Глава 47 (1/1)

Особняк Хранителя, Нью-Атланта, 22 ноября 1005 года новой эры, 21:30 по местному времени.Профессор Лафферти в очередной раз вежливо откланялся и ушел, ссылаясь на необходимость обдумать только что услышанные им положения о теории сверхнасилия и ее практической реализации наедине. Найсмит устало улыбнулся, сделал несколько глотков фруктового настоя из украшенного росписью стакана и проговорил:— Бедняга Эдмунд, столько информации за раз переварить трудно даже ему. Впрочем, ты ведь не жалуешься? —?повернулся он к Элайе. Дочь госсекретаря улыбнулась в ответ и потянулась в кресле, пытаясь размять уставшее тело. Найсмит с непонятной грустью в глазах рассматривал ее несколько мгновений, после чего, вздохнув, сообщил равнодушным тоном:— Но у тебя будет возможность немного отдохнуть. До Сочельника*,?— пояснил он удивленно вскинувшей брови дочери госсекретаря,?— у тебя останется только твоя работа и только. Обстоятельства вновь требуют моего пребывания в другом месте, и я снова буду вынужден оставить тебя. На этот раз почти на месяц*. Не переживай,?— со звучащей непривычно заботой в голосе уточнил Хранитель,?— в случае необходимости тебе помогут. И твои друзья, командование и каждый воин Гвардии Ворона… и еще кое-кто, только прошу тебя?— не отвергай его помощь. Впрочем, скорее всего, ты прекрасно справишься сама, в этом я успел убедиться,?— улыбнулся Найсмит.Моргнув, Элайя резко встала с кресла, прогоняя охватившее ее оцепенение. Дочь госсекретаря несколько мгновений изучала маску спокойствия, застывшую на лице Хранителя, а затем рваным движением опрокинула в себя остаток черной настойки из бокала, оставленного профессором Лафферти. После чего она решительно подошла к Хранителю и впилась в его губы требовательным поцелуем. Хранитель ответил на поцелуй, но Элайя не желала останавливаться, и Найсмит осторожно отстранился, нежно, но твердо удерживая Элайю на расстоянии полусогнутых рук.— Подумай,?— сочувствующие проговорил Хранитель,?— ты ведь не глупая девочка. Представь, через что мне пришлось пройти за эту тысячу лет. Во что могут превратить человека десять веков ада? Ты видела лишь малую толику того ужаса, которым я являюсь. Хочешь жить с чудовищем? —?Хранитель быстро заговорил, зажав рот утвердительно кивнувшей Элайе.?— Представь всех тех, кто делил со мной постель за эту тысячу лет. Хельгу, Марго и сотни других. Представь всех тех, кто будет её греть после того, как ты умрешь. Все еще готова состариться и умереть рядом с мной? Готова разделить со мной плату за Вечность?— мое бесплодие? Да-да,?— грустно усмехнулся Хранитель, глядя в расширившиеся от удивления глаза Элайи,?— за все нужно платить, ты ведь не забыла? Семья?— одна из монет,?— грустно улыбнулся Хранитель и продолжил:?— Тебе придется терпеть жалость твоих друзей?— они ведь не слепые и видят не меньше, чем Кевин. Они будут жить счастливой жизнью, заведут семьи и будут смотреть, как растут их дети, и в один прекрасный день умрут?— и им не придется видеть то, как их дети уходят в истинную вечность. Тебе придется терпеть презрение окружающих, ведь многие будут думать, что ты польстилась на все те блага, коих я сумел добиться за эту тысячу лет, и готова терпеть что угодно ради обладания ими. Они найдут возможность указать тебе на это, будь уверена. Тебе придется терпеть их зависть?— ведь многие из них будут мечтать оказаться на твоем месте. Их ненависть и страх?— ведь тебе придется разделить со мной бремя очищения Союза. Явно, а не так, как я задумал изначально?— во главе Ордена Хранителей, о чем будут знать лишь его связанные клятвой молчания воины. Рано или поздно ты станешь таким же чудовищем, как и я?— по крайней мере, в глазах всего остального мира. И единственным, кто разделит твой последний час?— будет кровожадный монстр, на руках которого?— кровь бесчисленного множества живых созданий. Той Элайе, что вместе с друзьями пришла в Свободные города, придется стать чудовищем во имя мимолетного порыва, из которого неизвестно что вырастет?— любовь ли, ненависть ли… кто знает? Той Элайе придется оставить все, придется умереть и всю свою жизнь прожить без тени шанса на создание нормальной семьи?