и пусть я к блюстителям закона никаких теплых чувств не питал, все равно предпочел бы увидеть легионера, вместо этой мрачной пустоты.

Обойдя статую, подошел к двухэтажному зданию с вывеской: «Таверна Мослина».

Кто такой этот Мослин?

Схватившись за дверную ручку, ощутил на ладони что-то липкое, но преодолев мерзкое чувство, отворил дверь и шагнул внутрь, вместо ожидаемого уюта, увидев нечто необычное.

Напротив входа висел покосившийся портрет страшного мужика с бельмами вместо глаз. Его лицо перекосило, словно половину его подвергли заклятию паралича, а вторая пыталась улыбаться. Некоторое время я не мог отвести взгляда от портрета, ловя каждую деталь, рассматривая каждую пуговицу на камзоле, морщины на лице, дымчатый фон.

– Могу я вам помочь? – пробулькало что-то слева.

За засаленной стойкой в полумраке стоял горбатый трактирщик с высокой залысиной. В его оплывшем лице угадывались некоторые сходства с портретом на стене, но в то же время он не имел ничего общего с хозяевами таверн в моём понимании. Обычно это жизнерадостные, прилично одетые и чем-то привлекательные граждане Империи. Они жаждут вытянуть из тебя всё до последнего септима и заманивают вкусной едой, чистыми постелями и доброжелательными улыбками. Этот не улыбался. Уголки рта были опущены, как и все его дряблое обрюзгшее лицо. Одежда – серая рубаха и шерстяные штаны – выглядела так, словно трактирщик только что вылез из болота, не удосужившись привести себя в порядок. Запах в таверне стоял тяжелый – гнилостная сырость, точно это болото раскинулось где-то под таверной. Не хватало только звукового сопровождения в виде лягушек и комаров. Они бы точно оживили это захолустье.

– Вы Мослин? – я повторил вопрос, который задавал в лавке.

– Да, это я, – мужчина говорил так, словно у него в горле вода, и он не может её проглотить. От его вида даже мне стало не по себе, а я в Морровинде рос и всякого насмотрелся. За его спиной позади стойки раскинулись ряды банок и бутылок, но содержимое большинства из них осталось для меня загадкой. Только с самого верха из банки на меня незряче пялился череп.

– Могу я снять здесь комнату? – вопреки здравому смыслу, который орал мне: «беги отсюда!», я подошел к стойке и невозмутимо облокотился на неё, понадеявшись, что ни во что не вляпаюсь.

– Комнаты нет, есть кровать на втором этаже. Всего десять септимов за ночь…

Дешево. Подозрительно дешево. Я думал, что меня обдерут как липку. Ладно, попробую переночевать здесь, в грозу в лесу довольно опасно, а мне хотелось бы вернуться к Розалинде целым и невредимым. Хоть и верилось в это всё меньше с каждой минутой моего пребывания здесь.

– Отлично, – я достал из рюкзака деньги. – А, не подскажете, куда это часом занесло одного незадачливого путника?

– Кого? – трактирщик поднял блеклые глаза. Бездна, да у меня зомби иной раз живее выглядят!

– Меня, – шуток здесь явно не понимали и не ценили. – Где я нахожусь?

– Это Хакдирт, – ответил Мослин, медленно собирая монеты.

– Не слышал о таком.

– Мы здесь не любим гостей, – не отрываясь от пересчета монет клокотал трактирщик. – От чужаков одни неприятности.

– Рискну спросить, а что вы сегодня подаете на ужин? – только бы не меня!

– Картофель с мясом, – ровно ответил трактирщик, справившись, наконец, с деньгами.

– М-м… пожалуй, не надо. Где моя кровать?

– Наверху, прямо по лестнице и направо. Занимай любую свободную кровать, там не заперто, – сообщил мне Мослин, и я тут же отправился наверх. Задерживаться в его обществе и пускаться в светские беседы казалось неразумным. От этого типа меня просто начало воротить. Особенно от его глаз, безучастных и потухших.

Но на лестнице я снова встал как вкопанный и залюбовался картинами, висящими на стенах. Среди мрачных морских пейзажей с терпящими крушение кораблями были изображения чудовищ, которых я поначалу принял за низших даэдра, но не смог определить каких именно. Одни походили на алчущих, но с раздутыми обезображенными телами и перепонками на лапах, другие имели щупальца, вроде тех, что у существ, что обитают за Барьером у Красной Горы.

– Лучше бы здесь освежеванные трупы висели! – проворчал я, зажмурившись. Меня пугало то, что я не мог понять, с чем столкнулся. Понимал, что здесь творится какая-то бесовщина, даже это место отзывалось магией. Но какова суть этой магии – не было ни единой подсказки.

Знание дает силу, лишает страха. Неведение гасит свет в душе, и приходится блуждать среди своих домыслов. Все равно, что страх темноты, ведь все боятся того, что таится в ней.

Хакдирт для меня эта кромешная темнота. Даже Хладная Гавань не так устрашает, поскольку она мне известна в определенной степени.

На втором этаже царил полнейший разгром, будто здесь порезвилась толпа огров, разворотивших всю мебель. Кровати стояли криво, стулья и столы перевернуты, полки сломаны, а через тусклое, наверное сотню лет не мытое окно, оплетенное всё той же черной мертвой лозой, виднелся сияющий туман, взявший весь Хакдирт в кольцо. По крыше часто забарабанил дождь.

