Тень солнца 05.01.2021 (1/1)

Аландро взрезает себе руки вдоль тока крови — она сразу же пробивает новое русло, но он знает, что не умрет от подобных ран. Кровь, темная, злая, горячая, капает в соль и угли, пузырится, шипит...Аландро смотрит на раскаленную соль и редкие искры пламени и видит тень ветра и тень изменений — но ничего глубже. Чем дольше он всматривается, тем меньше видит — так, будто смотрит в незнакомую ему бездну. И бездна эта не отвечает.Если бы Аландро мог, он бы ушел в место клановой силы, смотрел бы на звезды и пел им песни так, как учила мать — но матери больше нет, клан отверг его, а до родных пустошей много недель пути…Аландро теперь не может делать все правильно — но он и не прошел всех шаманских посвящений, и духи-предки уршилаку не связались с ним узами крови и клятв. Ему нужно найти собственный путь — и он ищет его в ребрах убитых им крыс и потоках венозной крови.В его зубах осколок реберной кости матери, под его руками соль и угли Вварденфелла, а над головой гнилые доски и беззвездное небо Горького Берега.Шум города оседлых раздражает, шум _семьи благочестивого торговца солью_ раздражает тоже, но Аландро был лучшим из всех учеников и шаманов кланов, дружественных Уршилаку. Такая мелочь не может — не должна — его сбить…Но он все равно не видит ничего, кроме смутных теней и стылой черной воды.Он будто бы смотрит на солнце, и солнце это равно черно и бело, и лучи его подобны остриям мечей.Он вспоминает мера: не салиачи, не кочевник, не мер-из-глубин, но истинный сын Велота, похожий на всех — и ни на кого не похожий. Его тоже нельзя было ни прочитать, ни почувствовать по-настоящему — ничего, кроме теней тени, недвижной воды и алчущей пустоты.Кровь давно испарилась на раскаленной соли, а раны на руках заросли, но Аландро все равно чувствует привкус крови и привкус боли. Реберная кость его матери все еще касается его языка и шепчет слова любви и слова учения.Гхартоки на его руках чешутся, режутся из-под кожи, но сейчас не время проращивать их дальше. Сеуру Релет — мерзкий, не слышащий пустошь алитий сын, — теперь пытается следить за Аландро куда сильнее и куда жестче.Это смешно: его не смутили, не испугали слова клановых старейшин, не смутили красные перья в волосах Аландро и шрамы на руках и лице — но насторожили слова простой молагмарской гадалки, шарахнувшейся от Аландро, точно от прорвавшейся реки лавы.Она посмотрела на Аландро так-зрением и увидела черную не-звезду, тень солнца в затмении.Она сказала Сеуру Релету, что тот прикормил злого духа, несчастие во плоти — и он сжег все кости, и травы, и все остальное, что только смог найти. Если бы Аландро был просто учеником шамана, не слышащим, не видящим по-настоящему, он бы не смог найти замены и стал легкой добычей для теней из Обливиона.Но он сын и наследник Тсогииль Унны, той, что танцует на цветах-и-стеблях коды — он может камлать, не имея ничего, кроме собственной крови.Аландро интересен мер, которого он видит как солнце в затмении, утонувшее в черной воде — мер, который заключил с Релетом сделку… Мер, который верно впадет в неудержимую ярость, когда узнает, что Релет обманул его и не поставит заказа в срок.Аландро знает, что Сеуру Релет умрет через несколько десятилетий от яда — но знает и то, что тот может умереть через год, насаженный на копье необычной формы и выставленный на площадь, залитую палящим солнцем… Это он увидел, когда посмотрел на трубку, которую раскуривали тогда _благочестивый торговец солью_ и мер в цветах Индорил.Аландро мог бы предупредить об этом, но не станет. Тсогииль Унна была убита потому, что видела далеко — и видела смерть и час скорби. Тсогииль Унна была убита, потому что говорила слишком много того, что непосвященные боятся слышать — Аландро не совершит подобной ошибки.Аландро видят как черную не-звезду, как тень солнца в затмении, и тенью он и останется. Его слова будут обращены мертвым — и тем, кому он присягнет на верность. Тсогииль предсказала ему, что он станет вестником великой радости и великой скорби: быть чем-то иным Аландро не хочет и не стремится.Сеуру Релет сжег его перья, и бусины, и кости зверей, и обсидиановые ножи, и пластины с рунами — все, что Аландро сумел забрать. Лишь реберную кость Тсогииль побоялся трогать — он знает ее имя и чувствует ее значение… Но все это не важно.