— с тем, кого половина населения планеты боится и ненавидит. Ты действительно готова заплатить такую цену? —?спросил Хранитель, отпуская замершую в прострации Элайю, которая с каждым новым вопросом Найсмита опускала голову все ниже, упираясь в пол взглядом наполненных слезами глаз.Спустя мгновение дочь госсекретаря резко выпрямилась, шагнула вперед и с вызовом в горящих решимостью глазах произнесла, глядя Найсмиту прямо в глаза:— К черту! Да! Сейчас. Завтра. Всегда. Каждое. Мгновение. Вечности, —?раздельно выговорила Элайя на русском языке и вновь поцеловала Хранителя. Найсмит с жаром ответил на поцелуй, увлекая Элайю на стоящий в кабинете стол. Резким жестом Хранитель разорвал шелковую рубашку, которую Элайя одела на их совещание, и потянулся к поясу её брюк, но тут же задержал руку, почувствовав напряжение дочери госсекретаря. Нежно, очень осторожно Найсмит отстранился и произнес:— Обо мне говорят многое, но я никогда не брал ни одну из своих женщин силой, против ее воли, —?он поднял руку, останавливая вскинувшуюся было в возмущении Элайю. —?Твоя клятва принята. И в ответ я даю слово?— что дам тебе возможность забрать ее по первому твоему желанию. Не нужно на меня так смотреть. Знаю, ты хочешь этого. Телом и разумом, но Сущность твоя к этому еще не готова, потому ты боишься, а я это чувствую. Поэтому я готов ждать?— всему своё время, и позднее ты получишь то, чего желаешь. В этом я также даю тебе слово. Что потом будешь делать с этим?— решать будешь тогда, —?произнес загадочную фразу Хранитель. —?А пока позволь мне кое-что узнать,?— попросил Найсмит и, дождавшись разрешающего кивка Элайи, осторожно отодвинул в сторону края её рубашки и приложил руку к груди Элайи?— напротив ее сердца. Затем он нежно взял правую руку Элайи и, дернув за ворот своей рубашки, обнажая мощную грудную клетку, повторил свой жест. Найсмит отпустил руку Элайи, которую та, впрочем, продолжала удерживать на его груди, и прислушался. Спустя несколько минут он недоверчиво нахмурился, Элайя тоже прислушалась и приоткрыла рот от удивления?— ее музыкальный слух отчетливо слышал оба их сердца. Бьющихся абсолютно в унисон друг другу. Хранитель резко отдернул руку, разрывая контакт и порывисто обнял Элайю, прошептав:— Как бы дальше ни сложились обстоятельства?— прости меня за всё то, что тебе придется пережить. Знаю, этого не изменить и без этого не обойтись, но все же?— прости меня, —?Найсмит отпрянул от Элайи, снял свою рубашку, накинул её на плечи пытающейся осознать произошедшее дочери госсекретаря и обнял её, нежно подталкивая к выходу из комнаты. Найсмит осторожно проводил Элайю к её комнате, обнимая её за талию и поддерживая за плечи. Он осторожно открыл дверь, ведущую в комнату Элайи, отпустил ее на мгновение, и замер, глядя дочери госсекретаря в глаза:— Сочельник,?— отрывисто бросил он,?— дождись меня. И мы вернемся к тому, на чем остановились. То, что будет после?— будет целиком и полностью зависеть от твоего желания, —?проговорил он и закрыл за собой дверь.Оставшись в комнате, дочь госсекретаря сделала несколько неуверенных шагов к кровати и рухнула в нее без сил. До того, как измученное переживаниями сознание благоразумно отключилось, она успела отправить Найсмиту по возникшей между ними незримой связи, которую она теперь ощущала гораздо отчетливее, чем когда-либо раньше, простую и древнюю как мир эмоцию, которую люди издавна научились умещать всего лишь в три слова: ?Я люблю тебя?. ?Возвращайся, я буду ждать тебя. Всегда?,?— добавила дочь госсекретаря и уснула.Отблески яркого света нескольких ламп, расположенных по краям пыточного стола, не позволяли прикованному к нему узнику разглядеть что-либо кроме небольшого столика с аккуратно разложенными на нем пыточными инструментами. Сам же узник давно уже разучился чувствовать что-либо, кроме всепоглощающей боли. Давно, ха, усмехнулся пленник остатками разума. Само понятие времени стало для него чем-то несущественным, совершенно неважным, в отличие от мягкого голоса, который задавал вопросы. Узник поначалу пытался отпираться, но тогда голос замолкал. А вместо него приходила не сравнимая ни с чем боль. Некоторое время после того, как он очнулся на пыточном столе, щурясь от режущего глаза сияния, пленник еще мог рассмотреть высокое худощавое тело своего мучителя. Он изо всех сил пытался молчать, сосредоточиться на незначительных деталях?