Я скинул с плеч рюкзак, поставил на ножки стол и стул и сел. Прислушался, постукивая пальцами по столешнице. Дробь, высекаемая пальцами, сливалась со стуком дождя по кровле. И мне становилось страшно и одиноко без голоса Рози, без вечных загробных стенаний Лоргрена, который хоть и жуткий лич, но все же свой. Домашний.

Рискнув все-таки подремать в надежде, что эта ночь закончится, а наутро я сразу уйду, вытащил из ножен кинжал и спрятал под подушку. Постельное белье пахло сгнившей тканью, поэтому раздеваться было бы глупо. Я прикрыл глаза, думая, как хорошо бы оказаться где-нибудь подальше отсюда. Даже, даэдра его побери, в Морровинде.

***</p>

Изумруд, как и остальные рабы, не покладая рук трудилась в башне Гелимара. Её обязанности ничем особенно не отличались от того, чем она привыкла заниматься в рабстве – разве что новый хозяин не тащил её в постель каждую ночь. Он вообще не обращал на невольников внимания. Да и служанка Ириэль, как заметила аргонианка, тоже никогда не согревала его постель и даже не заходила в спальню.

Гелимар вел жизнь затворника и большую часть времени проводил за магическими исканиями, суть которых Изумруд никогда не смогла бы понять. Она когда-то знала пару простеньких заклинаний, но за годы рабства даже эти скромные знания стерлись, превратив её в обычную прислугу.

Еще время от времени аргонианка исполняла роль няньки для юного господина Дарелета. Он рос на её глазах, и было видно, что ему тяжело даются магические науки. Отчасти от незнания языка, отчасти из-за особенностей его рождения. Изумруд понимала, что значит быть Атронахом и сожалела, что ребенок страдает из-за этого. И помочь ему было невозможно.

Она в очередной раз принесла еду Динаре, которая стала пленницей Гелимара и содержалась за решеткой, в подземелье башни. Там у нее была обустроена комната – лежанка, стол и комод для вещей. Иногда маг от щедрот велел передать девушке новые платья, но для Динары оставаться одной столько времени было невыносимо. Без возможности написать и передать письма лордам-магам интриганка притихла и стала молчаливо-покорной, и в то же время слишком малодушной и нерешительной для самоубийства. Изумруд знала про её планы соблазнить мастера Гелимара, но тот ни разу не воспользовался бедственным положением девушки.

Изумруд просунула сквозь прутья посуду с омлетом из яиц квама, рисовый хлеб и воду.

– Приятного аппетита, госпожа!

– Если тебе нечего рассказать, оставь еду и проваливай, – раздался голос из-под лоскутного покрывала.

– Ваш племянник уже неплохо говорит на данмерисе, освоил огненные чары. У него сейчас занятия с мастером Гелимаром в библиотеке, – сказала аргонианка, хотя знала, что её за это не поблагодарят.

– Вот как? Огненные чары? – фыркнула Динара, не вылезая из-под одеяла. – Всего-то пять лет учёбы! Гелимар еще не прибил его за тупость?

Изумруд ничего не ответила, развернулась и пошла наверх. Спустя время нужно будет вернуться и забрать посуду. Обычно пленница ела в одиночестве.

Аргонианка с пустым подносом в руках прошла по освещенному факелами коридору, поднялась наверх, но вдруг ей действительно стало интересно, как проходят занятия юного господина. В отличие от Динары и её погибшего брата, мальчик никогда не был груб с ней. Они по-своему привязались друг к другу. Изумруд чувствовала особенное тепло по отношению к нему, а он… Ей сложно было сказать, что именно чувствовал Свадстар, но когда они пытались вместе сбежать из Имперского Города… Боги, сколько надежды и азарта было в его глазах! Он тоже всей душой ненавидел Ласло и не особенно любил свою тетку, хотя первое время, после приезда сюда, пытался её навестить. Однако его учитель препятствовал их общению.

Изумруд остановилась у дверей библиотеки, устроенной в главном зале башни. Обычно эта дверь не закрывалась, и можно было послушать, как мастер Гелимар читает лекции мальчику. В этот раз аргонианка ничего не услышала. Пугающая тишина насторожила её и она, украдкой осмотревшись, вошла внутрь, вдохнув сладковатый запах книг и воска свечей.

На столе лежали раскрытые фолианты с кругами магических формул и беспорядочно разбросанные свитки, часть из которых скатилась на пол, но рабыня не посмела притронуться к ним. В глубине библиотеки раздавался приглушенный голос наставника. Изумруд пошла туда, чтобы удостовериться, что все в порядке. В случае вопросов, она всегда сможет поклониться и доложить, что пленница накормлена.

Но то, что предстало перед её взором, поразило рабыню до глубины души. Поднос выскользнул из пальцев и с грохотом упал на каменный пол. Гелимар, стоящий к ней спиной, резко обернулся. Свадстар вывернулся из его хватки и бросился прочь из библиотеки, закрывая ладонью рот.

Изумруд подхватила упавший поднос, поклонилась и попятилась назад. Она не ошиблась – Гелимар целовал мальчика! И тому это явно не понравилось.

Её сердце в этот миг наполнилось жгучей яростью. Но она ничего не могла сделать, чтобы помочь юному господину. Он уже сбежал, а маг медленно и неотвратимо приближался к рабыне.