Аландро взрезает руки вдоль тока крови, и этого ему достаточно, чтобы заставить гхартоки расти, а соль и угли говорить.То остальное, что ему нужно, он крадет или вынуждает отдать почти добровольно — ножи и иглы, травы и благовония, жертвенных животных и осколки обсидиана можно найти даже вдали от старого дома.Аландро прячет все это под камни и в щелях — в каждом городе, где они останавливаются надолго — и оставляет без сожалений, если надо сниматься с места. а спрятать негде.Иногда ему помогает дочь Релета — прекрасная Ллура с пеплом в волосах и янтарем в глазах. Она похожа на ручей — звонкая, вечно юная, вечно мчащаяся по камням и теряющася в песке. Она берет ножи и иглы, отведавшие крови, и говорит, что они ей нужны для вышивки. Она прячет кости и бусины, дерево и металл среди своих украшений — и никто не ищет их там.Сеуру Ллура молода и похожа на ветер, играющийся с волнами, — и Аландро знает, что она проживет долгую жизнь, если ее отец умрет от яда. Он знает, что ее руки смогут обхватить весь Вварденфелл, и что она войдет в Великий Дом как равная, а не как просто чья-то миловидная жена.Она ему нравится — не как женщина, но как мер, которому не хочется пустить кровь, вскрыв от паха до горла.Она умеет слушать и умеет слышать — если бы она родилась в клане, из нее мог бы выйти не самый плохой шаман… Но это не ее судьба. Это не та судьба, которую Аландро Сул, растение без корней, кам без клана, хотел бы ей подарить.Ллура приносит ему травы, и курения, и благовония, и красивые блестящие перья, которые не имеют иного качества, кроме красоты — и он может взывать с чуть большим удобством.Она приносит ему чернила — и черные, и красные — и учится наносить знаки на свои руки и тело. Это не гхартоки — но близко к ним. Ей будет легче, если — когда — она войдет в Великий Дом равной.Она берет у него кровь и золу, и прокалившуюся соль — и учится смешивать те яды, которые лекари оседлых не знают и не могут знать. Аландро больше не часть клана, он не скован обетами или кровью — и он делится тем, что может дать не прошедшей тайных посвящений. Это равный обмен.Она хочет принести ему дар любви и наслаждения плоти, но это то, чего он не хочет брать. Сеуру Ллура молода и красива, и судьба ее связана с торговлей и солью, а не с посоленной кровью.Их дороги совпадают лишь здесь и сейчас — и скоро навсегда разойдутся.Сеуру Релет не догадывается ни о чем — или догадывается, но страшится этого знания.Аландро мог бы уйти от него, сжечь в черном пламени маску сына торговца солью, но тени говорят с ним, и кровь земли говорит с ним, и ветер говорит с ним — и все они говорят ему ждать.Он ждет солнце в затмении, равно черное и белое, ждет недвижимую воду, разлитую в чужой груди... он ждет того, чьей тенью способен — и должен — стать. Он не знает, но чувствует — ждать осталось недолго.Его кровь мешается с углями и солью, но не говорит ничего конкретного — как не говорят ему и кости, и камни, и перья, и крысиные внутренности, и тени летящих птиц.Он видит лишь тень ветра и тень изменений — и чувствует солнце в затмении, недвижимую воду, обливионскую пустоту…Он слышит, что Индорил в далеком, пропитанном кровью Дешаане стремятся пожрать сами себя.Он слышит, что огненный крылан рода Джарун поет погребальные песни — и шаг за шагом уступает Луне-и-Звезде.Он слышит, как Сеуру Релет, обещавший Луне-и-Звезде соль и скрытое в ней оружие, рвет на голове волосы — и хочет сбежать из Велотиида прочь.Аландро не знает, не видит сути всех изменений, но видит их тень — и отброшена она солнцем, равно белым и черным, лучи которого подобны остриям мечей...В его зубах ребро матери, и ее голос шепчет ему о великой радости и великой скорби, о долге — и об ожидании.Аландро взрезает руки вдоль тока крови — и поит ее и иные тени, прячущиеся под его кожей.Угли давно превратились в пепел, а соль остыла — но они не нужны больше. Аландро чувствует изменения — и знает, кто именно их принесет.Он знает этого мера-солнце, мера-воду, мера-алчущую-пустоту.Он знает, что пойдет за ним след в след — и будет первым.Он станет еще одной тенью, отброшенной этим солнцем.