— царапинах на черном кожаном фартуке, узком лице с холодными, отрешенными глазами, лишенном малейшего намека на эмоции, которое тут же преображалось, стоило пленнику ответить гордым отказом на очередной вопрос палача. Лицо, ненавистное лицо бессердечной твари словно светилось изнутри, озаряясь искренне доброй улыбкой. А затем вновь приходила боль. С каждым разом?— все более жуткая. Узник пытался закрыть глаза, но после очередной безуспешной попытки он понял, что у него попросту нет век. Он даже сумел удивиться тому факту, что он не чувствует боли, по крайней мере?— боли от этого, но на фоне охватившего его океана боли, он тут же почувствовал легкие уколы на сгибах рук. Он ощутил впивающиеся в вены иглы и понял?— он чувствует ровно то, что ему позволяют чувствовать. Именно в этот момент его зрение прояснилось, и он увидел, что его мучитель в комнате не один. И лишь один взгляд, брошенный узником на высокого, крепко сложенного человека, небрежно прислонившегося к освещенной небольшим пятнышком света стенке, заставил узника осознать еще один непреложный факт?— он умрет только тогда, когда ему позволят умереть. А затем его сознание в очередной раз поглотила боль?— она шла, казалось, отовсюду, из каждой клетки его многострадального тела: из как минимум трех пальцев, которые его немногословный мучитель размозжил клещами в самом начале, из десятка вырванных с корнем зубов, из оторванных ногтей и множества мелких и крупных ран, ощущавшихся на каждом оставшемся кусочке его кожи. Словно во сне, узник скорее осознал, а не услышал, как второй из его мучителей, прежде не проронивший ни слова, а лишь молчаливо взиравший на кажущиеся бесконечными пытки, что-то сказал первому палачу, и боль прекратилась. И пленник тут же ухватился за единственный шанс и заорал, выплевывая боль вместе с кусочками зубов:— Хватит! Умоляю! Я все скажу, все сделаю, как вы хотите! Хватит!!!Найсмит вальяжной походкой подошел к выжидающе выпрямившемуся у стола с пленником Конраду и на мгновение задержал взгляд на пленнике, обозревая огромное тело, распятое на пыточном столе. На покрытом когда-то черной, а теперь землистого цвета кожей теле, казалось, не осталось ни одного относительно не поврежденного места. Хранитель прищурился, сосредоточив внимание на тех точках, в которых в тело впивались многочисленные иглы с трубками, ведущими к огромному, светящемуся огнями многочисленных индикаторов аппарату, и бросил взгляд на экран стоящего на еще одном столике компьютера. Несколько мгновений он изучал причудливую пляску столбцов десятка диаграмм и вчитывался в скрытые от взгляда пленника символы, после чего с преувеличенной серьезностью упрекнул невозмутимо стоящего у пыточного стола, Конрада.— Ну вот, опять, —?вздохнул Найсмит. —?Опять,?— повторил он и еще раз вздохнул. —?Снова твои примитивные методы развязывают пленнику язык ДО того, как мы сможем перейти к действительно интересным вещам. Пытка водой, например. Или червями: объект буквально каждым атомом своего тела ощущает, как тысячи этих мелких, но удивительно прожорливых созданий проедают целые туннели в его плоти, а вовремя введенный комплекс номер три-двенадцать-двадцать два, во-первых, не позволяет ему скончаться от болевого шока, а во-вторых, дает возможность полностью насладиться малой симфонией боли, а если еще стимулировать нервные окончания, мммм...?— Найсмит мечтательно зажмурился, отметив боковым зрением еще больше расширившиеся от ужаса зрачки распятого на столе пленника. —?Ты оштрафован на четверть месячного жалования,?— сообщил Найсмит Конраду, открыв глаза.Он вновь обреченно вздохнул и повернулся к пыточному столу. Найсмит еще раз с преувеличенным разочарованием осмотрел распятого на пыточном столе пленника, задержав взгляд на остатках испражнений, засохших на слипшемся от пота волосяном покрове ног узника, и растянул губы в улыбке, от которой пленник едва не лишился сознания, попытавшись вжаться всем своим израненным телом в покрытый его же кровью стол.— Рассказывай все, что видел и узнал. От рождения до этого самого момента. Каждую, пусть и самую ничтожную деталь. А мы послушаем, спешить нам некуда. Не желаешь? —?спросил Найсмит палача, извлекая из перекинутой через плечо сумки небольшой сверток. Конрад с видимым удовольствием кивнул, в то время как Хранитель развернул бумагу, разделил обернутый ею пирог с вишнями и протянул половину палачу. Залитые брызгами крови пытаемого узника люди принялись с видимым удовольствием поглощать нехитрую снедь. Хранитель с трудом проглотил очередной кусочек, запил его слегка бурого цвета водой из заляпанного кровью стакана и махнул рукой распятому на столе морлоку:— Не стесняйся. Как я уже говорил, времени у нас много.— Данные африканской агентуры подтвердились, пусть и не полностью,?— резюмировал Конрад, отойдя от пыточного стола спустя полчаса. —?Очевидно, он рассказал все, что знал, и его ценность в данный момент стремится к нулю. Стандартная процедура? —?безразлично поинтересовался он у Найсмита, стоящего рядом с задумчивым видом.Хранитель помолчал несколько мгновений, после чего заговорил, испытующе глядя палачу в глаза:— Ты ведь прекрасно знаешь, Ричард,?— проговорил Найсмит, мягко улыбнувшись в ответ на гримасу отвращения, мелькнувшую и тут же исчезнувшую на непроницаемо холодном лице палача,?— что я всегда ценил в тебе тягу к знаниям. Именно это полезное качество я рассмотрел в мальчишке, которого помиловал тридцать пять лет назад в Нью-Питерсберге, единственного из всей банды. Они-то, наивные, думали, что достаточно всего лишь покаяться, и они смогут сбежать из города и начать новую жизнь в новом месте… —?задумчиво проговорил Найсмит.?— Вот только не учли, что право на жизнь им нужно было заслужить. Тебе удалось, благодаря своей, повторюсь, тяге к знаниям... Вот и сейчас подумай, наш гость, он прежде всего?— кто? Правильно,?— удовлетворенно кивнул Найсмит в ответ приготовившемуся ответить палачу,?— он, прежде всего?— посол. А что делают послы? Тоже верно,?— ухмыльнулся Найсмит,?— они передают послания. Но самая главная ценность послов в том, что иногда, в самых крайних, но очень полезных для пользующихся любыми преимуществами людей случаях?— послы могут быть посланием сами по себе. И пока мы тут с тобой болтали, мне пришла в голову мысль слегка усовершенствовать наше с тобой послание его,?— Хранитель кивнул в сторону все еще находящегося в бессознательном состоянии морлока,?— вождю. Добавить к словам на бумаге еще и деяния. Давно хотел провести этот опыт, да не было подходящего объекта с высоким болевым порогом и скоростью регенерации, а тут такая возможность,?— оскалился Найсмит, подходя к пыточному столу. Сместившись в сторону компьютера, он ввел несколько команд и, дождавшись, когда распятый на столе морлок придет в себя, заговорил ледяным тоном:— Ты передашь своему вождю две вещи. Первое?— ты донесешь до него все, что видел, слышал и… испытал на этой земле. Без утайки,?— ухмыльнулся Хранитель, беря со стола скальпель с тускло поблескивающим в свете ламп мономолекулярным лезвием. Обнажив зубы в улыбке ожившего мертвеца, Найсмит подошел к столу и вонзил лезвие в кожу над надбровной дугой лица морлока. И проговорил, делая скальпелем надрез вокруг лица сжавшегося от страха морлока, игнорируя болевые судороги последнего:?— Во-вторых, напомни своему вождю, на случай, если он вдруг забыл, что не он самое страшное чудовище на этой планете,?— Найсмит закончил надрез, сжал в кулаке нижний край вырезанной лицевой маски и мягко проговорил, улыбаясь морлоку:?— А я! —?и дернул за край надреза, срывая кожу с лица заоравшего от нестерпимой боли морлока.Найсмит невозмутимо дождался, пока распятая на столе, лишившаяся кожи на лице тварь потеряет сознание от болевого шока, и бросил окровавленный лоскут опешившему Конраду.— Пришить на место, технологию я тебе показывал. Раны обработать, залечить по максимуму, за его жизнь до момента отправки в обратный путь отвечаешь головой. Отряд обеспечения операции по его возвращению в Африку будет нести ответственность за успех операции после того, как объект покинет пределы резиденции. В остальном?— действуем по плану,?— проговорил Хранитель, направляясь в душ. Выйдя спустя десять минут, он принялся облачаться в лежащее на расположенной рядом с душевой кабинкой тумбе походное снаряжение. Удовлетворенно кивнув Конраду, уже наложившему оторванную кожу обратно на лицо твари, Найсмит проговорил:— Как и обещал, вернусь к Сочельнику,?— проговорил Найсмит, одевая ножны с парными клинками,?— так что ты знаешь, что делать, —?Хранитель закинул за спину рюкзак и зашагал к выходу из пыточной комнаты. Остановившись на пороге, Найсмит обернулся и попросил выпрямившегося с окровавленной иглой в руке Конрада:?— И пригляди за ней, пожалуйста. Мало ли что, —?дождавшись утвердительного кивка палача, Найсмит захлопнул дверь в пыточный подвал и вышел на задний двор особняка. Спустя несколько минут до чуткого слуха Конрада донесся удаляющийся стук копыт. Палач вздохнул и принялся обрабатывать стежки на пришитой обратно коже морлока мазью из заблаговременно извлеченной из шкафа банки.Лошадь в очередной раз споткнулась, но в последний момент все же сумела с натужным хрипом выпрямиться. Найсмит разочарованно вздохнул и соскочил на землю, удерживая поводья в руках. Во тьме осенней ночи было трудно различить что-либо, но привыкшее к подобного рода обстоятельствам зрение Хранителя позволяло ему видеть ненамного хуже, чем днем. Поэтому он без труда разглядел десяток морлоков, разгуливающих вокруг дерева, к которому были привязаны двое трясущихся от страха мужчин. Твари напряженно зарычали, увидев человека?— ветер дул с их стороны, и учуять его заранее они не сумели. Тем не менее они не делали никаких попыток приблизиться к медленно бредущему в их сторону Найсмиту. Подойдя к морлокам, Хранитель извлек из-за пояса трудноразличимый во мраке ночи предмет и бросил его стоящему ближе всех морлоку. Тот изучал странную вещицу несколько мгновений, после чего принюхался, реагируя на изменившееся направление ветра, и, прорычав приказ окружающим его тварям, отошел в сторону, освобождая Найсмиту дорогу, после чего бросил ранее пойманный им предмет обратно. Хранитель хмыкнул и сделал несколько шагов вперед, в сторону нагромождения камней, находящегося за спинами морлоков. Проходя мимо дерева, он резким движением извлек меч из заплечных ножен и нанес сильный удар по шее натужно хрипящей лошади, отсекая ей голову. Грустно улыбнувшись, он повернулся к морлокам, мазнув безразличным взглядом по привязанным к дереву пленникам.— Приятного аппетита,?— проговорил Хранитель и шагнул в сторону камней, которые с грохотом рассыпались в стороны, освобождая выдвинувшуюся прямо из земли металлическую капсулу, внутреннее пространство которой светилось мягким зеленым светом.Найсмит подождал, пока крышка капсулы поднимется вверх, лег внутрь, устраиваясь поудобнее, и нажал несколько кнопок на внутренней панели. Хранитель на секунду задержал взгляд на небольшом, едва заметном пятнышке фиолетового цвета, нарисованном возле кнопки экстренного открытия, размещенной на верхней крышке капсулы, и незаметно улыбнулся. За мгновение до того, как крышка капсуслы опустилась вниз, один из морлоков шагнул к привязанным к дереву пленникам и с видимым наслаждением впился зубами в плечо одного из пленников. Тот заорал от боли, но тварь сделала резкое движение, вырывая кусок окровавленного мяса из плечевого сустава, и человек отключился, уже не чувствуя клыков остальных морлоков, разрывающих его плоть, и не слыша их довольного рычания. Найсмит вздохнул и закрыл глаза, позволяя автоматике выполнять программу, заложенную в ее систему. С тихим шелестом вытесняемого воздуха капсула погрузилась обратно в подземный тоннель, унося находящегося в ней человека прочь от пиршества, развернувшегося на затерянной в ночи поляне посреди царства боли, в которое его планета превратилась задолго до его первой смерти.